4. Города

Обзор строительной деятельности в Южном Приазовье будет неполным, если мы не коснемся данных о строительстве VIII—X вв. в Боспоре и Фанагории. Несмотря на то что в начале работы мы специально сделали оговорку о том, что материал городских центров для нашей темы не может служить основным источником, было бы ошибкой не учитывать этот материал и не использовать его для сравнения с материалом сельских поселений.

Оба города пережили трудный период VI—VII вв. Фанагория на рубеже VII—VIII вв. не только сохранила значение главного торгового центра на азиатской стороне пролива, но, возможно, на какой-то период стала и главным центром хазарской администрации в этом районе. По-видимому, разгром, которому подвергли город в 30-х годах VI в. приазовские гунны, был давно забыт, и город вновь отстроился. По-прежнему был гаванью и торжищем, куда шли суда купцов из империи и сходились кочевники из степей Северного Кавказа. Разумеется, не случайно Фанагория была избрана в это время резиденцией низложенного императора Юстиниана II. Отсюда он легко мог сноситься со своими сторонниками и следить за развитием событий на землях потерянной державы.¹

Археологические наблюдения показали, что расцвет средневековой Фанагории начинается именно на рубеже VII—VIII вв. В IX в. Фанагория была настолько хорошо знакома византийским писателям, что они ссылались на нее как на географический ориентир в северо-восточных областях Причерноморья.² В середине X в. Фанагории как города, по-видимому, уже не существовало. Константин Багрянородный не упоминает Фанагорию даже в описании пролива. Составители итиненария, которым воспользовался Константин, знали на восточной стороне пролива другой город (у него крепость — кастрон) — Таматарху, которая с этого времени превратилась в главный эмпорион Северо-Западного Кавказа, присвоив себе значение и выгоды древней Фанагории. Археологические данные говорят о том же: после разгрома и пожара в конце IX или в начале X в. жизнь в районе Фанагории едва теплилась до конца X — начала XI, а в XI в. она окончательно замерла.³

Город VIII—IX вв. был меньше античной Фанагории — весь он разместился на нижней пологой террасе у моря. Границы города сдвинулись к востоку, на верхней террасе на месте эллинистического города над средневековым городом появился некрополь. Несмотря на значительное изменение топографии, средневековый город, по мнению В.Д. Блаватского и М.М. Кобылиной, сохранял элементы древней прямоугольной планировки. При раскрытии средневековых строительных остатков здесь были выявлены следы улиц, которые шли в направлении С-Ю и В—3 и делили город на кварталы.⁴

Остатки жилых усадеб в большинстве своем сохранились плохо и дают представление только об общем характере строительства. Как и на Таманском городище, дома в Фанагории сооружались главным образом из самана, который клали на каменные цоколи, выложенные из рваного или тесаного камня. Наиболее характерной здесь также была кладка «в елку» без применения извести, на глине или глинисто-землистом растворе. Печи внутри жилищ были глинобитные, того же типа, что и печи Таманского городища. Дома были крыты черепицей. На некоторых керамидах имелись клейма. Среди них особенно любопытно неоднократно отмеченное в литературе клеймо, содержащее имя фабриканта, который снабжал черепицей Фанагорию, городище на плато Тепсень, Херсон и Алустон.⁵

Очевидно, планировка жилых домов и усадеб в городе в значительной степени зависела от социального положения и материальных возможностей их хозяев. Вполне вероятно, что наряду с одноэтажными постройками здесь могли быть и двухэтажные дома. Наряду с постройками, включающими сложный комплекс жилых и хозяйственных ячеек, были скромные жилища с одним или двумя помещениями.

О планировке жилых усадеб в центре Фанагории VIII—IX вв. дают представление два строительных комплекса, остатки которых были открыты на Северном раскопе. Первый представляет остатки двух помещений и внутреннего дворика. Усадьба была расположена на перекрестке двух улиц, на каждую из которых был выход. Северная часть усадьбы не сохранилась, но общая площадь ее была, по-видимому, около 100 кв. м. В плане усадьба представляла квадрат, его северная половина была занята двориком, в центре которого была вымостка, а вдоль стен, возможно, шли деревянные навесы. Дворик, по-видимому, напоминал атриум античных усадеб. Южную часть квадрата занимали жилые помещения одинаковой площади (3,25×2,25 м). Они были разделены проходом во двор с южной улицы. В этот проход выходили двери из помещений. При расчистке здесь были найдены четырехугольные каменные базы с круглой выемкой — опоры деревянных столбов или колонн. Вторая усадьба сохранилась значительно хуже: северная часть помещений и двор не сохранились. Ориентирована усадьба также на север. Ее южная стена была раскрыта на протяжении 9 м (протяженность первой усадьбы 9,75 м). С севера к ней примыкали остатки четырех помещений, которые были разделены сплошными поперечными стенами. Несмотря на то, что северные части помещений не сохранились, с большой вероятностью можно предполагать, что выходы из них были также на север и вели во внутренний дворик, подобный дворику первой усадьбы.

Сравнивая данные о двух усадьбах Фанагории, которые, по-видимому, датируются IX — началом X в. с данными о строительстве сельских и раннегородских поселений в Южном Приазовье, неизбежно убеждаешься в значительном их различии. По существу организация усадьбы в средневековой Фанагории ничем не отличается от усадеб античного Херсонеса, городов Боспора, Ольвии и т. п.⁶ Новым здесь является только прием кладки «в елку» (так, в частности, были сложены стены первой усадьбы, где сохранилось четыре ряда кладки),

неизвестный в Причерноморье до VIII в. И в то же время планировка жилых усадеб Фанагории отличается (насколько об этом можно судить по имеющемуся в настоящее время небольшому материалу) от планировки домов VIII—X вв. (и более позднего времени — X—XII вв.) на Таманском городище, на Тепсене и в Тиритаке.

Боспор — К-р-ц — Корчев — самый крупный раннесредневековый город Приазовья — в настоящее время известен еще меньше, чем Фанагория. До 1963 г. археологические работы на его территории практически не велись, если не считать несколько шурфов, заложенных в 1934 г. В.Д. Блаватским,⁷ а в 1956—1957 гг. — Е.В. Веймарном около церкви Иоанна Предтечи и внутри нее.⁸ Их материалы дополняли «Летописи охранных раскопок» Керченского музея, сотрудники которого с 1955 г. регулярно отслеживают отдельные работы в современной Керчи.⁹ В 1963 и 1964 гг. Т.М. Макарова в центральной части древнего города вскрыла перекресток двух улиц и ряд жилых усадеб, относящихся, по ее датировке, ко второй половине IX—XI в. Кроме того, ей удалось проследить стратиграфию культурных напластований средневековой Керчи и дать хронологию ее основных строительных периодов. Данные, полученные Т.И. Макаровой, до последнего времени были источником для суждения о раннесредневековом городе.¹⁰

Боспор, как и раннесредневековая Фанагория, был построен не на возвышенности, а в низине у моря. Акрополь древнего Пантикапея, наследником которого был средневековый Боспор, лежал в развалинах. Со второй половины V в. на его затянутых землей руинах стали устраивать кладбища.

Известно несколько попыток укрепить город стенами. Одна из них относится к первой четверти VI в. и была предпринята местным правителем Диптуном.¹¹ Вторая была сделана византийской администрацией в царствование Юстиниана I, которому удалось подчинить город после подавления восстания захвативших его «гуннов» (в 30-х годах VI в.).¹² Здесь была построена крепость, благодаря которой городу был придан, по выражению Прокопия, «прекрасный и прочный вид».¹³ Строительные работы продолжались и при Юстине II, как об этом свидетельствует надпись, найденная в 1905 г.¹⁴ Набольшие строительные работы, предпринятые в Боспоре в самом конце VI в., указывает также надпись дукса Евпатерия (590 г).¹⁵ Вряд ли эти работы сводились только к восстановлению дворца, о чем повествует надпись. После осады города тюрками в 576 г., очевидно, потребовалось и восстановление укреплений. Таким образом, ко времени, когда Боспор оказался в руках хазар, он, по-видимому, сохранял облик и значение сильной крепости. Не случайно для управления им хазары назначили особого чиновника («архонт Боспора»), который носил титул βαλγίςις, т.е. βαεγςδι (тюрк.) — управляющий городом, градоначальник. В конце VII в. в его ведении находилась и Фанагория. Этот титул сохранился в районе пролива до середины X в.¹⁶

Весьма правдоподобно предположение о том, что разобранная в 1827 г. «турецкая крепость», занимавшая мыс у подножья горы Митридат, в действительности была сооружением времени Юстиниана I, обновленным в период венецианского и генуэзского господства в проливе.¹⁷ Согласно планам XIX в., крепость занимала площадь около 250x250 кв. м (от угла ул. Ф. Энгельса и Р. Люксембург до нового Почтамта с юга на север и от школы им. В.Г. Короленко до городской автостанции — с запада на восток). Средневековый город вряд ли выходил за пределы крепостных стен. Это подтверждают наблюдения сотрудников Керченского музея, сделанные в 1955—1958 гг. при строительных работах, во время которых центральная часть современного города (место старой крепости) была прорезана с севера на юг траншеей. Керамика раннесредневекового времени (до XII в.), найденная при прокладке траншеи, почти не встречается за пределами предполагаемой территории старой крепости.¹⁸

Средневековый город у подножия горы Митридат, вероятно, возник на месте античного порта. Однако культурный слой античного времени, содержащий, главным образом, остатки первых веков н.э., прослеживается только в части территории средневекового города — приблизительно до церкви Иоанна Предтечи. На восток от церкви культурный слой античного времени не обнаружен. Наиболее ранний материал, найденный в 1968 г. при раскопках к северо-востоку от церкви, относится, по определению А.Л. Якобсона, к VI—VII вв. Первый период интенсивного строительства в этом районе датируется VIII—IX вв.

Раскопки, проведенные Т.И. Макаровой в 40—50 м к северу от церкви Иоанна Предтечи, открыли строительные остатки VI—XII вв. и позволили выделить три основных строительных периода в жизни раннесредневекового города. Первый период — время византийского Боспора, второй — время хазарского города (К-р-ц), третий, наиболее изученный в ходе этих работ — время Тмутороканя и Корчева (X—XII вв.).

Судя по материалам Т.И. Макаровой, в начале хазарского периода город подвергся внутренней реконструкции. Его южная часть, по-видимому, была отделена от остальной территории новой оборонительной стеной.¹⁹ В 50 м к северу от церкви Иоанна Предтечи Т.И. Макарова открыла две параллельные кладки (ширина каждой 1—1,10 м), которые шли в направлении В-З одна от другой на расстоянии 0,50—0,75 м. Кладки были сложены из подтесанных камней ракушечника на глинисто-земляном растворе с применением характерного для этого времени приема укладки камней — «в елку». Пространство между ними забито земляной насыпью, которая состояла из культурного слоя, содержащего материал VII—VIII вв. Общая толщина новой крепостной стены 2,50—2,60 м. Стена была усилена обращенными на север полубашнями или, по мнению Т.И. Макаровой, контрфорсами. Ширина одной из полубашен, открытой раскопками, около 4 м.

То, что в начале хазарского периода внутри города был выделен особый укрепленный район, свидетельствует о стремлении его новых хозяев обеспечить свою безопасность в завоеванном городе. То, что башни нового укрепления были обращены внутрь города, показывает, откуда обитателям укрепления грозила опасность. При этом заметим, что укрепление сооружено именно в южной части города. Первые исследователи топографии Пантикапея-Боспора (И.П. Бларамберг, А.Б. Ашик, Ф. Дюбуа де Монпере и др.) утверждали, что порт древнего города находился у южных стен старой крепости, где еще в начале XIX в. были видны остатки каменного мола. Постройка хазарской цитадели в южном районе города около порта, очевидно, давала возможность контролировать как его внутреннюю жизнь, так и его внешние сношения.

Важно отметить, что стены нового укрепления возводились не по правилам византийского крепостного строительства и, следовательно, не византийскими инженерами. Кладка «в елку», примененная при их сооружении, напоминает крепостные стены Старой Гянджи.²⁰ Она связана с древней народной архитектурой Северо-Восточного Кавказа и Азербайджана, широко применялась в средневековом строительстве и сохранилась до наших дней в сельских районах Грузии. По-видимому, мастера, строившие хазарскую цитадель в Боспоре, пришли сюда с Кавказа. Здесь они использовали прием, выработанный при строительстве из речного галечника, который является основным материалом в предгорьях и по долинам рек на Кавказе для возведения построек из обычного для Крыма материала — рваного и подтесанного известняка.

В связи с постройкой цитадели, вероятно, внутри нее была возведена и новая церковь. Она сохранилась до наших дней и известна с XVIII в. как церковь Иоанна Предтечи. По мнению Н.И. Бунова и А.Л. Якобсона, церковь была создана в VIII в.²¹ Веским аргументом в пользу этого мнения, кроме многих соображений историко-архитектурного порядка, является надпись на одной из колонн внутри храма, содержащая дату — 757 год. Любопытно содержание надписи, которая сообщает о погребении христианина Кириака, сына Георгия, внука Виндира (βεγδήρ). К сожалению, проверить чтение надписи уже невозможно, но имя Виндир (в чтении В.В. Латышева) подозрительно близко к этнониму в-нн-тр письма кагана Иосифа²² и может быть племенным именем болгарина — оногура, данным в хазарской огласке.

Храм, несомненно, был сооружен не местным архитектором. В его композиции нашли воплощение передовые тенденции византийского храмового зодчества того времени. Более всего он связан с малоазийской архитектурной школой. Небольшой по площади, он, по-видимому, был предназначен для очень узкого круга молящихся. Вероятнее всего, храм обслуживал замкнутый круг христиан — обитателей цитадели. Его площадь (без апсид) 7,60×7,40 м. Он меньше всех известных в Крыму храмов VIII—IX вв., однако для его сооружения был призван заморский архитектор, а для украшения были взяты мраморные колонны и капители других более древних храмов.²³ Мнение о том, что он был главным храмом города, необоснованно. Посетивший в конце VIII или в начале IX в. Боспор монах Епифаний в описании своего «Хождения» называет храм, где сохранились священные реликвии, храмом св. Апостолов и отмечает, что «это очень большой храм». Такая характеристика путешественника-византийца явно не подходит к церкви Иоанна Предтечи.²⁴

Стены цитадели были разобраны после большого пожара: мощный горелый пласт подстилает строительные остатки третьего периода. Границы хазарского укрепления были буквально стерты, над остатками стен появились жилые постройки, а над ними прошли улицы. Однако храм в цитадели не был разрушен. Он оказался центром нового жилого района, возникшего на месте хазарской цитадели. Одна из улиц была проложена из центра города прямо на юг — к северному боковому порталу храма. Участок этой улицы протяженностью в 10 м с прилегающими к нему усадьбами был раскрыт в 1963 г. Т.И. Макаровой, которая относит разрушение крепостной стены к первой половине IX в. Она высказывает мысль о том, что «каменная крепость... погибла в бурную эпоху походов руссов к Черному морю».²⁵ Новый город, возникший на месте хазарской крепости, она склонна считать ровесником Саркела (около 834 г.). По ее мнению, он отстроен во время сближения Византии и Хазарии, для укрепления «западных и южных рубежей» последней от теснивших ее Руси и печенегов.

Такое толкование причин разрушения хазарской крепости в Боспоре и начала нового города не может быть полностью принято, поскольку представляется спорной предложенная Т.И. Макаровой абсолютная хронология этих событий. Материалы, на основании которых она датирует события IX в. (и, по-видимому, склоняется к первой его половине), на самом деле не исключают другой даты — середина X в. Единичные находки поливной византийской керамики и стеклянных браслетов, датируемые второй половиной IX—X в. в массе материала, которые не выходят за пределы X—XI вв., очевидно, не могут быть определяющими. Тем более, что и дорогая привозная керамика, и нарядные расписные браслеты, даже будучи изготовлены во второй половине IX в., вполне могли попасть в слой только в X в. Кроме того, Т.И. Макарова не учитывает, что открытые ею остатки крепостной стены являлись частью хазарской цитадели, а не крепостными стенами города. Разрушение цитадели не повлекло за собой разрушения находившегося в ней храма, и он оказался в центре планировки возрожденной части города. Трудно представить, что кратковременный захват города в IX в., если даже он имел место, мог привести к столь значительным изменениям в его внутренней жизни. Вряд ли ликвидация хазарской цитадели способствовала укреплению хазарской власти в городе. Ниже, мы попытаемся изложить свое понимание отмеченного исследовательницей катаклизма.

Открытые Т.И. Макаровой остатки пяти усадеб дают полное представление о характере застройки города X—XIII вв. Улицы делили его на кварталы, кварталы состояли из отдельных усадеб. Усадьба включала закрытый внутренний дворик и несколько жилых и хозяйственных помещений. Дома были и одноэтажные, и двухэтажные. Стены нижних помещений в двухэтажных домах были сложены из рваного ракушечника с применением характерной кладки «в елку», удержавшейся в жилом строительстве Южного Приазовья с VIII—IX вв. Верхние этажи, вероятно, сооружались из более легких материалов: дерева, самана, плетня, но они могли быть возведены и из камня. Печи устраивались либо в нижнем помещении, либо на втором, жилом этаже. Их конструкции восходили к печам античного времени. Они сооружались из самана и были близки печам Таманского городища, Фанагории и сельских поселений Восточной Таврики.

Можно думать, что город X—XII вв. мало отличался по своему облику от города предшествующих столетий. Кварталы хазарского К-р-ц'а в VIII—IX вв., вероятно, так же напоминали Херсон и другие провинциальные города империи, как и в X—XII вв. И в Боспоре-Корчеве, и в Фанагории, несмотря на все превратности, выпавшие на их долю в эпоху раннего средневековья, продолжали жить традиции античных городов. Они сказывались в устройстве усадьбы, ее облике, ее планировке. Стойкость этих традиций отчасти объясняется тем, что не менялось социальное положение основной массы жителей этих городов. Как и в римское время, в хазарский период в них, очевидно, обитали ремесленники, торговцы, рыбаки, профессиональные воины, моряки, служащие администрации и деклассированные элементы. Боспор-Корчев и Фанагория оставались торжищами и административными центрами в течение всего хазарского периода.

Примечания

1. См.: Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 196—201. — М.И. Артамонов (С. 130, 196) называет Фанагорию «городом кубанских болгар» (Артамонов М.И. История хазар. С. 196), С.А. Плетнева, ссылаясь на М.И. Артамонова, пишет, что Фанагория в первой половине VII в. «была столицей Великой Болгарии» (см.: Плетнева С.А. От кочевий к городам. С. 48).

2. Theophanis Chronographia. I / Reс. С. de Boor hipsiae. 1883. P. 357; Артамонов М.И. История хазар. С. 164—166.

3. С.А. Плетнева, на наш взгляд, удовлетворительно объясняет отсутствие упоминания о Фанагории в письме кагана Иосифа, написанном в 60-х годах X в., тем, что город в это время уже не существовал (см.: Плетнева С.А. От кочевий к городам. С. 48). При определении хронологии средневековой Фанагории мы исходили не только из опубликованных материалов, но так же из материалов, хранящихся в фондах ГМИИ им. А.С. Пушкина, которые стали нам доступны благодаря любезной помощи И.Д. Марченко, и отчетов Фанагорийской экспедиции, хранящихся в ОПИ ИА АН СССР. Подробный обзор итогов исследования средневековых слоев Фанагории на основании исследований М.М. Кобылиной был дан С.А. Плетневой в начале 80-х годов (см.: Плетнева С.А. Древние болгары в бассейне Дона и Приазовья // Плиска-Переяслав. Прабългарската култура. С. 15—19; см. также ее новейшую работу Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии. М., 1999. С. 145—156, рис. 102, 103).

4. Кобылина М.М. Раскопки Фанагории // КСИИМК. 1951. Вып. XXXVII. С. 236.

5. Кропоткин В.В. О производстве стекла и стеклянных изделий в средневековых городах Северного Причерноморья и на Руси // Там же. 1956. Вып. 65. С. 37—38.

6. Античная традиция в организации жилой усадьбы сохранилась в самом крупном городе Северного Причерноморья Херсоне (см.: Якобсон А.Л. Средневековый Крым // Очерки истории материальной культуры. М.; Л., 1964. С. 62).

7. Блаватский В.Д. Материалы по истории Пантикапея // Материалы и исследования по археологии СССР. Вып. 19. М., 1951. С. 52; Архив J10 ИА АН СССР. 1934. Д. 310, 314, 337.

8. Веймарн Е.В. Раскопки в церкви Иоанна Предтечи в г. Керчь. Рукопись. Архив Бахчисарайской историко-археологической станции. Шифр. А. Д. 14 / 17 за 1958 г.

9. Макарова Т.И. Средневековый Корчев. С. 70—76.

10. Архив Керченского историко-археологического музея. Летопись охранных раскопок. Рукопись; Дневники охранных раскопок 1956—1958 гг. научного сотрудника музея С.Я. Лев (Березиной).

11. Jos РЕ, II. № 49; Кулаковский Ю.А. 1) Керченская христианская катакомба 491 г. // Материалы по археологии России. № 6. СПб., 1891. С. 3; 2) Прошлое Тавриды. Киев. 1914. С. 59.

12. Joanis Malalae. Chronographia / Ed. Bonnal, 1931. С. 430—432; Theophanis Chronographia. S. 175—176; Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М.; Л., С. 85—86.

13. Procopii. De aedificiis, III, 7. — См.: Кулаковский Ю. К истории Боспора Киммерийского в конце VI в. // Византийский временник. 1896. III. С. 1—17.

14. Известия археологической комиссии. Вып. 18. СПб., 1906. С. 121—123; Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. С. 62.

15. Латышев В.В. Сборник греческих надписей христианских времен из южной России. СПб., 1896. С. 107—109. См.: Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. Л., 1936. С. 37—40.

16. Артамонов М.И. История хазар. С. 137.

17. Якобсон А.Л. Раннесредневековые поселения ... С. 466.

18. Архив Керченского историко-археологического музея. Летопись охранных раскопок. Рукопись; Там же. Дневники С.Я. Лев (Березиной) (материал, собранный при указанных работах, находится в фондах Керченского музея); Блаватский В.Д. Материалы по истории Пантикапея. С. 9 (рис. 1), 10 (рис. 2), И (рис. 3).

19. Т.И. Макарова, а вслед за ней и С.А. Плетнева считают ее городской стеной, не учитывая, по-видимому, наличие оборонительных стен, окружавших город еще в VI в. (см.: Макарова Т.И. Средневековый Корчев. С. 70—76; Плетнева С.А. От кочевий к городам. С. 49).

20. Джафар-заде И.М. 1) Старая Ганджа // Низами. Баку, 1947. С. 194 сл; 2) Историко-археологический очерк старой Ганджи. Баку, 1949. С. 23, 95—99. — Автор связывает постройку Гянджи с переселением в Азербайджан в середине IX в. после подавления восстания Бабека 300 хазарских семейств. Подобное нашему мнению было высказано С.А. Плетневой (Плетнева С.А. От кочевий к городам. С. 49); М.А. Фронджуло, напротив, утверждает, что кладка «в елку» восходит к «традициям позднеантичного времени».

21. Бунов Н.И. Памятник ранневизантийской архитектуры в Керчи // Византийский временник. 1928. XXV. С. 89 сл.; Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 53 и прим. 132 (на с. 161—162).

22. Латышев В.В. Сборник греческих надписей христианских времен из южной России. С. 94 и 93.

23. Якобсон А.Л. Раннесредневековые поселения ... С. 494—497.

24. Васильевский В.Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян // Васильевский В.Г. Труды. Т.Н. Вып. 2. СПб., 1912. С. 268.

25. Макарова Т.И. Средневековый Корчев. С. 76.