Сочетание символов, сокрытость и открытость

Амулеты редко встречаются по одному, обычно при погребенной находят несколько металлических амулетов или набор из амулетов-натуралий и металлической подвески-оберега. Часта взаимовстречаемость их с зеркалами, также игравшими роль амулетов, в том числе маленькими, так называемыми детскими зеркалами-амулетами. Набор амулетов можно рассматривать как своего рода текст, «целую фразу» (Рыбаков Б.А., 1987, с. 540), если установлено, что амулеты относятся к одному погребенному. Из-за особенностей погребального обряда в катакомбах, когда покойников не только подвергали обезвреживанию (Флёров В.С., 1993, 2000а), но и сдвигали их останки при повторных захоронениях, часть информации утрачивается. Препятствует реконструкции отсутствие описания погребения или суммарное описание инвентаря всех погребенных, отсутствие или нечеткость чертежей с ситуациями находок. Вероятно, за счет различных амулетов из дерева, кожи и ткани, которые редко сохраняются, наборы первоначально были более представительны. Несомненно, какую-то роль в этих магических текстах играли бусы, бубенцы и спиральки, обычно украшавшие обладательниц фигурных металлических амулетов.

Но сначала рассмотрим только сочетание нескольких металлических амулетов, передающих вышерассмотренные образы. Особенностью наборов является часто наблюдаемое удвоение магического символа. Причем выбиралась или полностью аналогичная подвеска, но меньшая по размеру, или представляющая вариант того же типа, или близкий тип. Зафиксированы наборы с тремя и даже четырьмя близкими по типу амулетами. Этот прием можно сравнить с приемом зеркального удвоения образа или знака. Данная особенность, повторение близких или одинаковых, но отличающихся в деталях символов, отмечена мною как характерная черта графических изображений Хазарии (Флёрова В.Е., 1997, с. 34, 52). Наиболее отчетливо она прослеживается среди граффити, оставленных на стенах Маяцкого городища, что, вероятно, было связано с периодическим возобновлением рисунков и знаков на том же месте, где они были поставлены при прошлом совершении обряда. Комплектование набора амулетов также могло быть не единовременным актом, а происходить в результате повторных обращений к одному и тому же чтимому персонажу пантеона. Заметно существование поверья, предписывающего хотя бы немного изменять дублирующий символ. Оно нашло отражение и в способе клеймения посуды гончарами, выявленном К.И. Красильниковым при сопоставлении клейм сосудов разных обжигательных камер. При переходе к новой камере мастер обязательно вносил изменение в клеймо (Красильников К.И., 1976, рис. 5, табл. 3).

Дублирование символов свойственно не только салтовским наборам амулетов. Повторение подвесок, причем также с изменением размеров подвески-дублера, отмечено и для наборов амулетов северокавказских алан (Ковалевская В.Б., 1995, с. 140). Повтор характерен также для наборов древнерусских амулетов-оберегов. В.П. Даркевич и Б.А. Рыбаков связывают его с тем, что удвоение символа должно было удвоить, увеличить силу его воздействия, по принципу ритмического повтора заклинательных текстов и молитвенных обращений (Даркевич В.П., 1960; Рыбаков Б.А., 1987, с. 542).

Из сочетаний однородных символов наиболее часто встречаются дублированные подвески с соколиными головками и ажурные колесообразные.

Частота встречаемости зависит в значительной степени от популярности самих типов подвесок. Известно сочетание не только двух, но и трех-четырех одинаковых амулетов. К примеру, набор парных чаш из Чистяково (первоначально весьма небрежно опубликован В.К. Михеевым (1974); Тахтай А.К., 1999, табл. 2) и наборы амулетов из Верхнего Салтова¹.

Удвоенные символы в ряде случаев входят в состав разнородного набора или дополняются еще одним амулетом другого типа. Так, упомянутые парные чаши сопровождают амулет с парными птичьими протомами и амулет-печатка, по мнению В.К. Михеева, с изображением ослика(?). Из-за разрушенности комплекса, правда, трудно гарантировать принадлежность всех амулетов одному погребенному. В одном из комплексов Верхне-Салтовского могильника продублированы привески с соколиными головками и парные чаши (Бабенко В.А., 1907, табл. III, IV).

Парные чаши входят в наборы амулетов двух катакомб Дмитриевского могильника: катакомб № 125 и № 152 (Плетнева С.А., 1989 рис. 48). В одном его сопровождает амулет в виде летящей птицы, во втором — амулет с протомами водоплавающих птиц и отлитый из бронзы коготь. Не совсем ясно из описания одного из комплексов Верхне-Салтовского могильника, имеются ли в виду парные чаши или бронзовый флакон (Бабенко В.А., 1911, с. 23). Найдены они вместе с подвеской с соколиными головками. В погребении 86 Крымского могильника парные чаши сопровождает подвеска-печатка (Савченко Е.И., 1986, рис. 7, 18, 19).

Столь же часто в наборы из двух или трех металлических амулетов входят колесообразные подвески. В семи наборах отмечено сочетание колесообразных привесок с амулетами в виде птиц и лошадок. В Верхне-Салтовском могильнике эти привески сопровождали: изображение «коника в круге» (1903 г., кат. 12), «коника в круге и отдельно коника» (1902, кат. 2), птицы в круге (1909, кат. 12), «привески в виде голубя и бегущего быка» (1911, кат. 3). В катакомбе № 108 Дмитриевского могильника вместе с колесообразной подвеской и подвеской с соколиными головками найдена фигурка оседланного коня. В катакомбе № 51 того же могильника — амулет с соколиными головками типа 2 сопровожден амулетом с парными птичьими протомами. В трупосожжении у Казазово-II амулеты всадник и парные птичьи протомы тоже сопровождены колесовидным амулетом, но с изогнутыми спицами (Бабенко В.А., 1905, табл. XVI—XVIII; 1911, с. 245; 1914, с. 449; Плетнева С.А., 1989, рис. 48, 49; Пьянков А.В., 1990, рис. 51, 1, 3, 4).

Очень интересный набор амулетов сопровождал девочку, погребенную в катакомбе № 56 Дмитриевского могильника. Он состоял из четырех фигурных подвесок: солярной привески типа 1, вида 2 — с волютами вместо тяжей, двух всадников на грифонах и фигурки неоседланного коня. Кроме того, при погребенной найдено маленькое зеркало-амулет (Плетнева С.А., 1989, рис. 48).

Похоже, что при комплектовании набора соблюдалась некая иерархия образов, хотя каждый из них мог употребляться и самостоятельно. При этом амулеты в виде парных протом, всадников на грифонах, лошадок и птиц занимали подчиненное положение по отношению к таким символам, как кольцеобразные четырехлучевые и многолучевые, а также обоим типам свастических амулетов, амулетам с соколиными головками и подвескам в виде парных чаш.

Помимо оберега, напоминающего о двух источниках живительной влаги, водах подземных и водах небесных, амулет «парные чаши» мог использоваться в качестве емкости для каких-то более сокровенных реликвий, скорее органического происхождения, так как ни внутри, ни рядом ни разу не отмечено каких-либо предметов. Не установлено и содержимое овальных коробочек с плоскими крышками, сопровождавших несколько наборов амулетов и туалетных принадлежностей, а также костяных емкостей, известных в салтовских древностях. Различные резервуары малого размера для хранения реликвий бытовали и на Северном Кавказе. Известны металлические емкости разных типов. В Дмитриевском могильнике — миндалевидная из двух продольных половинок. Там же и в Верхнем Салтове — трапециевидные с устьицем наверху и открытыми, видимо, некогда закрывавшимися органическими вставками-боковинками (Плетнева С.А., 1989, рис. 154; Покровский А.М., 1905, табл. XXI, 33, 34). По конструкции они аналогичны костяным трехстворчатым емкостям (подробнее и литературу см.: Нахапетян В.Е., 1989; Нахапетян В., Шамрай А., 1990).

Символичность форм и необычность декора реликвариев, даже при том, что они служили всего лишь емкостью для оберега, являлась следствием причастности перечисленных типов предметов к контактной магии, охотно использовавшей средства магии изобразительной.

Этнографической параллелью древним реликвариям являются среднеазиатские цилиндрические, прямоугольные и треугольные полые коробочки-тумары. Они употреблялись для ношения записи молитвы из Корана, но генетически их связывают с идеей плодородия, а в форме усматривают пережитки фаллического культа. Помимо серебряных использовались и кожаные емкости, о которых сохранились сведения, что они некогда служили для хранения глиняного или деревянного божка. Все эти футляры носили на теле (Борозна Н.Г., 1975, с. 290, 291).

Существование различных емкостей для хранения апотропеев обуславливалось не только такими свойствами некоторых из них, как сыпучесть или хрупкость. Здесь мы соприкасаемся с темой со-крытости апотропея, к сожалению на археологическом материале трудно решаемой из-за редкости случаев сохранности в погребениях одежды и амулетниц из ткани и кожи.

Сокрытость талисмана отмечается в этнографии осетин. Талисман цыкурайе фардыг, «бусинка, чего просишь», по бытовавшим воззрениям приносившая обильный урожай, счастье, богатство, являлась величайшей домашней святыней. Ее разрешалось созерцать членам обладавшей талисманом семьи только единожды в год (Чибиров Л.А., 1985, с. 101)².

Случаи находок сумочек с амулетами известны в северокавказских катакомбах, где более часты случаи сохранности органики (Багаев М.Х., Виноградов В.Б., 1972, с. 80—86; Кантемиров Э.С., Дзатгиаты Р.Г., 1995, с. 263).

В салтовских памятниках в погребениях с амулетами отмечаются находки двух типов застежек: это костыльковая застежка (Бабенко В.А., 1911, с. 252, 253; Савченко Е.И., 1986) и рогатая пряжка (Бабенко В.А., 1914, с. 449, 455, 456; Покровский А.М., 1905, с. 481). В катакомбе № 87 Дмитриевского могильника вместе с амулетом в виде парных протом была обнаружена кольчужная сумочка (Плетнева С.А., 1989, рис. 48)³.

Стремление скрыть апотропей сразу разграничивает предметы, магические по основной своей функции, и украшения, которым также присущи функции оберегов. Выяснение вопроса, открыто или сокрыто носили тот или иной тип подвесок, могло бы многое прояснить в отношении функций подвесок и того значения, которое придавали обитатели древнего Подонья воплощенным в них образам. Есть основания подозревать стремление скрыть амулеты кольцеобразных типов и в виде парных протом. Тогда как для «парных чаш», лунниц и амулетов из когтей и клыков животных, а также бронзовых их имитаций более вероятно открытое ношение, что вполне можно соотнести с тем, что первые сами служили емкостями, вторые — украшениями, а третьи имели устрашающее значение. Если фигурным подвескам, хотя бы некоторым их типам, в первую очередь фигуркам всадников и животных, как то предполагают Г.Е. Афанасьев и В.Б. Ковалевская, была присуща функция маркировки принадлежности их обладателей к определенному сословию или племени, то открытое ношение свидетельствовало бы о ее преобладании над охранительной функцией, предполагающей наиболее тесный контакт с телом. К сожалению, даже при наличии органических остатков на ситуацию находок амулетов относительно тлена ткани и кожи публикаторы материалов внимания не обращали⁴.

Сокрытость или открытость подвески обуславливалась не только ее типом, подразумевавшим символ определенного адресата в сакральном мире, но и целью, с которой был надет амулет. То есть в данном случае мы имеем дело не только с верованиями, но и с обрядами. Наблюдения над графическими изображениями салтовской культуры приводят к выводу, что одни и те же знаки и образы могли быть: 1) полностью сокрытыми, как знаки строительного периода на камнях и кирпичах, в обрядовом плане близкие к закладной жертве; 2) оставаться доступными для обозрения при ощутимом стремлении не привлекать излишнего внимания, что отмечается для граффити на стенах Маяцкого городища; 3) открытыми или сокрытыми в зависимости от ситуации: например, для гончарных клейм, видимых только при переворачивании сосудов, или солярной орнаментации оборотной стороны зеркал. Даже рассчитанные на эстетическое восприятие гравировки на костяных реликвариях из Славянского и Керченского музеев, Салтовского и Подгоровского могильников и Саркела не могут гарантировать открытое повседневное ношение самих дарохранительниц.

Примечания

1. Во всех наблюдаемых случаях — это амулеты с соколиными головками. Один набор издал А.М. Покровский (1905, с. 481, табл. XXI, 43—47): две подвески типа 1 и две типа 2 и «рогатая» пряжка. Другой набор издан В.А. Бабенко (1907, табл. XXVII, XXVIII): одна подвеска типа 2, но закручена, в отличие от предыдущих, посолонь, две — типа 1 и семилучевое колесо. С.А. Семенов-Зусер в погр. 2 катакомбы 21/1946 г. обнаружил три подвески типа 1 (1949, табл. I, 24).

2. Это этнографическое свидетельство еще раз заставляет обратить внимание на неадекватность археологического деления артефактов на украшения и амулеты. На этот факт, кстати, указывала на основании анализа материалов могильника Мощевая Балка А.А. Иерусалимская: «Близкие этнографические параллели имеет и ясно выраженная магическая функция — при малой декоративной роли — бус в женском костюме Мощевой Балки. То же явление встречается у ряда кавказских народов, например у кабардинцев» (Иерусалимская А.А., 1983, с. 113).

3. О роли обрывков кольчуг как амулетов см.: Флёров В.С., 2000а, с. 44.

4. Примеров тщательного проведения раскопок погребений с амулетами и подробного описания их расположения по отношению к другим предметам и костям скелетов практически нет. Идентифицировать упоминания органических остатков по имеющимся публикациям трудно, так как нет уверенности в правильности определений. Мой опыт участия в раскопках Маяцкого могильника показал, что определение органических остатков «на глаз» неизбежно приводит к ошибочным заключениям.