Выбор веры и библейские генеалогии

Принципиально иной, «реформаторской» установкой представляется другая общая для правителей Хазарии и Руси тенденция смены имен. В Кембриджском документе, где обходится проблема гиюра и анонимный инициатор перехода в иудаизм — «главный князь» — считается иудеем, забывшим свои обычаи, этот князь после обращения становится царем и получает имя Савриил / Савриэль; одного из пришедших в Хазарию иудейских мудрецов поставили судьей, которого на хазарском языке называют каганом. Простое решение, направленное на согласование данных письма Иосифа и Кембриджского документа, предлагает отождествить Булана с Савриилом — инициатор обращения наделяется подобием ангельского имени (ср. Гавриил) и статуса, но это противоречит генеалогии, приводимой самим царем Иосифом (Коковцов, 1932. С. 91; ср.: Петрухин, 2009. С. 180). Среди еврейских имен хазарских царей нет имени Авраама, к которому они должны были возводить свой род, зато есть характерное для прозелитов имя Обадья — «сын сыновей Булана», которому Иосиф и приписывает строительство «домов собрания» и введение иудаизма с изучением Мишны и Талмуда.

Собственно в иудейской традиции не было однозначного отношения к прозелитам; перешедший в иудаизм, совершив гиюр, становился потомком Авраама, но его происхождение не забывалось. Правители Хазарии были в еще более сложном положении: они стали прозелитами, но не могли забыть своего происхождения — ведь именно аристократическое происхождение (из рода тюркских каганов — Ашина) делало их власть над народами Хазарии легитимной. Недаром «царь» Иосиф даже в своем письме испанскому еврею Хасдаю напоминал, что он и хазары — из потомков Тогармы, восходит к Иафету, но не к Симу (Там же. С. 91). Эта демонстрация этнической специфики каганом и хазарскими властями, очевидно, способствовала тому, что в греческой традиции хазары оставались народом, отличным от иудеев (см.: Рашковский, 2012—2013). Это же обстоятельство могло способствовать не свойственному Византии миссионерскому энтузиазму в кризисные 860-е гг. Неслучайно Константин Философ в своей полемике с хазарскими иудеями избрал в качестве центральной темы проблему «первого закона», настаивая на том, что первый закон был дан Ною и его потомкам, но не Аврааму (ЖК, 1999. Глава 10).

Одним из центральных пунктов полемики был вопрос о генеалогии Иудеи настаивали: «Мы — благословенное семя Сима, благословенные отцом нашим Ноем, вы же — нет» Константин отвечал: «Благословения отца нашего (Ноя) — не что другое, как хвала Богу, и от него ничего вам не будет, ибо это (сказано) так: Благословен Господь Бог Симов». А Яфету, от которого мы происходим, сказал: «Да распространит Господь Бог Яфета и да вселится он в села Симовы»¹.

Сам Константин именовал себя «внуком Адама» (ср. мотив Адамовых внуков в русской традиции). Изменение закона, согласно его логике, соответствует промыслу Божию, и Новый завет есть осуществление этого промысла. Хазары — потомки Ноя — должны были принять эту логику, что знаменовало победу Константина в диспуте, но не обращение хазар в христианство.

В упомянутой работе А. Тимберлейк (Timberlake, 2008) предположил, что «Житие Константина» могло повлиять на текст прений о вере в ПВЛ, тем более что в прениях при дворе князя Владимира (под 986 г.) принимают участие «жидове козарьстии» — это единственное в древнерусской литературе упоминание об иудаизме у хазар². Автор настаивает на дидактическом характере сравниваемых сюжетов — в жанре adversus Iudaeos: этот жанр действительно свойствен всей древнерусской (средневековой) литературе, иудаизм обличался как ложная религия ушедшего в прошлое Закона, который сменила христианская Благодать, притом что собственно иудейских общин в средневековой (послемонгольской) Руси не было (см.: Pereswetoff-Morath, 2002). Для предлагаемой работы большее значение имеет историко-политический контекст, в который помещается полемика с иудеями: ситуация при дворе обращенного хазарского кагана³, присутствие хазарских иудеев в Киеве «Яфетическая» генеалогия европейских правителей позволяет понять и «описку» Начальной русской летописи в контексте политических событий на Руси в XI в.: «Повесть временных лет» начинается с описания распределения земель среди сыновей Ноя — Сима, Хама и Иафета по жребию. Описание княжеских распрей между тремя сыновьями Ярослава Мудрого под 1073 г. (ПВЛ. С. 78, 79) включает сентенцию, обращенную к библейскому прецеденту: младшие сыновья Ярослава Святослав и Всеволод изгнали старшего Изяслава из Киева, нарушив завещание отца. Летописец напоминает, что преступить «заповедь отню, паче чем Божию [...] ибо испрева преступиша сынове Хамове на землю Сифову (курсив мой. — В.П.), и по 400 лет отмьщенье прияша от Бога, от племени бо Сифова суть евреи, иже избивше хананейско племя, всприяша свой жребий и свою землю» (ПВЛ. С. 79).

Уже средневековые русские летописцы (составители Софийской и Никоновской летописей) обратили внимание на ошибку текста 1073 г. о нарушении жребия Сима потомками Хама: Сим был заменен в ПВЛ Сифом, «ошибку» исправили позднейшие летописцы (ср.: Шахматов, 2003. С. 962; Петрухин, 2011. С. 157—161). Сиф, однако, упомянут в ПВЛ в т. н. Речи Философа, катехизисе, заключающем прения о вере при Владимире — отце Ярослава Мудрого (ПВЛ под 986 г. С. 41): в начале библейской истории он «поял» одну из дочерей Адама (другую взял в жены Каин), «и от того человеци расплодишася и умножашася по земли». В числе этих людей был и праведный Ной. Общая Сифова, а не Симова генеалогия представлялась предпочтительной русскому книжнику — ведь русские князья не были семитами, русь происходила из колена Иафета Библейские генеалогии были действенным средством понимания истории в средневековую — послемонгольскую — эпоху. В зачине «Задонщины», повести о Куликовской битве, видимо написанной вскоре после знаменитого Мамаева побоища 1380 г., но подвергшейся дальнейшему редактированию в XV в. (см.: Кучкин, 1997), великий князь Московский Дмитрий обращается к своему брату, князю Владимиру Андреевичу:

Ведомо нам, брате, что у быстрого Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к нам в Залескую землю. Пойдем, брате, тамо в полунощную страну — жребия Афетова, сына Ноева, от него же родися русь православная (курсив мой. — В.П.). Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного Непра и посмотрим по всей земле Руской. И оттоле на восточную страну — жребий Симова, сына Ноева, от него же родися хиновя — поганые татаровя, бусормановя. Те бо на реке на Каяле одолеша род Афетов. И оттоля Руская земля седит невесела; а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася... Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, — продолжает автор «Задонщины», — составим слово к слову, возвеселим Рускую землю и возведем печаль на Восточную страну — в Симов жребий и воздадим поганому Момаю победу, а великому князю Дмитрею Ивановичю похвалу и брату его, князю Владимеру Андреевичю (БЛДР, 6. С. 104).

Текст «Задонщины» приведен здесь в реконструкции, предпринятой Л.А. Дмитриевым на основе списка Ундольского; в Синодальном списке существует характерное разночтение в отношении «сил» Мамая: князь Дмитрий призывает «жребие воздати на силу поганого царя Момая». «Се бо есмо чада благородныя», — казалось бы, неожиданно добавляет о татарах составитель Синодального списка (ср.: Памятники. С. 97; СПИ-1966. С. 535—548). Однако «поганые бусормановя» — татары-мусульмане — действительно имеют «благородное происхождение», ибо оказываются потомками благословенного Сима, обитают в «восточной стране» — его «жребии», как говорится в списке Ундольского. В Синодальном списке «жребий Момая» — это его судьба, но составителю (видимо, сокращавшему протограф) явно было известно, что мир ислама (измаильтяне, агаряне) территориально относится к восточному «жребию Симову». Напомним, что в цитированном пассаже из «Жития Константина» потомки Яфета могли претендовать на «села Симо-вы», но не наоборот.

В ином дидактическом контексте упоминаются агаряне и иудеи в первом гомилетическом произведении древнерусской словесности — Слове о Законе и Благодати Илариона, составленном в Киеве в первой трети XI в. и оказавшем значительное влияние на будущую древнерусскую литературу (Розов, 1987). В зачине говорится «о Законѣ, Моисѣомъ данѣѣмъ, и о Благодѣти и истинѣ, Исусомъ Христомъ бывшии и како Законъ отиде, Благодѣть же и истина всю землю исполни, и вѣра въ вся языкы простреся и до нашего языка рускаго, и похвала кагану нашему Влодимеру» (БЛДР, 1. С. 26). Единственное в древнерусской книжности титулование русского князя хазарским титулом кагана (так Иларионом титулуется и Ярослав) призвано подчеркнуть этническую специфику Русской земли и языка.

Проповедь начинается с традиционного благословения: «Благословенъ Господь Богъ Израилевъ», Богъ христианескъ (добавляет к цитате из Евангелия от Луки, 1, 68, русский книжник). Далее параллелизм в изложении сохраняется — Господь прежде оправдал «племя Авраамле скрижальми и закономъ, послѣжде же Сыномъ Своимъ вся языкы спасе Евангелиемь и крещениемь». Далее следует пересказ библейской истории об Аврааме и Сарре, лишенных потомства, пока Сарра не ввела к мужу свою рабыню Агарь, которая родила Измаила. В экзегезе Илариона его рождение ассоциируется с Законом, данным Моисею на Синае. Последующее рождение Исаака от Сарры прообразует рождество Спасителя и ниспослание Благодати. Дальнейшее построение следует апостольской проповеди Павла (Гал. 4, 21—31): узы иудейского Закона ассоциируются с рабством Измаила, Благодать со свободным статусом Исаака, лишение наследства и изгнание Измаила — с изгнанием из земли обетованной и «расточением по странам» иудеев, обретение благословения Исааком — с христианской Благодатью (ср.: Зееман, 1990. С. 78 и сл.); напомним, что наследниками Павла (в том числе во время миссии к хазарам и славянам) считали себя Константин Философ и его последователи (ср.: Пиккио, 2003. С. 275 и сл.). Новизна подхода Илариона заключалась в том, что новый народ — русь — сподобился наибольшей благодати в последние времена, завершающие христианизацию народов ойкумены, русским суждено было стать «работниками одиннадцатого часа» из евангельской притчи (Топоров, 1995. С. 275 и сл.). В Похвале Владимиру «великий каган нашей земли» приравнен апостолам — поминания здесь заслужили и дед князя «старый Игорь», и его отец «славный Святослав» (БАДР, 1. С. 42), далекие от христианских добродетелей. И на Руси, как в Хазарии, библейская экзегеза включала династию, происхождение которой делало политическую власть равноапостольного князя легитимной⁴

Примечания

1. Цитата из Бытия (9.26—27) — см.: Флоря, 1981. С. 82 (ср.: БЛДР, 2. С. 44). Заметим, что благословение потомкам Иафета, которые должны вселиться в села Симовы, касается и судеб Иерусалима, оказавшегося под властью империи, и судеб славянства, расселившегося до крайних пределов Европы (средневековой ойкумены): эти мотивы были особенно характерны для исторических конструкций составителя ПВЛ, как в Речи Философа, так и в кирилло-мефодиевском наследии, использованном летописью «Сказании о преложении книг на словенский язык». Ср. о том же благословении в связи с хазарами — потомками Иафета (Рашковский, 2012—2013). О соотношении «жребиев» Сима и Иафета в древнерусской историософии см. ниже.

2. До него А. Архипов (1999) высказал гипотезу даже о воздействии еврейско-хазарской переписки на ПВЛ.

3. Интерпретация текста полемики как «протокола» представляется преувеличением, хотя естественным было стремление полемистов к максимальной точности в отношении к Священному писанию (ср.: Vereshchagin, 2001).

4. В Проложном житии Владимира подчеркивается, что «Володимер бе сынъ Святославль от племени варяжьска» (см.: Милютенко, 2008. С. 435). А. Мюллер подчеркивает, что Иларион отнюдь не стремится продемонстрировать симпатию к языческим предкам князя-крестителя, главное для него — принадлежность к «земле, народу, государству» (Мюллер, 2000. С. 107).