Обновление этнической истории

Мутации, названные нами «пассионарными толчками», происходят время от времени по всей поверхности Земли, но никогда не дублируют друг друга точно. Это происходит от разнообразия историко-географических ситуаций в регионах, затронутых толчком. Так, один и тот же толчок в I в. задел Скандинавию, восточную часть Римской империи и Эфиопию и везде уже к середине II в породил единообразные, но различающиеся в деталях явления. Сломить военно-административную машину Рима было трудно. Об нее разбили лбы даки и иудеи; только христиане, будущие византийцы, пронизали империю и добились Миланского эдикта. Готы дали начало Великому переселению народов. Эфиопы создали крепкое царство — Аксум.

Везде энергетический импульс воздействовал на объект одинаково, но поскольку объекты были различны, то и судьбы возникших этносов разнились друг от друга. Однако, несмотря на разницу широт, климата, хозяйства, культурных традиций... короче говоря, обстановки, которую пассионарный импульс ломает, дальнейшее его прохождение по фазам дает крайне малый разброс синхронистических совпадений, разумеется, за исключением тех случаев, когда злая судьба обрывала процесс насильно.

Так вот, в Монголии и Уссурийском крае, на границе тайги и пустыни, за пределами киданьской империи Ляо, воинственной и беспощадной, начался процесс этногенеза почти на пустом месте. Во всяком случае, инкубационная фаза этого толчка прошла беспрепятственно. Между осью толчка и цивилизованным миром в X в. пролегла пустыня¹.

Но в XI в. безмолвие пустыни было снова нарушено дождями. И снова на берегах Керулэна, Онона и Селенги появились овцы и их пастухи. На этот раз они пришли из Восточной Сибири, хотя самое могучее из этих племен — татары — жило в Восточной Монголии еще до засухи. Прочие же племена: кераиты, ойраты, меркиты, тайджиуты и др. — попали в поле зрения географов XI—XII вв. именно в эти века².

Эти переселенцы говорили не по-тюркски, а по-монгольски и представления не имели о тех, кто жил в степи до них. Каменные курганы хуннского времени они называли «керексурами» — кыргызскими могилами, и правильно считали, что не имеют к ним касательства. Между ними и хуннами лежал «темный век», и надо было все начинать сначала.

Новые кочевники, в отличие от тюрок и хуннов, охотно воспринимали культуру с юга, лишь бы она не была китайской. Кераиты приняли крещение в 1009 г. от несториан, изгнанных из Китая в 1000 г., а их восточные соседи — предки монголов — усвоили «черную веру» Тибета, называвшуюся «бон». Но в XI в. эти племена и их соседи, хотя и пользовались плодами благодатной земли, не проявляли никаких стремлений к объединению, а тем более — к войнам.

Родиной монголов было Забайкалье вплоть до Онона и даже да Керулэна, т.е. южносибирские луговые степи, перемежающиеся лиственничными, сосновыми и березовыми лесами. Это была по сути дела лесостепь, окаймленная с севера горной тайгой, простиравшейся на юг до Хэнтэя. В степях паслись стада сайги и громадные дрофы; лисы-корсаки охотились на зайцев и сусликов; их же преследовали степные орлы и небольшие удавы. Воздух был сухой и прозрачный, так как над всей Монголией высился устойчивый антициклон, размываемый только летом влажными воздушными струями из Сибири и Тихого океана. Земледелие здесь не могло развиваться, зато овцы, коровы и лошади чувствовали себя прекрасно, как и их хозяева.

Предки монголов, как и прочие народы Сибири, жили в привычном для них ландшафте и входили в экосистему как верхнее, завершающее звено. Они брали от природы ее избытки, берегли ее фонды и любили ее. А природа отвечала им взаимностью. Быт их основывался на традициях коллективной жизни, и, пожалуй, при прочих равных обстоятельствах, это оптимальный способ существования. Ведь если человек у себя дома, на родине, то его неощутимо ограничивает целый ряд привычек, воспринятых в детстве и не нуждающихся в пересмотре. Привычки — это коллективный опыт поколений, накопившийся за счет постоянного взаимодействия с ландшафтом региона. Этот опыт не дает свободы логическим свойствам рассудка, но постоянно и незаметно их поправляет. И, как ни странно, коллективный опыт всегда прав. Как понять столь парадоксальный тезис? Ведь предки монголов убивали, грабили, отгоняли скот, умыкали невест и делали много таких поступков, которые осуждены в любой хрестоматии для детей младшего возраста. Да, так. Но это была естественная жизнь. Предки монголов находились в гомеостазе, а значит, были крупными хищниками, которые всегда существуют за счет охотничьей добычи и, следовательно, убивают животных. При расширении ареала они наталкивались на соперников, и война с ними становилась естественным соперничеством. Отгон скота — это спорт, связанный для конокрада с риском для жизни. Умыкание невест — борьба за потомство, ибо с украденными женами обходились столь же деликатно, как и с просватанными по согласию обеих семей.

Да, пусть все это приносило много крови и горя, но, в отличие от прочих цивилизованных стран, в Великой степи не было лжи и обмана доверившеюся, хотя дозволялась хитрость против соперников и врагов. Когда же предательство возникало, то всегда за счет влияний извне.

Да, не было городов и замков, и люди жили в войлочных юртах — герах. Но ведь это экономия даров природы, от которой брали только необходимое. Зверей убивали столько, сколько нужно было для удовлетворения голода... и поэтому не оставалось мусорных куч. Одежды, дома, седла и конская сбруя делались из нестойких материалов, возвращавшихся обратно в породившую их ландшафтную оболочку Земли, или, если угодно, в Природу, вместе с телами монголов. Культура кристаллизовалась не в вещах, а в слове, в информации о предках, похищенных смертью, но спасенных от всепожирающего Хроноса памятью потомков, чтивших души умерших прародителей — онгоны и передававших память об их подвигах из поколения в поколение, из уст в уста.

При таком способе передачи информации сомнению места нет, ибо проверить предание невозможно. Следовательно, как передающие, так и принимающие информацию обязаны были говорить правду или то, что они считали правдой, ибо «раз солгав — кто вам поверит?», и все пошло бы насмарку.

Эта система культурных навыков была равно чужда западному европейцу, мусульманину и китайцу, но именно это показывает, насколько оригинальна и самобытна была культура Великой степи. Подумать только... монголы жили в сфере земного греха, но вне сферы потустороннего зла! Прочие народы тонули и в том, и в другом.

Однако, как мы уже видели, гомеостатическая система не способна охранять себя от соседей. Для организации обороны необходима незаурядная доля пассионарности. Но у предков монголов ее не было. Не было пассионарного напряжения или этнического поля, формирующего эгоистические импульсы в общую для всего этноса доминанту. Да, с пассионарностью жить тяжело, а без нее остается только погибать. И так бы оно и было, если бы вдруг на Дальнем Востоке не стал зрим пассионарный подъем. Но первое слово было не за монголами.

Ось пассионарного толчка прослеживается на 45—48° северной широты, а длина ее невелика: от Тихого океана до меридиана Байкала — около 110° восточной долготы. На этой полосе лежат два ландшафтных региона: темнохвойные горные леса на склонах Сихоте-Алиня и широколиственные дубовые и грабовые леса по берегам рек: Амура, Сунгари и Уссури. Здесь обитали бурые медведи, тигры, лоси, зубры, бобры и огромные количества разнообразных птиц, от глухаря до кедровки, иволги и райской мухоловки. Влажность высокая: от 500 до 1000 мм в год.

Это был просто край древней оседлости. Издавна жители здесь сеяли просо и пшеницу, разводили свиней, содержали лошадей, но не коров и овец³, ибо в тайге мало мест для пастбищ. Предки чжурчжэней китайцами назывались — сушэнь, уги, мохэ, но это был один и тот же этнос — маньчжуры. Во время танской агрессии VII в. они поддерживали корейцев, и столь мужественно, что китайцы казнили всех захваченных пленников. Однако подчинить себе мохэ китайцы не смогли. Это сделали кидани в X веке.

Надо полагать, что двухсотлетнее подчинение чжурчжэней иноземному завоевателю знаменует даже не фазу надлома, а обскурацию или, образно говоря, излет древнего импульса пассионарности, а их взлет XII в., почти одновременно с монголами, — виток этногенеза.

Если бы не этот пассионарный взрыв, мы, вероятно, не знали бы ныне названий монгол и маньчжур, ибо щупальцы китайской цивилизации через химеру киданьского царства — империи Ляо высосали из этих этносов все соки. Юношей ловили и продавали на тяжелые работы, девушек помещали в гаремы, как прислугу, мужей и стариков убивали.

Но когда вспыхнула пассионарная энергия, вождь чжурчжэней Агуда в 1116—1125 гг. сокрушил Кидань, а затем ответил на нападение южных китайцев таким ударом, что в 1141 г. империя Сун заключила позорный мир, уступив чжурчжэням весь Северный Китай.

Захватив Северный Китай по р. Хуанхэ, чжурчжэни просто переместили передний край войны на юг, но не смешались с покоренными китайцами.

Обилие китайских вещей в чжурчжэньских городищах Маньчжурии указывает не на проникновение китайской культуры, а только на обилие военной добычи, Несмотря на то что чжурчжэньские цари именуются в китайских хрониках династией Цзинь (буквальный перевод слова «алтан» — золото), китайцы XII в. эту династию рассматривали как иноземную и враждебную и не прекращали борьбу против «варваров».

Если можно говорить о каком-то подчинении китайской культуре южных киданей, то в отношении чжурчжэней такого вопроса даже возникнуть не может. Чжурчжэньская культура была наследницей ряда археологических культур Приморья и имела происхождение, совершенно независимое от Китая⁴. Но это и не означало ее родства со степной культурой монголов. Монголы были так же далеки от чжурчжэней, как последние от китайцев, что определило расстановку сил на Дальнем Востоке на 800 лет вперед. Завоевав Северный Китай, чжурчжэни-Кинь совершали планомерные набеги на Степь, убивали мужчин и стариков, а женщин и детей продавали в рабство на плантации Северного Китая. С 1141 г. «через каждые три года посылались войска на север для истребления и уничтожения (татар). До сих пор китайцы все помнят это (и) говорят, что лет двадцать назад в Шаньдуне и Хэбэе, в чьем бы доме ни были татарские дети, купленные и превращенные в маленьких рабов, — все они были захвачены и приведены войсками»⁵.

И вдруг все изменилось. В тридцатых годах XII в. у монголов появились и богатыри, и руководители куреней, и талантливый вождь — Хабул-хан. Сначала активных людей было мало, но число их росло, и к концу века Монголия превратилась в котел, кипящий страстями.

И как только пассионарность возросла до оптимума, монгольские женщины перестали пополнять гаремы чжурчжэньских вельмож и китайских богатеев, а монгольские мальчики гнуть спину на рисовых плантациях Шаньдуна и Хэнани. Появилась позитивная сила, спасшая этнос монголов от гибели. Так начался новый пассионарный взрыв, новый зигзаг истории в Великой степи.

Примечания

1. См.: Гумилев Л.Н. Гетерохронность увлажнения Евразии в средние века. С. 81—90.

2. См.: История стран зарубежного Востока в средние века. М., 1970. С. 205 и сл.

3. См.: Гумилев Л.Н. Старобурятская живопись. М., 1975. С. 19; Банзаров Д. Черная вера. СПб., 1891.

4. См.: Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах... Т. II. С. 70.

5. См.: Окладников А.П. Далекое прошлое Приморья. Владивосток, 1959; Воробьев М.В. Хозяйство и быт чжурчжэней до образования династии Цзинь / Доклады по этнографии. Д., 1965. Вып. 14.