К истории отношений Руси и Грузии второй половины XII в.

Тема взаимосвязей между княжествами древней Руси и политическими образованиями Кавказа, в частности Грузии, была впервые поднята в отечественной науке еще в первой четверти XIX в., когда в четвертом (апрельском) томе журнала «Северный архив» за 1825 г. была напечатана статья академика П. Г. Буткова «О браках князей русских с грузинками и ясынями».¹ Собранные в этой статье русские летописные известия стали основой всех последующих исследований, которые в той или иной степени затрагивали вопрос о русско-кавказских политических и этнокультурных контактах в период раннего средневековья. Дальнейшее изучение русских письменных источников в течение XIX и XX вв. не прибавило практически ничего нового к тем материалам, которые были найдены и использованы П. Г. Бутковым.

Новые факты, дополняющие и уточняющие русские летописные известия, стали появляться с середины XIX в. по мере публикации византийских, арабо-персидских, армянских и грузинских документов и хроник. Их сопоставление с материалами русской летописной традиции позволило к 60-м годам XX в. несколько расширить начальные представления о контактах Руси и Закавказья, ввести их, в канву общего социально-политического и культурного развития народов, населявших тот и другой регион, попытаться увязать с событиями истории государств Европы и Ближнего Востока.² Однако несмотря на то, что к концу 70-х годов XX в. сложилось мнение, что «сообщения источников» о русско-кавказских и, в частности, русско-грузинских отношениях «хорошо изучены»,³ тему взаимосвязей между русскими княжествами и народами Кавказа ни в коем случае нельзя считать исчерпанной. Скорее, напротив, сегодня можно констатировать, что в исследовании этой темы сделаны только первые шаги. До сих пор эта тема остается не изученной монографически, с использованием всего арсенала источников с обстоятельным, объективным анализом их историко-культурного контекста и национальных историографических школ. Нельзя не отметить при этом, что как в русской, так и в закавказской исторической науке, и особенно в науке 50—70-х годов XX в., эта тема нередко рассматривалась через призму откровенной национально-политической конъюнктуры, что несомненно препятствовало ее основательной и всесторонней разработке.

В настоящем очерке делается попытка вновь привлечь внимание специалистов в области древней русской истории, а также специалистов в области истории стран и народов Закавказья к теме русско-кавказских взаимосвязей. Для автора обращение к этой теме вполне закономерно: оно естественно следует из опыта длительного изучения этнической истории народов Северного Кавказа и их этнополитических контактов с Киевской Русью.⁴ Попытаемся вновь рассмотреть тот ряд событий второй половины XII в., который нашел в них отражение и бесспорно свидетельствует о взаимоотношениях Руси и Грузии и их политическом и культурном партнерстве.

Установление прямых государственных отношений между Киевом и Тбилиси, куда в начале 20-х годов XII в. был перенесен трон грузинских царей, вполне надежно может быть датировано на основании русской летописи.⁵ Под 1153 и 1154 гг. в Ипатьевском своде рассказывается о браке волынского князя Изяслава Мстиславича, внука Владимира Мономаха, тогда фактически владевшего Киевом в качестве соправителя своего «стрыя» (дяди) Вячеслава Владимировича, сына Мономаха, и грузинской царевны («из Обез... царева дщерь»), имени которой летопись не называет.⁶

Чтобы понять причины, приведшие к этому браку, и правильно оценить его последствия как акции явно политической, необходимо определить время, когда между представителями Изяслава и отцом невесты, царем «Обез» (обезами — абхазами на Руси в это время назывались грузины-картлийцы, принявшие западногрузинскую — абхазскую династию Багратиони), велись переговоры и был заключен брачный договор. Это не могло произойти раньше зимы 1151—1152 гг., когда Изяслав овдовел (к моменту брака с грузинской царевной ему уже шел 57-й год), и вряд ли это могло иметь место до апреля 1152 г., когда он овладел (и уже не в первый раз) Киевом.⁷ В течение лета 1153 г. в Киеве шли приготовления к свадьбе, осенью, вероятно, в соответствии с договором, Изяслав отрядил навстречу невесте своего старшего сына Мстислава, двоюродного брата Владимира Андреевича, и отряд берендеев. Мстислав спустился по Днепру, до Олешья, порта, куда приходили морские суда, совершавшие плавание вдоль крымского берега, «и не обретше ей, воротишася». Невеста вместе с послами, которых посылал за ней в Грузию Изяслав, прибыла только на следующее лето. Встречать ее опять был направлен Мстислав, и на этот раз встретил, но, как говорит летопись, уже «в порозех», т.е. выше Олешья. Как видим, переговоры о браке должны были происходить в конце 1152 — начале 1153 г. Однако исполнение договора по каким-то неясным обстоятельствам царем Грузии было отложено. Ниже мы попытаемся выяснить мотивы его поступков, здесь же остановимся на мотивах, которыми руководствовался престарелый Изяслав.

Изяслав Мстиславич унаследовал в 1132 г., после смерти своего отца Мстислава Владимировича, княжение в Полоцке и Минске, но затем получил от ставшего киевским князем Ярополка Владимировича Переяславль. Однако вскоре ему пришлось оставить Переяславль и переместиться в Туров, который он затем также был вынужден оставить, и в 1036 г. он стал князем во Владимире на Волыни. Отсюда он начал отчаянную борьбу за старшинство в династии русских князей и соответственно владение его символом — Киевом. В 1146 г. ему это удалось, но ненадолго. Проиграв в 1149 г. битву у Переяславля, он вынужден был покинуть Киев и возвратился в него только в 1152 г.

В борьбе за киевский стол он столкнулся, с одной стороны, с противодействием своего западного соседа галицкого князя Владимира (Владимирко) Володаревича, а с другой — с коалицией Юрия Владимировича ростово-суздальского (Долгорукого) и чернигово-северских князей Давидовичей и Ольговичей. К середине 1152 г. положение Изяслава значительно укрепилось. Он получил прочную опору на западе, в тылу галицкого князя, где его союзником был король Венгрии Геза II, женатый на сестре Изяслава Ефросинье Мстиславне, который неоднократно оказывал ему существенную военную помощь. В 1150 г. Изяслав женил своего младшего брата Владимира Мстиславича, князя дорогобужского, на дочери хорватского бана Белуша, дяди и опекуна короля Гезы,⁸ а в 1151 г. выдал свою дочь Евдокию за польского князя Мешко III и женил старшего сына Мстислава на княжне Агнешке, дочери Болеслава III.⁹ В том же году он сумел перетянуть на свою сторону черниговских князей, включая зятя Юрия — Святослава Ольговича Новгород-Северского.

В это время самым слабым звеном в его политических расчетах оказалась Половецкая степь, на которую опирались Юрий и ненадежные чернигово-северские князья. Причем особую тревогу вызывали дальние, задонские, «дикие» половцы, именно их обычно поднимал в набеги Юрий.¹⁰ На этом политическом фоне в Киеве, вероятно, и возникла мысль о браке Изяслава и грузинской царевны, который вводил киевского князя в систему родственных отношений, а соответственно и политических обязательств, с владетельными домами Кавказа, через которые он мог бы влиять на Половецкую степь с востока.

Для того чтобы строить свою политику в отношении степи таким образом, у Изяслава были вполне веские основания. Правивший в это время царь Грузии Деметре (Дмитрий) I через вторую жену своего отца Давида IV (1089—1125 гг.), царицу Гурандухт, которая была дочерью одного из наиболее крупных половецких ханов Отрака (Атрака), находился в родственных отношениях с кочевавшей в бассейне Дона половецкой ордой, возглавляемой потомками хана Шарукана.¹¹ Отрак в 1118 г. со своей частью орды Шаруканидов по просьбе царя Давида перекочевал в Грузию («во Обезы»), где находился до второй половины 20-х годов, когда по настоянию брата Сырчана вынужден был вернуться обратно в Подонье. Часть орды Отрака не последовала за ним и осталась в Грузии. При царе Деметре, как и при его отце, половцы, кипчаки не только составляли одну из наиболее боеспособных частей грузинского войска, по и гвардию царя — монаспа, в обязанности которой входила охрана его особы.¹²

Представляется весьма значительным то, что весной или летом 1154 г., когда дочь царя Деметре была отправлена вместе с его послами (об этом имеется свидетельство у В.Н. Татищева¹³) в Киев, он сам начал поход на север. Во время этого похода он посетил Дербенд и страну алан, т. е. восточную часть Северного Кавказа и Центральное Предкавказье. Правителем Дербенда в это время был эмир ал-Малик ал-Адил Музафар б. Мухаммад б. Халифа, его зять, а правителем соседнего с Дербендом Ширвана (северо-восточная область Азербайджана), через который шел путь в Дербенд, его родственник, — ширваншах Минучихр II, муж его тетки, дочери Давида IV, Тамар.¹⁴ Поход на Дербенд с полным основанием можно объяснить как стремление грузинского царя укрепить свои отношения с кипчакскими группами, обитавшими в восточной части Северного Кавказа («дербендские кыпчаки»). Отсюда он направился на запад — в Овсети, где посетил ее правителя царя Худдана, а затем прошел в Абхазию — к Цхуму.¹⁵

Страна алан — Овсети грузинских источников, простиравшаяся в это время от современной Чечни до Абхазии, хотя и находилась в теснейших отношениях с Грузией, была независимым образованием, которое управлялось самостоятельной династией, отдаленно связанной с грузинскими Багратиони, что давало ей основание возводить себя, как и грузинской династии, к библейскому царю Давиду. Через Аланию (Овсети) шли основные пути с Северного Кавказа в Грузию и через нее осуществлялось движение наемных половецких отрядов в Закавказье.¹⁶ Во время посещения Алании Деметре укрепил старые связи. Им был заключен новый договор о мире, скрепленный, как это было принято между владельческими семьями, браком. Он женил младшего сына Георгия, которого прочил в наследники в обход старшего сына Давида, на дочери царя Алании Бурдухан.¹⁷ Таким образом Деметре к лету 1154 г. замкнул цепь династических союзов, протянувшуюся через Половецкую степь от Венгрии до Дербенда и Ширвана. Важнейшим звеном этой цепи и стал брак престарелого Изяслава Мстиславича с представительницей династии Багратиони.

Несмотря на то, что к середине XII в. Русь и страны Закавказья уже были относительно хорошо знакомы друг с другом и действовавший практически непрерывно в течение всего XI столетия крымско-тмутороканский мост облегчал их связи, все-таки остается неясным, как могла возникнуть при дворе Изяслава Мстиславича мысль о брачном союзе с царевной из Грузии. Очевидно, что Изяслав до того, как он направил свое посольство к царю Деметре, должен был располагать некоторой необходимой для него в тот момент информацией. Откуда эта информация могла поступить к Изяславу, кто мог подсказать ему мысль о политической целесообразности союза с Грузией, по-видимому, навсегда останется невыясненным. Можно, правда, предположить, что политический интерес к Кавказу возник у Изяслава вследствие его знакомства с киевским двором вдовы князя Ярополка Владимировича, его дяди, которая была дочерью аланского («яського») князя, участвовавшего в войне с русскими князьями в 1116 г., когда сын Владимира Мономаха Ярополк и сын черниговского владетеля Давыда Святославича Всеволод прорвались в центр половецких становищ, принадлежавших орде Шарукана.¹⁸ Однако, вероятнее, что нити брачного союза между Киевом и Тбилиси сходились в Константинополе, и можно думать, что, если и не везде прямо, то во всяком случае косвенно, константинопольские политики приложили к установлению этого союза руку.

Брак Изяслава и грузинской царевны был задуман на фоне византийско-венгерской войны, которую вели император Мануил I Комнин и король Геза II, зять Изяслава Мстиславича. Внутренние распри и политическое размежевание русских князей, боровшихся за Киевский стол, соответствовали ориентации сил, противостоящих друг другу в византийско-венгерском конфликте.¹⁹ Суздальско-галицко-черниговская группировка во главе с Юрием Долгоруким и Владимирко Галицким ориентировалась на Византию, на Мануила, что в конечном итоге было закреплено браком самого Юрия с представительницей дома Мануила, от которой происходили его младшие сыновья Василько, Михалко и Всеволод (будущий Большое Гнездо). Отношения Изяслава с империей были крайне напряжены. В 1147 г., став впервые киевским князем, он предпринял попытку восстановить, а вернее, основать независимую от константинопольского патриарха русскую митрополию.²⁰ Под его нажимом собравшиеся в Софийском соборе епископы избрали митрополитом русина Клима (Климента) Смолятича, который начал смещать с епископских кафедр греков и замещать их русскими духовными лицами. В 1152 г. Клим вернулся после нескольких лет изгнания вместе с Изяславом на митрополичью кафедру. Таким образом, очевидно, что политические симпатии и церковная политика Изяслава не могли вызывать в Константинополе сочувствия и сам императорский двор вряд ли мог участвовать в устройстве его союза с Грузией.

Однако мы не должны сбрасывать со счетов то, что в доме Комнинов не было единства. С приходом к власти императора Мануила, внука основателя династии Алексея I Комнина, при дворе начинается сложная интрига, целью которой было свержение Мануила как представителя младшей ветви династии и возведение на престол его двоюродного брата Андроника (будущего императора Андроника I, добившегося престола после 40 лет борьбы в 1183 г.). Андроник явно пытался противопоставить себя императору, стремясь создать при дворе оппозицию деятельности правительства, причем как в области внутренней, так и внешней политики. С началом византийско-венгерского конфликта он стал проявлять себя сторонником венгров, что, безусловно, делало его также и сторонником Изяслава.²¹ На Руси знали Андроника, и он, в свою очередь проявлял к ней интерес. Позднее, в середине 60-х годов, он побывал даже в Галиче, где с почетом был принят Ярославом Осмомыслом и откуда его с трудом удалось вернуть обратно в Константинополь.

Андроник Комнин с женой и детьми почти 15 лет скитался во разным дворам Востока и в конце 60 — начале 70-х годов относительно долго пребывал в Грузии при дворе сына царя Деметре I Георгия III, вместе с которым даже ходил в поход на Дербенд, отложившийся от вассала грузинского царя ширваншаха Ахсартана, сына Минучихра II. Прямые родственные связи Андроника Комнина и с русским княжеским домом, и с грузинской царской династией не вполне ясны. Источники дают основание думать, что он был либо сыном русской княжны из галицкой ветви Рюриковичей, либо сыном дочери грузинского царя Давида IV, сестры Деметре I.²² Есть некоторые основания думать, что он сам был женат на русской княжне Добродее Евпраксии (Ирине), дочери Мстислава Владимировича, сестре Изяслава, которая в 1122 г. была выдана замуж «за цесарь».²³

Не разбирая подробно этот вопрос, отметим здесь только то, что и на Руси, и в Грузии Андроника принимали как кровного родственника, и это могло быть не только следствием его действительного прямого родства с русскими князьями или грузинскими царями, но и родства косвенного. В течение XII в. представители и русской, и грузинской династий считали за честь породниться с константинопольским домом. Можно думать, что именно в этой среде зародилась мысль о брачном союзе киевского князя и грузинской царевны и что Андроник Комнин вполне мог быть инициатором ее реализации. При этом нельзя упускать из виду то, что, каковы бы ни были подлинные отношения Андроника и грузинских Багратиони, в Грузии к нему относились с глубочайшим пиететом, и после его гибели в 1185 г., после свержения и позорной казни, его внуки нашли приют при грузинском дворе, а затем с его помощью стали создателями новой Трапезундской империи.²⁴ Можно думать, что именно через Андроника Комнина были установлены связи Киева и Тбилиси и именно начало его авантюрных приключений в Европе и на Востоке сблизило Рюриковичей и Багратиони в середине 50-х годов XII в.

Однако образовавшийся к середине 1154 г. союз, связавший владельческие династии от Венгрии до Ширвана, оказался недолговечным. Изяслав Мстиславич, почти два года ждавший грузинскую царевну, недолго наслаждался миром и семейным счастьем. 13 ноября того же 1154 г. он скончался, и соответственно рухнул только что наметившийся политический альянс между Русью и Грузией.²⁵ И все же нельзя считать, что он не имел последствий. В 1153 г., когда только были проведены первые переговоры о будущем браке, половцы из Подонья впервые совершили глубокий рейд в земли Юрия Долгорукого и приблизились к Рязани, для замирения восточно-половецких ханов Юрию пришлось специально снаряжать посольство во главе с одним из своих старших сыновей Глебом. Захват Юрием Киева после смерти Изяслава и его двухлетнее правление все вернули на прежнее место: и это относится как к отношениям между Русью и кочевниками, так и к отношениям между Русью и Византией в области церковных и государственных дел.

В самом Киеве с вокняжением Юрия начались репрессии, направленные на искоренение памяти о Изяславе. Митрополит Климент был низложен, а Изяслав проклят на соборе, специально собранном новым митрополитом-греком.²⁶ По-видимому, и вокруг грузинской царевны, теперь русской княгини, создалась неблагоприятная обстановка. Можно предположить, что в связи с низложением Климента и разгоном рукоположенных им священников ее брак был признан недействительным. Русские источники о ней больше не упоминают. Вероятнее всего, она вскоре после смерти Изяслава возвращается в Грузию.

Согласно грузинским и армянским исследованиям, имя этой царевны было Русудан.²⁷ В Грузии она стала свидетельницей дворцового переворота, в результате которого власть перешла к ее брату Георгию III (1156 г.).²⁸ Георгий, обеспокоенный положением своих восточных границ, постоянно нарушаемых войсками сельджукских султанов, вновь выдал ее замуж, но теперь на Восток, в Иран. Ее вторым мужем стал правитель Западного Ирана и Ирака Гийас ад-Дин Сулейман-шах, один из последних представителей династии Сельджукидов.²⁹ Однако и с этим мужем ей не повезло. Он умер в 1161 г., и она была вынуждена вновь возвратиться в Грузию. Здесь она почти в течение полувека была одним из самых влиятельных членов династии и в 1183 г., когда отрекся от престола ее брат Георгий III, серьезно рассматривалась в качестве претендентки на трон. В 1210 г. она, как пишет грузинский историк, «крепко возлюбила девство» и ушла в монастырь. Тогда ей было уже около 80 лет. Ее торжественно величали царицей и помнили главным образом о ее втором замужестве, присоединяя к ее титулу еще добавление «невестка султанов».³⁰ В 1167 г. она представляла грузинскую сторону на переговорах с атабеком Азербайджана Шамсаддином Ильдегизом.³¹ При дворе она считалась носительницей традиционного этикета и знатоком восточных обычаев. Перед ее жизненным опытом преклонялись, и поэты слагали в честь нее стихи. Так, ее современник Низами Ганджеви писал:

В десятке переходов за хребтом,
Где гавань вод Дербендских, в крае том
Владычица есть царственного сана,
Ее войска дошли до Исфахана.
Арран весь до Армении границы
Веленьям повинуется царицы.
Несут ей дань все области страны —
Венец и трон лишь ей не суждены.³²

Для истории русско-грузинских отношений личность Русудан имеет исключительное и до настоящего времени не оцененное по достоинству значение. Ровно через 30 лет после ее неудачного замужества на Руси, которым был прикрыт русско-грузинский политический союз, направленный против северо-восточных княжеств и ориентировавшихся на них степняков, она делает попытку воссоздать русско-грузинскую коалицию.

Грузинские источники не очень ясно описывают события, приведшие к удалению царя Георгия III от власти. Вероятнее всего, это была не просто воля уставшего от государственных забот правителя, как они стремятся это представить, а следствие какой-то не известной нам общественной ситуации. В это время на политической арене Грузии и возникает «царица» Русудан. Согласно хроникам начала XIII в. она была воспитательницей и опекуншей юной дочери Георгия Тамар, которой он в 1184 г. передал власть. С удалением Георгия, а затем его скорой смертью регентшей при Тамар становится Русудан.³³

Признание Тамар собором епископов и дедибулов, крупнейших землевладельцев «семи грузинских царств», сразу выдвинуло на первый план вопрос о необходимости ее замужества и, следовательно, о поиске соответствующего положению Тамар жениха. По свидетельству так называемого «второго историка царицы Тамар», этот вопрос был поставлен на церковном соборе, созванном вскоре после венчания Тамар на царство.³⁴ Решающую роль в выборе будущего мужа царицы, по-видимому, сыграла Русудан, и выбор пал на русского князя, сына Андрея Боголюбского Юрия (Георгия). Первый историк царицы Тамар приписывает предложение избрать мужем Тамар Юрия эмиру Картли и Тбилиси Абусалану, однако второй историк прямо указывает, что выборы проходили «перед царицей Русудан» и посольство к Юрию было направлено «по единогласному решению» принимавших участие в обсуждении этого вопроса лиц.³⁵

Не подлежит сомнению, что этот выбор, принадлежавший Русудан и совету крупнейших иерархов грузинской церкви, военачальников и правителей областей (спасалары и эриставы), не мог быть случайным, как его пытаются охарактеризовать оба историка Тамар. Достаточно отметить, что при обсуждении этого вопроса были отвергнуты кандидатуры византийского царевича Алексея, по словам первого историка, «племянника», но вероятнее всего внука Андроника Комнина, ставшего в 1183 г. императором, а также двух царевичей овсов (алан), один из которых, по словам того же автора, получив отказ, немедленно скончался от любви. Русудан и окружение Тамар прекрасно знали, кого они избирают мужем царицы, своим царем и предводителем грузинского войска. Эмир Абусалан на совете дал четкую и совершенно объективную характеристику Юрию, которая свидетельствует о том, что в Грузии зорко следили за внутренней политической жизнью Руси и верно представляли расклад сил в междоусобной борьбе внутри дома Рюриковичей. В Тбилиси знали, что Юрий — сын «великого князя русского Андрея», что он остался малолетним после гибели отца и что его преследует его дядя Савалат (т.е. Всеволод Большое Гнездо), что он был вынужден «удалиться в чужую страну» и пребывает «в городе кипчакского царя Севенджа».³⁶ В Тбилиси очень высоко оценивали политическую мощь Владимиро-Суздальского княжения, созданного Андреем, и Юрия, как его законного наследника, считали, несмотря на то, что он находился в изгнании, одним из наиболее перспективных политиков Руси («сильнее всех царей той страны»).³⁷ Введение Юрия в грузинский царский дом не только оптимально решало стоящие перед ним сиюминутные задачи, важнейшей из которых было обеспечение династии наследником, но открывало перед ним и дальние перспективы — установление через посредство Юрия широких политических контактов с различными русскими землями. И вряд ли случайно в совете, собравшемся для выбора мужа для Тамар, кандидатура Юрия была предложена эмиром Тбилиси, т.е. лицом, связанным с торгово-ремесленными корпорациями города, которые несомненно были заинтересованы в расширении сферы своего участия в восточноевропейской торговле и русских рынках.

В то время, когда в Тбилиси решался вопрос о его судьбе, Юрий Андреевич действительно был изгоем. В год гибели своего отца он занимал княжеский стол в Новгороде, но был еще мал и, хотя номинально в 1173 г. возглавлял поход коалиции северных княжеств на Киев и Вышгород, никакого участия в политической жизни Руси не принимал.³⁸ В 1175 г. новгородцы «показали ему от ворот», а владимирцы посчитали его еще слишком юным и предпочли младших братьев Андрея, которые в это время находились вне пределов Северо-Восточной Руси, в Чернигове. В последний раз Юрий упоминается в русских источниках летом 1175 г., в это время он находился в Кучкове (Москве), старой отчине рода его матери, где встретился с шедшим на княжение во Владимир братом отца Михаилом Юрьевичем (Михалком).³⁹ Расправа, учиненная младшими братьями Андрея над его убийцами и их родичами, Юрия, судя по всему, не коснулась, но каким-то преследованиям он, вероятно, подвергся, поскольку даже в Грузии знали о недоброжелательном отношении к нему Всеволода, сменившего в 1176 г. на владимирском столе Михалка.

Куда мог уйти от преследований нового владимирского владетеля молодой княжич и где он мог в течение десяти лет скрываться, не потеряв ни своего имени, ни своего достоинства? Вероятнее всего, он скрылся в Половецкой степи в кочевьях своих родичей по отцу — Андрей был сыном половецкой хатуни дочери хана Аепы, внучки хана Осеня, на которой Владимир Мономах женил Юрия Долгорукого, деда Юрия Андреевича, в 1107 г.⁴⁰ Где кочевали потомки хана Осеня в 70 годах XII в., мы не знаем, но то, что Юрий в начале 80-х годов оказался под покровительством одного из половецких ханов, орда которого кочевала, вероятнее всего, в Предкавказье, в зоне непосредственных интересов грузинской дипломатии, вполне очевидно из пересказа речи эмира Абусалана, произнесенной на совете у Русудан.⁴¹ Эту орду возглавлял хан Севендж, не известный по русским источникам, но несомненно имевший контакты с Русью и состоявший с русскими князьями в родственных отношениях. Об этом красноречиво свидетельствует имя его брата — Салават, т. е. Савалат — Всеволод, который упоминается первым историком царицы Тамар как предводитель одной из групп «новых кыпчаков», поступивших на службу к грузинским царям в период правления Георгия III и Тамар и отличавшихся от «старых кыпчаков», переведенных в Закавказье при Давиде IV и Деметре I.⁴²

Город, находившийся в пределах владений «кыпчакского царя Севенджа», где, по сведениям Абусалана, жил в 1184 г. Юрий, — это, вероятнее всего, старый Тмуторокань, служивший прибежищем многим русским князьям-изгоям. Другого города в пределах половецких владений в предкавказской степи в XII в. не было.⁴³ О том, что Юрий к 1184 г. был принят северокавказской этнической средой, окружавшей Тмуторокань, свидетельствует то, что, когда в дальнейшем он вступил в борьбу с Тамар, на его стороне оказались горцы Западного Кавказа и кашаги, т. е. касоги, адыги, предводители которых присягнули ему на верность.⁴⁴ Исходя из этого можно думать, что при выборе Юрия его связь с собственно северокавказским этническим миром тоже сыграла не последнюю роль. Грузия, начиная со времени правления прадеда Тамар Давида IV, все активнее стремится к включению в сферу своего влияния горцев Северного Кавказа, к концу правления Тамар уже хундзы (гундзы), т.е. аварцы, горцы Дагестана, овсы (аланы) и кашаги (адыги) считались общностями, находящимися под защитой грузинских царей.⁴⁵ Именно сложными отношениями, которые существовали между северокавказскими горцами и Грузией, можно объяснить тот факт, что за Юрием не было послано соответствующее его положению посольство, на что сетуют оба историка Тамар, и он был доставлен в Тбилиси купеческим караваном и, по-видимому, тайно, в обход контролируемых овсами перевалов и транскавказских путей.⁴⁶

Наше предположение о том, что в 1184 г. Юрий находился в Тмуторокане и внезапно покинул его, будучи приглашен занять трон «царя царей» Грузии, кажется, находит подтверждение также и в одном, до сих пор недостаточно объясненном факте русской истории. Вспомним цель внезапного похода весной 1185 г. вглубь Половецкой степи группы южнорусских князей под предводительством Игоря Святославича Новгород-Северского. Эта цель прямо указана в тексте «Слова о полку Игореве». Разъясняя «смутный сон» великого князя Святослава Всеволодича, бояре говорят ему, что сорвавшие задуманный им большой поход на половцев князья решили «поискати града Тьмутороканя».⁴⁷ Обычно это место «Слова» понимают как метафору, однако на фоне изложенных выше русско-грузинских контактов 1184 г. оно получает вполне реалистичное объяснение. По-видимому, в начале 1185 г. из Половецкой степи на Русь пришло известие о браке Юрия и Тамар и о том, что старая отчина Черниговских князей, потомками которых являлись Ольговичи — Игорь Новгород-Северский и его брат Всеволод Курский, покинута русским князем. Находившийся с начала 80-х годов в дружественных отношениях с наиболее значительным ханом приазовской степи Кончаком, сыном хана Отрака, Игорь Святославич, как можно думать исходя из сведений о походе, приводимых летописью и сообщаемых автором «Слова», решил воспользоваться моментом и прорваться через половецкие кочевья к Тмутороканю.⁴⁸ Однако Кончак разгадал его замысел и преградил дорогу. Можно думать, что именно Кончак, состоявший в родственных отношениях с домом Багратиони (его сестра была замужем за Давидом IV), и передал черниговским князьям известие о браке Юрия и Тамар.

Став соправителем грузинской царицы, Юрий также получил титул «царь царей» и, так же как Тамар, начал ставить свою монограмму на монетах, чеканившихся в Грузии (на аверсе: «Да возвеличит бог царя и царицу» и имя Тамар; на реверсе: «Да возвеличит бог царя царей» и имя Юрия).⁴⁹ Как царь Грузии он возглавил ее войско, и под его предводительством оно одержало ряд побед. Однако брак Юрия и Тамар оказался неудачным. Судя по всему, по мере усиления значения Юрия при грузинском дворе все меньшее значение получала роль Русудан. Юрий не хотел считаться также и с окружавшими Тамар представителями грузинской аристократии, пришедшими к власти после переворота, отстранившего Георгия III. Сказались также и некоторые личные недостатки Юрия: его обвиняли в непристойном поведении, грубости и «омерзительном пьянстве». При дворе его называли Скифом и раздували его и без того непростые отношения с Тамар.⁵⁰ Кончилось дело тем, что их брак был расторгнут, а сам Юрий предстал перед судилищем, которое возглавляла опять же Русудан. Из сообщения первого историка Тамар можно сделать заключение, что Юрия хотели предать смерти, но Тамар защитила его. Он был изгнан из Грузии в Константинополь.⁵¹ Тамар же в 1189 г. вступила в новый брак, который, так же, как и первый, был устроен царицей Русудан. Вторым мужем Тамар стал овсский (аланский) царевич Сослан, принявший в Грузии имя Давид. Он был воспитанником Русудан и родственником Багратиони. Русудан при Давиде-Сослане сохранила свое влияние при дворе и по-прежнему продолжала участвовать в решении внутренних и внешних вопросов жизни Грузинского царства.⁵²

Разрыв Тамар и Юрия, вероятно, помимо личных мотивов имел также мотивы политические. В Грузии, по-видимому, вскоре после его приезда в Тбилиси поняли, что он утратил свои связи в Восточной Европе и не может быть тем политическим деятелем, посредством которого Грузия сумеет выйти за пределы Большого Кавказа на север, установит отношения с ближними и дальними русскими княжествами и их соседями. Вполне возможно, что к падению Юрия приложил руку и его дядя Всеволод, который был женат на «яске» (аланке) и соответственно имел контакты с правителями Овсети (Алании), а через них мог влиять и на тбилисский двор.⁵³

В 1191 и 1192 гг. Юрий дважды сделал попытку вернуть себе трон Грузии. И самое удивительное, он не только нашел себе сторонников, но сумел поднять практически всю Западную Грузию и горные племена Кавказа. Полагают, что он кончил свои дни в Арране — Северо-Восточном Азербайджане, откуда был перевезен в Тбилиси и похоронен в построенной им церкви св. апостола Андрея.⁵⁴

Так неудачно закончилась вторая попытка сближения Руси и Грузии. Обе эти попытки безусловно диктовались определенными политическими интересами той и другой стороны и тех социальных групп, которые в соответствующий момент определяли их политику. Разумеется, они не охватывали широкие социальные слои общества. И тем не менее, анализируя историю обеих стран, нельзя пройти мимо свидетельств о глубоких связях, издревле соединявших Русь, Кавказ, Южнорусские степи, отражающих теснейшее переплетение их исторических судеб. Сказывались ли эти связи, только спорадические и верхушечные, как представляется на основании источников, на культуре, миропонимании, самосознании тех этнических общностей, которые через свои социальные верхи в них втягивались? Вторая половина XII в. дает нам яркий пример того, как верхушечные, династические, контакты перерастают в мощные культурно-мировоззренческие и художественные потоки, соединяющие народы и языки. Это было время «Слова о полку Игореве», поэзии Шота Руставели, Низами Ганджеви, Хакани Ширвани, время создания памятников высокой архитектуры Северо-Восточной Руси, ближе всех других русских земель связанной с Кавказом.⁵⁵

Примечания

1. Бутков П.Г. О браках князей русских с грузинками и ясынями в XII в. // Северный архив. 1825. № 4 (апрель). С. 317—329.

2. Еремян С.Т. Юрий Боголюбский в армянских и грузинских источниках // Научные труды Ереванского гос. ун-та. Т. 23. Ереван. 1948. С. 389—421; Шепелева Л.С. Культурные связи Грузии с Россией в X XVII вв. // Труды отдела древней русской литературы. Ин-т русской литературы АН СССР. Т. 9. Л., 1953; Меликсетп-Бек Л.М. Древняя Русь и Армения. Ереван, 1954; Месхиа Ш.А., Цинцадзе Я.З. Из истории русско-грузинских взаимоотношений X—XVXII вв. Тбилиси, 1958; Цинцадзе Я.З. Древнерусские материалы по истории русско-грузинских культурных взаимоотношений. Комиссия по публикации иностранных источников о Грузии АН Грузинской ССР. Тбилиси, 1962; Исторические связи и дружба украинского и армянского народов. Ереван, 1961; Новосельцев Л.П. Русь и государства Кавказа // Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 216—217; Жужунадзе О.Г. Из истории взаимоотношений Грузии с Россией в XII в. // Грузия в эпоху Руставели: Сб., посвященный 800-летию со дня рождения Руставели. Тбилиси, 1966. С. 267—280 (на груз, яз.); с. 310—312 (русск. резюме); Котляр Н.Ф. Половцы в Грузии и Владимир Мономах // Из истории украинско-грузинских связей. Тбилиси, 1968; Жужунадзе О.Г. Из истории взаимоотношений Киевской Руси и Грузии в XII в. // Там же; Мургулия П.П. К вопросу о переселении половецкой орды в Грузию // Из истории украинско-грузинских связей / (Отв. ред. А.Д. Скаба. Киев, 1971. С. 40—54.

3. Советская историография Киевской Руси / Отв. ред. В.В. Мавродин. Л., 1978. С. 198.

4. Гадло А.В. 1) Проблема Приазовской Руси и современные археологические данные о южном Приазовье VIII—X вв. // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. истории, языка, литературы. 1968. Вып. 3. № 14; 2) Этническая история Северного Кавказа X—XIII вв. СПб., 1994.

5. О характере контактов Руси и Грузии ранее середины XII в. см.: Папаскири З.В. «Варанги» грузинской «Летописи Картли» и некоторые вопросы русско-грузинских контактов в XI веке // История СССР. 1981. № 3 (май-июнь). С. 164—172.

6. Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). М., 1962. Т. 2. Стлб. 465 (1153 г.); стлб. 468 (1154 г.); ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1908. С. 465-«Послал бо бяше Изяслав по другую жену себе во Обезы».

7. О борьбе Изяслава Мстиславича за Киев см.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен // С.М. Соловьев. Соч. В 18 книгах. Т. 1—2. М., 1988. Кн. 1. С. 426—473.

8. Пашуто В.Г. Внешняя политика Древней Руси... С. 168—169.

9. Там же. С. 157.

10. Плетнева С.А. Половцы. М., 1990. С. 90—92. — С.А. Плетнева полагает, что было две группировки «диких половцев», из которых одна кочевала восточнее Днепра, а другая — западнее.

11. Там же. С. 155—156.

12. Анчабадзе 3. В. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей XI—XIV веков // О происхождении балкарцев и карачаевцев: Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, 1960. С. 113—126; Мургулия Н.П. К вопросу о переселении половецкой орды...; Плетнева С.А. Половцы... С. 95—97; Лордкипанидзе М.Д. История Грузии XI — начала X в. Тбилиси, 1974. С. 96—98.

13. Татищев В.Н. История Российская. В 7 т. / Под ред. С.Н. Валка и М.Н. Тихомирова. Т.З. М.; Л., 1964. С. 47.

14. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X—XI веков. М., 1963. С. 180, 184—185, 222—223.

15. История и восхваление венценосцев / Грузинский текст, перевод, предисловие, примечания К.С. Кекелидзе; Под ред. А.Г. Барамидзе. Тбилиси, 1954. С. 12—13.

16. Кузнецов В.А. Алания в X—XIII вв. Орджоникидзе, 1971.

17. История и восхваление венценосцев... С. 13; Жизнь царицы цариц Тамар // Перевод и введение В.Д. Дондуа, исследование и примечания М.М. Бердзнишвили. Тбилиси, 1985 (серия «Памятники грузинской исторической литературы». Т. 5. Источники по истории Грузии. Вып. 39). С. 28.

18. Повесть временных лет. В 2 ч. Ч. 1. Текст и перевод / Подготовка текста Д.С. Лихачева, перевод Д.С. Лихачева и Б.С. Романова; под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. С. 201; ПСРЛ, Т. 2. Стлб. 319. — Жену Ярополка Владимировича Елену (Олену) Яску обычно связывают с группой алан (ясов русских источников), которые якобы в X и XII вв. жили на Дону (см.: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси... С. 216), однако существование такой группы не подтверждается материальными памятниками. Отец Елены, «яський» князь, вероятнее всего, был одним из аланских предводителей, вышедших в Донскую степь как союзник половцев.

19. Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 479—482; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси... С. 168—179.

20. Левченко М.В. Очерки... С. 481—482; Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X—XII вв. СПб., 1913. С. 372—389. — В грузинской литературе высказывалось предположение, что поиски союза Изяслава с царем Деметре I были вызваны стремлением киевского князя найти поддержку в его церковной реформе (см.: Жужунадзе О.Г. Из истории взаимоотношений Грузии с Россией в XII в. С. 267—280 (на груз, языке); с. 310—312 (русск. резюме).

21. Успенский Ф.И. История Византийской империи. В 3 т. Т. 3. М.; Л., 1948. С. 393—398; Левченко М.В. Очерки... С. 489—493; История и восхваление венценосцев... С. 26—27.

22. О том, что матерью Андроника могла быть дочь галицкого князя Володаря Ростиславича, выданная в 1104 г. за одного из сыновей Алексея I Комнина, см.: Левченко М.В. Очерки... С. 492 и там же прим. 2. — В Грузии Андроника считали сыном дочери Давида IV Катеван (Каты) и соответственно двоюродным братом Георгия III (см.: История и восхваление венценосцев... С. 26—27). Эту версию поддерживают также некоторые грузинские историки нового времени (Бердзенишвили П., Джавахишвили И., Джанашиа С. История Грузии с древнейших времен до начала XIX века / Под ред. С. Джанашиа. 2-е изд.: Учебник для старших классов средней школы. Тбилиси. 1950. С. 234). — Однако в источнике имя сына императора Алексея I Комнина, за которого была выдана Ката, не указывается. Это мог быть действительно отец Андроника Исаак Комнин, но мог быть и другой сын Алексея — Андроник.

23. ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 286. — Мстиславна, так же как и грузинская царевна Ката, была выдана за одного из представителей дома Комнинов — «за цесарь», как сказано в летописи. В.Т. Пашуто, ссылаясь на генеалогические изыскания Н. Баумгартена, принимает версию о том, что она стала женой Андроника (Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси... С. 187, 337), однако М.В. Левченко (Очерки... С. 477, прим. 3) полагает, что мужем Мстиславны был царевич Алексей, старший сын императора Иоанна Комнина, один из двоюродных братьев Андроника.

24. История Византии. В 3 т. Т. 3 / Отв. ред. серии С.Д. Сказкин; ред. тома Г.Г. Литаврин. М., 1967. С. 46.

25. ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 468.

26. Левченко М.В. Очерки... С. 482—483.

27. Еремян С.Т. Юрий Боголюбский... С. 400; Какабадзе С.П. Руставели и его поэма «Витязь в тигровой шкуре». Тбилиси, 1966 (на груз, языке); цит. по: Жизнь царицы цариц Тамар... С. 19—21, прим. 39. — Эту версию принимает В.Т. Пашуто (Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси... С. 217).

28. В 1154 г. царь Деметре I отрекся от престола и ушел в монастырь. Власть в стране захватил его сын Давид V, отстранив Георгия III, которому Деметре оставил престол. В 1155 г. Деметре вернулся к управлению страной, так как Давид V внезапно умер, и вновь возвел на трон Багратиони Георгия.

29. Бодсворт К.Э. Мусульманские династии. М., 1971. С. 162.

30. Так, в частности, Русудан именуется даже в посвятительной надписи на окладе иконы Спаса из сел. Пхотрери: «дочь царя царей Димитрия и сестра царя Георгия, невестка султанов царица Русудан» (Чубинашвили Г.Н. Грузинское чеканное искусство. Илл. № 419—420; цит. по: Жизнь царицы цариц Тамар... С. 20).

31. Бодсворт К.Э. Мусульманские династии... С. 162.

32. Болдырев А.Н. Два ширванских поэта Низами и Хакани // Памятники эпохи Руставели / Под ред. И.А. Орбели. Л., 1938. С. 119.

33. История и восхваление венценосцев... С. 32; Жизнь царицы цариц Тамар. С. 27.

34. Жизнь царицы цариц Тамар... С. 30.

35. История и восхваление венценосцев... С. 40; Жизнь царицы цариц Тамар... С. 30.

36. История и восхваление венценосцев... С. 40.

37. Жизнь царицы цариц Тамар... С. 30.

38. ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 595. — «Князь нашь оубьен, а дете оу него нетуть: сынок его мал в Новегороде», — рассуждали, по словам летописца, владимирцы после убийства Андрея.

39. Там же. Стлб. 600—601.

40. Повесть временных лет. Ч. I. С. 187.

41. История и восхваление венценосцев... С. 40.

42. Там же. С. 57.

43. В литературу по истории Северного Кавказа попал ошибочный перевод текста, сообщающего о городе, где скрывался Юрий. Считают, что город носил наименование «Севендж», и на основании отдаленного созвучия помещают его на р. Сунже (см.: Кузнецов В.А. Алания в X—XIII вв. С. 158—159). — На самом деле в источнике речь идет (пер. К.С. Кекелидзе) об имени кыпчакского хана. Севендж (Севенч) — распространенное имя у половецкой (кыпчакской) аристократии. Так, например, звали сына хана Воняка, погибшего под Киевом в 1149 г. (см.: Плетнева С.А. Половцы. С. 91, 102).

44. История и восхваление венценосцев... С. 48.

45. Жизнь царицы цариц Тамар... С. 49.

46. История и восхваление венценосцев... С. 40; Жизнь царицы цариц Тамар... С. 30.

47. Слово о полку Игореве / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1956. С. 19.

48. «Конечным результатом похода должно было быть возвращение Руси "земель незнаемых"» — Тмутараканского княжества, Крыма, где в конце XII в. кочевали и хозяйничали половецкие орды», — пишет по поводу цели похода Игоря Новгород-Северского С.А. Плетнева (Плетнева С.А. Половцы... С. 161.).

49. Быков А.А. Грузинские монеты XII—XIII вв. // Памятники эпохи Руставели / Под ред. И.А. Орбели. Л., 1938. С. 83.

50. История и восхваление венценосцев... С. 43; Жизнь царицы цариц... С. 31.

51. История и восхваление венценосцев... С. 43.

52. Там же. С. 47; Жизнь царицы цариц Тамар... С. 27, 31.

53. Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси... С. 216—217.

54. Еремян С.Т. Юрий Боголюбский... С. 419—421.

55. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV веков. В 2 т. Т. I. XII столетие. М., 1961. С. 486. — Н.Н. Воронин отмечает близость орнаментальных мотивов, примененных в украшении порталов собора Рождественского монастыря во Владимире и храма Лурджи-монастыря в Тбилиси, где, по мнению С.Т. Еремяна, был погребен Юрий Андреевич. Этот храм был возведен епископом Картли Василием, братом эмира Абусалана, сторонника брака Юрия и Тамар. Храм был посвящен св. Андрею Первозванному.