Глава IV. Население Приазовья и Северного Кавказа VIII—X вв. и проблема черных болгар в русской историографии

В течение последних полутора столетий неоднократно делались попытки установить местонахождение древней Черной Булгарии, часто упоминаемой источниками X в. как область, соседняя с Хазарией, Таврикой и Русью. Такая настойчивость не случайна. От решения этого вопроса, на первый взгляд кажущегося частным и малозначительным, зависит разработка ряда важнейших проблем начальной русской истории: определение южных и юго-восточных границ Древней Руси, установление времени славяно-русской экспансии в Приазовье, характеристика взаимоотношений молодого русского государства с населением византийских владений в Таврике.

Все наши сведения о Черной Булгарии и черных болгарах исчерпываются тремя известиями, и их содержат два источника: договор Игоря, приведенный в «Повести временных лет», и трактат-наставление о принципах византийской дипломатии «De administrando imperio», составленный для наследника императором Константином Багрянородным.

Русско-византийский договор, заключенный в 944 г., содержал, как мы выше упоминали, особый параграф, согласно которому русский князь принимал на себя обязательство (по тексту Лаврентьевской летописи) защищать от набегов черных болгар Корсуньскую страну: «А о сихъ, оже то, приходять чернии болгары и воюють въ стране Корсуньстеи, и велимъ князю русскому, да их не пущаеть: пакостять стране его». А.А. Шахматов полагал, что эта статья договора неточно переведена с греческого оригинала, что конец статьи должен читаться так: «да ихъ не пущаеть пакостити стране нашей». В Типографской летописи читается: «...пакостять стране той».¹

В трактате Константин называл Черную Булгарию вместе с такими известными странами, как Хазария и Сирия,² а в другом советовал использовать, наряду с аланами и узами, т.е. гузами, печенегами, в качестве союзника империи против хазар.³

Согласно обоим этим источникам местонахождение Черной Булгарии должно удовлетворять трем условиям. Во-первых, Черная Булгария должна была находиться недалеко от Корсуньской страны, под которой в X в. обычно понимают Херсон — Корсунь и горную область в Крыму — Климаты. Во-вторых, она должна была лежать настолько близко к Хазарии, чтобы византийское правительство могло использовать ее как военную силу против последней. В-третьих, Черная Булгария должна была быть сопредельна или так тесно связана с государством русов, чтобы киевский князь мог препятствовать вторжению ее обитателей в область Херсона.

На этом основании И.Ф. Эверс, Ф.А. Лерберг, Н.М. Карамзин и вслед за ними Н.С. Арцыбашев, И.Д. Беляев, С.М. Соловьев и Н.П. Барсов отождествляли Черную Булгарию с Болгарией Дунайской.

Х.Д. Френ, М. Д'Оссен, П.С. Савельев, П.И. Шафарик, В.В. Григорьев, П. Кеппен и Ф.К. Брун (который впоследствии, однако, изменил свою точку зрения) видели в Черной Булгарии — Болгарию Волжскую. Допуская возможность вторжения дунайских болгар в Херсонскую область, они не могли признать вероятность их столкновения с Хазарией, которая представлялась им незначительным по территории кочевым прикаспийско-приволжским ханством.

Новую попытку доказать тождество Черной Булгарии и Волжской в 30-х годах XX в. предпринял К.А. Макартней. Он полагал, что договор Игоря — это документ, регулирующий исключительно торговые отношения между русами и греками. Поэтому в черных болгарах, о которых говорит договор, К.А. Макартней усматривал купцов из Волжской Булгарии, чьи фактории якобы распространялись далеко на юг по Волге и Днепру и нарушали нормальное развитие русско-византийской торговли.⁴ В 40-х годах XX в. к К.А. Макартнею присоединился Г. Вернадский, не отрицавший, однако, спорность принятой им локализации.

Третья гипотеза (П.Г. Бутков, С.А. Гедеонов, А.А. Куник, Н.П. Ламбин, Д.И. Иловайский и др.), как казалось, остроумно разрешила содержащееся в источниках противоречие. Черные болгары были локализованы к востоку от Азовского моря и в Прикубанье. На этой территории, как известно, согласно свидетельствам Феофана и Никифора, до 70-х годов VII в. находилась древняя Великая Болгария — союз гунно-болгарских кочевых племен, распавшийся под ударами родственного им Хазарского объединения. Коренная орда Болгарского союза, возглавляемая Батбаем, была инкорпорирована в состав Хазарской державы и сохранила свои исконные кочевья. Сторонники этой гипотезы полагали, что черные болгары — это потомки орды Батбая, почти три столетия сохранявшие свою сплоченность в недрах Хазарии и только в 40—50-х годах X в., накануне ее падения, обретшие столь независимое положение, что стали выступать против своих давних угнетателей хазар. Эпитет «черный» подчеркивал, по их мнению, зависимое, подчиненное отношение этого народа к хазарам.

Положение между Доном и Кубанью вполне удовлетворяло двум необходимым условиям локализации черных болгар. Отсюда они легко могли бы совершать набеги на хазарский домен в низовьях Волги и на византийские владения в Крыму. Но, чтобы объяснить зафиксированные в договоре Игоря отношения киевского князя и черных болгар, авторам этой локализации пришлось воспользоваться гипотезой об Азово-Черноморской (Приазовской) Руси, с которой в первой четверти XIX в. выступил Г. Эверс. Он, как мы отмечали в главе I, считал Русь «хазарским» племенем, наследником тюрок-роксалан, искони обитавшим у Черного и между Азовским и Каспийским морями. В работах П.Г. Буткова и Д.И. Иловайского тюркская «хазарская» Русь Г. Эверса под влиянием идей Ю.И. Венелина превратилась, как известно, в славянскую Булгарию на Кавказе.

В период между 911 (договор Олега) и 944 / 945 гг., (договор Игоря) — объяснял Д.И. Иловайский, — черные болгары освободились от хазарской зависимости и стали вассалами Киева, что было закреплено появлением русского Тмутороканя на землях черных болгар. Черная Булгария — это Черноморская, Азовская или Тмутороканская Русь. Она возникла на славянской (по Д.И. Иловайскому, «славянской» равно «болгарской») основе, и поэтому вполне оправданно ее стремление к единению с Русью Киевской, Поднепровской. Договор Игоря, по его мнению, зафиксировал уже существующие вассальные отношения Азово-Черноморской Руси (т. е. Черной Булгарии) к Киеву, и, следовательно, русский князь был в силах не допускать вторжений своих северокавказских вассалов на византийские владения в Таврике.⁵

Так вопрос о черных болгарах стал существенной частью гипотезы о Приазовской Руси, и, несмотря на то, что исходные посылки ее авторов, как и гипотезы о славянстве гунно-болгар, были впоследствии забыты, их доводы в пользу локализации Черной Булгарии в Приазовье (более широко: в междуречье Дона и Кубани и в Восточной Таврике) укрепилась на долгие годы. В числе их сторонников оказались Д. Багалей, С. Середонин, С.П. Шестаков, В.Н. Златарский, И. Маркварт, В.А. Мошин, А.Н. Насонов, М.В. Левченко, В.В. Мавродин, М.И. Артамонов, Б.А. Рыбаков и многие другие авторы, включая наших современников.

Однако было бы неверно полагать, что последователи П.Г. Буткова — И.Д. Иловайского имеют единое мнение относительно локализации Черной Булгарии. Со временем наметились два направления. Представители первого помещают черных болгар главным образом, в Предкавказье. Существенным доводом в пользу этого предположения является наличие тюркоязычного племени балкар в предгорьях Северного Кавказа. Представители второго помещают черных болгар между Днепром и Доном, по северному побережью Азовского моря. Эта локализация была предложена Ф. Вестбергом, который после детального разбора этногеографических данных в трактате Константина пришел к заключению, что Черная Булгария не находилась в бассейне р. Кубань. Ему же принадлежит отождествление черных болгар с внутренними болгарами восточных источников.⁶

Во второй половине XX в. в исторической литературе получила распространение концепция Н.Я. Мерперта, изложенная им в брошюре «К вопросу о древнейших болгарских племенах».⁷ Придерживаясь традиционного мнения, он считал черных болгар прямыми наследниками Великой Болгарии и помещал их на огромной территории — от Днепра на восток до Кубани, включая Восточный Крым и Тамань. Как и Ф. Вестберг, Н.Я. Мерперт полагал, что черные болгары были тождественны внутренним болгарам восточных авторов, хотя первый этноним охватывает, по его мнению, население более обширной территории, чем второй. Внутренние болгары — это обитатели Днепро-Донского междуречья, к востоку от них до Кубани, по мнению Н.Я. Мерперта, жили собственно древние болгары — вежендеры.⁸

Эта первая, в значительной степени компилятивная часть гипотезы, зиждется на письменных источниках. К их разбору мы обратимся ниже. Вторая часть гипотезы, призванная подкрепить первую, основывается на археологических данных.

Археологические материалы (в настоящее время их значительно больше, чем в середине XX в., когда об этом писал Н.Я. Мерперт) бесспорно свидетельствуют, что в Подонье-Приазовье, т.е. там, где Н.Я. Мерперт локализует черных болгар, в VIII—IX вв. была распространена археологическая культура, родственная культурам VIII—IX вв. на Нижнем Дунае и на Северной Волге, т. е. там, где письменные источники знают болгарские племена потомков реальной северокавказской Великой Болгарии VII в. Памятники южного, степного («зливкинского») варианта салтово-маяцкой культуры, полагал Н.Я. Мерперт, оставлены черными (внутренними) болгарами, которые находились под большим влиянием северного лесостепного варианта той же культуры (вернее, собственно салтово-маяцкой культуры), принадлежавшего, по его мнению, как и многих других археологов XX в., аланам.⁹

Вряд ли кто-нибудь из исследователей, знакомых с массовым археологическим материалом, станет возражать против того, что зливкинская культура принадлежит той же этнической группе, что и такие классические памятники, как Больше-Тарханский могильник в Поволжье или могильник Нови-Пазар в Дунайской Болгарии. Нет сомнений, что в степном Подонье-Приазовье (включая Южное Приазовье) обитали потомки Великой Болгарии. Но справедливо ли отождествление зливкинской культуры Приазовья именно с черными (внутренними) болгарами? Справедлива ли сама локализация Черной Булгарии в Приазовье? Ведь она возникла из весьма недоброкачественных посылок о «тюркизме» русов и «славянстве» гунно-болгар. Проследив, как складывалась принятая Н.Я. Мерпертом и активно поддерживаемая им в отечественной науке второй половины XX в. гипотеза, мы вправе усомниться в ее истинности и, следовательно, обязаны вновь обратиться к первоисточникам.

Начнем с археологических доказательств. Вспомним, что известия о черных болгарах относятся к 944 и 951 / 952 гг. В обоих случаях не может быть подозрения в анахронизме. И в договоре Игоря, и в трактате Константина черные болгары — живая, активная, ныне действующая сила, враги и союзники «сегодняшнего дня». Из краткой заметки Константина о том, что «Черная Булгария может воевать с хазарами»,¹⁰ должно следовать, что черные болгары в глазах византийского правительства представляли родоплеменную группу, обладавшую значительным военным потенциалом, причем настолько значительным, что византийское правительство было вынуждено принимать его в расчет в своей северопричерноморской политике.

Археологические данные свидетельствуют о противоположном. Салтово-маяцкая культура, в том числе ее зливкинский вариант, в середине X в. уже не существовала!

Гибель поселений салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона и на Северском Донце, где они более изучены, относится к рубежу IX—X или к самому началу X в. То же наблюдается и в Восточном Крыму. Здесь большие зливкинские селища, аналогичные нижнедонским, были покинуты не позднее первой четверти X в. Разумеется, огромная масса носителей салтово-маяцкой культуры не могла исчезнуть бесследно. Продолжали существовать крепости. Например, Саркел, где до похода Святослава (965—966 гг.) и далее до конца X в., сохранялась та же культура, что и в хазарское время, правда, подвергшаяся некоторой славянизации. Продолжалась интенсивная жизнь в Тмуторокане, в Боспоре — Корчеве, на поселении у с. Планерское. До самого конца X в. она кое-где теплилась по окраинам восточнокрымской степи и на Тамани. Но на основании всего того, что мы знаем сейчас о салтово-маяцкой культуре, никак нельзя утверждать, что в середине X в. она представляла собой то же, что и в середине IX в., что ее носители могли представлять какую-либо угрозу для Хазарии или византийских интересов в Северном Причерноморье, именно в то время, когда источники фиксируют активность черных болгар (40-е годы X в.).

Письменные источники X в. говорят о том, что с конца IX в. Приазовье, как и вся Южнорусская степь, были во власти печенегов. Из этого следует, что в состав печенежских орд не влились покинувшие свои селища полукочевники — носители зливкинской культуры, точно так же, как не следует и то, что остатки их селищ не могли быть использованы в качестве зимников печенегами. В последние годы XX в. получены некоторые археологические намеки на возможность такого симбиоза. Но во всяком случае археологические источники не дают права полагать, что в Приазовье в середине X в. еще существовала автономная этническая масса «зливкинцев». Предметом пристального внимания византийской дипломатии здесь в это время были уже печенеги. Именно на них делал ставку в своей северной политике Константинополь, именно им посвятил северопричерноморские разделы своего трактата Константин.

Вернемся к упоминаниям о черных болгарах в договоре Игоря и в трактате Константина Багрянородного. Следует ли из них, что черные болгары обитали в Подонье-Приазовье? Обратимся к договору.

В договоре не говорилось о нападении черных болгар на город Корсунь (Херсон), как обычно понимают интересующий нас пассаж. Черные болгары угрожали не Херсону, а «стране Корсуньстеи». Их действия определялись глаголами «воюють» и «пакостять». Очевидно, речь шла о неоднократных вторжениях на зависимую от византийского Херсона территорию и разорении обитавшего на этой территории населения. «...Да запретить князь словомъ своимъ приходящимъ Руси... да не творять пакости в селех в стране нашей», — говорилось в договоре Олега под 907 г.¹¹ В договоре Игоря та же тема формулировалась так: «Да запретить князь сломъ своимъ и приходящимъ Руси еде, да не творять бещиня в селах, ни в стране нашей».¹²

Какова же территория «Корсуньской страны»?

Судя по первому параграфу раздела «О Корсуньстеи стране» в договоре 944 г. («елико же есть городовъ на той части...»)¹³ и договору 971 г. («...Николи же помышлю... ни на власть корсуньскую и елико есть городов ихъ...»),¹⁴ территория Корсуньской страны включала города Южного берега и юго-западного нагорья в Крыму. Это те территории Климатов, о которых пишет Константин, советуя наследнику, как уберечь их вместе с Херсоном от набегов хазар и печенегов.¹⁵

По представлениям правительства, Херсон был столицей области. Контролируемая Херсоном область не ограничивалась Климатами. В устье Днепра херсониты ловили рыбу.¹⁶ В озерах и лиманах между Днепром и Херсоном они добывали соль.¹⁷ Где-то в Низовьях Днепра располагались сторожевые посты, извещавшие стратига Херсона о движении русов по реке. Остров св. Ельферия (Еферия), Белобережье и устье Днепра, где согласно договору 944 г. Русь не имела «власти» зимовать, очевидно рассматривались так же, как территории, принадлежавшие Херсону.

На Тарханкутском полуострове были найдены остатки небольших поселений, которые датируются керамикой, характерной для Херсона середины X в. Эти поселения располагались на местах древних античных городищ и, вероятнее всего, представляли собой мелкие рыбацкие поселки, составлявшие вместе слабое подобие сельскохозяйственной хоры античного Херсонеса.

Таким образом, учитывая значительные размеры области, которая находилась в середине X в. под юрисдикцией византийского Херсона, мы на основании договора 944 г. не можем определить, откуда приходили воевать «в Корсуньстеи стране» черные болгары. Они могли одинаково «пакостить» Херсону, вторгаясь с востока и разоряя селения горной области (Климатов), проходя через Перекоп и уничтожая поселки на западном побережье, нападая на становища «корсунян», добывающих соль или ловящих рыбу в Низовьях Днепра и грабя в Белобережье или у острова св. Ельферия византийцев-купцов, направлявшихся на Русь или возвращавшихся в Херсон и Константинополь.

Упоминание о Черной Булгарии в 42-й главе «De administrando imperio» также не свидетельствует в пользу локализации черных болгар именно в Приазовье. Константин пишет: «В это Меотийское море впадают и большие реки, к северу от него область (где протекает) река Данаприс, откуда (из которой) и Русы расходятся (распространяются, направляются) как в Черную Булгарию, так и в Хазарию, так и в Сирию».¹⁸

Упоминание Сирии среди стран, посещаемых русами в середине X в., некоторым исследователям казалось невероятным. Под сомнение была поставлена исправность текста и предложен ряд поправок. Среди них наиболее признана замена Сирии Зихией.¹⁹ С принятием этой поправки фраза трактовалась следующим образом: «русы из области, лежащей к северу от Меотиды, где течет река Днепр, проходят последовательно на восток в Черную Булгарию, Хазарию и Зихию». Распространена также конъектура εις μορδιας (т. е. в Поволжье, Мордовию).

Такое понимание текста часто подкреплялось выдержкой из письма Хаздаи Ибн-Шафута царю Иосифу.²⁰ Прибывшие в Кордову посланцы царя Г-б-лим'ов, предложили ему переслать его письмо в Хазарию через страны Х-н-г-рин (Венгрия), где Рус и Б-л-гар. Ф. Вестберг полагал, что страна Б-л-гар здесь равнозначно Булгарии, лежащей, по его представлению, между Днепром и Доном, и что письмо должно было идти по якобы указанному Константином пути русов на восток через Черную Булгарию в Хазарию.²¹ Однако чтение «Рус» в письме Хаздаи не является единственно возможным. Палеографически возможно также чтение «Рум» (т.е. Византия). Это отмечали и А.Я. Гаркави²² и П.К. Коковцов.²³ Что понимал Хаздаи Ибн-Шафут под страной Б-л-гар, неясно. Если принять чтение «Рум», то следует признать, что речь идет о Болгарии на Дунае; если принять чтение «Рус», то нет оснований исключать Болгарию на Волге.

Традиционный перевод последней части фразы Константина не вполне точно передает ее смысл. Д.И. Иловайский перевел διέρχομαι глаголом «отправляться», Ф. Вестберг — глаголом «идти», В.В. Латышев и Н.В. Малицкий — глаголом «проходить», Р. Дж. Г. Дженкинс — глаголом «come through». Оборот διέρχομαι πρδς cum. Асс., усиленный конструкцией τε... μαι... και..., заставляет предпочесть для глагола διέρχομαι значение «расходиться, распространяться». Эта часть фразы буквально содержит перечисление трех направлений, соответствующих трем сторонам света, куда направляются живущие на севере русы. Они идут на восток в Хазарию, на юг в Сирию и, очевидно, на запад в Черную Булгарию. Вероятно, так эта фраза и понималась первыми исследователями (Н.М. Карамзин, И.Ф. Эверс, Ф.А. Лерберг), полагавшими, что Черная Булгария тождественна Болгарии Дунайской. Аналогичная конструкция фразы в том же трактате: «когда они (хазары. — Л.Г.) идут по направлению к Саркелу, Климатам и Херсону». И здесь явно подразумевается движение в разных направлениях: на север — к Саркелу и на запад — к Херсону и Климатам. В этом пассаже говорится о столкновениях хазар с аланами.

Из главы 12-й трактата «De adrainistrando imperio» также не следует, что черные болгары обитали в Приазовье: «О Черной Булгарии и Хазарии. И так называемая Черная Булгария может воевать с хазарами».²⁴ На основании этой главы обычно полагают, что Черная Булгария должна быть сопредельна Хазарии. Не имея данных для определения границ Черной Булгарии, попытаемся установить западные пределы Хазарии.

«...Между ал-Константинией и их страной (страной хазар. — А.Г.) 15 дней пути...», — сообщали Хаздаи Ибн-Шафуту прибывшие в Кордову посланцы византийского императора.²⁵ Хаздаи Ибн-Шафут, передающий в своем письме хазарскому царю Иосифу рассказ этих посланцев о Хазарии, под термином «ал-Кустантиния», вероятно, понимал не только город Константинополь, но и всю территорию к югу от Дуная. В противном случае мы должны были бы допустить, что, по представлению византийского посольства, граница Хазарии проходила по Дунаю, так как только за 15 дней до района Дуная мог добраться идущий из Константинополя караван. Это маловероятно. Скорее всего, осведомители Хаздаи имели в виду тот же караванный путь в Хазарию, что и Константин Багрянородный, и, рассказывая Хаздаи о Хазарии, отсчитывали расстояние от того же пункта на Дунае.²⁶ Константин исчислял расстояние от Дуная до хазарской крепости Саркел в 60 дней пути. За 15 дней, разумеется, можно было покрыть только четверть этого расстояния.

Следовательно, остается признать, что по представлениям обитателей Константинополя середины X в. Хазария начиналась где-то в низовьях Днепра.

Попробуем проверить это заключение. В анониме С. Шехтера («Кембриджский аноним») говорится: «...между нашей страной (Хазарией. — А.Г.) и Кустантиной по морю 9 дней (пути) и сухим путем — 28 дней».²⁷ Здесь под Кустантиной понимаются порт и город, а отсчет ведется от пределов Хазарии. 28 дней — вполне удовлетворительный срок, чтобы караван мог покрыть путь от низовьев Днепра до Константинополя, и слишком незначительный, если допустить, что отсчет в данном случае велся от пункта, более удаленного на восток.

В письме царя Иосифа, адресованном Хаздаи Ибн-Шафуту, находится еще одно подтверждение тому, что в середине X в. западной границей Хазарии считался Днепр. «С западной стороны (запад по отношению к Итилю. — А.Г.) живут 13 народов... располагающихся по берегу моря Кустантинии, оттуда граница поворачивает на север до большой реки по имени Юз-г».²⁸

Отождествление реки Юз-г (= Ва-г-з пространной редакции) с Днепром подтверждается двумя вескими доводами. Во-первых, тем, что для Днепра и в других источниках зафиксировано название Узу — Озу и близкие им формы, передающие тюркское Özü. Во-вторых, тем, что большинство из не названных в краткой редакции «13 народов» — обитатели городов Таврики. Они перечислены в пространной редакции. Последний довод иногда отвергался в связи с сомнениями в подлинности пространной редакции. Но теперь, когда подтверждена аутентичность источника, нет оснований не доверять его показаниям.²⁹

Итак, три разных автора, исходивших из разных побуждений, независимо один от другого свидетельствуют об одном и том же: по представлениям середины X в. Хазария начиналась в низовьях Днепра.

Это вовсе не означает, что Южнорусская степь до низовьев Днепра была населена хазарами. Константин Багрянородный определенно говорил, что «с низовьев реки Дуная... начинается Печенегия, и область их (печенегов) поселения простирается до хазарской крепости Саркела».³⁰ «Печенегия очень близка к Херсону, но еще ближе к Боспору».³¹ Царь Иосиф определял протяжение Печенегии (Б-ц-ра) в 4 месяца пути.³² О постоянных столкновениях хазар с печенегами (гузами) в Приазовье около 950 г. говорил ал-Масуди.³³

Взаимоотношения печенежских племен и Хазарии были крайне неустойчивы и колебались от открытой войны до признания полной вассальной зависимости. Несмотря на значительное ослабление Хазарии в середине X в., ее престиж был еще очень высок, и хазарское правительство предпринимало серьезные действия для его поддержания. Даже при наличии крупных печенежских племен к востоку от Днепра, хазарское правительство не отказывалось от активизации войны с Византией в Таврике в годы правления Романа Лекапина (919—944).³⁴ Следовательно, в середине X в. низовья Днепра могли рассматриваться не только как номинальная граница Хазарской державы, но и как фактический предел действия хазарских отрядов и находившихся в вассальных отношениях к хазарскому кагану родоплеменных групп.

Рассмотрим гипотезу Ф. Вестберга — Н.Я. Мерперта о тождестве черных и внутрених болгар и о локализации последних в Приазовье.

Н.Я. Мерперт пишет, что известия о внутренних болгарах «неоднократно встречаются в текстах арабо-персидских историков и географов», что о них имеются «пространные и точные свидетельства».³⁵ Это не совсем верно. Этноним «внутренние болгары» (арабск. Bulgar ad-dakhil, перс. Bulgar-i andaruni) знают только три автора, причем во всех трех случаях известия о внутренних болгарах восходят к одному источнику.³⁶

Самое раннее упоминание о внутренних болгарах сохранилось в «Книге путей и государств» Абу Исхака ал-Фариси ал-Истахри, который около 930—933 гг. переработал не дошедшее до нас сочинение Абу Зейда ал-Балхи, составленное в Средней Азии около 920—921 гг.³⁷ Сочинение ал-Истахри, в свою очередь, явилось основой для «Книги путей и государств» его младшего современника Абу-л-Касима Ибн-Хаукала ал-Нисиби. Ибн-Хаукал закончил свой труд около 967 г., вторая редакция была сделана им около 977 г. У обоих авторов сохранились два сходных пассажа, где упоминаются внутренние болгары.

Ал-Истахри:

«Русы торгуют с хазарами, Румом и Великим Булгаром. Они соседи Румана на севере, их число велико и их сила, как говорят, такова, что они наложили харадж на тех из Рума и внутренних булгар, которые живут вблизи их страны. Внутренние булгары — христиане».³⁸

Ибн-Хаукал:

«Великий Булгар — сосед Рума на севере, их число велико и их сила, как говорят, такова, что в прежние дни они налагали харадж на тех из Рума, кто жил вблизи от них. Как полагают, среди внутренних булгар есть христиане и мусульмане.

В настоящее время не осталось и следа ни из Булгара, ни из Бургаса, ни из Хазара, ибо Русы истребили всех их, отняли у них все эти области и присвоили себе...»³⁹

Очевидно, в обоих отрывках предметом внимания авторов были русы. Но для Ибн-Хаукала тема «русы торгуют с хазарами, Румом и Великим Булгаром» была невозможна, так как он был хорошо осведомлен о том, что в 969 г. русы разрушили Хазаран и Булгар.⁴⁰ Поэтому, изъяв тему «о торговле русов», их могущество и их взаимоотношения с Румом и внутренними болгарами он приписал Великому Булгару. Как это было свойственно мышлению и методу средневекового литератора, Ибн-Хаукал не рискнул посягнуть на авторитет своего предшественника. Под давлением новых фактов он осмелился несколько сократить начало и несколько расширить конец заимствованного у ал-Балхи — ал-Истахри пассажа.

Великий Булгар в сочинении ал-Балхи — ал-Истахри — известный в мусульманских странах торговый контрагент русов — Булгар на Волге. Внутренние болгары — христиане, живущие в соседстве с Румом, это, вероятнее всего, болгары дунайские. Так думали Д.А. Хвольсон⁴¹ и И. Маркварт.⁴² И. Маркварт подтверждал это еще одним пассажем ал-Истахри: «...что касается ширины земли ...то она начинается от берегов окружающего моря, достигает земли Иаджудж и Маджудж, затем идет по дальней стороне Сакалиба, пересекает земли внутреннх булгар и Сакалиба и идет вдоль страны Рума и Сирии».

Третий источник, знающий внутренних болгар, — анонимная персидская география «Худуд ал-алам...» («Границы мира от востока к западу»), составленная около 982—983 гг. в Иране. Внутренние болгары упоминаются автором в шести пассажах, из которых один целиком посвящен их характеристике. Автор помещает внутренних болгар к северу от моря Gurz (Черное море), к востоку от Сакалиба (славян), к западу от страны Мирват (?) и к югу от русов.⁴³

Ф. Вестберг, знакомый с источником только по краткой и не вполне точной информационной публикации А. Туманского, полагал, что Мирват — это абхазы, и на этом основании локализовал внутренних болгар в Северном Приазовье.⁴⁴ В.Ф. Минорский, проделавший тщательный анализ полного текста, пришел к заключению, что под именем страны Мирват в «Худуд ал-алам», как и в сочинении ал-Гардизи, упоминается Великая Моравия.

Как отмечают востоковеды — исследователи средневековой мусульманской географии, автор «Худуд ал-алам» не проявил в составленном им трактате ни знакомства с окружающей его действительностью, ни интереса к современным ему событиям, причем даже в том районе, где он, по всей вероятности, жил.⁴⁵ Будучи типичным средневековым компилятором, он без достаточной критической оценки воспользовался различными, подчас исключающими друг друга источниками и попытался с «внешней» точностью, обстоятельностью и правдоподобием собрать их воедино. Созданная им схема расселения племен в области моря Gurz — это обычная комбинация ряда повторяющих, а иногда исключающих друг друга известий, принадлежащих его авторитетным предшественникам.

Н.Я. Мерперт попытался подкрепить мнение Ф. Вестберга о локализации внутренних болгар в междуречье Днепра и Дона ссылкой на работы Б.А. Рыбакова, где разъясняются представления арабской географии о реках Восточной Европы.⁴⁶ Н.Я. Мерперт имел в виду то, что под именем реки Дуна (Рута) арабы, плохо знакомые с югом Восточной Европы, иногда подразумевали Дунай, а иногда Днепр, Дон или Северский Донец. Это справедливо, но не имеет никакого отношения к внутренним болгарам «Худуд ал-алам», поскольку в этом источнике, как, впрочем, и в других, их местонахождение не связывается с рекой Дунай (Рута).

И. Маркварт считал, что известия «Худуд ал-алам» подтверждают его мысль о тождестве внутренних и дунайских болгар.⁴⁷ Если допустить, что сведения анонима о внутренних болгарах восходят к традиции ал-Балхи — ал-Истахри — Ибн-Хаукала, предложение И. Маркварта может считаться вероятным. Однако сошлемся на авторитет В.В. Бартольда, писавшего по этому поводу: «Едва ли было бы целесообразно вдаваться в критику таких гипотез, основанных на дошедшем до нас явно недостаточном материале».⁴⁸

Помещая внутренних болгар в Северном Приазовье между Днепром и Доном, Ф. Вестберг исходил из одной ошибочной посылки. Ему казалось, что восточные писатели четко различали «три болгарские орды»: внешних (волжских), внутренних (приазовских — черных) и великих (дунайских) болгар. Однако это — явная переоценка знаний восточных авторов. Насколько смутны были их представления о болгарских племенах показывает составленное Ибн-Хаукалом сообщение о том, что среди внутренних болгар есть христиане и мусульмане, в котором сочетаются данные ал-Балхи — ал-Истахри о христианстве дунайских болгар и известие о принятии ислама волжскими болгарами.

Кроме того, Ф. Вестберг не учел, что издания Д.А. Хвольсона, А.Я. Гаркави и Б.А. Дорна, откуда он главным образом заимствовал восточные тексты, к его времени устарели. Он сопоставлял тексты «ал-Балхи» и «ал-Джайхани» с текстами ал-Истахри и Ибн-Хаукала, не подозревая, что вместо сочинений ал-Балхи и ал-Джайхани имеет дело с другими вариантами сочинений тех же ал-Истахри и Ибн-Хаукана. Д.А. Хвольсон и А.Я. Гаркави, как и многие другие арабисты XIX в., за сочинение ал-Балхи принимали Берлинскую рукопись сочинения ал-Истахри. Взаимоотношение различных редакций сочинения ал-Истахри было выяснено де Гуе в работах 1870—1871 гг., т.е. уже после выхода в свет книг Д.А. Хвольсона и А.Я. Гаркави, на которые ссылается Ф. Вестберг в интересующей нас главе «Внутренние болгары». Ф. Вестберг не обратил внимания также на то, что изданный Б.А. Дорном отрывок из сочинения «Картины мира», приписанного Абу-л-Касиму Ибн-Ахмаду ал-Джайхани, является лишь вариантом одной из редакций сочинения Абу-л-Касима Ибн-Хаукала. Полное имя ал-Джайхани — Абу-Абдаллах Мухаммад Ибн Ахмад Ибн-Наср ал-Джайхани. Сочинения ал-Джайхани не найдены. Сам Б.А. Дорн признавал, что издаваемый им отрывок имеет «дословное сходство» с соответствующими пассажами в сочинении Ибн-Хаукала. Почему имена обоих писателей соединены переписчиком, неясно.

В отрывке, изданном Б.А. Дорном, отсутствует сам термин «внутренние болгары». Характеристика «они — христиане» относится к Руму. К сожалению, ошибка Ф. Вестберга не была замечена Н.Я. Мерпертом, в результате чего Н.Я. Мерперт также ссылается на неизвестные науке сочинения Абу-Зейда ал-Балхи.⁴⁹

Вполне вероятно, что этноним «внутренние болгары» (Внутренний Булгар) перешел в компиляцию ал-Истахри из сочинения его предшественника ал-Балхи.⁵⁰ Определение «внутренний» (ad-dakhil), очевидно, предполагает наличие в первоисточнике противоположного определения «внешний» (al-kharija). Такое определение действительно сохранилось у ал-Истахри и относится к Булгару на Волге. Тому же ал-Истахри (вернее, ал-Балхи — ал-Истахри) принадлежит этноним «внутренний Башкирд», относящийся к мадьярам на Дунае.⁵¹

Географическая традиция и географическая номенклатура ал-Балхи — ал-Истахри и связанного с ал-Балхи ал-Джайхани, вероятно, одного из основных предшественников автора «Худуд ал-алам», складывалась в Средней Азии и Прикаспийских областях Ирана, торговое и ремесленное население которых в IX—X вв. находилось в постоянном контакте с народами Поволжья.⁵² Вполне понятно, что для этих областей внешней (т.е. ближней) была Волжская Булгария, а внутренней (т. е. дальней) — Болгария на Дунае. Для географов западной традиции внешней оказалась Дунайская Болгария, как это зафиксировано в сочинении сирийца Абу-л-Фиды (1273—1331 гг.). Географическим определением «внешний» пользуется и Константин Багрянородный. Под внешней Русью он понимал Киевскую землю, ближайшую к Византии область Руси.

Таким образом, известия восточных источников о внутренних болгарах, очевидно, не могут служить подтверждением гипотезы Ф. Вестберга —Н. Я. Мерперта. Скорее всего, этот термин относится к дунайским болгарам. Во всяком случае, о Внутренней Болгарии как о стране, знакомой восточным авторам, говорить не приходится.

Локализация Черной Булгарии к западу от низовьев Днепра, а это следует из рассмотренного выше пассажа 42-й главы трактата «De administrando imperio», как нельзя более удовлетворяет вытекающим из источников трем необходимым условиям.

По представлениям географов середины X в. территория, подвластная хазарам, простиралась на запад до низовьев Днепра, и, следовательно, столкновение болгарской конницы с хазарскими отрядами могло казаться византийскому императору предприятием вполне реальным. Глава 12-я «De administrando imperio» представляется нам конкретной политической рекомендацией, которая основана на опыте византийской внешней политики в годы, непосредственно предшествовавшие написанию трактата. Возможно, в ее основе лежит неизвестный нам политический казус. Вспомним, кстати, что к началу X в. относится расправа царя Симеона над пленными хазарами, которые участвовали в сражении против болгар на стороне Византии.⁵³

Нападение черных болгар, если они локализуются к западу от Днепра, на Корсуньскую страну, пределы которой начинались также в низовьях Днепра, тоже событие вполне вероятное. Из «Жития Владимира особого состава» известно, что булгары принимали участие в походе на Корсунь в 988—989 гг. В обязанности херсонского стратига, как это следует из переписи патриарха Николая Мистика с царем Симеоном, входило постоянное наблюдение за действиями болгар, которые наряду с другими «варварами» представляли постоянную угрозу для области Херсона.

Наконец, обязательство русского князя не допускать нападения черных болгар на Корсуньскую страну могло быть выполнено только при такой локализации.

В подтверждение нашей гипотезы приведем некоторые доказательства. Обратимся опять к трактату Константина, где сказано: «В области Булгарии также сидит народ печенего, по (=возле) части (—области) Днепра, Днестра и других имеющихся там рек».⁵⁴

Несмотря на некоторую неловкость оборота, содержание фразы вполне ясно. Печенежские кочевья располагались в междуречье Днепра и Днестра, куда, как говорит в конце той же главы Константин, печенеги переправлялись из-за Днепра только по весне и где проводили лето. По воспоминаниям Константина эти земли и, следовательно, вся область к северу от Дуная до Нижнего Днепра были частью Болгарии.

В связи с этим представляет интерес рассказ «Повести временных лет» о втором походе Игоря: «В лъто 6452, Игорь... поиде на греки въ лодьяхъ и конихъ... Волгаре послаша въесть, глаголюще: "идуть Русь, и наяли суть к събе печенъеги". Се слышавъ царь посла к Игорю лучие боляре... Игорь же, дошедъ Дуная, созва дружину, и нача думати...»⁵⁵

Из рассказа следует, что «болгаре» явились осведомителями Константинополя о движении Игоря задолго до того, как он подошел к Дунаю, где его успели перехватить послы императора с предложением мира. Это могло произойти только в том случае, если какие-то болгарские поселения или отряды находились на пути следования Игоря к Дунаю. Те же «болгаре» известили Константинополь и о начале первого похода Игоря в 941 г.

В южной части Прутско-Днепровского междуречья были найдены остатки поселений, принадлежащих той же этнической группе, которая обитала в VIII—XI вв. на Правобережье Дуная и в Добрудже. Эти поселения возникли здесь, как позволяют думать значительные по объему материалы, в VIII—IX вв. и исчезли в самом начале XI в. Их культура родственна зливкинской культуре в Приазовье и культуре могильника Нови-Пазар и Плиски в Дунайской Болгарии. Их открытие позволило высказать мысль о том, что «в связи с укреплением первого Болгарского царства» степное междуречье Днепра и Прута входило в его состав.⁵⁶

О длительном существовании в интересующем нас районе болгарского (праболгарского) населения свидетельствуют также данные антропологии.⁵⁷ В серии черепов, полученных при исследовании могильника XI—XIII вв. у с. Хански в Молдавии, М.С. Великанова выделила группу с чертами, характерными для черепов из могильников Зливки, Нови-Пазар, Больше-Тарханского и других праболгарских памятников.

В связи с какими историческими событиями появилось в этом районе оседлое или полуоседлое болгарское население, сейчас решить трудно (в его изучении сделаны лишь первые шаги). М.С. Великанова предполагает, что на рубеже IX—X вв. произошло перемещение на запад по пути Аспаруховых болгар салтово-маяцкого населения (зливкинцев) Подонья. Не оспаривая сейчас это предположение, следует указать другие возможные решения. Болгары Прутско-Днестровского междуречья могут быть потомками древних кутригуров — западной группы гунно-болгарских родов, в начале VII в. входивших в состав Великой Болгарии Кубрата. Они могут быть потомками орды Аспаруха, вернее той ее части, которая осталась в этом районе после ухода основной массы за Дунай. Они могут быть представителями рода Ка-баров, которые в начале IX в. ушли вместе с венграми из Хазарии, а после разгрома венгерских кочевий в Ателькузу и ухода венгров в Паннонию осели к северу от Дуная. Для темы настоящей работы важно другое: археология и антропология свидетельствуют, что в середине X в. к северу от Дуная в междуречье Днепра и Прута обитала племенная группа, этнически родственная населению Дунайской Болгарии. Весьма существенно, что список «градом русским дальним и ближним» сохранил существование до XIV в. воспоминание о болгарах в районе Днестра: «А на сей стране Дуная... на Днестре Хотенъ, а то Болгарскый и Волосскш городокъ».⁵⁸

Среди тюркоязычных народов, как показали исследования ряда алтаистов и тюркологов, широко распространены сложные названия родов и племен, включающие в свой состав цветовое определение. Это связано с символической цветовой характеристикой стран света: север — qara — черный, юг — qyryv — красный, запад — saryv (aq) — желтый (белый), восток — kok — голубой. Таким образом, цветовое определение при этнониме может служить ориентиром для его локализации.

Определение qara — черный обычно характеризует племена или части племен, живущие в северном направлении. Болгары, обитавшие к северу от Дуная в междуречье Прута и Днепра, на севере Болгарского царства, естественно, рассматривались в Задунайской Болгарии и в Константинополе как северные — черные, а их земли как Северная — Черная Булгария.

В IX — начале X в. эта группа болгарских родов, по-видимому, не выделялась среди других родоплеменных групп, объединенных сильной властью Бориса и Симеона. Ее активность и обособленность фиксируется соседями только в 40—50-х годах X в., т.е. в период распадения Болгарской державы, когда ряд крупных выступлений против правительства царя Петра ознаменовал начало феодальной раздробленности в Болгарии.⁵⁹

В период между 943 и 968 гг., т.е. между походами Игоря и Святослава, в междуречье Дуная и Днестра произошли изменения. В отличие от походов Игоря движение войск Святослава к Дунаю было незаметным, и появление их в Низовьях Дуная оказалось непредвиденным даже для правительства Болгарии.⁶⁰ Вероятнее всего, это было следствием политической переориентации Черной Булгарии после 943 г. Во всяком случае договор, заключенный в 944 г., уже фиксировал какую-то зависимость черных болгар от русского князя. Установлению этой зависимости должны были способствовать и переселение племени уличей на Днестр, завершившее борьбу Киева за правобережье Днепровской луки (около 940 г.),⁶¹ и набег союзников Игоря — печенегов на «Болгаръску землю», предпринятый по его повелению после переговоров с послами императора на Дунае.⁶²

Итак, разбор источников, на основе которых сложилось и более ста лет существует представление о Черной Булгарии в Приазовье, привел нас к противоположному мнению: Черная Булгария — это, вероятнее всего, область Первой Болгарской державы, лежавшая к северу от Дуная в степном междуречье Днестра и Прута. До начала периода феодальной раздробленности она была, по-видимому, в этническом, культурном и политическом отношениях частью Задунайской Болгарии. В 40-х годах X в. эта область вошла в сферу влияния Киевского государства, но еще в начале 50-х годов ее потенциальная активность в Северном Причерноорье учитывалась правительством Византии.

Примечания

1. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку (далее — ПВЛ). Т. 1. М.; Л., 1950. С. 37.

2. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I / Greek text edited by Gy Moravcsik. English translation by R.J.H. Jenkins. Budapest, 1942. Ch. 42. P. 75—77.

3. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 12. P. 1—3.

4. Macartney С.A. On the Black Bulgars // Byzantinische — Neogriechische Jahrbucher. Bd VIII. Jahrgang 1929—1930. Athen, 1931. С. 150—158.

5. Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1882. С. 289—296.

6. Вестберг Ф. 1) Записка готского топарха // Византийский временник. 1910. Т. XV. С. 243—244; 2) К анализу восточных источников о Восточной Европе // ЖМНП. 1908. Февр. С. 386—389.

7. Мерперт Н.Я. Древнейшие болгарские племена Причерноморья // Очерки истории СССР / Под ред. Б.А. Рыбакова. М., 1958. С. 586—615.

8. Там же. С. 604—608, 615.

9. Там же. С. 608—615.

10. Constantine Porphirogentus. De administrandoimperio. V. I. Ch. 12. P. 1—3.

11. ПВЛ. С. 25.

12. Там же. С. 36—37.

13. Там же. С. 36.

14. Там же. С. 52.

15. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 11. P. 8—13.

16. ПВЛ. С. 64.

17. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 42. P. 72—73.

18. Там же. С. 76—77.

19. Известия византийских писателей о Северном Причерноморье // ИГАИМК. 1934. Вып. 91. С. 65.

20. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932. С. 65—66; Вестберг Ф. Записка готского... С. 293; Мерпер Н.Я. Древнейшие болгарские племена... С. 607.

21. Вестберг Ф. Записка готского... С. 243.

22. Гаркави А.Я. Сказания еврейских писателей о хазарах. СПб., 1874. С. 140.

23. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка... С. 65.

24. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 12. P. 1—3.

25. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка... С. 63.

26. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 42.

27. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка... С. 122—123.

28. Там же. С. 82—83.

29. Dunlop D.M. The History of the Jewisch Khazars. New Jersey, 1954. С. 152—163; Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 8—12.

30. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 42. P. 20—29.

31. Ibid. Ch. 37. P. 48—49.

32. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка... С. 83, 102.

33. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870.

34. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка... С. 119.

35. Мерперт Н.Я. Древнейшие болгарские племена... С. 605.

36. Hudud al-'Alam. The regions of the world. A persian geography 372 a. h. — 982 a. d. / Translated and explained by V. Minorsky. London, 1937. P. 438—440.

37. Крачковский И.Ю. Арабская географическая литература. Избранные сочинения. Т. IV. М.; Л., 1957. С. 195—197.

38. Viae Regnorum. Descriptio ditionis moslemicae autore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri / Ed. M.J. de Geoje. Lugduni Batavorum, 1870. P. 226; Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 436.

39. Viae et régna. Descriptio ditionis moslemicae autore Abu-l-Kasim Ibn Haukal / Ed. M.J. de Geoje. Lugduni Batavorum, 1873. P. 287; Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 439.

40. Бартольд В.В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Баку, 1925. С. 43.

41. Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русах... Ибн-Даста... СПб., 1869. С. 83.

42. Marquart J. Osteuropäische und Ostasiatische Streifzuge. Ethnologisch und historisch-topographische Studien zur Geschichte des 9 und 10 Jahrunderts (ca. 840—940). Leipzig, 1903. S. 517—518.

43. Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 53, 67, 83, 158, 160, 438—440.

44. Вестберг Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе. С. 388.

45. Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 3—44; Заходер В. H. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1962. С. 87—89.

46. Мерперт Н.Я. Древнейшие болгарские племена... С. 606.

47. Marquart J. Osteuropaische und Ostasiatische Streifzuge. P. 517—518; Dunlop D.M. The History of the Jewissch Khazars. С. 218—230.

48. Худуд ал-алам. Рукопись Туманского. Введение и указатель В. Бартольда. Л., 1930. С. 29.

49. Мерперт Н.Я. Древнейшие болгарские племена... С. 606.

50. Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 439.

51. Viae Regnorum. Descriptio ditionis moslemicae autore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri. P. 227; Hudud al-'Alam. The regions of the world. P. 319.

52. Заходер В.Н. Каспийский свод сведений...

53. Шахматов А.А. Корсуньская легенда о крещении Владимира. СПб., 1906. С. 52.

54. Constantine Porphirogentus. De administrando imperio. V. I. Ch. 8. P. 5—18.

55. ПВЛ. С. 33—34.

56. Федоров Г.Б. Итоги и задачи изучения древнеславянской культуры Юго-Запада СССР // КСИА. 1965. Вып. 105. С. 27—28; Чеботаренко Г.Ф. 1) Городище Калфа (по материалам раскопок 1959 г.) // Материалы и исследования по археологии и этнографии Молдавской ССР. Кишинев, 1964. С. 204—209; 2) О Балкано-Дунайской культуре на территории Прутско-Днепровского междуречья в IX—XII вв. // Доклад на II собрании Одесского Археологического общества. Одесса, 1961.

57. Великанова М.С. Об одной группе средневекового населения Молдавии по антропологическим данным // Советская этнография. 1965. JV6. С. 61—65.

58. ПСРЛ. VII. С. 240.

59. Державин Н.С. История Болгарии. Т. II. М.; Л., 1945. С. И, 12—13; История Болгарии. Т. I. М., 1954. С. 87—88.

60. Дринов М.С. Южные славяне в Византии X в. // Сочинения М.С. Дринова. Т. I. София, 1909. С. 463—464; Златарский В.Н. История на первого Белгарско царство. Ч. 2. София, 1927. С. 578—579.

61. Рыбаков Б.А. Уличи (историко-географические заметки) // КСИИМК. 1950. Вып. XXXV. С. 3—17.

62. ПВЛ. С. 34.