2. «Слово о полку Игореве»

Древнее Киевское государство уже на заре своего существования вынуждено было начать долгую многовековую борьбу с кочевыми народами наших южных степей. Эта страница истории глубоко запечатлелась в народной памяти. Она оставила по себе неизгладимый след и нашла яркое выражение как в летописном рассказе, так и в народном былинном эпосе.

Сравнивая Русское государство с Западной Европой, нередко забывают, что Русь на заре своей истории, поставленная на рубеже Европы и Азии, веками напрягала свои силы, сдерживая натиск азиатских кочевников, служа как бы щитом для европейского запада. В то время, когда европейские народы накапливали сокровища культуры, русские воины с оружием в руках оберегали тыл этой самой цивилизации. Европейская культура, можно сказать, воздвигалась на костях русских витязей, сложивших свои головы на южных степных рубежах в борьбе с кочевниками.

В пору своего образования и последующего феодального раздробления Киевское государство находилось в непосредственном соседстве сначала с печенегами и торками, а затем со сменившими их в XI в. половцами. Постоянно тревожа набегами пределы государства, кочевники были опасны внезапностью своего нападения. Их быстрота и неуловимость изумляла современника. Степняки разоряли, грабили города и села и уводили вереницы пленных для продажи их в рабство, оставляя позади себя дымящиеся развалины и груды трупов. От беспрерывных половецких набегов селения становились безлюдны, пастбища пустели, заброшенные пашни порастали лесом и становились логовищами зверей. Летописец дает потрясающее описание тех бедствий, которые постигали область в результате половецкого нашествия¹. Нашествия половцев были столь часты, что только одних крупных набегов насчитывается около пятидесяти за полтораста лет (1061—1210). Количество же мелких и подсчитать трудно. Более всего страдали от половцев южные области Киевского государства, но не раз кочевники доходили и до самого Киева.

Эти степные враги, хищные и вероломные, являлись постоянной угрозой мирному труду поселянина, жизнь которого на степных границах государства становилась необеспеченной и тревожной.

Вместе с тем это состояние, требовавшее постоянной готовности к отражению врага, закаляло характер, воспитывало мужественных и отважных защитников Русской земли, порождало тех киевских богатырей, — «хоробров», которых с таким сочувствием упоминает летописец и с такой любовью воспел народ в своих былинах как подлинных народных героев. Говоря языком «Слова о полку Игореве», такие хоробры были «под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, концом копья вскормлены». Авторитет и политическое значение князя нередко зависело от проявленной князем отваги и искусства в обороне государства от внешнего врага. Когда в 1068 г. Изяслав, разбитый половцами, отказался дать оружие киевлянам для борьбы с кочевниками, которые бросились разорять Киевскую землю, возмущенное население изгнало князя.

Для охраны Киевского государства от степняков князья защищали южные границы крепостями, земляными валами и засеками. Заключение мирных договоров мало достигало цели, так как половцы постоянно их нарушали. Более действенным средством оказывалось наступление русских князей на половецкие кочевья. Удачные русские походы в глубь половецких степей в начале XII в. ослабили наступательную энергию половцев, но феодализация, раздробляя Киевское государство, понижала его обороноспособность. С конца того же века борьба снова принимает напряженный характер. Именно к этому времени относится воспетый «Словом о полку Игореве» поход северских князей на половцев в 1185 г.

* * *

То поэтическое обаяние, которым покоряет читателя знаменитое «Слово о полку Игореве», в связи с драматическим исходом борьбы северских дружин с половцами в глубине половецких степей, давно влекло историков к выяснению вопроса о том, где именно разыгрались события, описанные певцом «Слова».

Летописный рассказ об известном походе Северского князя Игоря на половцев скрывает в себе драгоценный материал для выяснения географического представления о Половецкой земле, но некоторая неопределенность указаний источников открывала широкое поле для догадок исследователей, отчего полученные результаты и оставляют немало места для сомнений. Чтобы яснее об этом судить, необходимо предварительно напомнить фактическую сторону летописного описания похода.

Поход Игоря является эпизодом, тесно связанным с более ранними походами Святослава Киевского на половцев. Вместе взятые, они составляют содержание цельного летописного рассказа, который открывается описанием блестящей победы Святослава (1184) на реке Орели (впадающей в Днепр), когда захвачено было свыше семи тысяч пленных половцев, в том числе более четырехсот одних половецких князей. Сам могущественный хан Кобяк оказался пленником Святослава, который, по выражению «Слова», «поганаго Кобяка из луку моря, от железных великих полков половецких, яко вихр выторже».

Половцы не могли примириться с победой Святослава и весной следующего года хан Кончик с большими силами выступил против русских князей². Став на речке Хороле (приток Псла), Кончак завел мирные переговоры с Ярославом Черниговским, надеясь удержать его от наступления и вместе с тем обеспечить себе безопасный путь на случай своего отступления. Святослав Киевский разгадал скрытый план Кончака и предостерег о том Ярослава, а сам вместе с Рюриком со всеми полками быстро двинулся навстречу Кончаку. Узнав от встречных купцов, ехавших из Половецкой земли, место стоянки Кончака, русские князья застигли половцев врасплох и разгромили их, захватив много пленных. Сам Кончак едва успел спастись бегством. За ним погнался шеститысячный русский отряд. Но Кончака не догнали.

Не удовлетворяясь достигнутым успехом, Святослав той же весной выслал против половцев новую рать, которая дошла до самых половецких веж и взяла их, захватив много пленных и конские табуны. Победа эта была одержана 21 апреля. После нее Святослав отправился в землю вятичей к Корачеву, имея план собрать войско из Верховских княжеств, чтобы общими силами выступить против половцев к Дону на все лето³.

Между тем Игорь Северский, не предупредив Святослава, задумал против половцев поход с одними силами северских князей и выступил из Новгорода Северского 23 апреля. К нему присоединился его брат Всеволод из Трубчевска, из Путивля — сын Владимир, из Рыльска — Святослав Ольгович. Ярослав Черниговский прислал вспомогательный отряд ковуев с воеводою Ольстином Олексичем.

Закончив сбор дружины, «сняшася» у переяславской границы⁴, Игорь подошел к Донцу 1 мая — на девятый день после своего выступления. Здесь северские полки застигло около трех часов дня неожиданно наступившее солнечное затмение. Настал такой мрак, что звезды стали видны, «яко в нощи», солнце обратилось в лунный серп, «из рог же его яко угль горящ исходяще: страшно же бе видети человеком знамение божие», — замечает летописец⁵. Это небесное явление показалось грозным предзнаменованием смущенной дружине, но Игорь сумел успокоить ее и перевел войско на другой берег Донца. Отсюда он направился к реке Осколу и два дня ожидал, пока присоединится князь Всеволод, подходивший из Курска «иным» путем.

Затем, соединившись, оба брата пошли на юг до самой реки Сальницы. Здесь северских князей встретили заранее высланные вперед русские «сторожа» — разведчики и сообщили, что половцы держатся настороже, «со доспехом ездят» и потому необходимо или наступать «борзо», т. е. быстро, или возвращаться назад, так как время для наступления неблагоприятно. Не желая отступать без боя, не увидав неприятеля, чтобы не принять на себя «сором пуще смерти», решено было быстро продолжать наступление.

Под покровом темноты русская рать шла всю ночь. «Слово» дает картинное изображение этого ночного перехода: «Долго ночь меркнет. Заря свет запала. Мгла поля покрыла. Щекот славий успе, говор галич убудися. Русичи великая поля черлеными щиты прегородиша».

На другой день, в пятницу, в «обеднее» время, т. е. около одиннадцати часов⁶, русские «усретоша» полки половецкие, стоявшие на другом берегу реки Сюурлия. Построившись в боевой порядок, северские полки двинулись в наступление. Навстречу им выехали вперед половецкие стрелки, но, пустив по стреле, не приняли боя и обратились в бегство. За ними поскакали и те половцы, которые стояли «далече» от реки. Святослав, Владимир, Ольстин с отрядом ковуев и стрельцы погнались за половцами, избивая их, забирая в плен. Игорь же с Всеволодом шли сзади «помалу идяста», не распуская своих полков. Преследуемые половцы промчались мимо своих веж — стоянок, которые и были захвачены русскими, получившими богатую добычу и много пленных женщин и детей. Согласно указанию «Слова», захватив вежи, победители, «рассушясь стрелами по полю, помчаша красный девкы половецкая, а с ними злато и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами и япончицами и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом и всякыми узорочьи половецкыми»⁷.

В дальнейшем описании показания летописей расходятся. По одним данным, северские князья стояли «веселяся» на вежах три дня и торжествуя говорили: «Братья наши ходили со Святославом великим князем и бились с половцами, озираясь на Переяславль⁸, а в землю их не смели пойти, а мы в самой Половецкой земле, половцев побили, жен и детей их захватили в плен, а теперь пойдем за Дон и до конца изобьем их, если же нам будет и там победа, то идем на них и в луку моря⁹, где не ходили и деды наши, возьмем до конца свою славу и честь»¹⁰.

В изложении Ипатьевской летописи дело представляется иначе¹¹. Князья северские не потеряли напрасно три драгоценных дня на «веселье», находясь в тревожном соседстве с врагами, а на другой же день начали отступление, что действительно и подсказывалось теми трудными условиями, в которых очутилась далеко зашедшая в степь дружина Игоря.

Понимая опасность дальнейшего пребывания в глубине половецких степей, среди многочисленных неприятелей, Игорь хотел вести свое войско обратно в ту же ночь. Но передовой отряд только поздно ночью вернулся из погони с полоном «к полкам». Святослав Ольгович, поддержанный Всеволодом, возражал против немедленного отступления, ссылаясь на утомленных погоней коней, на которых было бы невозможно сейчас же ехать, не рискуя отстать по дороге. Решено было поэтому войско расположить на ионной отдых среди поля. Этот ночлег в степи отмечен и «Словом», где звучит тревожная нота: «Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело!» Эта задержка в степи для северских дружин оказалась действительно роковой.

На рассвете в субботу половцы, успевшие стянуть большие силы, окружили русских со всех сторон. Князья спешили конницу, надеясь всем войском пробиться к Донцу. Началась неравная борьба. Она яркими чертами изображена в «Слове»: «Летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли Половецкыи»¹². Бой длился весь день, и наступившая ночь не остановила сечи. На третий день битва все еще продолжалась. Не подпускаемые половцами к воде, русские воины «изнемогли бо ся бяху безводьем, и кони, и сами в знои и в тузе... по три дни бо не пустили бяху их к воде»¹³. На рассвете отряд ковуев первый не выдержал, был смят половцами и бежал. Раненый Игорь, севши на коня, тщетно пытался остановить бегущих, причем неосторожно отдалился слишком далеко от своего полка. Схваченный при этом в плен половцами, Игорь еще видел, как его брат Всеволод, обладавший исключительной силой, обломав свое оружие о врагов, одними руками все еще крепко отбивался от половцев, «идуще вкруг при езере»¹⁴

Так трехдневная битва окончилась для Игоревых войск поражением «на реце Каялы». Князья все пленены были, а «бояре и дружина вся избита, а инии изымани и та язвены». Лишь около пятнадцати «мужей» спаслось бегством, из ковуев еще менее, «а прочие в море истопоша»¹⁵. О гибели северских дружин некому было и вести принести на Русь. Купцу, проходившему тем путем, половцы наказали передать русским князьям: «поидите по свою братью, или мы к вам идем по своих»¹⁶. «Слово» так заключает описание побоища Игоря с половцами: «Бишася день, бишася другый, третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы. Ту кроваваго вина не доста, ту пир докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую»¹⁷.

Святослав, возвращаясь из Верховских княжеств, о поражении Игоря получил первую весть только в Чернигове¹⁸. Предвидя, что теперь надо ожидать набега кочевников на южные княжества, он стал принимать спешные меры к обороне Русской земли. Разгром Игоревых дружин действительно открыл половцам дорогу для нападения на Русь.

Половцы разбились на два отряда. Одни во главе с ханом Кончаком пошли на киевскую сторону, другие, с ханом Гза, бросились на Посемье. Кончак осадил город Переяславль, но встретил такое мужественное сопротивление, что взять города не мог. Когда же на помощь переяславскому князю посланы были на ладьях вниз по Днепру дружины из Киева, то половцы отступили. Но на возвратном пути, «идучи же мимо», они напали на город Римов¹⁹. Осажденные жители под защитой городских стен стойко оборонялись от степняков, но когда две укрепленных «городницы» подломились и вместе с защитниками рухнули в сторону осаждающих, половцы ворвались в город. Жители были перебиты или взяты в плен. Спаслись от плена только те из горожан, которые, выйдя из города, пробились сквозь стан врагов и ушли через «Римское болото»²⁰. «Се у Рим кричат под саблями половецкими», — так отмечается гибель города «Словом»²¹.

Хан Гза во главе другого половецкого отряда разорил путивльскую сторону, «повоевал здесь волости», пожег села и даже острог у Путивля и, не встретив отпора от обессиленного Северского княжества, возвратился беспрепятственно в свои степи²².

Игорь между тем находился в плену под наблюдением двадцати стражей, но имел пять или шесть собственных слуг, с которыми мог всюду разъезжать, а также охотиться. При содействии половчанина Лавора (Овлур) Игорь задумал бежать. Выбрав вечер, когда бдительность половецких стражей, захмелевших от кумыса, ослабела, Игорь через своего конюшего дал знак Лавору переехать на «ону сторону Тора с конем поводным»²³, затем тайком пришел к реке, переправился на другой берег и, сев на коня, помчался сквозь половецкие вежи²⁴. Посланная за ним погоня его не настигла²⁵. За ночь, миновав все половецкие становища, Игорь с Овлуром в два дня доскакали степью до «Русского брода». Быстрой скачкой беглецы надорвали силы своих коней, как упоминает о том «Слово», и далее Игорь «иде пешь одиннадцать ден до города Донця», где мог уже чувствовать себя в безопасности. Отсюда он направился в свой Новгород Северский²⁶.

* * *

Как можно уже было убедиться из рассказанного, фактическая история похода Игоря нам довольно ясна. Нельзя, однако, этого сказать относительно пути Игоря в Половецкую землю. Летопись говорит, что Игорь последовательно прошел реки: Сальницу, Сюурлий и Каялу. Определив их местонахождение, тем самым можно было бы легко выяснить и путь северских войск, но рек с такими названиями на нашей современной карте²⁷ неизвестно, и потому поиски их превращаются в разрешение своего рода загадки. Трудности эти не остановили, конечно, исследователей перед попыткой их преодолеть. Однако неясность и краткость историко-географических указаний летописного описания похода Игоря внесли разногласия в мнения исследователей. Чтобы найти надежную почву для выяснения вопроса, следует прежде всего установить географический путь Игоря до реки Сальницы²⁸.

По мнению одних исследователей, Сальница — это река Сал, впадающая в Дон с левой стороны у Семикаракорской станицы (около 50 км выше устья реки Маныча), а река Каяла — нынешний Кагальник, впадающий в Дон несколько выше устья Северского Донца, или же Кагальник, впадающий в Азовское море около устья реки Дона²⁹. Сюурлий же — это будто бы донская протока Сусата³⁰, между устьями Сала и Маныча.

Однако, если согласиться с мнением о том, что, «соединясь на берегах Оскола, войско обратилось к югу, театру блестящих побед мономаховых»³¹, то здесь возникнут непреодолимые затруднения. От устья Оскола до реки Сала расстояние около 375 км. Между тем выше уже было указано, что встречу Игоря с Всеволодом нельзя относить к устью Оскола: она произошла где-то около верховьев Северского Донца. Приняв во внимание длину дневного перехода и указания летописи о том, что, «перебродив Донец, Игорь два дня ждал Всеволода», и сопоставив эти данные с географией указанного района, надо притти к выводу, что встреча войск произошла, вероятно, между верховьями рек Нежеголи и Холода, как раз на Изюмской сакме. В таком случае к расстоянию от устья Оскола до Сала (около 375 км) следует добавить и расстояние от места встречи до устья Оскола, и тогда общий итог длины пути, который должен был пройти Игорь в пять-шесть дней (4—9 мая), возрастет до 500 км с лишком, что делает совершенно очевидной необоснованность гипотезы относительно Сала, так как дневной переход русских дружин равнялся 25—30 км, ню никак не 80—100 км.

Путь Игоря Северского в Половецкую степь в 1185 г.

Нельзя также выйти из затруднения ссылкой на то, что, согласно практиковавшейся тактике русских князей в борьбе со степняками, при походах иногда «пешие части войск и значительная часть грузов могла плыть по реке, и только конница шла берегами»³². В летописных рассказах о походе Игоря нет данных для подобного допущения.

Далее, как бы ни шли русские полки — левым или правым берегом Северского Донца, им, для того чтобы выйти на реку Сал, неизбежно пришлось бы переправляться через Дон где-то около устья Донца, впадающего в Дон. Между тем Ипатьевская летопись, содержащая наиболее полный рассказ о событиях похода, упомянув о менее значительных подробностях, о столь важной переправе через Дон молчит — очевидно потому, что не о чем было и рассказывать, так как переправы не было. Если же, оставив показания Ипатьевской летописи, обратимся к дополнительным сведениям иных летописей, то вспомним, что русские князья, разбив при Сюурле половцев, похвалялись пойти к ним «за Дон», а если там будет победа, то дойти и до Лукоморья³³. Из сказанного ясно, что, пройдя летописную Сальницу и Сюурлий, русские еще только намеревались пойти за Дон. Между тем и Сал и протоки Сусата находятся уже за Доном, и, значит, отождествление их с Сальницей и Сюурлием противоречит летописи. Не могли же русские намереваться пойти за Дон, когда они уже находились за Доном!

Против предложенной гипотезы о реке Сал возражения делались уже давно³⁴. Несостоятельность ее направляла поиски исследователей в другую сторону, заставляя искать место борьбы Игоря с половцами ближе к устью Оскола. Согласно мнению Аристова, вместо реки «Сальница» следует читать «Сольница», по варианту Хлебниковского списка летописи, что якобы «это название самое верное», что «Сольница» впадает в Донец в 45 верстах ниже Изюма и «называлась так в старинных памятниках от многих соляных озер, которые находятся от нее в полуверсте; эта знакомая нам река получила ранее название Тора... Как Тор назывался Сальницей, так город Торский, или Славянск, — Соленым городом, а озера Торские — Солеными озерами». Из этого делался, таким образом, вывод, что «древняя Сальница есть река Тор, или теперешний Казенный Торец»³⁵. Реку Сюурлий Аристов видел в реке Орели в том месте, где в нее впадает приток Орелька, образуя как бы угол, «а так как в летописи Орель по-русски называется Угол», то якобы «верно будет и чтение Татищева, который эту реку назвал Суугли вместо Сюурлий». По указанию летописи, от Сальницы до Сюурлия русские шли всю ночь и утро до обеда. Считая, что место впадения Орельки в Орель находится от истоков Казенного Торца «верстах в 30», Аристов заключает, что «время это вполне отвечает расстоянию двух рек»³⁶. Он полагает, что «Каяла река непременно есть Кальмиус, к которому отброшен был Игорь, когда преследовал врагов от Сюурлия, или от Угла, образуемого двумя Орелями», что «в два с половиной дня войска могли свободно пройти расстояние от одной реки до другой верст в 70»³⁷.

В действительности, однако, расстояние между реками вычислено Аристовым неточно. Так, от истоков Казенного Торца до слияния Орельки с Орелью не 30, а около 120 верст с лишком. Невозможность для войск Игоря покрыть такое большое расстояние в один переход очевидна. Если же допустить, что Аристов спутал Торец Казенный с Сухим, то и в этом случае от истоков Сухого Торца до Орели около 60—70 верст. Становится также маловероятным предположение, чтобы такой большой переход в течение ночи и следующего дня могли совершить русские войска, обычно делавшие переходы не более 25—30 верст в день по хорошей дороге. Это тем более маловероятно, что, готовясь к близкой встрече с неприятелем, русские не могли подрывать свои силы чересчур утомительным переходом.

Далее от Сюурлия — Орели до верховьев Каялы — Кальмиуса расстояние, вопреки Аристову, не 70 верст, а более 160 верст по прямой линии, и, конечно, не мог Игорь «свободно» пройти его в два с половиной дня от одной реки до другой, да еще в непрерывном бою. Все же расстояние в целом от Сальницы до Сюурлия — Орели (60 верст) и от Орели до Кальмиуса — Каялы (160 верст) составит по крайней мере 220 верст, которые Игорю пришлось бы пройти в три дня, т. е. делать каждый день переход в 70 верст, чего, конечно, выполнить войскам было физически невозможно.

Недоумения и затруднения, которые вызываются предположением Аристова, этим, однако, не исчерпываются. Летопись ясно говорит, что Всеволод с Игорем, соединившись между Осколом и Донцом, «оттуда поидоша к Сальнице». А когда Игорь собирался бежать из плена, он послал сказать Лавору: «Перееди на ону сторону Тора, с конем поводным»³⁸. Значит, летопись ясно различает Сальницу от Тора, и в представлении летописца это два разных географических объекта. Отождествлять эти две реки значило бы впадать в противоречие с определенным свидетельством источника без достаточного на то основания. Известен случай, когда летопись, говоря о «месте нарицаемем Ерель, его же Русь зовет Угол»³⁹, для одной и той же местности приводит (как мы видим на этом примере) оба названия, одним поясняя другое. Но нельзя допустить, чтобы летописец в одном и том же описании определенного события ту же самую реку в начале своего рассказа назвал одним именем, а в конце рассказа иначе. Таким образом, Сальница во всяком случае не река Тор, не Казенный Торец. Это подтверждается также и тем, что летописный рассказ упоминает Сальницу и Тор по совершенно различным поводам. О Сальнице говорится как о месте, где были встречены разведчики и состоялся военный совет северских князей, решавших вопрос: продолжать ли поход далее или отступить? Река же Тор упоминается в связи с бегством Игоря. Сальница по отношению к Половецкой степи служит, значит, как бы ее преддверием — тем преддверием, где еще не поздно было на совещании князей решать вопрос: итти или не итти далее в Половецкую степь? Между тем река Тор, где Игорь жил в плену, протекала через территорию половецких веж и, следовательно, в глубине самой Половецкой земли, а не на ее окраине, вроде реки Сальницы.

Изложенные выше соображения заставляют притти к выводу, что догадка Аристова, при всем остроумии ее автора, не оправдывается ни указаниями источника, ни ближайшим изучением карты. Следов а целью, географические пункты, упомянутые в летописном описании похода Игоря, нужно приурочивать к иным местам.

Существенное различие от рассмотренных мнений о пути Игоря имеют предположения Лонгинова. Он утверждает, что Игорь, перейдя 1 мая Северский Донец, прибыл 2 мая к Осколу, где ждал Всеволода 3 и 4 мая⁴⁰. Отсюда Северские князья направились к Сальнице, к Изюмскому перевозу, куда прибыли 5-го или 6 мая. Начало дальнейшего пути от реки Сальницы относится исследователем «не к концу пятницы», а «приблизительно к кануну понедельника (6 мая)». Игоревы дружины, «выступив ночью с 5-го на 6-е к реке Сюурлию, достигли ее к рассвету в пятницу 10 мая, т. е. на пятые либо шестые приблизительно сутки по выступлении от Оскола 5-го или 6 мая, с ежедневным переходом около 25 верст». Предполагается при этом, что река «Сюурлий — река Орляя, приток Волчьей, впадающей в Самару». Различие или «изменение» названия Сюурлий — Орляя объясняется тем, что «по-татарски су значит река»⁴¹.

Отсюда передовые русские полки погнались за половцами, «перебредя реку Орляй, вероятно, у пересечения двух нынешних дорог, неподалеку села Богатырь». Бежавшего врага русские гнали «до веж, где часть их остановилась под предводительством Святослава Ольговича, остальные же, погнавшиеся далее, подоспели к ним ночью с богатой добычей». Считая продолжительность преследования половцев от Орляя до веж «всего в 6 часов», а пройденное за это время расстояние «около 30 верст», Лонгинов место «ночлега («облегоша ту») попавших в засаду русских дружин» относит к южной стороне большой степи, окаймленной с северо-востока рекою Сухие Ялы, а с запада — рекою Мокрые Ялы, из чего делается вывод, что таким образом, «войско Игоря приблизилось к Азовскому морю на однодневный переход (около 25 верст)»⁴².

Из обратном пути русские отступали, беспрерывно отбиваясь от половцев, и в этих условиях «пешим строем не могли пройти большого расстояния»; поэтому пространство, «пройденное ополчением с утра субботы до воскресного полудня» до места, где разлучились братья, «не могло превышать 35—40 верст». По мнению исследователя, «при разыскании места гибели Игоревых полков может помочь данный певцом половецкой Каяле эпитет «быстрая». В силу этого Лонгинов считает, что река, «поглотившая» Игорево ополчение, должна быть «многоводной», и отождествляет с летописной Каялой реку Мокрые Ялы, а по поводу упомянутого летописью озера высказывает догадку: не есть ли это то самое, которое находится «подле села Богатыря»?⁴³.

Однако согласиться с догадками Лонгинова относительно рек Сюурлий и Каялы невозможно. Прежде всего упомянутый правый приток (вернее — протока, рукав) реки Волчьей называется не Орляя, а Орлова⁴⁴. Некоторое созвучие в наименовании Сюурлий и Орляя еще не дает основания сближать их путем насильственного добавления частицы «су», изменяющей смысл. Кроме того, до реки Орловой от Изюмского перевоза даже по прямой линии около 130 верст, а с неизбежными при переходе отклонениями в сторону будут и все 140 верст, если не больше⁴⁵. Совершенно очевидно, что пройти такое расстояние в течение ночи и утра следующего дня невозможно. Летопись в отношении перехода от Сальницы до Сюурлия говорит вполне определенно, что северские полки шли в походе всю ночь, а утром в пятницу увидали половцев на другом берегу реки Сюурлий⁴⁶. Ради кажущейся близости названий Сюурлий — Орлова исследователю понадобилось искусственным образом измышлять пяти- или шестидневный переход от Сальницы до Сюурлия, вступая этим в открытое противоречие с показанием источника. Это явная «натяжка», которая ничем не подтверждается. В данном месте летописный текст настолько ясен, что решительно нет основания для какой-либо попытки его исправлять.

Сюурлий и Каяла (по Лонгинову)

Что касается названий «Ялы» и «Каялы», то между ними невозможно сближение в силу большого различия по их значению. По-турецки «yali» (ялы) означает берег реки или моря, а также летнее жилище на берегу. «Kayali» (каялы) значит скалистая, каменистая. Как видим, обеим рекам дана совершенно разная характеристика, которая именно и должна служить путеводной нитью при отыскании местонахождения означенных рек. Название «yali», невидимому, указывает на места летних кочевий; «kayali» же, напротив, свидетельствует о скалистых каменистых берегах, среди которых протекает река; таким образом, по своему значению, «ялы» и «каялы» — разные понятия.

Кроме того, по подсчету самого Лонгинова, от Сюурлия преследующие полки углубились на юг на 30 верст⁴⁷ и, значит, в общей сложности, от Изюмской переправы до места «ночлега» в степи русские должны были пройти 170 верст (140 + 30) во время ночного перехода (накануне пятницы) и в течение дня пятницы до позднего вечера. Совершить такой большой переход в столь короткое время, конечно, было невозможно. Эпитет «быстрая» вовсе не значит «многоводная» (сравни многоводный, но «тихий» Дон). Чтобы оправдать применение к реке эпитета «быстрая», необходимо предварительно доказать, что такая река имеет быстрое течение, чего в данном случае исследователем не сделано.

Неубедительность соображений Лонгинова станет еще более ясной, если в соответствии с ними представить наглядно на карте схему движения Игоря. В самом деле, по мнению Лонгинова Игорь, выступив 23 апреля из Новгород-Северска, подошел к Осколу 2 мая и, следовательно, все это расстояние прошел за 10 дней (23 апреля — 2 мая). Затем два дня (3 и 4 мая) протекли в ожидании Всеволода. Соединившись вблизи Оскола, братья от места их встречи дошли до Изюмского перевоза за один день (5 мая). Таким образом, Лонгинов полагает, что все расстояние от Новгород-Северска до Изюмского перевоза (Сальницы) Игорь прошел за 11 дней (10+1), делая в среднем «ежедневный переход около 25 верст».

Обратившись к масштабным измерениям на карте, нетрудно убедиться, что указанное расстояние от Новгород-Северска до предполагаемого места встречи (считая по прямой линии) составит свыше 400 верст. В таком случае Игорь должен был проходить в день не 25, а 40 верст (400:10), между тем как сам же Лонгинов считает однодневный переход равным 25 верстам. Следовательно, Игорь за 10 дней не мог пройти упомянутого расстояния, на что потребовалось бы значительно больше времени, около 16 дней (400:25).

Это противоречие, выявленное ближайшим изучением карты, вновь подтверждает, что путь Игоря намечен Лонгиновым ошибочно.

Высказанные нами выше возражения не позволяют поэтому принять малообоснованные предположения Лонгинова относительно Сюурлия и Каялы.

Новейшая попытка обосновать вероятный путь князя Игоря Северского на половцев в 1185 г. сделана В.А. Афанасьевым⁴⁸, который описание похода начинает с сообщения Ипатьевской летописи о том, что Игорь выступил из Новгород-Северска 23 апреля и двинулся по направлению к нынешнему Белгороду, где перешел через Донец и по его левому берегу, «не дожидаясь» будто бы здесь Всеволода, направился вниз к Изюму. Летописное сообщение, что Игорь на девятый день похода, т. е. 1 мая (день затмения), «перебреде Донец и тако прииде ко Осколу», рассматривается как указание, что Игорь «переправился с левого берега на правый берег Донца у Изюмской переправы», около устья Оскола, и именно здесь, «немного южнее Изюма», ожидал брата Всеволода два дня, 2 и 3 мая⁴⁹. Исходя из расчета, что весь пройденный за девять дней путь до Изюма «составляет около 360 верст», дневной переход Игоря принимается в среднем равным 40 верстам, и на этом выводе строятся дальнейшие географические соображения⁵⁰. Указывается, что, соединившись в субботу 4 мая, братья двинулись «к югу от Изюмского кургана», к реке Сальнице, «куда полк Игоря прибыл вечером той же субботы 4 мая»⁵¹. Сальница отождествляется с рекой Тор на том же основании, как и у Аристова. В согласии с мнением Лонгинова высказывается предположение, что русское войско, двигаясь от Сальницы до реки Сюурлий, совершило не один только ночной переход, а продолжало поход и в следующие дни, с 5 по 10 мая, т. е. вплоть до утра пятницы 10 мая, и только тогда, наконец, они подошли к реке Сюурлий, на берегу которой и увидели половцев. Так как по такому расчету Сальницу от Сюурлия разделяет шесть дневных переходов (4—10 мая), то расстояние между ними принимается равным «примерно 240 верстам»⁵².

Схема движения Игоря (по Лонгинову)

Повторяя мнение Татищева, Афанасьев название реки Сюурлий читает, как Суугли, и, разыскав в верховьях речки Должика (приток Каменки, впадающей в Северский Донец) две «Угольные» балки, предлагает их считать за Суугли — Сюурлий. Расстояние же от реки Сальницы — Тора до Сюурлия — Должика исчисляется им «примерно» в 220—230 верст⁵³. Общий ход событий изображается в следующем виде. После победы над половцами на реке Сюурлий передовые русские полки преследовали их и захватили вежи. Вечером того же 10 мая дружина Игоря остановилась на ночной отдых в степи. На другой день, в субботу 11 мая, северских князей окружили половцы со всех сторон, но Игорь, якобы, продолжал наступление «в восточном направлении», оттеснил половцев к самому Донцу и принудил их перейти на другой берег⁵⁴. Вслед за отступившими половцами переправилось через Донец и русское войско. Черниговские ковуи при этом покинули Игоря и «потянулись вверх по Донцу», будто бы с целью там «пограбить богатые станы половецкие»⁵⁵. Дальнейшие события — пленение Игоря и поражение северских дружин — изображаются так, что «все это происходило на левом берегу Донца» (следовательно, после последней, т. е. третьей переправы через Донец), «вблизи быстро текущей в скалистых берегах реки Каялы (что в переводе с татарского и означает реку быструю; это русское название реки Быстрой сохраняет до нашего времени последний большой левый приток Донца)»⁵⁶.

В итоге подобного освещения событий приходится допускать, что Игорь во время своего похода трижды переправлялся через Северский Донец: 1) около Белгорода, 2) около Изюма (здесь дружина Игоря видела затмение)⁵⁷, 3) около устья реки Быстрой (это третья и последняя переправа). По мнению Афанасьева, летопись упоминает только о второй переправе, но о первой и третьей молчит. За девять дней, с 23 апреля до 1 мая, Игорь до Изюма прошел «около 360 верст», где ждал 2 и 3 мая Всеволода. В субботу 4 мая к вечеру Игорь дошел до реки Сальницы. В последующие дни, начиная с ночного перехода с 4 на 5 мая и включительно до утра пятницы 10 мая Игорь прошел «около 220—230 верст» и, таким образом, достиг реки Сюурлий (Должик). Отсюда в течение 10—11 мая и до полудня 12 мая Игорь достиг реки Каялы (Быстрой), пройдя еще около 80 верст слишком от Должика до устья Быстрой⁵⁸.

Однако при рассмотрении этих предположений возникает ряд возражений. Нельзя согласиться с тем, что за девять дней, с 23 апреля по 1 мая, Игорь прошел от Новгорода Северского до Изюма путь длиною «около 360 верст», делая в среднем переход по 40 верст в день⁵⁹. В действительности расстояние от Новгорода Северского (откуда выступил 23 апреля Игорь) до Изюма составляет не 360 верст, а около 500 верст⁶⁰, и, значит, в среднем дневной переход оказывается равным не 40, а 55 верстам. Это в корне разрушает все дальнейшие построения. В самом деле, если дневной переход равен 55 верстам, то, следовательно, те шесть дневных переходов (4—10 мая), которые, якобы, отделяют Сальницу от Сюурлия, составят расстояние между этими реками уже не «около 220—230 верст», а 330 верст (55×6), и в таком случае реку Сюурлий необходимо будет искать уже не около Должика, а на 100 верст дальше в сторону, примерно там, где Афанасьев ищет Каялу. В свою очередь и Каялу по той же причине придется относить по крайней мере на 80 верст далее от намеченного было им места. Таково перемещения Каялы невозможно избежать, если действительно поверить, что Игорь в течение субботы 11 мая прошел «около 60 верст» по направлению к Каяле, или реке Быстрой. Да к этому же расстоянию нужно прибавить еще приблизительно 20 верст, которые Игорь успел отойти от реки Сюурлий в течение второй половины дня 10 мая, после победы над половцами.

Уже одна только неточность, допущенная при вычислениях величины дневного перехода, делает невозможным отождествление Сюурлий — Должик и Каяла — Быстрая. Но возражения этим не исчерпываются. Река Каяла приурочивается к реке Быстрой (которая впадает слева в Северский Донец несколько южнее Калитвы) на том основании, что будто бы «Каялы» в переводе с татарского «означает реку Быструю». Но при разборе мнения Лонгинова было уже разъяснено, что переводить название «Каялы» как «быстрая» нет основания и, следовательно, нельзя использовать этот довод для отождествления реки Быстрой с летописной Каялой.

Отождествление Сальницы с Тором по сравнению с доказательствами Аристова не подкрепляется никаким новым доводом и потому не нуждается в новом опровержении, так как оно уже сделано выше.

По той же причине не требует нового рассмотрения также утверждение, что будто бы северские князья расстояние от Сальницы до Сюурлия прошли не в одну ночь, а в течение шести дневных переходов и что между этими реками должно лежать расстояние в 240 верст или, по крайней мере, 230 верст. Подобное мнение, как уже указывалось, находится в прямом противоречии с источником.

Никаких шестидневных переходов летопись не знает.

По мнению Афанасьева, после победы при Сюурлии и ночного отдыха в степи Игорь утром 11 мая будто бы выделил из своего войска отряд, с которым отправил пленников и захваченную добычу «на место». Здесь неясно, о каком именно «месте» идет речь, и лишь из упоминания о том, что отряду предстояло охранять пленников «на протяжении свыше 500 верст», можно догадываться, что речь, видимо, идет о поручении Игоря доставить добычу в Северское княжество⁶¹. Для этого невероятного эпизода ни в «Слове», ни в летописи нет никакого намека. Весь эпизод основан исключительно на домыслах. Неизвестным для читателя остается также источник сведений о том, что якобы «войско Игоря насчитывало примерно 4 000 воинов», а главный полк Игоря состоял, вероятно, из 1 000 дружинников»⁶². Ни в летописном описании, ни в «Слове» ничего об этом не говорится.

Далее указывается, что после победы над половцами при Сюурлии, «Игорь, вполне довольный достигнутым успехом и богатой добычей, предлагал князьям тогда же, закончив преследование, начать обратный поход, учитывая возможность появления новых половецких сил... Но это разумное предложение успеха не имело, так как младшие князья, опьяненные успехом, невидимому, решительно воспротивились, и Игорю пришлось уступить им», т. е. вместо того, чтобы благоразумно начать обратное движение, Игорь подчинился настойчивости младших князей и, вопреки собственному убеждению, решил наступать.

Признавая, что в субботу 11 мая северских князей окружили половцы со всех сторон, В.А. Афанасьев, однако, уверяет, что Игорь, несмотря на «бесчисленное множество» окруживших его врагов, продолжал «наступать по водоразделу в во сточном направлении» и «к вечеру» приказал дружине спешиться, «чтобы дать отдых измученным коням»⁶³. На самом деле, летопись рассказывает совсем другое, а именно: «Светающи же субботе, начата выступати полци половецкие, ак борове... бысть бо их бещисленное множество. И рече Игорь: се ведаюче собрахом на ся землю всю... и тако угадавше вси, соседоша с коний, хотяхуть бо бьющеся дойти рекы Донця; молвяхуть бо: оже побегнем, утечем сами, а черные люди оставим, то от бога ны будет грех: сих выдавше пойдем; но или умрем, или живи будем — вси на едином месте»⁶⁴. Из приведенного летописного текста видно, что дружина спешилась не «к вечеру», а на рассвете; что, увидав многочисленных врагов, северские князья сразу оценили опасность создавшейся обстановки и не только не собирались «наступать», но обсуждали даже вопрос о спешном отступлении («оже побегнем», — говорили они).

Когда северские дружины спешились, то, по словам Афанасьева, видя «явную утомленность дружин», половцы, пользуясь превосходством своей конницы над пешими русскими воинами, стали «вызывающе дерзкими» в своих атаках. Половцы при этом оказались столь сильны, что могли даже не подпустить к воде северские полки, которые стали поэтому страдать от зноя и жажды⁶⁵.

Казалось бы, при таких условиях Игорь должен был понять, в какой смертельной опасности находится его войско, и помышлять не о наступлении против превосходных сил противника, а о спасении своей рати. Но ничего подобного не происходит. Какая-то роковая сила увлекает Игоря все дальше и дальше на восток, навстречу его гибели. Так, противореча своим собственным словам и всей конкретной обстановке, автор разбираемой гипотезы заставляет истомленных зноем и жаждой русских воинов продолжать еще далее их «наступление» на восток.

Впрочем, несмотря на свои «вызывающе дерзкие» атаки и «почти полное изнеможение спешенной дружины» северских князей, половцы почему-то продолжают отступать до самого Донца и даже переходят его. За ними переправляются северские полки, и только здесь непрерывно «наступавший» Игорь терпит необъяснимое поражение от тех самых половцев, которых он все время гнал перед собой. Именно такая противоречащая источникам картина событий рисуется данной гипотезой. Она не убеждает читателя.

Аналогичное противоречие с источником особенно наглядно в описании эпизода с ковуями. По словам летописи, после непрерывного утомительного боя в течение дня субботы и последующей затем ночи в русских полках оказалось много раненых и убитых. С наступлением рассвета в воскресенье ковуи пришли в смятение и побежали. Летопись описывает это в следующих словах: «бысть же светающе неделе, возмятошася ковуеве в полку, побегоша»⁶⁶. Из этого текста следует, что ковуи не выдержали непрерывного боя и побежали, а вовсе не «потянулись вверх по Донцу». И побежали притом ковуи совсем не потому, что у них якобы разгорелось вдруг «желание пограбить богатые станы половецкие», а потому, что только в спешном бегстве видели надежду спасти свою жизнь⁶⁷. В эту минуту ковуям время было думать уже не о добыче и грабеже, а лишь о том, чтобы как-нибудь уцелеть перед лицом серьезной опасности, грозившей всему Игореву войску.

Неправильное толкование приведенного выше летописного текста о ковуях, как мы видели, в корне искажает показание источника, без всякого на то основания.

Неправильно исчисляя дневной переход Игоря в 40 верст и считая невозможной такую быстроту движения для пехотного войска, В.А. Афанасьев делает из этого заключение, что полк Игоря был весь конным»⁶⁸. Между тем, согласно приведенному летописному рассказу, северские князья, будучи окружены половцами, рассуждали так: «оже побегнем, утечем сами, а черныя люди оставим, то от бога ны; будет грех: сих выдавше, пойдем; но или умрем, или живы будем — вси на едином месте»⁶⁹. Иначе говоря, северские князья понимали, что конная дружина еще имела возможность спастись бегством, но мысль о том, что в таком случае были бы покинуты на верную гибель «черные люди», то есть пешая рать, — эта мысль удержала князей; и было принято мужественное решение: конным спешиться и присоединиться к черным людям, чтобы общими усилиями защитить себя или встретить смерть всем вместе, рядом. Приведенный отрывок летописи прямо указывает на то, что «черные люди» были пешей ратью⁷⁰.

Ипатьевская летопись начинает свой рассказ о походе Игоря с указания на то, что Игорь выступил из Новгорода Северского 23 апреля, «поимя со собою брата Всеволода ис Трубецка и Святослава Ольговича сыновця (племянника. — К.К.) своего из Рыльска и Володимера сына своего из Путивля, и у Ярослава испроси помочь Ольстина Олексича... с коуи Черниговскими»⁷¹. Как видно из приведенного текста, в нем сообщаются имена главных участников похода. На основании слов «поимя со собой брата Всеволода» и отбрасывая всю остальную часть фразы, Афанасьев, видимо, полагает, что Всеволод вместе с Игорем сначала выступил из Новгорода-Северска, но вскоре затем «временно отделился от Игоря, очевидно для того, чтобы ускорить сбор своих курян, заверив, однако, при этом старшего брата», что в действительности уже «куряне готовы» и с оседланными конями «находятся в полной боевой готовности»⁷².

Но если Всеволод отделился от Игоря с тою целью, чтобы «ускорить» сборы курян, значит, куряне не были «готовы». Если же куряне находились с оседланными конями «в полной боевой готовности», то, таким образом, незачем было «ускорять» их сбор и, следовательно, не по этой причине отделился Всеволод от брата. Впрочем, по смыслу приведенного выше летописного текста («поимя со собой Всеволода... и Святослава... и Володимера» и т. д.), из него вовсе нельзя заключить, что сначала Всеволод явился в Новгород Северский, а затем оставил Игоря, чтобы поехать к Курску. Видимо, дружины остальных князей присоединялись к Игорю по мере его движения, когда он уже находился в пути, на походе. Что касается Всеволода, то о нем прямо сказано в летописи, что он шел из Курска «иным путем»⁷³.

В итоге рассмотрения новой гипотезы приходится признать, что основные ее выводы противоречат источникам», переходя иногда в искусственное необоснованное построение.

* * *

Попытаемся в свою очередь установить местонахождение Сальницы. Обычный путь к верховьям Донца, куда направлялись северские князья, пролегал между Сеймом и Полом по водоразделу, служившему рубежом между Северским и Переяславским княжествами. В XVII в. этот путь носил название Бакаевой дороги, которая переплеталась с известным Муравским шляхом у верховьев Северского Донца и Сейма, служивших узлом нескольких дорог, куда сходились с запада — Бакаева дорога от Рыльска, и с севера — Пахнутцова дорога из курских мест, но здесь же и расходились, разветвляясь на Бакаев шлях и Муравский, уходившие на южную окраину Московского государства. Место соединения и расхождения этих путей определялось в московских актах выразительными словами: «на Ростанех». Недалеко отсюда начиналась и Изюмская сакма (дорога), по водоразделу между Осколом и Северским Донцом, выводившая на юг к устью Оскола на среднее течение Северского Донца, в район бывшей Половецкой земли.

К указанному узлу путей в верховьях Сейма и Донца, очевидно, и направлялся Игорь со своим войском, быть может, надеясь шедшего из Курска Всеволода встретить именно здесь, на перекрестке дорог. Но, вероятно, Всеволод запоздал, потому что в действительности встреча братьев, очевидно, произошла южнее, между Осколом и Северским Донцом⁷⁴. Если, согласно летописи, Всеволод шел «иным путем», то, надо думать, от Трубчевска он двигался через Севск, откуда Свиная дорога подводила к реке Сейму. Далее от Курска Пахнутцовой дорогой Всеволод, переправившись через Сейм, и мог выйти к верховьям Сейма и Донца, к тому самому перекрестку путей, о котором уже сказано.

Путь Игоря Северского в Половецкую степь в 1185 г. (вариант Кудряшова)

С переходом войска Игоря на левый берег Донца для него открывался единственный удобный путь — Изюмская сакма, пролегавшая по ровной местности, не затруднявшей движения переправами через реки. На следующий день соединившиеся дружины князей пошли к реке Сальнице. В летописи нет точного указания, где находится означенная река. Между тем от правильного определения местонахождения реки Сальницы зависит и правильность дальнейшего историко-географического построения. На разрешении этого вопроса прежде всего и следует остановиться.

* * *

Ссылаясь на «Книгу Большою Чертежа», где сказано, что Сальнида впадает в Донец ниже Изюма, Аристов считает, что это вполне соответствует Тору, который впадает «действительно в 45 верстах ниже Изюма», считая по берегу Донца⁷⁵. Однако «Книга Большого Чертежа» говорит нечто большее. В одном экземпляре сказано: «А ниже Изюма пала в Донец, с правые стороны, река Сальница. А ниже тое Изюмец», причем в азбучном указателе Сальница названа речкой. В другом экземпляре в соответственном месте приведенные слова о Сальнице заменены иными, существенно их дополняющими: «А ниже Изюма Изюмец: меж их версты с две. А меж Изюма и Изюмца на Донце Изюмский перевоз»⁷⁶. Следовательно, Сальница впадает не только ниже Изюма, но и выше Изюмца, т. е. между ними, устья которых разделяет всего лишь двухверстное расстояние, причем как раз у Сальницы находится Изюмский перевоз. Другими словами, местонахождение «загадочной» Сальницы указано в источнике на редкость точно!

«Книга Большого Чертежа», составленная не позже начала XVII в., как ближе стоящая к событиям конца XII в., т. е. к походу Игоря, заслуживает в данном случае больше доверия, чем малоубедительные догадки исследователей, желающих, вопреки показанию источника, найти Сальницу в одной из рек, протекающих около Соленых озер или даже носящих название Соленая.

В том районе Северского Донца, где разыгрался драматический эпилог похода Игоря, можно указать целый ряд рек, носящих наименование Соленой. Так, например, недалеко от устья Оскола, километрах в пятнадцати, между деревнями Ивановской и Левковской в Северский Донец с левой стороны впадает Солонецкий Яр; в реку Оскол, километрах в тридцати выше его устья, впадает с левой стороны речка Соленая; в реку Красную (левый приток Донца, ниже Оскола) впадают с левой и правой стороны, несколько выше ее устья, балка Солона, — около селения Кременного, и балка Соленая, — около селения Кабаньего. В непосредственной близости от истоков Казенного Торца начинается река Соленая, которая, приняв в себя Солоненку, впадает справа в реку Волчью (приток днепровской Самары); недалеко от истоков Кальмиуса берет свое начало Солонка, впадающая в Сухие Ялы, т. е. в левый приток Волчьей, и т. д.⁷⁷. Словом, рек с названием Соленой в данном районе немало. Однако одно это обстоятельство еще не дает основания искать среди них Сальницу, при наличии точного указания ее в источнике. Согласно «Книге Большого Чертежа» Сальница, как было оказано, впадает в Донец между устьями Изюма и Изюмца.

Устье Изюмца (по рукописному атласу Харьковской губ., конца XVIII в.)

Северский Донец, встречая здесь на своем пути Кременную гору свыше 200 м высоты, круто поворачивает к северу, делая излучину и огибая с трех сторон нынешний город Изюм. Кременная гора (Кременец, точнее Кермен), замыкающая Изюм с юга, и есть тот самый Изюмский курган (который упоминает «Книга Большого Чертежа»)⁷⁸, иначе «шеломя», бугор или холм, за который выступила в степь Русь, как об этом повествует «Слово о полку Игореве», восклицая: «О, Русская земля, уже за шеломя́нем еси»⁷⁹.

Долина Северского Донца в районе Изюма, а также на запад и восток от него, покрыта лесом (преимущественно хвойным, отчасти — в самой излучине — лиственным), который ранее, конечно, занимал более значительную территорию, чем теперь⁸⁰. Это лесное прикрытие могло служить весьма удобным местом для встречи Игоря с разведчиками и для приведения в порядок войск, прежде чем выступить в открытую половецкую степь. Сальница — небольшая речка (в настоящее время не сохранившаяся), но при своих незначительных размерах она получала важное значение, потому что собой определяла место переправы через Донец — в этом основание для ее упоминания в летописи, а позднее и в «Книге Большого Чертежа». Через этот пункт между Изюмом и Изюмцем и в настоящее время пролегает почтовый тракт. Именно сюда, к этой Сальнице, т. е. к Изюмской переправе, и подошел Игорь, где и встретил своих «сторожей». Очевидно, здесь, еще до переправы через Донец, за которым простиралась уже опасная территория половецкого поля, и происходило совещание северских князей, обсуждавших тревожные донесения разведчиков о том, что половцы готовы к бою «да или поедете борзо, или возворотися домовь, яко не наше есть время».

Вышеизложенные данные приводят к заключению, что летописная Сальница в соответствии с показанием «Книги Большого Чертежа» действительно впадала в Донец между Изюмом и Изюмцем⁸¹.

* * *

Установлением местонахождения Сальницы мы приобрели, если можно так выразиться, один основной, крайне важный, пункт для освещения интересующего нас района в географическом отношении.

На своем пути Игорь последовательно проходил реки Сальницу, Сюурлий и Каялу. Если установленное нами местоположение Сальницы можно признать правильным, то Сюурлий нужно искать где-то южнее Сальницы. От Сальницы до Сюурлия русские шли всю новь и следующее утро почти до полудня, когда увидели половцев. Значит, река Сюурлий находилась от Сальницы на расстоянии полуторадневного перехода, т. е. около 40 верст, что соответствует расстоянию между Изюмом и озерами вблизи мест слияния Сухого Торца с Казенным Торцом, где ныне стоит город Славянск⁸². По документам XVI и XVII вв. и позднейшим можно проследить, что этот путь выводил на Торский шлях, проходивший по Большому Тору (нижнему течению Казенного Торца — Тор)⁸³. На картах конца XVIII в. и начала XIX в. он уже обозначается как тракт между городами Изюмом и Славянском⁸⁴. Путь этот, пересекая реку Каменку и продолжаясь затем вдоль реки Голой Долины, впадающей в Сухой Торец, пролегает по ровной и удобной местности, не встречая ни болот, ни трудных речных переправ, так что пройти его за указанный срок возможно.

План города Изюма 1786 г.

«Суярлы» по-татарски значит разлив воды, место разветвления рек на рукава или притоки. Понятию «суярлы» близко соответствует в «Книге Большого Чертежа» термин «раздоры» (например, «Донские Раздоры»), а также «россоши».

Путь Игоря от Сальницы до Каялы (по варианту К. Кудряшова)

К месту слияния Голой Долины, Сухого и Казенного Торца вполне применимо название «суярлы», так как в этом месте имеется не только разветвление, «раздоры», рек, но наблюдается и разлив воды. При впадении в нижнее течение Сухого Торца река Голая Долина раздваивается и, таким образом, образует два русла, которые вливаются в Сухой Торец. Вместе с тем при устье Голой Долины один из ее рукавов, разливаясь, образует большой плес. К нижнему течению Сухого Торца, заключенному между его устьем и рекой Голой Долиной, с севера примыкает болотистая низменность с озерами Крайним и Средним Лиманом. Во время весеннего половодья эта местность иногда так широко заливается, что вода достилает города Славянска⁸⁵. В противоположность левому берегу, низменному, правый — крутой и высокий, над которым с юга, от устья Голой Долины до Казенного Торца, поднимается на 170 м заметная возвышенность, отмеченная не только на трехверстной и десятиверстной карте, но даже и на гипсометрических картах мелкого масштаба⁸⁶. В «Истории» Татищева имеется ценное замечание о том, что когда русские князья, наступая, перешли через реку Сюурлий, то половцы отступили от реки «за гору»⁸⁷, т. е., очевидно, за упомянутую возвышенность, находившуюся на правом берегу Сюурлия. Что эта возвышенность населением называется горой, подтверждается наличием около нее селений Подгоровка и Ясная Горка. Таким образом, первое столкновение с половцами на реке Сюурлий очевидно произошло около слияния Сухого и Казенного Торца вблизи указанной горы.

* * *

Некоторые исследователи⁸⁸, изучившие известия о походе Игоря, Каялой довольно согласно считают Кальмиус, впадающий в Азовское море. Другие ищут ее в иных местностях⁸⁹. Чтобы осторожнее судить в этом вопросе, необходимо обратить внимание на то, как высказываются источники. Только Ипатьевская летопись и «Слово о полку Игореве» говорят о том, на какой именно реке произошло поражение северских войск⁹⁰. Прочие источники, свидетельствуя самый факт поражения, не отмечают, однако, около какой реки это случилось.

Между тем, напротив, при описании первого столкновения с татарами во многих летописях отмечается, что битва эта произошла на Калке, название которой, впрочем, дается в разных летописях с некоторыми незначительными вариантами: Калка, Кална, Кален, Калак, Калок⁹¹. Несколько иначе определяется место битвы Новгородской четвертой летописью:

«Бысть на Калках брань великая, и победиша погании татари половець и князей Рускых, а руская сила паде». В описаниях битвы Мамая с Тохтамышем в 1382 г. также говорится, что оба соперника «сретошася на Кадках». Но, может быть, всего любопытнее указания Ипатьевской летописи, которая, рассказав, как первое столкновение русских с татарами произошло у «реки Калки», несколько позже, при описании Батиева нашествия, вспоминает, что это во второй раз пришли те же «безбожнии измаильтяне», которые прежде бились с князьями «на Калкох»,⁹². Таким образом, в сознании летописца место битвы «на Калке» и «на Калкох» это географически одно и то же.

Можно, следовательно, считать, что Калка не одна река: их по меньшей мере две, и притом они географически тесно связаны друг с другом. Вывод этот подтверждается и «Книгой Большого Чертежа», где направление Кальмиусской сакмы в районе Миуса и Кальмиуса определяется так: «А от верх речки Миюса к верх речки Елькуваты к верху речкам к Калам; а те речки по левой стороне тоя дороги пали в море, а от речек от Кал к речке к Караташу».

Проследив последовательно указанное направление Кальмиусской дороги по карте, нетрудно усмотреть, что заключенные между Миусом и Караташем реки Калы или Калки — это нынешние Кальмиус с притоком Кальчик.

Автор «Слова о полку Игореве», заканчивая описание разгрома северских дружин, упоминая о судьбе Игоря и его брата Всеволода, не без грусти замечает: «Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы»⁹³. Река Каяла не случайно здесь названа быстрой. При фактической точности описания событий похода в «Слове», нередко повторяющем буквально летописные данные⁹⁴, не удивительно, что и Каяла правильно названа «быстрой» рекой. Кальмиус действительно имеет «течение быстрое и извилистое», долина реки «узка и глубока с обрывистыми и часто скалистыми берегами»⁹⁵. Самое слово «Каялы» как уже упоминалось, на турецком языке означает: скалистая, обрывистая. «Halka» (Калка) значит круг, воронка. «Halkalanmak» в применении к воде значит расходиться кругами, кружиться воронкой. При быстром течении в скалистых извилистых берегах на поверхности реки в самом деле наблюдаются расходящиеся воронки. Иначе говоря, значение слов «Каяла», «Калка» вполне применимо к Кальмиусу и дает новый довод в пользу отождествления этой реки с летописной Каялой⁹⁶.

* * *

Имеются, однако, данные, которые говорят против такого отождествления. Если считать Кальмиус Каялой, то это значит, что русские полки должны были пройти от Сальницы до верховьев Кальмиуса с четверга до полудня воскресенья общее расстояние 120 верст или около того.

Если в ночь с четверга на пятницу до 11 часов следующего дня войско Игоря могло пройти около 40 верст до места слияния Тора с Сухим Торцом, то для того, чтобы к полудню воскресенья достигнуть Кальмиуса, северским полкам надлежало итти в направлении от Северского Донца на юг и, значит, в течение двух суток пройти остальные 80 верст, что для древнерусской рати было неисполнимо в особенности в обстановке непрерывного боя с половцами, происходившего ночью и днем.

Кроме того летопись прямо указывает, что когда в субботу половцы окружили русских, то дружина Игоря сошла с коней и вместе с пешей ратью черных людей «хотяхуть бобьющеся дойти рекы Донця... и тако бишася ту днину до вечера... Наставши же нощи суботнии и поидоша бьючися»⁹⁷. Летопись, таким образом, настойчиво повторяет, что в субботу днем и в ночь на воскресенье русские упорно пробивались сквозь половецкие ряды, двигаясь к Донцу, а не к Кальмиусу, иными словами, на север, а не на юг.

В свете этих данных Каяла должна находиться севернее того места, где русское войско остановилось на ночной отдых в половецкой степи.

Далее, когда русские перешли реку Сюурлий и передовые полки погнались за бежавшими половцами, Игорь с Всеволодом, не распуская своих полков, двинулись вслед, «помалу идяста», т. е. не быстро, и, следовательно, могли продвинуться за Сюурлий на небольшое расстояние. Утомленные полуторадневным переходом от Сальницы, они уже не в силах были, перейдя Сюурлий, углубляться далеко в степь. Дождавшись возвращения своих полков из погони, русские князья в субботу на рассвете двинулись на север к Донцу. На возвратном пути их движение должно было происходить медленнее, чем при ночном переходе от Сальницы, так как, будучи окружены половцами, они вынуждены были своим оружием прокладывать себе дорогу в беспрерывных боях с многочисленным противником.

На следующий день последовало поражение русских на «быстрой Каяле».

Известно, что Кончак на поле битвы поручился за своего «свата» Игоря, взяв его в качестве пленника, причем Игорь, будучи в плену, жил на берегах реки Тора. Это наводит на мысль, что Каяла находится вблизи Тора.

Из описания Ипатьевской летописи мы знаем, что Игорь, схваченный половцами, видел, как его брат Всеволод, уже без оружия еще продолжал отбиваться от половцев «идуще вкруг при езере». Между тем, согласно Лаврентьевской летописи, русские не подпускались половцами к воде, отчего истомились от жажды и зноя. На первый взгляд между двумя указаниями — явное противоречие. Становится непонятным: как могло случиться, чтобы русские воины страдали от жажды, если сражение происходило у берегов озера? Однако всякое недоумение исчезает, если согласиться, что битва разыгралась возле одного из Торских соляных озер. Вода была действительно близка, но утолить жажду было невозможно.

Полученному выводу о Торском озере не противоречит (и даже косвенно подтверждает его) летописное сообщение о том, что, потерпев поражение, многие ковуи «в море истопоша». Некоторые исследователи, полагая, что здесь речь идет о море в современном понимании этого слова, немало потрудились, чтобы подыскать Каялу вблизи Азовского моря. В действительности же выражение «в море истопоша» означает, «погибли в озере»⁹⁸. В пользу этого свидетельствует ряд указаний. В «Словаре книжной малорусской речи XVII в.», изданном Житецким, «море» обозначается, как «состав водный, озеро». По Далю, под «морем» подразумеваются «пучинистые места, озера». По летописному описанию, во время Ледового побоища на Чудском озере от сильного шума битвы казалось, что замерзшее «море» двинулось. Море и в этом случае отождествлено с озером. Мелководные озера на берегах Каспийского моря по местной терминологии и до настоящего времени называются «морцо»⁹⁹. Не забудем также, что прежнее Меотийское озеро мы в настоящее время называем Азовским морем.

Из Торских соляных озер около Славянска известны: Репное, Вейсово (Маяцкое или Майданное) и Слепное. Находящийся при впадении реки Голой Долины в Сухой Торец плес ввиду его пресноводности не может здесь приниматься во внимание. Репное озеро образовалось спустя несколько сот лет после сражения на Каяле, когда земля под казенным солеваренным заводом лопнула, или «репнула», по местному выражению; засыпанные ключи разлились, и, таким образом, солеваренный завод очутился на дне образовавшегося озера, которое и получило название Репного¹⁰⁰. По сведениям, полученным местным археологом от старожилов, между озерами Вейсовым и Репным в 1894 г. (при устройстве железнодорожной ветки через Славянск) было выкопано на небольшой глубине от поверхности земли много человеческих костяков, лежавших в беспорядке среди остатков железного оружия¹⁰¹.

Кагальник и Нижняя Сула по карте Новорос. губ. 1779 г.

Если эти археологические находки являются следами последней битвы Игоря с половцами, то это служит новым обстоятельством в пользу отождествления озера Вейсова или Слепного с «езером» Всеволода. Обследование на месте может дать необходимое обоснование для того, чтобы остановить выбор на одном из указанных озер в связи с местоположением реки Каялы.

В непосредственной близости от Терских озер следует искать реку Каялу.

Протекающая здесь Голая Долина со своим тихим и спокойным течением не может считаться «быстрой» Каялой. Но в Голую Долину впадает речка Макатиха, которая берет начало в Маяцком лесу. Быстрая и полноводная, с миниатюрными водопадами, текущая среди высоких отвесных берегов, напоминающих маленький каньон, Макатиха имеет признаки, позволяющие отождествить ее с Каялой. Возможно, что Макатиха и есть река Каяла, как полагал местный украинский археолог Н.В. Сибилев, специально обследовавший этот район. По своему значению, однако, название «Каяла», т. е. «Каменистая», ближе всего отождествляется с реками Каменка и Сухая Каменка, впадающими в Северский Донец с правой стороны пониже Изюма, но здесь не наблюдается поблизости «езера» Всеволода.

Некоторые исследователи пытаются выяснить, о какой Каяле говорит «Слово» в известном отрывке: «С тоя же Каялы Святополк полелея отца своего между угорьскими иноходьцы ко святой Софии к Киеву»¹⁰². Выражение «с тоя же Каялы» в данном случае имеет смысл: «с такой же Каялы»¹⁰³. Здесь автор «Слова» вспоминает о победе великого князя Святополка Изяславича, который в 1096 г. разбил половцев, осадивших Переяславль. Русские войска скрытно от половцев обошли их по правому берегу Днепра и, когда переправились через Днепр у Заруба, русская конница неожиданно кинулась на половцев, стоявших на другой стороне реки Трубежа. «Се видивше, половци устремишася на бег». Русские погнались «у след ратных» и, преследуя, избивали противников. Погибло при этом много половецких князей. Тесть Святополка, половецкий хан Тугоркан, также пал в битве. Видимо, русские гнались за половцами на значительное расстояние, потому что только «наутрея же налезоша Тугоркана мертва». Святополк привез тело своего тестя в Киев и похоронил в Берестове. Упоминаемая в «Слове» в связи с этим событием «тоя же Каяла» это, может быть, река Кагальник, которая берет свое начало вблизи нижнего течения Сулы и, направляясь на юго-восток, впадает в Днепр недалеко от нынешнего Кременчуга, как это изображено на одной из карт XVIII в¹⁰⁴.

* * *

Местонахождение упоминаемого летописью и «Словом» города Римова, осажденного половцами при отступлении их от Переяславля, из летописного текста неясно. Старое предположение, что здесь в летописи подразумевается город Ромны¹⁰⁵, отпадает в силу того, что летописец упоминает и Римов и Ромны отдельно, следовательно, он различает их как два разных географических пункта, не смешивая одного с другим¹⁰⁶. Один из лучших исследователей по исторической географии полагает, что Римов «скорее всего приурочивается к теперешнему селу Римовке», точнее Римаревке, или Рымаревке, расположенной недалеко от Гадяча на притоке Псла речке Груне¹⁰⁷. Согласно третьему мнению, летописный Римов следует искать там, где стоит местечко Рим вблизи границы трех бывших уездов Роменского, Лохвицкого и Прилукского¹⁰⁸.

По все предполагаемые пункты, т. е. Ромны, Рим, Римаревка, лежат на северо-восток от Переяславля, на значительном от него расстоянии¹⁰⁹ и в стороне от обычной дороги, которая вела от Переяславля в Половецкую степь. Если приурочивать к одному из указанных трех пунктов летописный Римов, то становится непонятным, зачем понадобилось бы половцам делать в своем отступлении нарочитый зигзаг на северо-восток, когда обстановка, казалось бы, напротив, требовала от половцев незамедлительного отступления кратчайшим путем в степь, на юг от Переяславля, на помощь которому двигались уже по Днепру соединенные силы князей Святослава и Рюрика, угрожавшие отрезать половцам дорогу на юг и перехватить у них награбленную добычу. Что у возвращающихся с набега половцев не было времени на демарши в сторону, это видно: из прямого указания летописи на то, что половцы осадили Римов, «идуще же мимо» него, т. е. на возвратном пути к своим вежам¹¹⁰. Невозможность отождествить какой-либо из указанных выше трех пунктов с Римовым подкрепляется и другим обстоятельством: около них нет болота, через которое, по свидетельству летописца, спаслась часть осажденных жителей¹¹¹. Кроме того, Ромны, Рим, Римаревка, находясь в близком расстоянии друг от друга, все расположены в районе, примыкающем к Посемью, где действовал иной отряд половцев с ханом Гза. Между тем летопись связывает разорение Римова с действиями отряда Кончака, оперировавшего около Переяславля, куда половцы проникли «отаи», скрывая свое движение¹¹².

Из оставленного Мономахом описания напряженной борьбы Переяславского княжества с кочевниками устанавливается, по какому направлению обычно двигались в степь русские князья. Когда половцы взяли Горошин на нижнем течении Сулы, Мономах погнался за ними за реку Хорол. Вскоре после своего вокняжения в Переяславле он снова бился с половцами на Суле «до вечера». Несколько позже Мономах «седех в Переяславли 3 лета и 3 зимы с дружиною своею... и идолом» на половцев «за Римов, и бог ны поможе, избиша, и, другая поимаша, и паки Итларову чадь избиша, и вежи их взяхом шедше за Голтавом»¹¹³.

Хорол и Голтва — притоки Псла; следовательно, согласно летописи, переяславцы, обороняясь от степных врагов, отгоняют их на юг, за Сулу, в бассейн нижнего Псла. Все эти летописные указания ведут к заключению, что искать Римов следует где-то на юго-востоке от Переяславля, на том пути, который проходил через низовья Сулы за Хорол и Голтву и получил впоследствии выразительное название «злодейского» пути. По предположению исследователя истории Украины, летописный Римов находился в нижнем течении Сулы вблизи впадения в нее речки Буромки, на котором стоит Малая Буромка, по местному произношению Буримка (с ударением на «и»), «насупротив» которой расположено урочище Супромы, «близкое по названию к Римову», и, быть может, Буромка и есть летописный Римов¹¹⁴.

Предположение это покажется вполне вероятным, если принять во внимание, что как раз в этом районе действительно имеются большие болота, которые тянутая на расстоянии нескольких десятков километров по нижнему течению Сулы, особенно на север от Буромки, которая расположена на самой границе одного из этих болот¹¹⁵.

Наличие этих болот является весьма веским доводом в пользу отождествления Буромки с летописным Римовым.

* * *

Немалые затруднения вызывает попытка определения пути Игоря во время его бегства из плена. Сопровождаемый Овлуром, Игорь начал свое бегство с берегов Тора. Сев на коней, беглецы за ночь миновали половецкие вежи и, по словам Татищева, в два дня доскакали до Русского Брода, при чем благодаря быстрой скачке загнали своих «борзых комоней», по свидетельству «Слова». Летопись о Русском Броде молчит, но, упомянув, что беглецы проехали вежи на конях, добавляет затем, что Игорь «иде пешь 11 ден до города Донця».

Этим последним добавлением косвенно подтверждается, что «борзые комони» действительно были загнаны.

Местонахождение города Донца известно и с полным основанием приурочивается к Донецкому городищу, которое лежит вблизи устья речки Харьковы, на берегу реки Уды, впадающей в Северский Донец. По указанию «Книги Большого Чертежа», Донецкое городище находится «по левой стороне вверх по Удам... А выше Донецкого городища... впала в Уды речка Харькова; от городища с версту»¹¹⁶. Правильность этого указания подтверждается и археологическими исследованиями. Сделанные на месте городища раскопки показали, что это было «славяно-русское поселение XI—XII века, игравшее роль южного пограничного форта, выдвинутого в степь Переяславским или Черниговским княжеством¹¹⁷.

Ввиду неопределенности местонахождения Русского Брода, можно лишь предположительно наметить путь Игоря из половецкого плена на Русь. Источники XVII в. указывают целый ряд «перелазов» через верхнее течение Северского Донца: Змиев, Биткин, Шебалинский, у Андреевых лоз, Булуклейский, Савинский, Берецкий, Изюмский, Кальмиусский, Малый, Большой и др.¹¹⁸.

Однако остается неизвестным, можно ли к одному из них отнести упомянутый Русский Брод. Естественное желание как можно скорее удалиться от половецких становищ побуждало Игоря, начиная бегство, выбрать наиболее удобную дорогу, каковой была не холмистая, а луговая сторона Северского Донца. В этом смысле можно толковать указание «Слова», что, начиная бегство, Игорь поскакал горностаем к камышу, бросился в воду, затем вскочил на борзого коня и «потече к лугу Донца»¹¹⁹.

Ближайшие к реке Тору переправы через Северский Донец — это Большой и Малый перелазы. Переправившись через один из них, беглецы в два дня, загнав коней стремительной скачкой, могли по левому луговому берегу Донца проскакать 150—200 верст, примерно до русской переправы около устья Можа (у города Змиева), вблизи южной границы Переяславского княжества. Не эта ли переправа и есть Русский Брод? Отсюда дальнейшее расстояние до города Донца Игорю возможно было пройти пешком, сначала, вероятно, поднимаясь вверх долиной реки Донца, а затем по течению реки Уды¹²⁰.

Известное обращение автора «Слова» к Донцу, «лелеявшу князя на волнах» своих, едва ли может служить каким-либо основанием заключить, что Игорь конец своего пути завершил по воде. Это противоречило бы прямому свидетельству летописи, что Игорь «иде пешь» до города Донца.

* * *

В настоящем историко-географическом обзоре остается еще выяснить, где находились Канин, Немига и Дудутки.

Из упоминания «Слова» о том, что «Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на Канину зелену паполому постла за обиду Олгову, храбра и млада князя»¹²¹, надо заключить, что здесь речь идет о борьбе за Чернигов, которую (в 1078 г.) вели Изяслав и Всеволод Ярославичи против Олега Святославича и Бориса Вячеславича. Когда Изяслав со Всеволодом осадили Чернигов, то Владимир Всеволодович (Мономах), подступив к восточным воротам Чернигова, «от Стрежени¹²² и отя врата и отвориша град околнии и пожгоша и». Изяслав же со Всеволодом «поидоста от града» навстречу выступившим Олегу и Борису. В сражении «на месте у села, на Нежатиной ниве» победа оказалась на стороне киевских князей, причем в битве пали Изяслав и Борис. Взяв тело Изяслава, «привезоша и в лодьи и поставиша противу Городьцю», куда встречать тело своего князя вышел «весь город Киев»¹²³.

В этом летописном описании 1078 г. речка Канин не упоминается, но что она протекала около Чернигова — это доказывается описанием похода Юрия Долгорукого в 1152 г. Направляясь к Чернигову, Юрий шел через Мценск, затем Спашь и «ста у Глухова»¹²⁴. Отсюда он пошел к Березому (нынешняя Березна) и, перейдя реку Снов¹²⁵, остановился у реки Свини вместе с половцами в субботу, а утром в воскресенье, «не хотя» итти к городу (Чернигову)¹²⁶, «сташа у Гуричева, близ города, перешедше Канин»¹²⁷.

Из приведенных данных ясно, что Юрий подходил к Чернигову с востока, последовательно переходя реки Снов, Свинь (нынешний Замглай)¹²⁸ и Канин, после чего остановился у Гуричева возле самого Чернигова. Следовательно, речка (вернее ручей) Канин протекала между рекой Свинью и Гуричевым. Точное местоположение Гуричева не выяснено, и потому Канин остается искать на протяжении примерно 7 километров между рекою Свинь и Черниговом в близком расстоянии от последнего. На этом промежутке в 2 километрах восточнее Чернигова в Десну впадает небольшая речка, которую и можно отождествлять с Канином «Слова о полку Игореве».

Так как сражение происходило возле Чернигова у села, на Нежатиной ниве, то, значит, по своему географическому положению Нежатина нива тесно связана с Канином летописи. Судя по Нежинскому перевозу¹²⁹, выводившему из южной части Чернигова через Десну на дорогу к городу Нежину, можно полагать, что Нежатина нива была расположена между Нежинским перевозом и Канином.

Нельзя согласиться с мнением исследователей, которые по созвучию в наименованиях склонны относить местоположение Нежатиной нивы к Нежину (на реке Остре). Ведь сражение произошло не у Нежина, а у Чернигова. Указанному предположению не служит подкреплением и ссылка на то, что тело павшего в бою Изяслава везли будто бы «несомненно по реке Остру», а затем уже по Десне к Городцу, который лежал напротив Киева на другом берегу Днепра¹³⁰. В летописи не сказано, по какой реке вели ладью, но естественно заключить, что от самого места сражения, т. е. от Чернигова, ладья шла все время рекой Десной до самого ее устья, где и стоял Городец¹³¹.

По образному выражению «Слова», князь Всеслав Полоцкий «отвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи волком до Немиги с Дудуток... Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни, — посеяни «костьми руских сынов»¹³². Из летописи известно, что Всеслав (в 1066 г.) захватил Новгород и разграбил его, сняв даже колокола и паникадила в Софийском храме¹³³. Желая наказать Всеслава за вторжение в Новгород, Изяслав, Святослав и Всеволод, соединив свои силы, выступили (1067 г.) в зимний поход против Всеслава и, войдя в Полоцкое княжество, взяли Минск, причем «исекоша муже, а жены и дети вдаша на щит»¹³⁴.

В районе Минск — Киев и в бассейне Припяти и верховьев Немана имеется несколько рек, которые по своей топонимике близки к Немиге, или Немизе. К числу таких рек относится Неман, а также Немегелька, впадающая б реку Птичь (в ее среднем течении). Но если отождествлять Немигу с Неманом¹³⁵, (до верховьев которого около 50 километров на юг от Минска¹³⁶, то это будет противоречить данным летописи. По смыслу летописного рассказа Ярославичи вышли из Минска не для того, чтобы избежать столкновения с Всеславом, удаляясь от него на юг к Неману, а наоборот — двинулись навстречу Всеславу, спешившему к Минску с севера из новгородских или полоцких мест.

Если же Немегельку считать Немигой, то и в этом случае придется допускать, что Ярославичи отступили перед Всеславом (от Минска по направлению к Киеву), тогда как в действительности они искали решительной встречи с Всеславом, вовсе не считая свою задачу законченной взятием Минска, как это видно из последующих событий, завершившихся пленением Всеслава.

Гораздо больше оснований отождествить с Немигой «Слова» ту самую реку Немигу, которая является притоком реки Свислочи, на обоих берегах которой расположен Минск. Следы Немиги сохранились и до настоящего времени в виде высохшего русла, ставшего одной из улиц в городском районе, известном под названием Рыбного рынка. Немига представляет собой небольшой ручей, который только в половодье становится многоводным, пополняясь потоками, стекающими в него со всех сторон¹³⁷.

Что касается Дудуток, то в интересующем нас районе можно назвать целый ряд селений, сходных по топонимике с Дудутками. Известны Дуды, около верхнего течения Немана (на север от Новогрудка); Дуды, вблизи среднего течения Березины, впадающей в Неман; Дудичи, на реке Птичь (в 40 километрах южнее Минска); Дудичи несколько севернее города Мозыря¹³⁸, на притоке Припяти, — на реке Ненач. Однако ни один из этих географических пунктов по их местоположению относительно Минска нельзя признать удовлетворительным для отождествления с Дудутками «Слова». Оба селения Дуды находятся на запад от Минска за неманской Березиной, т. е. за границей владений Полоцкого княжества при Всеславе. Даже в более позднее время крайним городом Полоцкого княжества на западном порубежье летопись называет Городок или Городец (к югу от Молодечна) у самых истоков неманской Березины¹³⁹. Следовательно, нет основания Дудутки приурочивать к Дудам.

Точно так же нельзя отождествить с Дудутками и оба селения Дудичи, так как они расположены на юг от Минска. Между тем по ходу событий Всеслав Полоцкий после захвата Новгорода должен был итти к Немиге (т. е. к Минску) с севера. Следовательно, Дудутки необходимо искать к северу от Минска. Правильнее поэтому признать мнение о том, что Дудутки — местечко близ Новгорода, где в карамзинское время был монастырь, называвшийся «на Дудутках»¹⁴⁰.

* * *

Подведем итоги нашего исследования пути Игоря. Опираясь на неясные данные топонимики, исследователи относили поход Игоря или к нижнему течению Дона (Карамзин), или к верховьям Орели и верховьям Кальмиуса (Аристов), или к рекам Сухие и Мокрые Ялы (Лонгинов), или книжному течению Северского Донца (Афанасьев). Однако гипотезы эти нельзя принять ввиду противоречия их с источниками и неправильности в вычислениях, сделанных авторами.

Чтобы установить путь Игоря, необходимо выяснить местонахождение рек Сальницы, Сюурлия и Каялы. Местоположение реки Сальницы устанавливается по источникам точно: она впадала в Северский Донец между реками Изюмом и Изюмцом. Река Сюурлий должна находиться южнее Сальницы, на расстоянии полуторадневного перехода от нее. «Суярлы» в переводе на русский язык означает место разветвления рек на рукава и притоки, а также вообще означает разлив воды. К месту слияния рек Голой Долины, Сухого и Казенного Торца вполне применимо понятие «Суярлы», так как в этом месте имеется не только разветвление («раздоры») рек, но наблюдается и разлив воды в виде пресноводного плеса, образуемого одним из рукавов Голой Долины. Несмотря на некоторые данные в пользу отождествления реки Каялы с Кальмиусом, от него необходимо отказаться. Будучи окружены половцами, русские в субботу днем и во время наступившей затем ночи, согласно летописи, упорно пробивались с боем к Северскому Донцу, т. е. на север, а не к Кальмиусу, т. е. на юг. Каялой можно считать реку Макатиху с ее каменистыми берегами и быстрым течением, впадающую в реку Голую Долину и протекающую вблизи Торских соляных озер. Среди этих озер и надобно искать то «езеро», около которого бился Всеволод.

Таким образом, для пути Игоря наиболее вероятным является следующее направление. Выйдя из Новгорода Северского, Игорь через Путивль по водоразделу между Сеймом и Пслом (по Бакаевой дороге XVII в.) подошел к узлу путей в верховьях Псла и Северского Донца. Перейдя через Северский Донец, Игорь вышел на водораздел между Северским Донцом и Осколом и, дождавшись Всеволода (подошедшего к нему из курских мест), двинулся (Изюмской сакмой) на юг к Изюмскому перевозу, т. е. к реке Сальнице. Перейдя здесь Северский Донец, миновав затем Изюмский курган («шелома»), северские князья двинулись на юго-восток вдоль течения реки Голой Долины и подошли к месту слияния («Сюурлий») Голой Долины и Сухого Торца с Казенным Торцом. Здесь передовые северские полки, погнавшись за половцами, видимо, перешли через Сухой Торец, но поздно вечером из погони вернулись к главным силам Игоря и Всеволода. Поражение северских войск произошло в районе Торских соляных озер и реки Макатихи («Каялы»). Для точного выяснения этого вопроса необходимы разыскания на месте.

Летописное сообщение о том, что во время бегства многие ковуи «в море истопоша», следует понимать в смысле «погибли в озере», т. е. в одном из Торских соляных озер. Путь Игоря во время бегства из половецкого плена может быть намечен лишь гадательно. Допустимо, что «Русский брод» (упоминаемый Татищевым), до которого в два дня доскакали Игорь с Лавором, загнав коней, — это брод через Северский Донец у Змиева.

* * *

В общей борьбе русских с кочевниками причерноморских степей поход Игоря является лишь эпизодом, правильная оценка которого зависит от выяснения исторического значения этой борьбы в ее целом. Походу Игоря посчастливилось: он прославлен знаменитым «Словом о полку Игореве»; но грозою половцев, истинным героем борьбы с ними был Владимир Мономах. Походы Мономаха делались соединенными силами русских князей, но положение изменилось, когда к середине XII в. ясно определилось феодальное раздробление Киевского государства на обособленные независимые княжества, и между князьями началась феодальная борьба.

Еще на съезде князей в Любече (1097 г.) из княжеской среды раздавались голоса: «Почто губим Русскую землю, сами на ся котору имуще? А половцы землю нашу несут роздно и ради суть оже межи нами рать доныне. Отселе имемься по едино сердце и соблюдем Русскую землю!»¹⁴¹. Но эти призывы к единению плохо претворялись в действительность при наличии феодальной обособленности. Попытка Игоря разгромить половцев силами одного Северского княжества была обречена на неудачу, хотя Игорь и показал большое мужество, углубившись далеко в Половецкую степь.

Для успешной защиты родины не хватало необходимого единодушия среди князей, междоусобная борьба которых приводила к убыли населения, к разорению цветущих русских областей. По художественному изображению «Слова», на Руси в это время «в княжих крамолах веци человеком скратишась. Тогда по Русской земли ретко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть трупиа себе деляче»¹⁴². Из-за усобиц князей настала для Русской земли от половцев пагуба, и «погании с всех стран прихождаху с победами на землю Русскую»¹⁴³.

Однако, несмотря на феодальный распад Киевского государства, мысль о единстве Руси никогда не угасала в сознании народа. При всей многоплеменности восточных славян населенная ими территория изображается нашим древним летописцем как единая «Русская земля». Тот же смысл вкладывает в эти слова и Святослав Киевский, обращаясь к своей дружине с воодушевляющим призывом: «Да не посрамим земли Руские!» Когда (в начале XII в.) игумен Даниил во время своего путешествия на Восток оказался в Палестине, он и там, едали от своей родины, не забывает поставить в Иерусалиме лампаду «от всея Русьскыя земля». И сами русские князья при всех своих феодальных раздорах все же признавали, что они «одного деда внуки». Та же мысль о единстве Русской земли звучит и в «Слове».

Появление «Слова о полку Игореве» было подготовлено общим ходом общественно-политической и культурной жизни Руси.

В течение X—XII вв. древнерусская культура в своем непрерывном развитии достигла высокого уровня. Украшением русской архитектуры были возведенные из камня Десятинная церковь и Софийский собор в Киеве с их оригинальным многокупольным перекрытием (дотоле неизвестным ни Византии, ни Западу), а также замечательные образцы новгородского и Владимиро-Суздальского зодчества XII в., как, например, Георгиевская церковь в Юрьевом монастыре (Новгород) или Успенский собор во Владимире, княжеский замок в Боголюбове и др. Новгородские фрески свидетельствовали о высоких достижениях в искусстве живописи. Что касается древнерусской литературы, то ее величественным созданием явилось летописание, поражающее широтой замысла, богатством фактов, проникнутое идеей глубокого чувства любви к родине. В 70—80-х годах XII в. (ко времени создания «Слова») в летописи настойчиво звучит призыв к объединению народных сил перед грозной половецкой опасностью, заметно оживляется идея единства Русской земли, и рядом с практикой местного летописания и на севере — во Владимире, и на юге — в Чернигове делаются даже попытки создания общерусского летописания. Киевская Русь и помимо летописцев имела талантливых, просвещенных писателей, своих поборников просвещения и ценителей книги¹⁴⁴. Только в культурной среде, конечно, могло сложиться суждение древнерусского человека о том, что «книги — это источник мудрости, реки, напояющие вселенную; ими мудрость обретаем и в печали утешаемся».

Расцвет киевской культуры отражал политическое могущество древнерусского государства. Оживленные торговые сношения связывали Киев почти со всеми странами Южной и Западной Европы и делали его центром посредничества между восточными и западными рынками. Киевские князья вступали в родственные связи со многими иностранными дворами. Так, Владимир Святославич был женат на византийской царевне, Ярослав — на шведской королевне, дочери его вышли замуж за королей французского, венгерского и норвежского, три его сына женились на дочерях западноевропейских государей, а четвертый сын Всеволод имел женой родственницу византийского императора Константина Мономаха. По своему международному значению Киевское государство могло соперничать с Византийской империей, которая не раз испытала на себе силу политического могущества Руси.

В свете политической обстановки того времени и общего подъема русской культуры становится совершенно понятным появление такого высокохудожественного создания древнерусской литературы, как «Слово о полку Игореве». Оно возникло не случайно, а в результате определенного периода культурного развития, как выразитель творческого гения русского народа.

«Слово о полку Игореве» — героическая песнь о мужественной борьбе русских с половцами. Эта несравненная жемчужина древнерусской поэзии родилась в сердце какого-то великого народного поэта, взволнованного бедствиями своей родины и проникнутого глубокой к ней любовью. Он осуждает княжеские усобицы, ослаблявшие государство, истощавшие народные силы. Скорбя о неудаче Игоря и стараясь пробудить симпатии к печальной участи северских князей, неведомый певец «Слова» обращается с пламенным призывом сплотить все русские силы ради общенародных интересов защиты родины и зовет отплатить половцам «за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы».

В этом призыве к защите родины и в горячей любви к земле Русской, выраженных с гениальным художественным мастерством, скрыта тайна того неотразимого обаяния, которым доныне пленяет нас этот памятник древнерусского творчества.

Примечания

1. Ипат. лет., стр. 155—157.

2. Ипат. лет., стр. 428—430.

3. Там же, стр. 430, 434.

4. Выражение Лаврентьевской летописи «сняшася у Переяславля» нельзя, конечно, понимать так, что Игорь из Новгород-Северска сначала шел на город Переяславль, откуда уже двинулся к Донцу. Для такого маршрута не было основания; с другой стороны, восьми дней для такого длинного пути оказалось бы недостаточно. Ипатьевская летопись, дающая самое подробное описание похода, ничего не говорит про Переяславль. Все это приводит к заключению, что под словами «у Переяславля» Лаврентьевская летопись подразумевает переяславскую границу. Такое толкование было правильно указано еще Бутковым, а затем развито другими исследователями. Если, однако, и допустить, что перед походом Игоря предварительно состоялся съезд князей в Переяславле, то, по справедливому замечанию акад. А.С. Орлова, «этот сейм князей в Переяславле еще не обозначает, что полки двинулись в поход прямо отсюда». Ипат. лет., СПб., 1871, стр. 430—431; Лаврент. лет., изд. 1927, стр. 397; Аристов Н. О земле половецкой (Ист.-геогр. очерк), Киев, 1877, стр. 15; Б утков. Нечто к «Слову о полку Игореве», Вест. Евр., 1821; Голубовский П. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар, Киев, 1884, стр. 107, прим. 3; Ляскоронский В.Г. Русские походы в степи в удельно-вечевое время, СПб., 1907, стр. 59—60; акад. Орлов А.С. «Слово о полку Игореве», изд. АН СССР, 1939. стр. 17.

5. ПСРЛ, XX, ч. 1, стр. 136; ПСРЛ, I, в. 2, изд. 1927, стр. 396; «Слово о полку Игореве», перевод и примечания В.А. Келтуяла, Гиз, 1930, изд. 3, стр. 39. «Майя 1 бысть знамение в солнци, в вечернюю годину: морочно бе велми, яко и не боле часа, и звезды видети яко и в нощи, а у человек во очию зелено бяше, а солнце учинилося бе яко месяць, из рог же его яко угль горящь исходяще; страшно же бе видети человеком знамение божие», ПСРЛ, VII, 98.

Выяснено, что «в среду 1 мая 1185 года действительно было солнечное затмение. Оно происходило почти ровно в 1 час по Парижскому времени, или в 3 ч. 22 м. дня по меридиану, среднему для Киевского, Новгородского». Степанов Н.В. Единица счета времени до XIII в., стр. 9.

6. После поражения при Липицах (1216), рассказывает летописец, «князь Юрий один прибеже ко граду, о полудне, а бой был в обед». Из этого следует заключить, что обедали раньше полудня, на что обратил внимание еще С.М. Соловьев. В своем специальном исследовании «Единицы счета времени до XIII в. по Лаврентьевской и 1-й Новгородской летописям» Степанов выражается осторожно: «Некоторые исследователи полагают, что в древней Руси... обед происходил в период около 10½—11—11½ часов. Может быть, это и было так до XIII в., но ни Лаврентьевская, ни 1-я Новгородская летописи не дают никаких данных для такого утверждения». Соловьев С.М. История России, изд. «Общ. польза», 1, 679; Степанов Н.В. Указ. соч., стр. 9.

7. Ипат. лет., стр. 431—432; «Слово о полку Игореве», стр. 9, 10.

8. То есть, находясь близко к южной границе Переяславского княжества.

9. То есть Азовское море.

10. Лавр. лет., 397, изд. 1927, ПСРЛ, XX, ч. I, 137, VII, 98.

11. Ипат. лет., стр. 432—433.

12. «Слово», стр. 12.

13. ПСРЛ, I, изд. 2, 398; VII, 99; XX, ч. I, стр. 137.

14. Ипат. лет., стр. 433.

15. Ипат. лет., стр. 434; ПСРЛ, VII, 99; XX, ч. 1, стр. 137.

16. ПСРЛ, VII, стр. 99.

17. «Слово о полку Игореве», 14.

18. Ипат. лет, стр. 435.

19. Там же, стр. 435, 436.

20. Там же, стр. 436.

21. «Слово о полку Игореве», стр. 20.

22. Ипат. лет., стр. 437.

23. Кони «поводные», употребляемые под верх. Соловьев С.М. Ист. России, изд. «Общ. польза», кн. 1, стр. 686; Ипат. лет., стр. 438.

24. Ипат. лет., стр. 438.

25. «По малех же днех Игорь... утече у Половец, гониша же по нем, и не обретоша его, и тако избави его бог из рук поганых, прочих же начата твердо держати и многыми железы отягчати их». ПСРЛ, VII, стр. 99; XX, ч. 1, стр. 137.

26. Путь, которым бежал Игорь из плева, описан Татищевым в следующих словах: «Игорь... пошел к реке, оную перебрел и, седши на кони, поехали сквозь жилища половецкие сам пят и, ту ночь миновав все обиталища, поехали через степь, и ехали два дни до Русского брода, откуда пошел в, свой Новгород и не доехав (меньше полуднища) верст за 20, споткнулся конь под Игорем, и ногу ему так повредил, что он не мог на коня сесть, принужден в селе святого Михаила остановиться и ночевать». Татищев. История Российская с самых древнейших времен, кн. III, М., 1774, стр. 271; см. также «Слово о полку Игореве», стр. 30; Ипат. лет., стр. 438.

27. Здесь имеются в виду карты южноукраинских причерноморских степей, где происходили события, связанные с походом Игоря.

28. Приводим здесь календарь похода Игоря:

23 апреля — Выступление Игоря из Новгород-Северска.

1 мая — Затмение. Переход через Донец.

2 и 3 мая (четверг и пятница) — Игорь ожидает Всеволода.

4 мая — Соединившись, Игорь и Всеволод двинулись к Сальнице.

9 мая — Сальница. Ночной переход от Сальницы к Сюурлию.

10 мая (пятница) — Сюурлий. Первый бой, взятие веж, преследование половцев. Ночлег в степи.

11 мая (суббота)—Днем и затем ночью русские с боем пробиваются к Донцу.

12 мая (воскресенье) — Поражение Игоря на р. Каяле.

29. Это мнение было высказано еще Карамзиным, который говорит: «Здесь названа Сальницей река Сал, впадающая в Дон близ Семикаракорской станицы». «Каяла — нынешний Кагальник, впадающий в Дон. Россияне отступали к Донцу, недалеко оттуда соединяющемуся с Доном». Карамзин. Ист. гос. Росс. СПб., изд. Смирдина, т. II, прим. 204; т. III, прим. 70.

30. «Россия», полное географическое описание нашего отечества под ред. В.П. Семенова-Тян-Шанского, СПб., 1910, изд. Девриена, т. XIV, стр. 880—881, 895—896.

31. Карамзин. История государства Российского, т. III, стр. 69—70.

32. «Россия», т. XIV, стр. 880—881.

33. «а ноне пойдем по них за Дон и до конца избьем их оже ны будет ту победа, идем по них и Луку моря», ПСРЛ, т. 1, изд. 2, стр. 387; т. VII, 98; т. XX, ч. 1, стр. 137.

34. Арцыбашев Н. писал, что если считать р. Кагальник Каялой, то «возможно ли было россиянам, с небольшим в два дня (от вечера среды до субботы), перейти от Оскола до Кагальника расстояние около 350 верст. Следовательно, или время означено неверно, или Каяла — не Кагальник». Арцыбашев. Игорь или война половецкая, Вест. Евр., 1826 г., № 12, стр. 248; П. Б утков. Нечто к «Слову о полку Игореве», Вест. Евр., 1821, № 21, стр. 52 и прим. 72; И.Д. Беляев. О географических сведениях в древней России, СПб., 1852, стр. 76.

35. Мнения Аристова придерживаются Барсов, Багалей. Аристов, 13; Барсов, Очерки, стр. 304; Б а г а лей, История Северской земли, 1882, стр. 185, 249 и др.

36. Татищев. История Российская, стр. 263—265; Аристов, стр. 17.

37. Изложенное мнение Аристов подробно развил в своей статье «О земле половецкой», Киев, 1877, стр. 13—23; Б утков считает Сальницей реку Торец. Тор принимает за реку Сюурлий, а Кальмиус — за Каялу; Арцыбашев пишет, что «едва ли Сальницей называется здесь река, впадающая и Донец с левой стороны между Осколом и Боровскою»; он пишет; «очевидно, что Сюурлия была в расстоянии одного перехода от Сальницы: не Ольховой ли колодезь, впадающий в Донец, ниже Боровой в 20 вер.?» Каяла же «не Айдар ли, впадающий в Донец ниже Ольхова колодца в 30 верстах?» По мнению Беляева, Сальница это «вероятно нынешний Богучар», см. ст. Б утков а, Вест. Евр., 1821, № 21, стр. 52; Арцыбашев. Вест. Евр., 1826, № 11, стр. 193, прям. 32 и № 12, стр. 1, прим. 34, стр. 248; Середонин, Историческая география, П., 1916, стр. 173; Беляев. О географических сведениях в древней России, СПб., 1852, стр. 76 и 79, напечатано в «Зап. Русск. Геогр. общ.», VI.

38. Ипат. лет., стр. 438.

39. Там же, стр. 427.

40. Лонгинов А.В. Историческое исследование сказания о походе Северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г., Одесса, 1892, стр. 212.

41. Там же, стр. 214.

42. Лонгинов; стр. 216; десятиверстка, л. 61.

43. Лонгинов, стр. 226—227; десятиверстка, л. 61.

44. См. трехверстку, р. XXVII, л. 15; Маштаков П.Л. Список рек Днепровского бассейна, СПб., 1913, стр. 80.

45. Десятиверстка, л. 61.

46. Ипат. лет., стр. 431.

47. Лонгинов, стр. 216.

48. Афанасьев В.А. Вероятный путь князя Игоря Северского на половцев в 1185 г. (Критическое исследование похода по летописям и «Слову о полку Игореве»), напечатано в «Истории, журн.», 1939, № 6.

49. Афанасьев, стр. 46. Ипат. лет., стр. 431.

50. Афанасьев, стр. 47.

51. Афанасьев, стр. 46—47.

52. Афанасьев, стр. 47—48; Лонгинов А.В. Историческое исследование сказания о походе Северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г., стр. 214.

53. Афанасьев, стр. 48—49; Татищев, III, стр. 263.

54. Афанасьев, стр. 51—53.

55. Афанасьев, стр. 53—54.

56. Афанасьев, стр. 54. Как уже было выше сказано, еще Лонгинов указывал (в 1892 г.), что «при разыскании места гибели Игоревых полков может помочь эпитет «быстрая», данный «Словом» реке Каяле, Лонгинов, стр. 227.

57. Афанасьев, стр. 46.

58. Это расстояние определяется по масштабу карты.

59. Афанасьев, стр. 47.

60. Для большей точности измерения следует обратиться к картам масштаба 1:3 000 000, 1:1 500 000 или же крупнее. Нами использован масштаб 1:1 500 000.

61. Афанасьев, стр. 50.

62. Там же, стр. 49.

63. Там же, стр. 50 и 51.

64. Ипат. лет., стр. 432, 433.

65. Афанасьев, стр. 51.

66. Ипат. лет., стр. 433.

67. Афанасьев, стр. 53.

68. Там же, стр. 47.

69. Ипат. лет., стр. 432, 433.

70. Лонгинов в этом смысле высказался еще в 1892 г. Лонгинов, стр. 208.

71. Ипат. лет., стр. 430.

72. Афанасьев, стр. 45; «Слово о полку Игореве», пер. и прим. Келтуяла, стр. 8.

73. Ипат. лет., стр. 431.

74. «Книга Большого Чертежа», изд. Спасского, стр. 84, 111, 87—88, 104, 13—19, 21—23; Беляев. О сторожевой станичной и полевой службе, стр. 60, § 6; Акты Моск. гос., т. I, стр. 165, 245, 289; Городские поселения в Росс. империи, V, ч. I, СПб., 1865, стр. 357; Кудряшов К.В. Русск. истор. атлас, Гиз, 1928, табл. VIII.

Нельзя, конечно, согласиться с категорическим утверждением Голубовского, что Игорь направился через Донец «у Змиевского городка», а летописи нет точных указаний для определения места переправы. Утверждение исследователя в данном случае не более, как догадка, не сопровожденная при этом обоснованием. Против мнения Голубовского возражал еще Ляскоронский; Бутков в 1821 г. дал более вероятное определение пути Игоря к Донцу через нынешнюю Суджу и Корочу; Голубовский, Печенеги, торки, половцы, стр. 107; Л я с короне кий, Русские походы в степи, 60—61; Бутков П. Нечто к «Слову о полку Игореве», Вест. Евр., 1821, № 21.

75. Аристов, стр. 13.

76. «Большой Чертеж», изд. Г.И. Спасского, М. 1846, стр. 33, примечание; «Книга Большого Чертежа», изд. Языкова, 1838, стр. 30.

77. См. прилагаемую к очерку карту на стр. 63; сравните десятиверстную карту СССР, л. 61; трехверстную карту СССР, р. XXIV, л. 15 и 16; р. XXV, лл. 15 и 16 и соседние.

78. «Россия», т. VII, 283; «Книга Большого Чертежа», изд. Спасского, 23; Атлас Харьковск. губ. (рукопись), около 1793 г.; см. в атласе карту Изюмского у. Атлас хранится в Ленинградском отд. Центр. архива.

79. «Слово», стр. 8 и примечание на стр. 44; словарь Даля, 4-е изд. Вольфа, т. IV, стр. 1419; П.Я. Черных толкует «шеломя», как «соломя», т. е. пролив, залив, относя это к Керченскому проливу; Черных П.Я. О выражении «За шеломянем», Уч. зап. Яросл. нед. ин-та, ч. I, Гуманитарные науки.

80. См. карту растительности в изд. Девриена «Россия», т. VII, стр. 24, также десятиверстную карту Союза, л. 61, и трехверстную, р. XXIV, л. 15.

81. Барсов, отмечая двукратное упоминание Сальницы в летописи о походе князей 1111 г. и о походе Игоря, приходит к выводу, что в обоих случаях надо искать Сальнику, «в области Северского Донца, не в дальнем расстоянии от устья Оскола»; Барсов Н. Очерки русск. истор. географии, Варшава, 1885, стр. 303, 304.

82. В Московских актах неоднократно упоминается Торское городище, находящееся в окрестностях нынешнего города Славянска. В 1646 г. был построен Торский острожек для защиты от татар Торского перелаза. Позднее острожек был разрушен, но в 1676 г. здесь снова возник г. Тор, или Соляной, переименованный в 1784 г. в Славянск, ставший уездным городом Екатеринославского наместничества. «Россия», под ред. Семенова-Тян-Шанского, т. VII, стр. 276—278.

83. Акты Моск. гос., т. I, № 11, стр. 14; № 12, стр. 15; Багалей, Материалы для истории колонизации, т. I, 128—129, 291; Краткий исторический очерк развития водяных и сухопутных сообщений и торговых портов в России, СПб., 1900, стр. 66.

84. См. «Новая пограничная карта Российской империи от Балтийского моря до Каспийского, разделенная на губернии», соч. Карл Опперман, 1795, л. XIV; спец. карта России Г.Л. Шуберта, 10 верст в дюйме, с исправл. 1850.

85. См. трехверстную карту, где характеристика этой местности ясно выражена, р. XXV, л. 16. При наводнении в середине марта 1937 г. вода заливала даже улицы Славянска; см. «Правду» от 14/III и 16/III 1937 г.

86. См. десятиверстную карту Союза, л. 61 и трехверстную карту Союза, р. XXV, л. 16.

87. Татищев. История Российская, III, стр. 263.

88. Например, Бутков, Аристов, А. Мазон: см. Аристов, стр. 20 и прим. к ней; А. Мазон. Slovo d’Jgor (Revue des etudes slaves XVIII, 3—4, стр. 211—212).

89. Например, Карамзин, как уже сказано выше. Арцыбашев не высказывается определенно, задавая вопрос: «Каяла не Айдар ли?». Мнение Ляскоронского о Каяле неясно, но во всяком случае Калку он относит к бассейну Днепра.

90. «и тако... наведе на ны Господь гнев свой: в радости место наведе на ны плачь и во веселье место желю, на реце Каялы». Ипат. лет., стр. 433; «Слово», стр. 10, 12, 14, 16.

91. ПСРЛ, 1945, V, 205; Новгородская 1-я лет., 1888, стр. 218; ПСРЛ, VII, стр. 131.

92. ПСРЛ, IV, стр. 202; XX, ч. I, стр.. 202; Ипат. лет., стр. 496 и 518.

93. «Слово», стр. 14.

94. Аристов, стр. 17.

95. Географическо-статистический словарь П. Семенова, т. II, стр. 451; Кудряшов К. Историко-географические сведения о половецкой земле, см. Изв. Гос. Геогр. о-ва, 1937, № 1, стр. 60.

96. Шамбинаго полагает, что автор «Слова» и летописец назвали реку Сюурлий Каллой в переносном смысле, как «реку покаяния», на том будто бы основании, что разбитый половцами Игорь испытывает покаянные угрызения совести, вспоминая, как он взял «на щит» и разграбил Переяславль у князя Глеба. Но мнение это дает искусственное толкование и противоречит источникам. Прежде всего русские не были разбиты на реке Сюурлий, а сами одержали победу над половцами. Кроме того, летописец, названия Сюурлий и Каяла относит не к одной и той же реке, а к двум разным географическим объектам. По комментарию проф. Н.К. Гудзия, «Каяла» значит «окаянная река», с чем никак нельзя согласиться. «Слово о полку Игореве», изд. АН СССР, стр. 185; Н.К. Гудзий. Хрестоматия по древнерусск. лит. XI—XVI вв. для высших педагог. уч. завед., Учпедгиз, М., 1935 стр. 74.

97. Ипат. лет., стр. 432, 433.

98. На это указывал еще А. Потебня (см. Зап. по русск. грамм., т. II, стр. 245). Такого же мнения придерживались и некоторые другие ученые, например, М. Андриевский (см. «Киевская старина», 1882, IX., стр. 451).

99. Андросов. «Местная терминология для побережья морей СССР», ст. в «Уч. зап. МГУ», вып. XVI, географ., М., 1937, стр. 54.

100. «Россия», VII, стр. 273, 278.

101. Сообщено археологом Сибилевым Н.В.

102. «Слово», стр. 12.

103. Неправильным был бы перевод «с той же самой Каллы». Такому пониманию противоречат географические данные. Битва Святополка с половцами происходила за Сулой, а поражение Игоря случилось за Северским Донцом.

104. См. генеральную карту Новороссийской губернии, разделенную на уезды, соч. в 1779 г. Иван Исленьев; Ипат. лет., стр. 161, 162; ПСРЛ, I, стр. 231, 232. На упоминаемую здесь реку Кагальник первый обратил внимание В.А. Афанасьев, стр. 56.

105. Мнение это принадлежит Карамзину, Истор. Гос. Российского, изд. 5, т. I, прим. 387; т. III, стр. 43, также прим. 72.

106. На это обратил внимание еще Погодин; Ляскоронский признал обоснованность его замечаний. Погодин, IV, стр. 266; Ляскоронский В.Г. Русские походы в степи в удельно-вечевое время, СПб., 1907, стр. 10.

107. И.П. Барсов. Очерки русской истор. географии, изд. 2, 1885. стр. 163.

108. Так полагали Голубовский, Багалей и некоторые другие исследователи. Соловьев С.М. высказался осторожно: «Есть селение Рим, значащееся на границе уездов Роменского, Лохвицкого и Прилукского». Соловьев С.М. История России, изд. «Общ. польза», СПб., 1911, т. I, стр. 321, прим. 2, стр. 635. В «Списке населенных мест» Полтавской губ. упоминается Рым (Рим), Прилукск. у. См. «Список населенных мест по свед. 1859». Полтав. губ., изд. Ц. ст. ком. МВД., СПб., 1862, стр. 183, № 3604.

109. См. десятиверстную карту, л. 46.

110. Ипат. лет., стр. 436.

111. Десятиверстная карта, л. 46.

112. «Половци же... гнаша отаи к Переяславлю и взяша все городы по Суле, и у Переяславля бишася весь день», Лавр. лет., ПСРЛ, I, изд. 2, 1927, стр. 399.

113. Лавр. лет., стр. 249.

114. Ляскоронский. Указ. соч., стр. 9—10, примечания.

115. См. десятиверстную карту, л. 31. Ляскоронский не обратил внимания на присутствие болот около Буромки и вообще мало пользуется картой.

116. «Книга Большого Чертежа», изд. Спасского, стр. 32.

117. Багалей. Русская история, т. I, М., 1914, стр. 239; Городцов В.А. Донецкое городище, в «Трудах XII Археологии, съезда», т. I, стр. 110, 111, 120; Городские поселения Российской империи, т. V, стр. 310; Филарет. Историко-статистическое описание Харьковской епархии, т. I, стр. 110; Аристов, стр. 22.

118. Акты Московского государства, т. I, стр. 13, 29, 50; Багалей, Материалы по истории колонизации южной окраины, 1, стр. 82—84; Его же. Очерки по истории колонизации южной окраины, стр. 21; Беляев. О сторожевой и станичной службе, стр. 20, 35.

119. «Слово», стр. 28, 29.

120. См. десятиверстную карту, л. 61.

121. «Слово», стр. 12.

122. Стрежень протекает через город Чернигов.

123. ПСРЛ, I, стр. 201, 202.

124. Ипат. лет., стр. 314.

125. ПСРЛ, I, стр. 338.

126. Ипат. лет., стр. 314.

127. ПСРЛ, I, стр. 338.

128. Барсов, стр. 222.

129. «Россия», т. VII, стр. 352.

130. Барсов, стр. 173, 308.

131. Барсов, стр. 143.

132. «Слово», стр. 24.

133. Новгородская 1-я лет., изд. 1888, стр. 96.

134. ПСРЛ, I, стр. 166.

135. Беляев, стр. 165; Келтуяла. «Слово», примечания, стр. 58, 59.

136. Десятиверстная карта, л. 15.

137. По сообщению А.В. Лонгинова в актах начала XVII в., касающихся г. Минска, упоминаются «Немиза», а также Немизская ул., которая прилегала, по-видимому, к Старому рынку. «Россия», т. IX, стр. 412; Труды Моск. предв. ком. к IX Археол. съезду, стр-. 233—234; Собр. древних грамот и актов городов Минской губ., 1848, стр. 129, 131, 134, 151.

138. Десятиверстная карта, лл. 15, 30.

139. Барсов, стр. 185; Десятиверстная карта, л. 15.

140. Акад. Орлов А.С. «Слово о полку Игореве», изд. АН СССР. 1938, стр. 130.

141. Ипат. лет., стр. 167.

142. Келтуяла. «Слово», прим., стр. 12.

143. «Слово», стр. 14.

144. Лихачев Д.С. Национальное самосознание древней Руси, М. и Л., 1945, стр. 58—60.

С этой точки зрения совершенно ясно, что подлинность «Слова» не может вызывать никакого сомнения. В научной литературе справедливо указывалось, что в конце XVIII в. (когда найдена была рукопись «Слова») исторического языковедения как науки еще не существовало, а следовательно, ученые того времени и не обладали необходимыми знаниями для грамотной подделки под старину. С другой стороны нельзя допустить, что «Слово» является подражанием «Задонщине», потому что сама «Задонщина» стала известна после «Слова». Нельзя же думать, что кто-либо мог подражать образцу, которого и сам еще не видел. Точно так же нет ничего «странного» в поведении Малиновского, который вынужден был медлить с печатанием «Слова» из-за крайней трудности перевода и транскрипции. Еще и сейчас в «Слове» много неразгаданного и непонятного, и это служит одним из доказательств подлинности «Слова». Известно, что авторы подделок старательно избегают всяких неясностей в тексте.

Пушкин, находясь под обаянием глубокой старины, которою проникнуто «Слово», высказал решительное убеждение в подлинности памятника, указав, что русские писатели XVIII в. «не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в Плаче Ярославны, в описании битвы и бегства»; «Слово о полку Игореве», сборн. ст., Гослитмузей, М., 1947, стр. 27—33.