Народы иных языковых семей на территории России в доисторическую эпоху

Мы охарактеризовали в общих чертах два этноязыковых массива населения этой территории, относящихся к индоевропейской семье, — индоиранский и древнеевропейский. Видимо, в это же время индоевропейское население Восточной Европы вступало в контакты и с представителями других языковых семей. Для краткого освещения судеб этих последних нам сейчас необходимо вернуться в глубь времен, к эпохе распада ностратической общности, поскольку именно этот процесс предопределил их возникновение. В первую очередь здесь следует сказать о народах уральской языковой семьи.

К ней относятся носители финно-угорских и самодийских языков. Судя по данным лингвистической реконструкции, общеуральская прародина приблизительно в VI—IV тыс. до н. э. находилась в таежной зоне — области распространения ели, сосны, пихты, сибирского кедра или кедровой сосны, лиственницы, а из животных — северного оленя, соболя, куницы. Носители уральского праязыка были рыболовами и охотниками. Рыбу ловили сетями и с помощью запруд, охотились с луком и стрелами. Разведения домашних животных они еще не знали, но держали собак. Из средств передвижения им были известны лодки и лыжи, а также сани для перевозки охотничьей добычи. Эти и другие данные позволили лингвистам локализовать прародину уральских языков близ Северного Урала, между нижним течением Оби и истоками Печоры, большей частью в Западной Сибири [Хайду 1985; Напольских 1997, 105 и сл.; Хелимский 2000], куда носители этого праязыка проникли, видимо, не позднее рубежа мезолитической и неолитической эпох с юга, смешавшись здесь с каким-то субстратным населением. В дальнейшем происходит распад уральского единства на самодийскую и финно-угорскую ветви, а затем этой последней — на финно-пермскую и угорскую, причем предприняты попытки соотнести эти языковые процессы с теми, которые прослеживаются по археологическим данным. Так, последнее из отмеченных разделений соотносят с членением существовавшей в Приуралье и Западной Сибири в неолитическую эпоху зоны распространения так называемой гребенчатой неолитической керамики на два ареала — приуральский и зауральский; предпринимались также опыты достаточно детального соотнесения археологических материалов с процессами, характеризующими раннюю стадию формирования языков самодийской группы [см.: Косарев 1987, 314 сл.].

Что касается предыстории засвидетельствованных в историческое время в северных и центральных областях Восточной Европы многочисленных финноязычных народов, то ее связывают либо с племенами ряда культур так называемого ямочно-гребенчатого неолита — льяловской, рязанской, карельской и др., либо с племенами волосовской культуры. Вообще, если исключить тюркоязычные народы, появившиеся на обширных пространствах севера Евразии позже, то можно сказать, что основы этнической карты этого обширного региона, известной нам в начале исторического времени, были заложены именно в эпоху позднего неолита и бронзы: тогда определились основные границы распространения здесь не только индоевропейской и уральской языковых семей, но и ареалы их более дробных ветвей — индоиранской, балто-славянской, финно-угорской, самодийской и т. д. В настоящее время ведется тщательная и кропотливая работа по изучению как историко-лингвистических, так и археологических данных на этот счет, а также по их согласованию между собой (см. из последних работ [БСИ 1988—1996; Хелимский 2000]).

Из языковых семей, образовавшихся в процессе распада ностратического единства, на территории России представлена еще и алтайская. До недавнего времени ее считали одним из ответвлений урало-алтайской семьи, но сейчас их принято разделять. Судя по лингвистическим данным, носители алтайского праязыка до его распада на рубеже VI—V тыс. до н. э. обитали там, где росли хвойные и дикие плодовые деревья, растения с гибкими ветвями, удобными для плетения, черемуха, орешник, бобовые. Зимой выпадал снег. Ландшафт включал чащобы, где водились пушные звери, болота и заболоченные луга, равнины со стадами диких копытных, в том числе оленей и лошадей (для алтайского праязыка реконструируется слово [лошадиная] грива), на которых велась охота. Праалтайцы разводили на полях несколько видов злаков, скорее всего, ячмень и просо. Исходя из всего этого, можно предполагать, что прародина народов этой семьи находилась на стыке степей и смешанных лесов, вернее всего в Южной Сибири, в районе Алтая и Саян.

На Дальнем Востоке — в Приамурье и Приморье — имеются данные антропологии, позволяющие относить неолитических охотников и рыболовов к северноазиатским монголоидам байкальского типа, близкого тунгусо-маньжчурским народам; орнаментация неолитической керамики напоминает традиционный «этнографический» орнамент народов Приамурья [Неолит Северной Евразии, 314 и сл.], однако прямые этногенетические реконструкции были бы преждевременны.

Наконец, следует остановиться на тех языках, которые не восходят к ностратической общности. На территории России к их числу относится прежде всего большинство языков, распространенных у народов Кавказа. Как уже говорилось, недавно была выдвинута фундаментально обоснованная гипотеза, что ныне столь территориально удаленные друг от друга языки, как китайский и адыгский, изначально принадлежали к одной макросемье, сложившейся в зоне, располагавшейся неподалеку от области формирования ностратической общности. Эта макросемья получила название синокавказской. В восточных областях России одну из восходящих к ней особую семью ныне представляет язык кетов, обитающих в бассейне Енисея. Что же касается языков северокавказской семьи, распространенных много западнее и генетически связанных с той же древней макросемьей, то, вопреки ее названию, данному по области нынешнего распространения входящих в нее языков, их прародина находилась в переднеазиатском регионе. Об этом говорят контакты прасеверокавказских языков с языками других семей, а также то, что древнеписьменные северокавказские (по лингвистической классификации, а не по ареалу) языки — восточнокавказские хурритский и урартский и западнокавказский хаттский — были распространены к югу от Кавказского хребта. Само разделение этой семьи на западную и восточную ветви произошло, очевидно, там же на рубеже VI—V тыс. до н. э., и на Северный Кавказ они проникали уже по отдельности. Из современных языков к первой ветви относятся языки нахско-дагестанской группы, а ко второй — абхазо-адыгские. Прасеверокавказцы, судя по реконструируемой лексике, занимались земледелием — выращивали злаковые культуры, а также разводили крупный и мелкий рогатый скот, свиней, знали лошадей и ослов. Им были известны некоторые металлы и колесная повозка.

Петроглифы Нижнего Амура и изображения на сосудах

Уверенно соотносить разные этапы истории этой языковой семьи с определенными археологическими культурами пока преждевременно [Мунчаев 1975, 412; Рытдина, Дегтярева 2002, 91—97]. Достоверно можно сказать, что в эпоху бронзы восточная и западная области Северного Кавказа четко различались по облику материальной культуры. Археологически прослеживаются и достаточно длительные связи этого региона с Закавказьем и Передней Азией. Так, прослежен процесс проникновения на Северо-Восточный Кавказ не позднее середины III тыс. до н. э. сложившейся к югу от Кавказского хребта куро-аракской культуры эпохи энеолита [Мунчаев 1975, 195; Рытдина, Дегтярева 2002, 91—97], которую некоторые исследователи связывают с народами — носителями языков хурритской группы. К «кругу переднеазиатских поздне-энеолитических культур» археологи относят известную майкопскую культуру, распространенную в III тыс. до н. э. в западных областях Северного Кавказа — в основном на левобережье Кубани [Андреева 1977; Мунчаев 1994; Рытдина, Дегтярева 2002, 97—101], но вопрос об этноязыковой принадлежности ее носителей является предметом острых дискуссий, в ходе которых высказывались и довольно фантастические суждения; пока что он далек от разрешения. Майкопская культура в истории древних народов Восточной Европы представляет особый интерес по иной причине: знаменитый Большой Майкопский курган, давший название самой культуре, представляет одно из древнейших на территории России погребений, в котором чрезвычайно богатый инвентарь был призван подчеркнуть высокий социальный статус захороненного здесь человека. Майкопский курган сравнивают (по обряду и инвентарю) с царскими усыпальницами Ура в Месопотамии. Детальная же археологическая идентификация народов, принесших сюда языки северокавказской семьи, — очевидно, дело будущего [Марковин 1990].

Таковы некоторые приемы и результаты реконструкции ранних этапов этнической истории территории России на протяжении огромного периода — от заселения ее человеком до конца бронзового века. Для следующих эпох и имеющиеся в нашем распоряжении материалы, и методика работы с ними, и степень детализации получаемой картины приобретают качественно иной характер.