В. Петрухин. Послесловие

Книга Светланы Александровны Плетневой посвящена археологии Хазарского каганата — государственного образования VII—X вв., которое объединяло многие земли и народы юга Восточной Европы, от Нижнего Поволжья и Северного Кавказа до Нижнего и Среднего Поднепровья. В этом отношении Хазарию можно считать предшественницей средневековых государств — Древней Руси и Золотой Орды.

Об этих подвластных Хазарии землях и народах мы знаем по преимуществу из документов т. н. еврейско-хазарской переписки, составленных в 60-е гг. X в. — накануне гибели Хазарского каганата. Описывая свое государство в письме к сановнику кордовского халифа Хасдаю ибн Шапруту, хазарский царь Иосиф стремился нарисовать идеальную картину процветающего и обширного царства, спасающего цивилизованный мир от варваров — дружин Руси. Этот расцвет был в прошлом, и чтобы понять, что собой представляла Хазария, понадобились труды уже не одного поколения археологов, которые далеки от завершения. При обсуждении в руководимой С.А. Плетневой группе Института археологии, которая занимается проблемами средневековой степи, проекта историко-археологического атласа Хазарии, выяснилось, что учету подлежит не менее восьми сотен археологических памятников — от крепостей и крупных поселений с могильниками до следов кочевий. Многие из них известны лишь по данным археологических разведок, но не раскопок.

Тем не менее очерк общих проблем хазарской археологии, документированный многочисленными таблицами и картами, стал задачей, насущной не только для археологов и историков, но и для специалистов в области истории этнических и конфессиональных отношений и всех, кто интересуется тем прошлым, без которого невозможно понять настоящего.

Можно сказать, что написание этих очерков — научный долг С.А. Плетневой, посвятившей свою жизнь исследованию хазарских и — шире — «кочевнических» древностей Восточной Европы. Свои исследования в Саркеле — самой знаменитой из хазарских крепостей — С.А. Плетнева начала еще под руководством основателя хазарской археологии М.И. Артамонова (а ее монография «Саркел и шелковый путь» увидела свет в 1996 г.). Работы С.А. Плетневой подтверждают справедливость высказанной Артамоновым гипотезы: разнообразные в этническом и культурном отношении земли Хазарского каганата объединяет единая материальная культура — т. н. салтово-маяцкая, надэтничная «государственная» культура Хазарии.

Выделяемые Плетневой варианты этой культуры — в донской лесостепи, донских степях, степном Приазовье, Крыму, в Дагестане — имеют свою этническую специфику, хотя и демонстрируют общие салтово-маяцкие связи. Выявление этой этнической специфики учитывает и культурные, и антропологические признаки: может быть, в тексте книги физическая антропология слишком прямолинейно увязывается с этносом (антропологический тип характеризует не прямо этнос, а «популяцию»), однако связь «брахикранов» и «долихокранов» с определенными погребальными обрядами позволяет воспринимать антропологические признаки как этнодифференцирующие, отличающие болгарский (праболгарский) и аланский этнические компоненты.

Вторжение хазар в степи Северного Причерноморья значительно изменило этническую ситуацию в Восточной и Юго-Восточной Европе. Исторические известия свидетельствуют о перекочевке ряда болгарских (праболгарских) племен на запад, в Болгарию Дунайскую, и на север, в Болгарию Волжско-Камскую. Оставшиеся под властью хазар болгары Северного Причерноморья составили основу населения Хазарского каганата: их памятники, расположенные от Приазовья до Днепра, равно как и в Крыму, принадлежат Черной Болгарии, упомянутой в середине X в. Константином Багрянородным. С.А. Плетнева считает, что это наименование отличает зависимых от Хазарии болгар от свободных дунайских и волжских, но в середине X в. черные болгары могли уже воевать против хазар, равно как и против греков и Руси.

Другим важнейшим этническим компонентом населения Хазарского каганата обоснованно считаются аланы. Их памятники с характерным «катакомбным» обрядом известны не только на Северном Кавказе, но и в донской лесостепи: они — оседлые земледельцы — могли быть переселены туда для зашиты границ. Этот компонент сыграл особую роль и в истории восточнославянских племен. Возможно, даже этноним соседних северян (равно как гидронимы Северский Донец, Сев) имеет иранское происхождение.

Северяне, наряду с радимичами в Левобережье Среднего Днепра и киевскими полянами, платили дань Хазарскому каганату до конца IX в.; еще дольше в зависимости от хазар пребывали вятичи на Оке и славяне, расселившиеся на Дону (им посвящены работы А.З. Винникова: ср., в частности, тезисы — Донские славяне и Хазарский каганат // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. К столетию со дня рождения М.И. Артамонова. СПб., 1998, с. 108—110). Этот земледельческий анклав в плодородной лесостепи был необходим Хазарии, в частности, для поддержания кочевого скотоводства в степи. Недаром целая система крепостей, в том числе крупное Маяцкое городище, призвана была контролировать этот регион. Соответственно, этническую ситуацию в регионе характеризует характерная смешанность этнокультурных традиций, включающих не только аланские и болгарские, но и славянские компоненты (в исследованном С.А. Плетневой Дмитриевском комплексе памятников). Напротив, славянская волынцевская культура Левобережья Днепра включала некоторые компоненты салтово-маяцкой культуры (в том числе следы кочевнических юрт на поселениях и т. п.), а на окраине древнего Киева обнаружены остатки могильника с трупосожжениями в урнах — сосудах «салтовского типа» (ср. Картер М.К. Древний Киев Т. 1, М.—Л., 1958, с. 136—138).

Отношения восточных славян и Хазарского каганата, равно как и интерпретация письменных свидетельств и археологических памятников, характеризующих эти отношения, получили в новейшей историографии противоположные трактовки. Изданное в 1982 г. письмо киевской еврейско-хазарской общины (ср. русское издание 1996 г.: Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X в. «Гешарим», М. — Иерусалим) было воспринято как свидетельство власти хазар над Киевом вплоть до 30-х гг. X в., хотя в письме говорится о том, как член этой общины оказался там во власти иноверцев. Напротив, в другой концепции (В.В. Седов. Русский каганат // Отечественная история 1998, № 4. С. 3—15) система крепостей в лесостепи и даже строительство Саркела воспринимается как свидетельство могущественного Русского (славянского) каганата, против которого была направлена эта оборонительная деятельность Хазарии с начала IX в.¹ И то, и другое построения прямо противоречат источникам, прежде всего — русской Начальной летописи, свидетельствующей о том, что лишь в конце IX в. князь Олег присвоил себе дань, которую брали со славян Поднепровья хазары, и только с тех пор эта территория стала называться Русской землей. О серьезности этого конфликта свидетельствует нумизматика: по данным Т. Нунена именно в последней четверти IX в. прекращается приток восточного серебра как в Восточную, так и в Северную Европу — Хазария устанавливает торговую блокаду, которую Руси удается прорвать лишь в начале X в., используя окружные пути — через Волжскую Болгарию.

Русские князья по данным Вертинских анналов и арабских источников действительно претендовали на престижный титул кагана, но в собственно русской традиции этот титул был признан лишь после того, как русский князь Святослав разгромил в 60-е гг. X в. Хазарский каганат: митрополит Иларион в «Слове о Законе и Благодати» именует этим титулом Владимира Святославича и Ярослава Мудрого.

Для истории Хазарского каганата и хазарской археологии свойствен определенный, отмечаемый С. А Плетневой парадокс: Хазария во многом определяла судьбы Восточной Европы, но памятники, принадлежащие собственно хазарам, тюркскому этносу центрально-азиатского происхождения, составлявшему правящий слой в каганате, немногочисленны, и их атрибуция вызывает споры. Собственно хазарскими считаются курганы, под которыми погребальная камера располагалась внутри четырехугольного ровика. Эм малочисленные погребения всадников (в другой своей работе С.А. Плетнева насчитывает около 100 таких курганов), которые сопровождались иногда богатым инвентарем (часто они разграблены), обнаружены по преимуществу в калмыцких степях, хотя известны и находки в Приазовье. Но богатейшие хазарские археологические комплексы относятся к Приднепровью: это не курганы, а знаменитый «клад» из Малой Перещепины, а также поминальные памятники в Вознесенке и Глодосах. Вслед за А.К. Амброзом С.А. Плетнева учитывает центрально-азиатские параллели этим обрядовым комплексам и считает их памятниками, связанными с традиционным заупокойным культом самих каганов (ср. Семенов, 1988). Впрочем, центральноазиатские связи обнаруживают и памятники других регионов Хазарского каганата: недавно в курганном погребении у с. Шиловка на Самарской луке были найдены замечательные костяные пластины с традиционными для хазарского искусства сценами битвы, охоты и изображениями драконов, явно имеющими китайские параллели (Багаутдинов; Богачев, Зубов, 1998, с. 106). Показательно, что эти яркие, в том числе и богатейшие памятники хазар обнаружены на самой периферии каганата — это справедливо объясняется стремлением «закрепить» за собой границы, в том числе и при помощи символических — обрядовых — действ.

Датировка поминальных комплексов, связанных с культом кагана, может дать косвенные свидетельства, проливающие свет на еще одно парадоксальное явление в истории Хазарского каганата. Эти памятники относятся к первой половине VIII в., времени, когда каганату удалось выстоять в войне с арабами и упрочить свою власть в степи. Но вместе с тем это и единственные археологические памятники, которые можно связать с языческим — центрально-азиатским — культом кагана. Известно, что каган и его хазарское окружение приняли иудаизм, но о времени этого выбора веры приходится гадать: ал Масуди свидетельствовал, что обращение произошло на рубеже VIII и IX вв., при халифе Харуне ар-Рашиде. Полагают, однако, что это свидетельство относится к установлению раввинистической формы иудаизма как государственной религии при кагане Обадии (ср. Артамонов, 1962, с. 279—280), первоначально же, согласно письму царя Иосифа, иудаизм принял Булан, предок Обадии². Возможно, косвенным свидетельством принятия иудаизма в середине VIII в. является отказ каганов (и их окружения) от традиционного заупокойного культа.

Проблема собственно иудейских древностей остается трудной проблемой хазарской археологии. Дело в том, что очевидные следы иудейского культа у обитателей европейской степи были обнаружены за пределами Хазарского каганата, на Дунае: в кочевническом могильнике IX—X вв. у д. Челарево (Воеводина) в нескольких могилах были обнаружены кирпичи с символами, характерными для иудейских надгробий (менора, пальмовые ветви — лулаб, плод — этрог; С.А. Плетнева ссылается на югославскую публикацию Р. Бунарджича — ср. краткую информацию: Эрдели И. Кабары (кавары) в Карпатском бассейне // Советская археология, 1983 № 4, с. 174—181). Могильник был приписан каварам, хазарской племенной группировке, которая, согласно Константину Багрянородному, восстала против власти кагана и вместе с венграми откочевала на Дунай (кстати, эти венгры поименованы в русской летописи черными уграми, что напоминает о зависимых от хазар черных болгарах Причерноморья). Можно представить себе, почему кавары, оказавшись оторванными от Хазарии, в новом — христианском — окружении стали демонстрировать свою приверженность иудейским традициям: это стремление к «самоидентификации» хорошо известно культурным антропологам. Проблема заключается в том, что собственно в Хазарии ни иудейских надгробий, ни кирпичей с иудейскими знаками (при изобилии прочих граффити, исследованных В.Е. Флеровой), ни других определенных свидетельств отправления иудейского культа не обнаружено.

Иудейские надгробия известны в городах Северного Причерноморья, в том числе и в тех (Фанагория, Таматарха — Гермонасса, Боспор — Керчь и др., ср. из последних обзоров: Соломоник Э.И. Древнейшие еврейские поселения и общины в Крыму // Евреи Крыма. Симферополь — Иерусалим, 1997, с. 9—22), где обнаружены древности салтово-маяцкой культуры; но они относятся к более раннему времени. Напротив, попытки удревнить кладбища крымских пещерных городов — Мангупа, Чуфут-кале — и обнаружить там надгробия хазарского времени безосновательны: древнейшие надгробия Мангупа по данным Н.В. Кашовской, относятся к XIV в. (существенно при этом, что на Мангупе также обнаружена характерная салтово-маяцкая керамика: стало быть, свидетельство Пространной редакции письма царя Иосифа, включающей Мангуп в сферу влияния Хазарии, заслуживает доверия).

С.А. Плетнева, отмечающая абсолютное господство языческих обрядов у болгаро-аланского населения Хазарии, обнаруживает в Саркеле постройку, которая ввиду отсутствия каких-либо характерных для жилого или производственного комплекса признаков, может быть трактована как синагога, но сама исследовательница признает сугубую условность этой атрибуции. Не менее сомнительна и атрибуция черепов двух погребенных в Саркеле, сохранивших некоторые признаки переднеазиатской расы, евреям — обряд погребения в заброшенной постройке никак не согласуется с иудейской традицией. Тем более неприемлема, как отмечает С.А. Плетнева, «иудейская» интерпретация склепов, обнаруженных в Сугдее: в центральной могиле умерший был погребен головой на север, вокруг располагалось еще несколько погребений с пробитыми черепами. Человеческие жертвы были характерны для погребального обряда язычников (как степняков, так и дохристианской Руси и др.), атрибуция этих могил иудеям-хазарам, при похоронах которых якобы убивали христиан и язычников, вообще граничит с религиозным наветом.

Распространенные представления о веротерпимости хазар подтверждаются не только описанием ал Масуди их столицы Итиля, где соседствовали иудейская, мусульманская, христианская и языческая (славяно-русская) общины, но и данными археологии. Принятие иудаизма не изменило ситуацию в степи и лесостепи, где оставалось господствующим язычество. Напротив, на Северном Кавказе издревле распространялось (из Албании Кавказской) христианство, и древнейшие христианские храмы открыты у хазарского комплекса памятников в Чир-Юрте. Не менее интересны для конфессиональной истории Хазарии храмы, открытые у поселения Тепсень в Крыму, где также обнаружен слой с салтово-маяцкой культурой. Более того, основываясь на сырцовой кладке в елочку, сохранившейся в одной из церквей, С.А. Плетнева полагает, что хазары принимали участие в строительстве этой трехнефной византийской базилики. Это напоминает об известиях «Жития Константина Философа» о его миссии в Хазарию (860—861 гг.): согласно «Житию», в результате диспута между византийским миссионером и иудеями из окружения кагана 200 хазарских мужей приняли христианство. Каган при этом сохранил приверженность иудаизму.

«Неуловимость» иудейских памятников Хазарии связана не только с тем, что слой приверженцев этой религии был тонок, а обрядовые формы (в том числе погребальные) невыразительны: синагоги в позднеантичных и раннесредневековых городах Причерноморья и Византии могли размещаться в тех же базиликах, что и церкви (как это было в Херсонесе). Это связано и с малой исследованностью хазарских слоев как в городах Причерноморья, где с античных времен существовали еврейские общины, так и с весьма незначительной исследованностью собственно хазарских поселений. Столица Хазарии Итиль еще не открыта, и надежды ее обнаружить, которые все чаще связывают археологи с многослойным поселением у с. Самосделка в дельте Волги (см. о нем с. 193 и сл.), могут сбыться только после чрезвычайно сложных и дорогостоящих работ.

Книга С. А Плетневой не столько подводит итоги полустолетнего изучения древностей Хазарского каганата, сколько ставит новые исследовательские задачи. Они связаны и со спасательными работами на уничтожаемых памятниках, и с публикацией огромного накопленного археологами, но неизданного материала.

Книга выходит в издательстве «Мосты культуры» — «Гешарим», предпринявшем в 1996 г. издание на русском языке упомянутой книги Н. Голба и О. Прицака о важнейших хазарско-еврейских документах. Ныне в Институте славяноведения РАН в содружестве с издательством «Гешарим» ведется работа по подготовке к изданию документов еврейско-хазарской переписки, включающей палеографический анализ текстов и новые комментарии, основанные, в частности, и на достижениях хазарской археологии. Представляется чрезвычайно актуальным подготовить серию книг «Studia chazarica», которая стала бы необходимым основанием для новых подходов к истории народов Восточной и Центральной Европы (включая историю еврейской диаспоры).

В. Петрухин
4.04. 99

Примечания

1. Дискуссия по этому поводу состоялась на двух международных конференциях, проведенных в 1998 г. в Москве в Институте славяноведения (см., в частности, тезисы докладов В.В. Седова и С.А. Плетневой в сборнике: Славяне и кочевой мир. Средние века — новое время. М., 1998) и Петербурге в Государственном Эрмитаже (см. упомянутые тезисы А.З. Винникова и тезисы В.Я. Петрухина в сборнике «Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь»). На обеих конференциях широко обсуждались проблемы Хазарии.

2. Представление о позднем — 861 г. — обращении хазар во время миссии Константина Философа (см. из последних работ — Zuckerman C. On the date of the Khazars conversion to Judaism and the chronology of the kings of the Rus' Oleg and Igor // Revue des Études Byzantines 53, 1995, p. 237—270) основано на гипотетическом толковании данных его славянского «Жития» (cp. Chekin L.C. Christian of Stavelot and the Conversion of Gog and Magog. A study of the nineht century reference to judaism among the Khazars// Russia Mediaevaiis. T. IX, 1, 1998, p. 13—34).