Символы верховной власти

Если персонажи протом не находят должного соответствия среди известных в салтово-маяцкой культуре графических изображений, то основа их схемы — трезубая фигура с отогнутыми концами, принята была в знаковой системе Хазарии. Среди клейм Дмитриевского могильника и знаков на камнях Маяцкой крепости имеются очень близкие соответствия. В схематичном виде, присущем знакам, символы эти более напоминают антропоморфную фигуру с воздетыми руками, то есть не всю композицию священной триады, а только центральную ее фигуру (рис. 11). Типология клейм салтовской культуры заставляет относить эти изображения к одному разряду с двузубыми и с трезубыми и двузубыми зеркально удвоенными знаками (двусторонними двузубцами и трезубцами) (рис. 11, 1—10).

Из всех так называемых тамгообразных знаков только двузубцы активно применялись в качестве гончарного клейма. С.А. Плетнева отмечает, что ареал двузубых клейм — это район Дмитриевского и Подгоровского могильников, констатируя, правда, что они известны и в Волжской Болгарии, хотя в несколько измененном виде (Плетнева С.А., 1967, с. 127). На основании одновременной находки в Подгоровском могильнике в одной катакомбе богатого воина сосуда с клеймом в виде двустороннего двузубца и пряжки с таким же знаком (рис. 11, 10; 12, 5) С.А. Плетнева делает предположение, что двусторонний двузубец являлся тамгой феодальной семьи, которой принадлежали не только земли, но и гончарные мастерские на огромной территории. Часть этого рода могла отойти с болгарами на Среднюю Волгу, принеся туда свою тамгу (там же). «Возможно, что все тамгообразные знаки, в основе которых лежали дву- или трезубцы были знаками феодалов, а следовательно, и ремесленников, работающих на феодалов», — заключает С.А. Плетнева свою гипотезу (там же, с. 128).

И А. Баранов отмечает находку трехрогой тамги (рис. 11, 32) в склепе, который, как он предполагал, являлся родовой усыпальницей одного из тюркских родовых вождей, возможно имевшего отношение к роду Дуло (Баранов И.А., 1990, с. 129—133, рис. 50).

Построения С.А. Плетневой и И.А. Баранова не лишены интереса но не представляются достаточно обоснованными. Так, вряд ли только на основании гончарных клейм можно говорить о распространении «власти или влияния... феодальной семьи на огромную территорию». Не случайно С.А. Плетнева делает оговорку, что «доказать принадлежность подобных тамг феодальнозависимым гончарам пока невозможно» (Плетнева С.А., 1967, с. 128)¹. Что касается принадлежности, по И.А. Баранову, трехрогой тамги роду Дуло, то это ничем не доказывается.

География находок знаков в виде двусторонних и односторонних двузубцев и трезубцев на разных предметах салтово-маяцкой культуры: строительных остатках, керамике, костяных изделиях, пряжках, печатке-подвеске, — обширна (рис. 11; 12, 4). Столь повсеместное использование знака, не исключая и той возможности, что он мог служить в качестве тамги, особенно племенной или «должностной», связанной с определенным статусом владельца, часто сопряженной и с его родовой принадлежностью, все же ставит нас перед вопросом, не обусловлена ли популярность знака его семантической нагрузкой, в частности верховным характером соотносимого с ним божества?

Около четырех веков отделяют время бытования сарматских знаков от двузубых и трезубых изображений на гарнитуре из Мартыновского клада и комплекса Малое Перещепино, но лакуна эта заполнена ощутимым для восточноевропейских степей и лесостепи влиянием иранской культуры, а тамговая система с двузубцами и трезубцами в основе наиболее полно представлена в сасанидском Иране. Не только знаки на бляшках из комплексов времени «Великой» Болгарии, но и типы знаков в виде двузубцев и трезубцев с разными типами чашечек и оформлением оснований салтово-маяцкой культуры VIII — начала X вв. являются упрощенными вариантами известных нам иранских тамг представителей сакрализованной верховной власти и служителей храмов.

Рис. 11. Двузубые и трезубые символы.

1—9 — Дмитриевский м-к, клейма на сосудах; 10 — Подгоровский м-к, клеймо на сосуде; 11, 12, 15, 16, 19, 20, 23—25, 37—44 — Саркел, знаки на кирпичах; 13, 14, 17, 18, 27—31, 33—36 — Маяцкая крепость, знаки на блоках; 21, 22 — Семикаракорское г-ще, знаки на кирпичах; 26 — бассейн Северского Донца, граффити на костяном предмете (по К.И. Красильникову, 1979); 32 — Баклинское г-ще, склеп VIII (по И.А. Баранову, 1990).

«Необъяснимой пока закономерностью» назвала М.Д. Полубояринова, изучавшая знаки Золотой Орды, тот факт, что у многих народов Евразии знаками царствующего рода были двузубец и трезубец: сасанидский Иран, Хорезм Сиявушидов, боспорские цари, русские князья и, наконец, знаки на монетах Джучидов — ханов Золотой Орды и Крымского ханства (Полубояринова М.Д., 1980, с. 173). Нельзя с ней не согласиться в том, что единственная приемлемая пока гипотеза, объясняющая общность схем на обширной территории в столь продолжительный временной отрезок, — это выдвинутое еще Х. Енихеном предположение, что традиционная государственная эмблема Ирана становилась знаком воцарившегося рода нового государственного образования. Знак запечатлевал божественность происхождения института верховной власти.

Учитывая вариабельность двузубых и трезубых тамг Ирана, Боспора, Золотой Орды и Древней Руси, приходится с менее жесткими критериями относиться к формальной стороне типологии двузубцев и трезубцев Хазарии. Даже знаки на монетах, печатях и монументальной скульптуре, предполагающие минимальную возможность «произвольного прочтения» при их воспроизводстве, представляют серии генетически однородных тамг с различным оформлением чашечек и столь же различным расположением последних относительно центрального стержня, если таковой имеется у дву- и трезубцев.

Так золотоордынские двузубые и трезубые тамги дают варианты односторонних и двусторонних знаков, повернутых остриями чашечек в одну или в противоположные стороны. Сами чашечки в основном прямоугольны, но есть и дуговидные (Полубояринова М.Д., 1980, с. 173, 174).

Более подробно остановлюсь на результатах исследования системы тамг сасанидского Ирана (Борисов А.Я., Луконин В.Г., 1963, с. 38—45) как наиболее близкой и территориально, и хронологически культуре Хазарского каганата в момент сложения его сословной иерархии. Самый стабильный типологический набор знаков дали изображения на кулахах жрецов (группа III). Отвергнув тамговое происхождение этих знаков, авторы констатируют, что они более всего соответствуют понятию «нешанов» зороастрийских храмов. Влияние исходного типа, одностороннего двузубца с дуговидной чашечкой, распространилось в III—VII вв. очень широко, о чем свидетельствует глиптика «Мерва, Термеза, Самарканда, Мцхеты — Самтавро, Азербайджана и других пунктов, порой разделенных сотнями километров» (Пугаченкова Г.А., 1963, с. 201—212).

Несмотря на неизменность повторения исходного типа, разновидности III группы знаков передают односторонний и двусторонний двузубец с дуговидной, прямоугольной и даже треугольной чашечкой. Еще больше вариантов оформления наблюдается для знаков I и II групп, связанных с родовыми тамгами, знаками титулов или рангов: чашечки дуговидные, прямоугольные, М-образная коническая с загнутыми наружу или внутрь зубцами. Во всех группах отмечается дополнение наверший в средней части их чашечек чертой, при этом чашечка приобретает вид птичьей лапы или Э-образный, углом, повернутым вниз или вверх относительно зубцов знака, крестиком или маленькой окружностью.

Так же как для хазарских знаков, для Ирана отмечается явное преобладание двузубцев, что несколько отличает их от царских тамг Боспора² и княжеских знаков Древней Руси.

Для древнерусских знаков, причисляемых к княжеским, характерны односторонние типы дву- и трезубцев, «живой строй» которых дает постоянные вариации от простых форм к более сложным, от прямоугольной чашечки к дуговидной, изредка встречается и треугольная чашечка. Концы зубцов прямые, отогнутые, раздвоенные. Тот же строй показывает и относительное безразличие к стабильности оформления основания знака: наряду с выраженным шестом множество знаков состоит из одной чашечки с едва намеченным стержнем в виде короткого отростка или развилки (Беляев Л.А., 1973; Лихачев Н.П., 1929; Раппопорт П.А., 1985)³.

Более того, если мы обратимся к этнографическому материалу, то и на нем сможем убедиться, что те типологические различия, которые заставляют относить изображения не только к разным типам или вариантам, но подчас и к разным отделам, не имеют принципиального значения. Например, казахский род «бакан», получивший свое название от шеста «бакав», подпирающего купол юрты, имел тамгу, передаваемую как односторонний трезубец с овальной чашечкой и на шесте, вариант — с отогнутыми концами. другое начертание той же тамги — двузубец с конической чашечкой, вариант — У-образный знак и угол без центрального стержня (Вострое В.В., Муканов М.С., 1968, с. 66).

Рис. 12. Двузубцы и трезубцы на предметах салтово-маяцкой культуры.

1 — Маяцкое селище, катакомба в хозяйственной яме № 32 (по А.З. Винникову, Г.Е. Афанасьеву, 1991); 2 — Дмитриевский м-к, костяной реликварий (по С.А. Плетнёвой, 1989); 3— бассейн Северского Донца, костяной предмет (по В.К. Михееву); 4 — Верхнее Салтово, м-к, подвеска-печатка (по С.А. Плетневой, 1962); 5— Подгоровский м-к (по С.А. Плетнёвой, 1962); 6 — Динньеш, м-к, рукоять меча (Археология Венгрии. 1986. Рис. 67), латенский период LT В, III в. до н. э. (приведено в качестве примера существования сюжета двустороннего двузубца в ранние эпохи, сравни с предметом из Подгоровского м-ка); 7— Верхнее Салтово, м-к, зеркало (по О.В. Иченской, 1982).

Рис. 13. Хумаринское городище. Двузубцы и трезубцы на блоках крепости (по. Х.Х. Биджиеву, 1983).

Другой этнографический пример — уже из области сакральной символики. Священной эмблемой быка у приморских черкесских племен во всех случаях являлся трехконечный знак. Но изображающие ее предметы: деревянная ветка и железная развилка, втыкающаяся в дерево для приношений и обрядовые хлебцы при одинаковой смысловой нагрузке могли иметь различную форму двузубцев: с прямоугольной чашечкой, с треугольной чашечкой и У-образную (Бардавелидзе В.В., 1957, табл. XXIV, 78, XXVII, 4, 5).

Для понимания генетического единства разнотипных дву- и трезубых хазарских знаков немалое значение имеет коллекция, собранная на Хумаринском городище на Кубани, которое рассматривается как форпост каганата в этом регионе (Биджиев Х.Х., 1983). Эта коллекция состоит почти исключительно из двузубцев и трезубцев всех возможных типов (рис. 13). Единовременность знаков, вырезанных при возведении крепостных сооружений дополняет их локальную связь. Однородность серии хумаринских знаков несомненна.

В Первом Болгарском царстве двузубец с конической чашечкой, появление которого на Дунае связывают с приходом орды хана Аспаруха, имел большое значение в религиозной системе. Ж. Аладжов, резюмируя обширные исследования по этому знаку в болгарской литературе, заключает, что этот знак являлся символом неба, солнца и бога Тенгри. Он имел выраженное апотропеичеєкое значение: его изображения на черепицах призваны были защитить от удара молнии, а на сосудах — предохранить содержимое от злых сил (Aladzov 1., 1985, р. 79, 84—86).

Характерной особенностью этого знака являлось его сопровождение по бокам двумя вертикальными линиями (рис. 14, 1, 2). Возможно, что, в отличие от знаков-двузубцев Подонья, здесь мы встречаемся с маркировкой боковых элементов триады, и вертикальные черточки обозначают «прибогов». Рассматривая серию болгарских знаков с боковыми вертикалями, мы снова видим, что при явном преобладании двузубцев с конической чашечкой знаков в виде буквы «Y» (ипсилон), сюда же входят знаки с дуговидной и с прямоугольной чашечками, а также трезубцы.

Нестандартную и интересную гипотезу семантической основы знака выдвинула болгарская исследовательница П. Петрова (Петрова П., 1990). Она опирается на тот факт, что в протоиндийской письменности «ипсилон» происходит от изображения близнецов-прародителей, держащихся за ствол священного древа: знак А. Знак имел также значение «раздвоение», «власть», «вождь». Вертикальные гасты в протоиндийской письменности встречаются в сочетании со знаками различных божеств и понятием «царь» и определяются как детерминант божественности.

Рис. 14. Двузубцы, трезубцы и ритуальные позы в графике Первого Болгарского царства (по Ж. Аладжову, 1985 и П. Петровой, 1990).

1 — знак «ипсилон» на строительных материалах; 2 — Плиска, плита саркофага № 4 Большой базилики; 3 — Мадара, рисунок на черепице; 4 — Овчарово, поселение, фриз на каменном «подсвечнике»; 5 — Преслав, рисунок на каменной плите; поверх изображения нанесена реконструкция схемы знака (см. также знак на плите саркофага № 4 из Плиски); 6 — руны из Болгарии и изображение шамана из Палекомии, Греция.

Ряд находок, в том числе знак «ипсилон» на печати дворцового комплекса Великого Преслава, свидетельствуют об употреблении этого знака как символа державной власти Болгарии, с ее рациональной и иррациональной сущностью. Не лишено интереса предпринятое исследовательницей сопоставление схем дву- и трезубых символов с ритуальными жестами, запечатленными в изображениях верховных жрецов или шаманов (рис. 14, 3—6). Таким образом, разнообразные варианты знака передавали идею божественной власти и ее субъектов: бога, шамана, земного властителя. Павлина Петрова отмечает, что два-три тысячелетия, разделяющие болгарские и протоиндийские знаки, не были абсолютным хиатусом. В связи с этим стоит обратить внимание на предмет из иной культурной среды — рукоять кельтского меча из Венгрии (период LT В) с мужской головой между воздетыми «руками» верхней чашечки двустороннего двузубца, что как нельзя более ярко показывает изначальную антропоморфность знака (рис. 12, 6).

Сопоставление источников по хазарской символике заставляет ставить тот же вопрос и для нашего материала: насколько жива и понятна была связь между схематичными дву- и трезубыми знаками и образом мирового древа или божества с предстоящими?

* * *

Центральная фигура трехчленной композиции в древнем искусстве обычно изображалась с воздетыми руками, и этот жест присущ именно божеству (Бессонова С.С., 1982, с. 27). Такой жест фигурирует в двух гравировках из Саркела и Маяцкого городища (рис. 11, 15, 17). В аналогичной позе мы видим всадника со штандартом на стеле из с. Донского под Симферополем (Баранов И.А., 1990, рис. 57). В рельефе симферопольской стелы обращают на себя внимание еще две детали: некий предмет, по определению И.А. Баранова, — это чаша, которая помещена в правой руке всадника, и две волюты в виде бараньих рогов, спускающиеся с фронтона стелы. Среди изображений времени Первого Болгарского царства имеются реалистически выполненные антропоморфные изображения с воздетыми руками: рисунки из Преслава, Овчарово, Палекомии, Мадары (рис. 14, 3—6).

Ряд клейм Дмитриевского могильника среди односторонних и двусторонних двузубцев и трезубцев представляют собой схематично переданные, но полностью аналогичные композиции (рис. 11, 1—6). Поскольку керамические клейма являлись зеркальными отпечатками с матриц, то предметы, которые персонажи позитивных рисунков: жезлы (?), на мадарской черепице — птицу, а на симферопольской стеле — чашу, держат в правой руке, на отпечатках клейм оказались слева. Один из элементов керамического клейма сосуда, найденного в Дмитриевском могильнике, имеет абрис, напоминающий изображение птицы, повернутой клювом к голове изображения. Также и на мадарской черепице птица повернута клювом к лицу «жрицы» (рис. 14, 3). Еще некоторые клейма и близкие к антропоморфным изображениям знаки на строительных материалах имеют схематичные дополнения на концах воздетых «рук» (рис. 11, 1, 2, 4, 11, 13, 14, 20, 27, 29, 30).

Сюжет антропоморфного божества с предстоящими архаичен. Наиболее древние изображения найдены в Передней Азии; оттуда он распространился на Балканы, Кавказ, Среднюю Азию. Исследовавший сюжет Богини с предстоящими в русском искусстве В.А. Городцов «прибогов» всадников отождествлял с земными правителями, благословляемыми Богиней. Но не менее устойчивым мотивом в качестве боковых элементов триады являлись птицы, также как и кони, связанные в индоевропейской мифологии с солнечным божеством (Голан А., 1993, с. 160, 161).

Великая Богиня в схематизированном изображении роженицы, по заключению А. Голана (1993, с. 169), широко распространенном в разных местах Европы, Передней Азии и Кавказа, «контаминировалась со знаком парных полукружий и скоб», то есть со знаком двустороннего двузубца. Позднее ее характерная поза стала принадлежностью мужской фигуры, в том числе и в культуре танца (там же). Именно эту позу отмечают у антропоморфных амулетов Северного Кавказа и Средней Азии в VII в. Тот же исследователь, кстати, пишет, что эмблемой Богини равно на Крите и в доколумбовой Америке являлся знак трезубца (Голан А., 1993, с. 160).

Особенностью трехчленной композиции амулетов с парными протомами является обращенность предстоящих не к центральной фигуре, а в противоположные стороны. Пары симметричных протом, обращенных в разные стороны, отражали биполярный характер солнечной динамики: прогрессивную и регрессивную половины цикла. Центром аналогичных композиций являлся то солярный диск, то личина, то антропоморфная фигура, в некоторых случаях представленная как образ женского божества-роженицы. В последнем варианте зооморфные спутники преобразуются в ноги фигуры, оформленные на концах протомами (Чаусидис Н., 1994, с. 301, табл. LXXVII).

Вопросом остается, насколько однозначно воспринимался пол центральной фигуры амулетов, и не могло ли это схематичное изображение относиться не к одному, а к разным, как в случае с антропозооморфными фибулами, персонажам пантеона, каждое из которых имело различных зооморфных спутников⁴.

Примечания

1. Упоминание С.А. Плетневой «феодалов» и «феодальнозависимых гончаров» — вероятно, дань времени. Проблема феодализма в восточных государствах, включая Хазарию, и сейчас далека от разрешения.

2. Собственно трезубец или триденс является характерной принадлежностью только царских знаков, тогда как для простых сарматских тамг можно отметить преобладание двузубцев, опять же самых различных вариантов (Драчук В.С., табл. III—XI, XIII, 3).

3. Опыт формализованной классификации, предпринятой на массовом але гончарных клейм (Гупало В.Д., 1985), подтвердил целесообразность объединения в одну группу, обозначенную как «знаки Рюриковичей» (группа Д) разных типов дву- и трезубцев.

4. При накоплении материала можно будет проверить, всегда ли овальный выступ, в одном случае замененный круглым отверстием, присутствует внизу центрального стержня у амулетов с протомами птиц и отсутствует у амулетов с протоми верблюдов (рис. 7, 1, 2—1). В таком случае персонаж с утками ближе к Великой Богине в момент рождения ею солнца между двумя циклами, а с верблюдами — мужское солнечное божество.