3. Неоязычники

Если православные антисемиты считают хазар заклятыми врагами христианства, то идеология современных русских неоязычников изображает их прямо противоположным образом. Ведь для неоязычников главное зло в мире проистекает от христианства, которое будто бы было целенаправленно создано иудеями для закабаления всех других народов. В этом контексте «хазарский эпизод» приобретает особенно зловещий смысл.

Историософия русских неоязычников была разработана В. Емельяновым, хорошо известным своим патологическим антисемитизмом. Поэтому эта фигура заслуживает того, чтобы остановиться на ней несколько подробнее (Верховский и др. 1996: 263—264). Он окончил Институт восточных языков МГУ, затем некоторое время был референтом Хрущева по ближневосточным делам. После отставки последнего он в 1967 г. сумел защитить диссертацию в Высшей партийной школе при ЦК КПСС и некоторое время преподавал в Академии Генерального штаба, а в 1970-е гг. работал в Институте иностранных языков им. М. Тореза. Хорошее знание арабского языка и особенности службы позволили ему завести обширные связи в арабском мире, в том числе среди самых высокопоставленных лиц. Из этих источников¹ он и получил знания о «сионизме», который с тех пор стал для него синонимом абсолютного зла и объектом бескомпромиссной борьбы. Так он стал активным участником советской кампании по борьбе с «международным сионизмом».

Будучи в начале 1970-х гг. лектором московского горкома партии, Емельянов уже тогда начал читать публичные лекции, «разоблачавшие» «жидо-масонский заговор» в духе «Протоколов сионских мудрецов» (Нудельман 1979: 36—37). В том же ключе он написал книгу «Десионизация», которая была впервые опубликована в Сирии в 1979 г. на арабском языке по указанию президента Хафеза Асада. Тогда же ксерокопия этой книги, выпущенной будто бы в Париже, распространялась в Москве. В этой книге и содержится историософская концепция, составляющая основу мировоззрения русских неоязычников. Стержнем мировой истории, по Емельянову, является смертельная схватка сионистов (т. е. евреев) и масонов с остальным человечеством во главе с арийцами в борьбе за мировое господство, коварный план которой был якобы разработан еще царем Соломоном (Емельянов 1979: 21). Емельянов готов был посвятить жизнь разоблачению гнусных замыслов «сионистско-масонского концерна», якобы замышляющего создание всемирного государства к 2000 г. Могучим орудием в руках сионизма он считал христианство, якобы созданное иудеями специально для порабощения всех остальных народов. Автор видел в Иисусе Христе одновременно и «обычного иудейского расиста», и масона. Лишь «арийский мир» во главе с Россией, отбросившей ненавистное христианство, может дать отпор сионистскому заговору. Для нашей темы особенно важным моментом служит то, что Емельянов обнаруживал «еврейскую кровь» у князя Владимира, крестителя Руси (Емельянов 1979: 2, 28).

В чем же провинился перед неоязычниками князь Владимир? Загадка раскрывается просто. Не видя принципиальной разницы между иудаизмом и христианством, Емельянов самыми катастрофическими событиями в истории Руси называл принятие христианства князем Владимиром и революцию 1917 г. «Ведь именно в 988 году международному Сиону удалось сокрушить главный и практически уже последний в то время центр арийской идеологии, заменив его реформированным, вернее, эсперантизированным иудаизмом в форме восточной ветви христианства, т. е. православия». Тем самым у русского народа была якобы отнята его арийская история, идеология и культура. Именно с этого года, по Емельянову, началась его «мнимая интернационализация». Как же случилось, что русский князь положил начало реализации этого «дьявольского замысла»? Емельянова это ничуть не удивляло — ведь матерью русского князя была, оказывается, еврейка, а дед его был тесно связан с Хазарским каганатом, оккупировавшим и нещадно эксплуатировавшим древнерусские земли (Емельянов 1979: 1—2)².

Емельянову вторил другой патологический антисемит, В.Н. Безверхий, лидер петербургских «неоязычников-венедов» (об этом движении см.: Шнирельман 19986, 2001). Он был убежден в том, что христианская церковь изначально служила евреям орудием против русского народа, погубив «прекрасную идеологию, записанную в наших древних книгах». Он тоже не делал никаких различий между иудаизмом и христианством. Для него были равным образом нетерпимы и раввины, и «жиды в поповских рясах». Главную задачу Киевской Руси он видел в «борьбе с влиянием жидовского каганата на востоке». В заслугу русским князьям-язычникам он ставил освобождение славянских земель от «жидовских оккупантов» и приостановление процесса христианизации Руси. Он разъяснял, что князь Владимир сам был евреем и получил на Западе инструкции, как подорвать оплот арийской идеологии. Ведь Владимир якобы горел желанием отомстить «за разгром жидовского каганата Хазарии». Еврейское происхождение князя Безверхий связывал с его матерью «Малкой», которая была якобы хазаркой-иудейкой, дочерью любечского раввина Малка (Безверхий 1993: 46—49). Нельзя не заметить, что во всем этом Безверхий и ему подобные следуют логике известного расистского автора Хьюстона Чемберлена, который подозревал основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу в баскском происхождении, что якобы и заставляло того мстить «арийцам» (Поляков 1996: 338—339).

Но Безверхого все эти нюансы мало трогали, и он утверждал, что накануне христианизации евреи намеренно ввели на Руси культ грубых идолов и кровавых жертвоприношений, чтобы затем бороться с этим культом и насаждать «рабскую идеологию христианства». В этом как будто бы и выражалась их месть за разгром Хазарии (Безверхий 1993: 48—49). Надо отметить, что с 1970-х гг. идея о «хазарском» происхождении и «подрывной деятельности» князя Владимира прочно вошла в неоязыческий миф и регулярно включается в соответствующую псевдонаучную литературу (Белов 1992: 387; Пинчуков 1993: 31; Никитин 1994а: 457; Святорусский 1994: 2; Перьков 1995: 7; Данилов 1996: 90; Пархоменко 1996: 2; Доброслав 1996: 2; Краткая история 1996: 13; Каган 1997; Уваров 1998б: 5; Истархов 2000: 246—248; Корчагин 2001: 17, 28; Озар 2006: 165, 217—219; Прозоров 2009а: 374—377. Об этом см. Дейч, Журавлев 1991: 135—136). Примечательно, что даже православный автор берет эту версию на вооружение (Козлов 1999: 128).

Это упоминает и создатель омской инглиистической церкви А. Хиневич. Ссылка на «хазарскую кровь» князя Владимира нужна ему для того, чтобы объяснить, почему тот попытался ввести на Руси обычай человеческих жертвоприношений (Хиневич 1999: 142). Ведь, опираясь на поддельную «Влесову книгу», Хиневич доказывает, что в древнеславянской жизни места такому обычаю не было.

Версию о «хазарском» происхождении князя Владимира воспроизводит на своих страницах антисемитская газета «За Русь», выступающая от имени «Национально-освободительного движения» и учрежденная обществом «Отечество» в г. Новороссийске (Вступим... 1992; Путинцев 1993). Эта газета рисует апокалиптическую картину большой войны между христианством и язычеством в VIII—IX вв. н. э. и одной из главных действующих сторон в этой войне называет «иудейскую Хазарию», которая будто бы всеми силами пыталась подчинить Русь. Газета подчеркивает, что, хотя Хазарии не удалось сделать это напрямую, в ход был пущен более изощренный метод христианизации, и «князь Святослав понимал, под чью дудку пляшут христиане» (Серов 1992). Тем самым «князья (каганы)», будто бы тесно связанные с Хазарией, захватили власть в Киевской Руси и спровоцировали междоусобицу. Вот куда уходит корнями «оккупационный режим», с которым отважно боролись все самые выдающиеся русские цари, и в особенности Иван Грозный, утверждает газета (Комлев 1996)³. Мало того, в своем стремлении приписать все зло «иудеям» газета не останавливается перед тем, чтобы вопреки всем историческим фактам объединить в единое целое хазар с варягами. Она обвиняет этих фантастических «хазар-варягов» в попытках превратить Киевскую Русь в плацдарм для порабощения славянского населения «иудеями» (Светогор 1993; Комлев 1996).

Близкую концепцию развивала самарская газета «Вече Рода», выступавшая от имени Русского родового вечевого освободительного движения. Отвечая на вопросы журналиста, главный редактор этой неоязыческой газеты А.А. Соколов воспроизводил историософские идеи В.М. Кандыбы о вечном характере «Русской Родовой Вечевой Ведической традиции» (подробнее об этом см. ниже) и о том, что в течение последнего тысячелетия ее якобы подменил «Антирусский Безродный Безнравственный Безжалостный Тоталитарный Каганский принцип». Это произошло благодаря проискам «иностранной разведки», создавшей касту из нерусских людей внутри Киевской Руси, которая в виде «Безродной Элиты» захватила власть над Русским Родом. Соколов обличал тоталитаризм «Каганской (Негритянской, Христианской) Кастовой системы управления», которую он отождествлял с современной демократической системой. Он заявлял, что вот уже тысячу лет Русью управляет «нерусское и полурусское меньшинство» во главе с Великим Каганом. В полном соответствии с неоязыческим мифом политический «антиславянский» переворот связывался с князем Владимиром, который, оказывается, был резидентом хазарского и варяжского каганатов и руководил «колонизацией Руси». В этом он опирался на христианство, что, подчеркивал автор, было типичным приемом каганата, помогавшим ему полностью разделаться с древней местной культурной традицией. Так была загублена великая древняя русская культура с ее тысячелетней письменностью и наукой, и ее место заступили «нерусские (христианские) храмы», призванные искоренить Русский Дух и упрочить власть «нерусского меньшинства».

Что это за «меньшинство», автор впрямую не объяснял, используя эвфемизмы — «Безродная Элита», «Каганский принцип», «Мировой Каганат». Но для любого, кто знаком с современным антисемитским хазарским мифом, никаких секретов здесь нет. Предельно ясно, с каким врагом автор призывал русских людей бороться. Да он этого и не скрывал. Ведь он не только называл христианство «иностранной верой», но и видел в нем «религию древнееврейских скотоводческих племен» («Сионскую традицию»), прямо противоположную Русской Ведической традиции. В Ветхом Завете он обнаруживал инструкцию по колонизации иных народов. Подлинную демократию он видел в системе национально-пропорционального представительства, которая была якобы свойственна «Русской Родовой Вечевой Ведической системе». Поэтому он требовал немедленного восстановления этой системы; иначе, заявлял он, Русскому Роду (под Родом здесь понимается этнос. — В.Ш.) грозит смерть. Любопытно, что при этом он ссылался на одну из евразийских работ князя Н.С. Трубецкого (1921), где тот предупреждал против гибельности иноземного господства. Автор с тем большей готовностью подхватывал эти слова, что не признавал легитимной современную российскую государственную систему, видя в ней господство «нерусских (Каганских) законов». Идеал он видел в создании «Единого Великорусского Родового (Национального) государства в рамках Российской Федерации», т. е. чисто русского государства. По его мнению, только это положит конец «страданиям Великого Русского Рода» и крушению власти «нерусской и масонской верхушки» (Пархоменко 1996).

Нужны ли еще какие-либо доказательства того, что в этой концепции «Каганский принцип» прямо отождествляется с «масонской угрозой» и оба они указывают на евреев? Остается отметить, что сам Соколов в 1980-е гг. был главным редактором самарской газеты «Волжский комсомолец», а затем на рубеже 1980—1990-х гг. — народным депутатом СССР. Вскормленный советской идеологией, он, тем не менее, разочаровался в коммунистах и одновременно не принимал дореволюционной Российской империи. Будучи ярым приверженцем русского этнонационализма, он не видел иного выхода, как обратиться к дохристианской языческой древности и направить всю свою энергию на борьбу с «вредоносным каганатом». Это — типичный путь тех, кто пополнял ряды русских неоязычников в 1990-х гг.

Илл. 10. Коммунисты на Красной площади

Правда, в последние десять лет отношение неоязычников к князю Владимиру уже не столь однозначно. Начало этому повороту положил такой убежденный национал-патриот, как писатель Ю.Д. Петухов. Пытаясь реабилитировать православие, он заявил, что оно органично выросло из русского язычества в отличие от западного христианства, которое якобы всецело контролируется «раввинами». В этом контексте реабилитации подлежит и князь Владимир, который теперь оказывается внуком древлянского князя Мала (Петухов 2001: 241—243).

В то же время «хазарский миф» побуждает некоторых «патриотов» посягать даже на священное для них имя князя Святослава, победителя Хазарии. К этому прибегает называющий себя «национал-социалистом» поэт А. Широпаев, видный деятель расистской Народной национальной партии, обнаруживающий самый страшный грех «евразийства» в «расовом смешении», что означает для него «преступление против крови», «нарушение древнеарийских расовокастовых норм». Примечательно, что именно в этом он и обвиняет князя Святослава (Широпаев 2001: 7), которого русские националисты обычно рассматривают как безусловно положительного героя. Якобы женитьба Святослава на Малуше, которую Широпаев называет «хазарской царевной», было частью хитроумного плана евреев по внедрению «Проекта евразийского государства», и якобы с тех пор они постоянно его продвигали, что и привело в итоге к революции 1917 г., ознаменовавшей возникновение «Новой Хазарии».

Рассмотренные примеры свидетельствуют о том, что «хазарский миф» находит последователей не только в таких центральных мегаполисах, как Москва и Петербург, но проникает и в провинцию. Впрочем, он требует определенной эрудиции и исторических знаний, которыми в большинстве случаев провинциальные национал-патриоты не располагают. Поэтому все же главными центрами бытования этого мифа остаются большие центральные города.

Одним из последних является Петербург. В начале 1990-х гг. петербургские неоязычники-неокоммунисты издали анонимный сборник, призванный придать антихристианской концепции элемент наукообразия (Мертвая вода 1992. О нем см. Щукин 1994). Его составитель Е.Г. Кузнецов, бывший теоретик РКРП, объявляет главным врагом человечества «технократическую евро-американскую цивилизацию», которую он, естественно, отождествляет с «сионо-нацистской агрессией». Одновременно христианское «царство божие» представляется автору ничем иным, как «сионо-нацистской диктатурой» (Мертвая вода 1992, ч. 1: 86). Иудаизм трактуется как человеконенавистническая идеология, принесшая миру весьма сомнительное христианство, лишившее бывших язычников духовной основы бытия — здравомыслия. В результате первым пал Рим, а на принявшую христианство Русь тут же, как из рога изобилия, посыпались несчастья, закончившиеся Калкой и татаро-монгольским завоеванием (Мертвая вода 1992, ч. 1: 84 сл.). Авторы сборника не забывают упомянуть, что дед князя Владимира был «хазарским раввином», что, следовательно, сам Владимир был наполовину еврей, а его сын, знаменитый князь Ярослав Мудрый — на четверть еврей (Мертвая вода, 1992, ч. 2, кн. 2: 177). И это должно объяснить читателю, какой злой силе русские обязаны православием.

За что же выступают авторы сборника, назвавшие себя «Внутренним предиктором СССР», что является их идеалом? Реальный социализм и... «православие, далекое от Библии» (Мертвая вода 1992, ч. 1: 32; ч. 2, кн. 2: 182) (илл. 10). За последние пятнадцать лет под псевдонимом «Внутренний предиктор СССР» было издано несколько десятков различных изданий, объединенных общей идеей, которую его авторы называют Концепцией общественной безопасности России «Мертвая вода» (КОБР).

Одной из главных идей этой концепции был поиск глубокого историософского смысла в народном эпическом фольклоре. Тем самым было открыто новое поле для фантазий в духе европейских историков и мыслителей XVII—XVIII вв. Это показалось соблазнительным и многообещающим. Делу способствовало и то, что среди идеологов КОБР доминировали военные, знавшие толк в шифровках. В Петербурге «Внутренним предиктором СССР» была выпущена брошюра «Руслан и Людмила», где велся поиск тайных метафорических смыслов в известной сказке Пушкина: Руслан оказался славянским мозговым центром, Людмила — славянскими народами, Финн — русским волхвом, Черномор — «международным центром управления сознанием народов мира», Наина — раввинатом и «высшими слоями масонства», Фарлаф — «низшими слоями масонства», а Ратмир — «элитой славянских племен, принявшей иудаизм и выпавшей из истории (Хазарский каганат)» (Руслан... 1997: 2; Лисовский 1994). Авторы всячески убеждали читателя в том, что Пушкин был славянским жрецом и провидцем, но тщательно закодировал свои предсказания в виде сказочных образов⁴. Своей целью они считали их «раскодировку».

В частности, они ненавязчиво открывают читателю суть «тайной еврейской миссии» в этом мире, которая якобы заключается в закабалении человечества. Ведь Фарлаф оказывается «кадровой базой самой богатой и самой культурной мафии» и в свою очередь верой и правдой служит «генералитету в лице Наины». Хазары же объявляются «частью славянского этноса», чья родовая элита приняла иудаизм и тем самым обрекла свой народ на гибель. Авторы объясняют, что по самой своей сути иудаизм якобы был изначально создан для того, чтобы закабалять людей и превращать их в «биороботов». Поэтому, приняв иудаизм, «славяне-хазары» тотчас утратили свой боевой дух, а затем и вовсе исчезли с лица земли. Обвиняя в этом иудаизм, авторы дают понять, что такая жалкая участь ждет любой народ, который поддастся иудео-христианской пропаганде. Другой хитрой уловкой того же злокозненного врага авторы называют «безнациональных подружек», т. е. жен-евреек, которые нередко имелись и у советских вождей. Вопреки всем фактам, говорящим о прямо противоположном, делается вывод о том, что благодаря этим женам их мужья забывали свои языки и культуру (Руслан... 1997: 4—5, 40, 57)⁵. Авторы откровенно сообщают то, о чем Гумилев решался говорить лишь иносказательно. Они показывают, для чего им нужен хазарский эпизод. Ведь «на примере хазар Внутренний Предиктор России осознал опасность культурной экспансии иудаизма», который якобы отбирал у народа память, тем самым превращая его в «безнациональный сброд». И «Внутренний Предиктор» утверждает, что именно в этом состоит миссия евреев в современном мире, чему следует всеми силами сопротивляться (Руслан... 1997: 61—62).

Для неоязычников «хазарский эпизод», как бы он ни был отдален историей, звучит и ныне очень современно, заставляя соответствующим образом оценивать события недавнего прошлого и те, что происходят буквально у нас на глазах. Так, по словам одного из неоязычников, секрет похода гитлеровских полчищ на Сталинград заключался в том, что они возмечтали повторить подвиг Святослава и вновь «раздавить старинное жидовское гнездо Итиль-Сталинград». Гитлера он изобразил иррациональным мистиком, боровшимся не за бакинскую нефть, а за главенство арийских символов (Истархов 2000: 293). Этот аргумент развивает и чеченский писатель, воюющий с «сионизмом» (Нунуев 1998: 100).

Среди неоязычников большой популярностью пользуется идея о том, что якобы иудеи до сих пор не могут простить русским разгрома Хазарского каганата (см., напр., Аринушкин, Черкасов 1998: 66). Этим они и объясняют якобы неуемное желание евреев отомстить. Это становится ясно из следующего пассажа, взятого из книги Безверхого: «Потомки хазарских жидов — жиды-ашкенази — в 1991 году, заключив Беловежское соглашение, разрушили империю славян, создававшуюся более 1000 лет» (Безверхий 1993: 47). Несколько иначе ту же мысль формулирует на страницах петербургской газеты «Россиянин» активист экологического движения Б.А. Никитиных. Он заявляет, что все «смутные» времена в российской истории имели своей причиной вмешательство чужеродных элементов — «византийских "греков", или так называемых "козар", а в наше время иудеев-сионистов, что, впрочем, одно и то же» (Бутовская 1995а: 3). С целью поднять русских против иноземного «жидо-христианского ига» руководитель одной из современных неоязыческих общин А.А. Добровольский (Доброслав) вспоминает уже известную нам былину о бое Ильи Муромца с Жидовином. Он видит в ней метафору, говорящую о том, что только тесные связи с Родной Землей помогут сбросить ненавистного «жидовина-хазарина». Последнего он воспринимает как образ «жидо-христианского рабства», которое следует преодолеть во имя строительства «русского национального социализма» (Доброслав 1996: 2).

Эта идея была подхвачена газетой «Патриот» (бывший «Советский патриот»), предназначенной прежде всего для силовых структур. Здесь рисовалась фантастическая картина хазарской экспансии, которая будто бы имела целью уничтожение языческих волхвов и дохристианских «ведических знаний». Газета утверждала, что хазары отбросили славян далеко на север и хозяйничали даже в Новгороде, усиленно подготавливая почву для насаждения христианской религии. Правда, пишет автор, христианство не смогло полностью искоренить традиционную культуру, которая облагородила его «русским ведизмом», что и привело к возникновению гуманного и милосердного русского Православия. Между тем это не спасло Русь от гибельного иудейского влияния. Ведь после поражения хазар от князя Святослава иудеи широко расселились среди «русов-ариев», те брали в жены иудеек, а последние воспитывали своих детей в духе Талмуда.

Следовательно, заключает автор, «процесс ассимиляции происходил в нужном для сатанистов направлении»: якобы дети от таких браков сыграли большую роль в дальнейшей судьбе русского народа, и неоднократные смуты на Руси происходили не без вмешательства «иудеев» (Уваров 1998а: 9; 1998б: 4—5). Вот она, ниточка, прочно соединяющая в глазах русских антисемитов «хазарский эпизод» с современностью. Им нужен внешний враг, их патриотические чувства не могут смириться с тем, что что-то неладно внутри российского общества, и они находят самое легкое решение, подхватывая давнюю традицию антисемитизма.

К такому приему прибегает, например, радикальная петербургская газета «За русское дело», которая по своей идеологии и личным контактам членов ее редакции близка к русским неоязычникам. Она не без удовольствия воспроизвела на своих страницах уже знакомый нам сюжет из «Десионизации» В. Емельянова, в котором речь идет о крещении Руси иудеями (За русское дело. 1994. № 7: 6). Один из корреспондентов газеты, руководитель Калужской славянской общины, выступавший под псевдонимом Вячеслав Яр (1995), характеризуя современную эпоху, писал: «Время неспокойное, всюду выродки из хазар или заезжие варяги...». Нашелся даже самодеятельный поэт, который в патриотическом порыве сочинил стихотворение о бессмертии князя Святослава, что сопровождалось гневной угрозой — «хазары, трепещите!» — ибо Русь подымется и отомстит (Ростов 1995). Сюжет понравился и нашел продолжение. В 1996 г. эта газета опубликовала подборку документов Русского национально-освободительного движения (РНОД), которая предварялась недвусмысленным напоминанием о смелом выступлении князя Святослава против «иеговистов-хазар» (илл. 11). Этот экскурс в историю должен был подкрепить призыв РНОД к русскому народу освободить страну от сионистского влияния и от недружественных «гостей» с Кавказа (За русское дело. 1995. № 8: 1)⁶. Следует отметить, что весь номер газеты, о котором идет речь, буквально дышал особой агрессивностью в отношении иудеев.

Правда, вскоре главный редактор газеты О. Гусев пересмотрел свое отношение к хазарам. На этот раз они оказались русским населением, имевшим войско, состоявшее из казаков, которые и назывались «хазарами». И дань оказывалась не данью вовсе, а налогом, шедшим на нужды этого войска. Правда, позднее местное население приняло к себе иудеев и стало руководствоваться Талмудом. Тогда-то оно и превратилось в разбойников и грабителей. Но вскоре Святослав их разгромил. Тем самым, доказывал автор, никакого хазарского ига не было (Гусев 2000: 165).

Еще один поклонник неоязычества, философ В.В. Штепа, обращался к хазарской древности, чтобы преподать урок современным российским властям. Утверждая, что хазарское войско состояло из славяно-русов, он писал, что это поставило русских в сложное положение и они долго решали, вступать ли им в схватку с соплеменниками. Вече стояло за войну, но молодые неопытные князья предпочли платить хазарам дань. Между тем это была ловушка, и в итоге Русь первый раз в истории была захвачена иудеями. А второй раз они якобы проделали это уже в XX в., причем в обоих случаях, ничего, кроме разорения страны, это не принесло. Автор призывал следовать совету дальновидного вече, ибо нельзя доверять властные функции чужеземцам, которые лишь закабаляют русский народ. Наконец, он настаивал на том, что будто бы вот уже 1300 лет без перерыва Русь изнывает под гнетом чужеземцев (Штепа 1991: 4)⁷.

Илл. 11. Карта походов Святослава (Музей славянской мифологии, Томск)

В конце 1980-х гг. на волне интереса к нетрадиционной медицине среди прочих «народных целителей» подвизались отец и сын Кандыбы, объявившие себя поклонниками древней ведической религии русского народа. При этом В.М. Кандыба, который, по его словам, являлся президентом Всемирной ассоциации профессиональных гипнотизеров и одновременно президентом Ассоциации народной медицины СССР, объявил себя потомков древних жрецов. В 1990-е гг. среди прочих увлечений у него и его сына вспыхнул незатухающий интерес к русской предыстории. Они понимают последнюю весьма своеобразно — как настоятельную необходимость продемонстрировать первенство русов во всем, вплоть до объявления их первыми людьми на Земле. В целом их историософия во многом перекликается с построениями других неоязычников, отличаясь лишь доведенной до крайности мегаломанией и стремлением несколько снизить накал страстей, связанных с еврейской проблемой. Насколько им это удается, мы сейчас увидим⁸.

Объявляя русов «перволюдьми», авторы видят в других народах дочерние ответвления от них. Среди таких народов оказываются и евреи, которые представляются «ветвью южных русов» (В. Кандыба 1995: 31, 58; 1997: 46—47, 72). Этим накал русско-еврейского конфликта как бы снижается до уровня семейной ссоры. Мало того, идея завоевания мирового господства объявляется исконно русской идеей, связанной с храмом Яви на Сиян-горе, т. е. с храмом Яхве на горе Сион: «Именно отсюда, с этого храма, живет в мире идея завоевания мирового господства и победы Яви, победы светлого начала в человеке над его темной земной природой» (В. Кандыба 1995: 58—59; Д. Кандыба 1995: 144). Авторы даже как бы сочувствуют древним израильтянам, «нашим младшим братьям», которые потеряли свою государственность и подверглись вавилонскому пленению (Д. Кандыба 1995: 144, 151). Вместе с тем они подчеркивают, что те узурпировали общее русское наследие в Израиле (Иерусалим, храм Яхве на горе Сион), включая и «великую русскую идею духовного мирового господства и богоизбранности русской нации» (Кандыба 1997: 72, 233; Кандыба, Золин 1997: 403).

Особенно неодобрительно авторы относятся к деятельности «волжских русов», создавших «единственное на территории Русской империи автономное государственное образование» (Хазарию. — В.Ш.) и попытавшихся установить свое финансовое, культурное и административное господство в «Русской империи» в эпоху раннего Средневековья. Не делая никаких различий между евреями и хазарами и называя всех их «волжскими русами», авторы обвиняют их в «международных финансовых интригах», поставивших многие группы южных русов в тяжелую долговую зависимость и «опутавших страну христианской идеологией» (В. Кандыба 1995: 70—71; Д. Кандыба 1995: 157; В. Кандыба, Золин 1997: 403—404).

Можно только посочувствовать авторам, которые в результате своих сложных «метаисторических» построений устраивают сами себе историографическую ловушку. Действительно, почему, неоднократно отмечая разногласия и междоусобицы между «древнерусскими племенами и союзами» в рамках Империи, восторгаясь глобальными завоеваниями русов и их умением облагать данью огромные территории, авторы выражают возмущение данническими отношениями лишь в одном случае — когда дело касается деятельности Хазарского каганата, который сами авторы называют «русоеврейским государством» (В. Кандыба 1995: 73; Д. Кандыба 1995: 160)? Совершенно очевидно, что над ними довлеет все тот же «хазарский синдром», который характерен для других русских неоязычников. Внимательный читатель заметит, что не ко всем «русам» авторы относятся одинаково доброжелательно. Деятельность «русоевреев» их раздражает. Но во избежание упреков в антисемитизме, который, безусловно, присутствует у многих современных русских националистов в их отношении к Хазарии, авторы по мере сил пытаются смягчить соответствующие пассажи. Делают они это с помощью лингвистических ухищрений — путем введения эвфемизмов «иностранцы», «купцы». Именно «иностранцы» являлись представителями «непонятного торгово-финансового спрута», который будто бы опутал в хазарскую эпоху всю Восточную Европу, и именно от них очистил ее легендарный князь Бравлин, с ними вел победоносные войны князь Святослав, и против них было направлено восстание киевлян в 1113 г. (В. Кандыба 1995: 71, 73, 90; Д. Кандыба 1995: 157—160, 178). Авторы старательно замалчивают, что «наши младшие братья» и «иностранцы» являются по сути дела одними и теми же лицами. Они не без оснований надеются быть однозначно понятыми единомышленниками, с полуслова улавливающими значение неоязыческих мифологем.

На удивление авторы как будто бы даже симпатизируют князю Владимиру за его попытку объединить обе «древнерусские традиции» — сионскую (южнорусскую) и ведическую (северорусскую). И хотя эта попытка не удалась и он принял христианство, он все же сохранил обе древние традиции, сделав их тайными знаниями. Между тем христианство заставило его быть жестоким, попирать все моральные нормы и силой лишить русский народ культуры отцов и исторической памяти (В. Кандыба 1995: 75). Впрочем, Кандыба знает неоязыческий миф о князе Владимире и его «иудейском происхождении». В некоторых из его недавних книг этот миф воспроизводится для того, чтобы показать, как религиозная реформа князя Владимира — введение христианства на Руси — прививала славянам-язычникам «иудаизм», силой насаждала западническую «христианскую идеологию, выдаваемую за религию», и этим разлагала Русский Народ, неся ему «сатанизм» и приближая его к гибели (Кандыба 1997: 284—285; Кандыба, Золин 1997: 156)

Во второй половине 1990-х гг. В. Кандыба, следуя примеру Кожинова, пытался придать хазарско-славянской конфронтации всемирное значение и сделать ее едва ли не стержнем своей историософии. Эвфемизм «иностранцы» его уже не устраивал, и он ввел для «южных русов» более подходящее, на его взгляд, понятие «русалимы», расшифровывая его как «иерусалимские русы». Местами Кандыба придал этому термину расширительное значение, включив сюда носителей «южнорусской идеологии» от древних египтян до современных американцев и некоторых европейцев. Однако в ряде случаев излишняя эмоциональность его подводила, он терял осторожность и прямо писал о «еврейской (русалимской) национальности» (Кандыба 1997: 234, 283, 324, 470).

Обвиняя этих «русалимов» в захвате мировой финансовой системы и в создании христианства, он рисовал поистине апокалиптическую картину их исторической экспансии от Египта и Северной Африки до Западной Европы, куда они несли исключительно паразитический безнравственный образ жизни, порнобизнес и низкую культуру. Особый ущерб они нанесли будто бы России, с которой они вели беспрестанную борьбу. По представлениям автора, «русалимы» и христиане более тысячи лет выступали против «ведических киевлян», пока в 1917 г. «русалимы» не произвели кровавый переворот. Борьба с ними была трудна: в 1953 г. Сталин хотел очистить от них империю, но был убит (В. Кандыба 1997: 350, 469—470; В. Кандыба, Золин 1997: 403—404, 460).

Фактически Кандыба возвращал читателя к давней идее о якобы непримиримой конфронтации между «арийцами» и «семитами», составляющей стержень мировой истории. Действительно, вводя разделение на «северных» и «южных» русских, он связывал Север с духовным, светлым и возвышенным, а Юг с материальным, темным и низменным. «Юг — это царство материи, биологии и инстинкта, которое разлагает северную древнерусскую чистоту традиции». Мировая история рисовалась ему в виде борьбы южнорусской (русалимской, «христианской») идеологии с северорусской (ведической, киевской), причем, уточнял он, первая «сильно отличалась от арийской религии наших общих предков». Автор утверждал далее, что теперь противостояние Севера Югу сменилось на противостояние Востока Западу, ибо Запад несет убийство всему святому, а Восток связан со справедливостью и чистотой. И именно Русской Религии дано одолеть идущее с Запада Зло и установить Царство Божие на Земле (Кандыба 1997: 90—92, 234—235).

Христианские понятия в риторике Кандыбы далеко не случайны. Он почитал Иисуса Христа, считал его «русским пророком» и утверждал, что именно Русская Империя получила его учение в своем первозданном виде, ибо туда его принес истинный ученик Христа Андрей Первозванный. Напротив, «фарисейская церковь», убившая Христа, извратила его учение, а «римские идеологи» — все те же «русалимы» — превратили его в «человеконенавистническую идеологию — христианство». Последнее укрепилось на Западе и легло в основу «преступной цивилизации», стремящейся окончательно стереть с лица земли воспоминания о Русской Империи и закабалить все народы мира. Рисуя жестокое уничтожение языческих ценностей христианами, автор всячески отделял от этих «христиан» Русское Православие, якобы сохранившее духовные принципы «Русской Религии» и ее символику в виде свастики. В то же время он выступал против переродившегося «Русского Православия», которое под влиянием «иностранцев» стало источником разврата и занимается разрушением национальных святынь. Автор доходил до того, что обвинял «русалимов» в сожжении некоей «Этрусской библиотеки» в Риме и даже... «древнерусской Александрийской библиотеки» (Кандыба 1997: 206, 227—230, 234—235).

В каких только грехах не обвинял христианскую церковь Кандыба — здесь и убийства, обман, разврат и половые извращения, заражение венерическими и психическими болезнями и т. д. И это, подчеркивал он, не случайно. Ведь «христианские священники до сих пор повсеместно и в основном — лица еврейской (русалимской) национальности, до сих пор это самые корыстные и подлые обманщики, изощренные приспособленцы, паразитирующие на русской крови, народных бедах...». Не забывал автор и о кровавом навете, излюбленной теме русских антисемитов, и утверждал, что русалимы вывозят на Запад русских младенцев, из которых там делают лекарства (Кандыба 1997: 324—325).

Все же Кандыба верил в то, что русский народ сможет уничтожить Зло на земле. И хотя вначале автор называл эту борьбу исключительно духовной, этим дело не ограничивалось, и «военной доктриной Русской Религии» объявлялся «превентивный ядерный удар по любому врагу, который посягает на жизненные интересы Русско-Исламского Союза» (Кандыба 1997: 55, 355). Такого рода «превентивный удар» Кандыба безусловно оправдывал, ибо «русский воин духа всегда прав, так как все, что он делает — это священная борьба с мировым Злом на духовном уровне» (Кандыба 1997: 56). Впрочем, как мы видим, одним «духовным» дело не ограничивается.

В ком же материализуется «Мировое Зло»? Для Кандыбы это прежде всего Запад с его «движением НАТО на восток», а также стоящее за ним «фарисейское христианство», посягающее на «русские ведические знания и ценности». Это и «русалимы», опутавшие весь мир торгово-финансовой сетью и мечтающие о «мировом господстве». В конечном итоге Кандыба раскрывал карты и объявлял Запад и прежде всего США форпостом русалимов, мечтающих покончить с Русской Империей. Именно Запад он считал смертельным врагом и призывал уничтожить его с помощью ядерного удара. В то же время он выдвигал задачу «воссоздания единого Русско-Исламского Союза от древней Ливии до Тихого Океана и от Священной Арктики до Священного Индийского океана» (Кандыба 1997: 228—229, 233—234, 353—355). Что же касается «русалимов», то, как пророчествовал автор, «жить им осталось недолго, и смерть их будет страшной и мучительной, и сбудется это древнее пророчество уже при жизни нынешнего поколения этих безумцев». И произойдет это в силу «законов диалектики» (Кандыба 1997: 440—441). Так в современной России создавалась идеология нового Холокоста.

Примечательно, что, вслед за Нилусом, Кандыба возводил истоки масонства к реформаторской деятельности царя Соломона (Кандыба 1997: 166). Нетрудно заметить, что по сути книги Кандыбы воспроизводят миф о «жидо-масонском заговоре». Какими бы фантастическими ни представлялись эти построения профессионального гипнотизера, «хазарский миф» в них просматривается вполне отчетливо. Остается отметить, что книги Кандыбы издавались в Москве и Петербурге достаточно большими тиражами — 10—15 тыс. экземпляров. Одним из горячих последователей Кандыбы являлся упоминавшийся выше А.А. Соколов. В своей газете «Вече Рода» он публиковал выдержки из книги Кандыбы о палеолитической древности «русов» (Вече Рода. 1996. № 1).

В современных ультраправых кругах Россия рассматривается либо как уже состоявшаяся «новая Хазария», либо как страна, природные ресурсы которой расхищаются «хазарами», реализующими программу по ее захвату. Это, например, характерно для петербургской общины «Схорон еж словен», глава которой волхв Владимир Богумил II (В.М. Голяков) называет своих сторонников «славянами», а в российских чиновниках видит враждебных им «хазар», служащих «Российской Хазарии» (Зея 2007).

Сегодня некоторые духовные лидеры неоязычников обсуждают это с национал-социалистических позиций, и для них бизнесмен отождествляется со «спекулянтом», а тот — с «жидом». При этом доказывается, что, якобы захватив нефтегазовый бизнес, «жиды» превратили Россию в Хазарию, подчинив своей воле ее руководство. Так в рассуждениях некого Вышеня евреи сплошь и рядом заменяются эвфемизмом «хазары». Фигура князя Святослава служит ему символом победы, и он с надеждой ожидает прихода нового Святослава как Мессии (Вышень 2010а; 2010б). При этом, следуя «арийскому мифу», он изображает Русь наследницей «гиперборейской цивилизации» и «мононацией с уникальной соборной культурой арийского корня», а все происходившие в ней революционные выступления, начиная от декабристов и кончая Октябрем 1917 г., он связывает с происками «хазар» (Вышень 2010в). Его философия истории предельно проста: «Народ с ведической культурой и высокой арийской Традицией» поддался чужой вере и признал чужую власть, что и обрекло его на вековой застой и прозябание (Вышень 2010г). Для обоснования этих идей он пишет целый исторический трактат по истории хазар и их взаимоотношений с Русью, опираясь, разумеется, на концепцию Гумилева. Хазар (т. е. евреев) он рисует «мутантами», не знающими понятия «родная земля» и потому алчущими исключительно золота и занимающимися работорговлей в чужих землях. Сегодня в мире он видит только две реальные силы — русов с их природным богатством и «хазар» с их финансовым капиталом — и предупреждает об их «космическом противостоянии» (Вышень 2010д). Еще дальше шел автор пропалестинской (и ныне закрытой) газеты «Дуэль», который еще десять лет назад доказывал, что вся власть в России уже тогда будто бы находилась в руках евреев — разумеется, и Путин в его изображении оказывался «евреем». Все это давало право объявить современную Россию «Хазарией» (Арсентьев 2001).

Илл. 12. Картина Б. Ольшанского, посвященная рождению Святослава

Однако и это — еще не предел. Недавно на одном из праворадикальных сайтов появился опус, автор которого пытался доказать, что вся современная европейская и американская элита так или иначе происходит из Хазарии. Они-то и составляют «мировое правительство». Ссылаясь на неких «американских ученых», автор говорит о некой тысячелетней борьбе между «Русским христианским государством» и «хазарско-еврейским королевством». Он заявляет, что якобы сегодня эта борьба достигла апогея (Четвертое измерение 2010).

В этой связи особое внимание уделяется фигуре князя Святослава. Политизированные язычники делают его своим кумиром, на которого следует равняться. А художники-язычники неоднократно обращаются к его образу в поисках символа непревзойденного славяно-русского героизма и мужества в борьбе с вековым врагом. В частности, само рождение младенца Святослава изображается так, будто родился Бог (илл. 12). Его победа над Хазарским каганатом вдохновляет современных политизированных язычников и служит им залогом их собственной победы в борьбе с якобы тем же вековым врагом за «истинно русское государство». Выше упоминались некоторые из таких построений. Своей кульминации эта линия достигает в книге «Святослав Хоробре: Иду на Вы!», написанной язычником-родновером, называющим себя Озаром Вороном. За этим псевдонимом скрывается уроженец Ижевска, историк по образованию Л.Р. Прозоров, одно время работавший в выходящем в Ижевске журнале «Луч». По убеждениям он относит себя к национал-социалистам. По его словам, он написал эту книгу как ответ «русофобам», якобы превращающим древних славян в «дикарей». Примечательно, что автор адресует свою благодарность известному язычнику Доброславу за изобретение символа «Коловрата», т. е. стилизованной восьмилучевой свастики, так полюбившейся русским язычникам⁹.

Автор уподобляет Хазарию «дракону», «исполину-людоеду». Он видит в ней «воплощенную Скверну, земное подобие бесовни Кромешного мира, ожившее оскорбление Северных Богов» (Озар 2006: 130). Иными словами, происходит демонизация Хазарии, причем для этого все средства хороши, и автор прибегает не только к языческим, но и к христианским аллюзиям. В своей трактовке Хазарии автор следует схеме Артамонова, и для него главным водоразделом в истории Хазарии служит момент, когда на смену языческой терпимости пришел «воинствующий иудаизм». Причем корни этого переворота он усматривает в действиях «секты Маздака», чьим символом якобы служил «Щит Соломона — пятиконечная звезда». Якобы этот символ они принесли и в Хазарию (Озар 2006: 132—133, 136; Прозоров 2009а: 233—236; 2009б: 94—95)¹⁰. Силы зла он идентифицирует с раданитами, характеризуя их как «ростовщиков и работорговцев», «мафиозную семью», раскинувшую щупальца от Альбиона до Ирана (примечательно, что книгу Гумилева автор в библиографию не включает). Он подхватывает уже знакомую нам идею о том, что якобы появление иудаизма в Хазарии тут же обрекло ее на гражданскую войну, ибо иудаизм будто бы объявил непримиримую войну местному язычеству. При этом, противореча самому себе, автор упоминает, что язычники продолжали составлять абсолютное большинство населения каганата и имели своего судью (Озар 2006: 138). Он также прибегает к выборочному цитированию Второзакония, чтобы показать иудеев кровожадным и беспощадным племенем, ведущим «тотальную войну», которой якобы требовала их религия (Озар 2006: 134—135; Прозоров 2009а: 238—239; 2009б: 98—100). При этом свирепость и жестокость русов его отнюдь не смущает. Он, например, вполне одобряет грабительские походы русов в Прикаспийские районы, но ответные действия мусульман вызывают у него взрывы ярости (Прозоров 2009б: 137—141, 147 сл., 162). А затем он упивается картиной погрома, устроенного воинством Святослава в Хазарии (Прозоров 2009б: 182). Мало того, он и сам подчеркивает крайнюю бескомпромиссность и жестокость в отношении врагов-степняков, которые демонстрируют русские былины (Прозоров 2009б: 250). Но рассматривать походы Иисуса Навина как аналогичные фольклорные образы, несущие определенную идеологическую нагрузку, автор почему-то не желает.

Систему дуальной власти автор тоже искусственно приписывает иудеям, хотя она была унаследована Хазарией от более ранних тюркских государственных образований. Он доказывает, что стандартизация материальной культуры раннесредневековой Степи якобы тоже была плодом зловредной деятельности купцов-иудеев (хотя это явление возникло еще в гуннскую эпоху, когда ни о каких иудеях в Степи не знали). Кроме того, он всячески модернизирует средневековую историю, приписывая ей реалии XX в., в частности, апартеид, геноцид и идею «национально-расового превосходства». И вовсе не случайно он постоянно прибегает к параллелям между событиями раннего Средневековья и XX в. (Озар 2006: 142; Прозоров 2009а; 2009б). Иными словами автор идет на любые подтасовки и манипуляции с источниками (в том числе археологическими, особенности которых он не понимает), чтобы демонизировать иудеев и показать все ужасы их власти. Местами он причисляет хазар к «грязным дикарям», противопоставляя их якобы «цивилизованным» славянам.

К манипуляциям и подтасовкам он прибегает и при описании истории ранних славян. Скажем, подхватывая давно отброшенную специалистами гипотезу, он помещает ранних славян в низовья Дона и Кубани, хотя уже давно доказано, что расселение славян так далеко на юг началось лишь после упадка Хазарского каганата. Стоит ли удивляться, что в своей интерпретации «сказания о дани» автор слепо следует версии Гумилева (Озар 2006: 148)? Примечателен и гендерный аспект рассматриваемого произведения. Автор настаивает на том, что более всего хазары брали дань славянскими девицами, и именно это его в особенности возмущает (Прозоров 2009а: 251—266). Наконец, описав все ужасы хазарской власти, он выдвигает столь же смелую, как и несуразную гипотезу о том, что якобы славяне вынуждены были призвать варягов для защиты от «хазарского ига» (Озар 2006: 152—154)¹¹. Иными словами, если ранее все мыслители-почвенники без устали боролись с норманизмом, то этот автор-язычник прославляет пришлых варягов как освободителей!

Стоит отметить, что если весь пафос книги и заключается в борьбе против иудейской Хазарии, то, следуя средневековым источникам, автор вынужден упомянуть, что воины Святослава разрушали не только синагоги, но мечети и церкви. И воевали они не только с иудеями-хазарами, но и с кавказскими аланами и адыгами. Иными словами, вопреки своему собственному желанию, автор показывает не освободительный поход, а грабительский набег (Озар 2006: 158—159), что вполне соответствует нравам раннего Средневековья. В другой книге он объясняет действия Святослава заурядной местью хазарам за все прошлые обиды (Прозоров 2009б: 177). Религиозная принадлежность воинства оказывается ни при чем: необузданная жестокость и кровожадность были особенностью эпохи.

Но для автора эта книга не только дань памяти древнему герою, но руководство к действию. Книга переполнена эвфемизмами и метафорами, побуждающими читателя проводить параллели между раннесредневековой Хазарией и современной Россией. Автор всячески дает понять: как было в Хазарии, так происходит и сегодня в России. И он мечтает установить грандиозный памятник князю Святославу как освободителю славян Восточной Европы (Озар 2006: 157)¹², а тем временем с нетерпением ожидает прихода нового Святослава. Не случайно в аннотации к книге говорится: «Крепкие славянские парни бреют наголо головы, словно дружинники Святослава, татуируют руки, как и они, и называют голубоглазых сынишек в честь последнего полубога Руси. Пусть их дети будут такими, как он!» Примечательно также, что книгу иллюстрировал другой известный язычник, художник А.В. Гусельников, украшающий ее не только славянскими орнаментами, но и свастикой. Наконец, немаловажно, что гордящийся своими профессиональными знаниями и сознающий, что апелляция к «Влесовой книге» моментально выводит автора за рамки профессии, Озар-Прозоров не может избежать искушения и временами прибегает к цитированию этой фальшивки (см., напр., Прозоров 2009б: 220) — так язычник побеждает в нем историка.

У любителей неоязыческой версии русского прошлого встречается и другая стратегия, направленная на то, чтобы умалить роль хазар на юге Восточной Европы в период раннего Средневековья. Так, оживляя давно забытую дилетантскую версию Савельева, о которой шла речь выше, журналист В. Тороп настаивал на том, что в то время на Северном Кавказе, на Дону и даже на Нижней Волге обитали «русы», т. е. славяне. Он фактически отождествлял их с аланами и приписывал салтовскую археологическую культуру «донским русам». Ее закат он связывал с отходом «русов» на север, что будто бы и привело к становлению Киевской Руси (Тороп 1997). Показательно, что он излагал эту фантастическую версию ранней русской истории в патриотической «Исторической газете», в общественном совете которой значились уже известные нам историк А.Н. Сахаров и археолог Б.А. Рыбаков.

Наконец, в современной неоязыческой историософии «хазарский миф» выступает рука об руку с «арийским» и неразрывно связан с фантазиями об исторической миссии, которой всеми силами пытаются наделить русских поклонники поддельной «Влесовой книги». Наибольшую активность в этом плане проявляет журналист А. Асов. Известно, что еще создатель и первые интерпретаторы «Влесовой книги» отнюдь не испытывали к хазарам теплых чувств, и эту традицию подхватывает Асов. По сути, говоря о хазарах и о появлении евреев на юге Восточной Европы, он основывается на идеях Артамонова и Гумилева, правда, скромно умалчивая об источниках этих своих знаний. Однако в своих фантазиях он идет много дальше их. Он делает исконных хазар «арийскими» родственниками алан и славян, со временем перешедшими на тюркский язык. Тем горше оказывается для них «хазарское иго», определившее их печальную историческую участь. Якобы к этому привели, во-первых, массовые Хазарско-еврейские браки, а во-вторых, переход от традиционных верований к иудаизму, что и стало «роковым шагом» для Хазарии (Асов 1999: 183—202; Книга Велеса 2000: 420—434). Иными словами, упадок бывших «славных арийцев» оказывается прямо предопределен тесными связями с иудеями. И здесь обнаруживается влияние не только Гумилева и Артамонова, но и гораздо более знаковых фигур — отцов европейского расизма А. де Гобино и X. Чемберлена. Не случайно, Асов приписывает «арийцам» (славянам) успешное заселение первобытной Палестины, делает «арийцами» Давида и Соломона и даже Иисуса Христа объявляет «арийцем по крови» (Книга Велеса 2000: 340). Все эти идеи уходят своими корнями к антисемитской концепции Чемберлена, на которой воспитывался Гитлер.

Некоторые патриотически настроенные авторы искали пути к примирению неоязычников и православных националистов. Один из таких авторов как-то заявил, что русские были слишком сильны, чтобы позволить себя крестить силой. «Не было и не будет случая, чтобы русские прижились к своему ярму — хазарскому или "демократическому"». Если христианство здесь и привилось, то лишь потому, что оно органически выросло из русского язычества. Автор был убежден в могуществе и непобедимости православных народов. Вот почему, считал он, язычники-русы не могли победить Византию. Зато им удалось разделаться с Хазарией: «Если язычникам Руси оказалась по силам великая Хазария, то не следует забывать, что произошло это только после принятия Хазарией иудаизма — религии, отвергнувшей и распявшей Господа, и Божьей Руси просто ничего другого не оставалось как сокрушить отступников...» (Канавщиков 1995). Автора не смущало то, что язычники-русы не имели никакого отношения к «Божьей Руси» (т. е. к православной Руси) — их мало интересовал христианский бог и они никак не могли видеть в иудеях каких-либо «отступников».

Аналогичную позицию отстаивал и журнал «Русская мысль», издаваемый Русским физическим обществом, созданным специально для пропаганды «достижений» русской «альтернативной» науки. Уже в самом первом его номере была опубликована статья, полностью повторявшая концепцию академика Рыбакова относительно Хазарии и утверждавшая, что именно принятие иудаизма привело к развалу когда-то могущественного Хазарского каганата. Одновременно автор статьи воспевал славянское язычество и в то же время приветствовал принятие русами христианства как «возврат веры, соответствующей духовному миросозерцанию русского народа...» (sic! — В.Ш.). В то же время он посылал проклятия в адрес «своекорыстия и стяжательства» (Рыжков 1991). Итак, круг замкнулся — неоязычество готово заключить союз с русским православием на основе общей непримиримой позиции по отношению к Западу, символом которого и выступают евреи-«хазары».

В целом современные русские неоязычники фактически продолжают антирелигиозную борьбу советских атеистов против христианства, рисуя последнее в самых черных красках. В то же время они широко используют наследие советских борцов с «международным сионизмом» и изображают христианство вредоносной идеологией, якобы изобретенной коварными евреями для порабощения всех народов мира. В этом контексте образ Хазарии обретает новый фантастический смысл как форпост агрессивного иудаизма, стремящегося поработить Русь путем введения там христианства. Эта концепция имеет расистский привкус, связывая негативные качества евреев с их кровью. Любопытно, что неоязыческая версия оказывается соблазнительной для некоторых современных коммунистических групп, которые не без основания видят в ней черты преемственности с прежней советской партийно-правительственной идеологией, основанной на государственном антисемитизме.

В отличие от православных фундаменталистов неоязыческая версия хазарского мифа направлена против христианства от имени исконного русского язычества. Поэтому под «прошлым» здесь понимается главным образом дохристианское прошлое. Но, будучи дилетантами, язычники обращаются с ним как с обычным историческим прошлым, т. е. как с письменной историей. Их более всего привлекают два периода — доисторический и XX в. Если православные фундаменталисты заворожены «борьбой иудаизма против православной церкви», то стержнем неоязыческой историософии служит конфронтация «еврейского (хазарского) христианства» против «русского народа». С этой точки зрения почти весь период письменной истории не имеет смысла. Для неоязычников существуют только две эпохи — светлая (дохристианская) и темная (православная и, особенно, эпоха советской власти). Отстаивая принцип расовой чистоты, неоязычники стоят за «чисто русское государство». Они уделяют особое внимание чистоте крови и пишут о гибельности смешанных браков. В этой парадигме снова возникает вопрос о конфронтации «арийцев» с «семитами». Не пренебрегают неоязычники и мотивом мести. Все это ведет их прямо к нацистской историографии и воспроизведению классических антисемитских текстов типа трудов Х. Чемберлена. В частности, увлеченные «арийской идеей», они, вслед за последним, находят «арийцев» среди ранних обитателей Палестины и делают их близкими родственниками местных арабов. С этой точки зрения приход древних израильтян в Палестину видится им покушением на якобы исконные права «славяно-арийцев» на местные земли. Поэтому начало «иудейской экспансии» они находят задолго до хазарской эпохи, которая, с этой точки зрения, представляется им лишь эпизодом гораздо более длительной «расовой борьбы».

Подобно православным фундаменталистам, неоязычники развивают мотив рабства, но у них это связывается не с «жидо-масонами», а с «жидо-христианами». Кроме того, под «чужаками» понимаются не только «иудеи», но и «мигранты», включая «гостей с Кавказа». Иными словами, неоязычники активно участвуют в современном ксенофобском дискурсе.

Примечания

1. Об арабском «антисионизме» и популярности Гитлера в арабском мире см.: (Shavit 1987: 102—103; Wistrich 1991: 222—239, 247; Lewis 1986).

2. Примечательно, что идея о еврейских корнях Малуши звучала у нацистской писательницы Мары Крюгер, выпустившей в 1944 г. роман «Гардарики», где евреи были показаны подрывным элементом во всей европейской и русской истории (Кизилов, Михайлова 2004: 50—51).

3. Этот автор даже князя Рюрика считает «ставленником ростовщиков Западной Европы» (Комлев 2002: 17).

4. Единственное, о чем забыли упомянуть авторы, так это то, что, подобно многим представителям русской знати своего времени, Пушкин был масоном.

5. В этом авторы лишь повторяют «миф о кремлевских женах», давно получивший популярность у русских националистов (Митрохин 2003: 67—69).

6. Одним из создателей РНОД был главный редактор газеты О. Гусев, но эта затея не имела успеха.

7. В 1990-е гг. Штепа жил в Швеции, где издавал Журнал истории славяно-русов и современной натурфилософии «Факты».

8. Подробно об антисемитских взглядах Кандыбы см.: (Шнирельман 1999).

9. Он переиздал эту книгу в несколько видоизмененном и дополненном виде в 2009 г. под своим настоящим именем (Прозоров 2009а).

10. Эту версию автор заимствует как будто бы из книги С.П. Толстова, где, во-первых, ни о какой звезде не говорится, а во-вторых, движение Хурзада типологически отнесено к «маздакитскому типу», что вовсе не связывает его напрямую с маздакитами. Такие неувязки позволяют предполагать, что автор черпал вдохновение не в книге археолога Толстова, а в фантазиях писателя Кожинова (ср.: Толстов 1948: 215—216, 224—226; Кожинов 1992в: 170—175; 1997а: 222—231).

11. Правда, в новом издании книги он от этого отказался.

12. В новом издании книги он помещает фотографию первой версии памятника Святославу, выполненного скульптором Клыковым, где тот снабдил поверженного вражеского воина щитом с шестиконечной звездой (Прозоров 2009а: 285).