Глава 10. Хазары в украинской историософии

Дореволюционная украинская историография была достаточно благожелательной к хазарам и во многом повторяла основные положения, сложившиеся в русской науке. Так, патриарх украинской исторической науки и украинский патриот М.С. Грушевский видел Хазарию огромным государством, одно время господствовавшим в Восточной Европе и поддерживавшим там мир во имя процветания транзитной торговли. В частности, Хазария сыграла свою роль в защите местного населения от набегов кочевников с востока. Поддержал он и версию о веротерпимости (Грушевський 1904: 136—138). Вместе с тем он оспаривал концепцию Ламанского, казавшуюся ему беспочвенным преувеличением. Он протестовал против предположения о том, что хазары по своей культуре могли превосходить славян, и ему казалось тем более немыслимым, что они могли положить начало русской державе. Не верил Грушевский и тому, что поляне могли зависеть от Хазарии (Грушевський 1904: 352—353).

Зато позиция харьковского историка Д.И. Багалея в значительной мере сближалась с той, которую демонстрировали Ламанский и другие русские историки в начале XX в. Он полагал, что Древняя Русь находилась под протекторатом хазарских владык и что гнезда славяно-русских поселений складывались под эгидой Хазарского государства. Вслед за Ключевским Багалей видел большую положительную роль Хазарии в том, что она сдерживала натиск азиатских орд, и отмечал, что с ее падением внешнеполитическое положение Руси резко ухудшилось, ибо теперь ей самой пришлось отбиваться от наплыва степных кочевников (Багалей 1909: 64—67, 100, 112—113. См. также Бабенко 1914).

В этом направлении свои теории развивали и некоторые украинские историки в 1920-е гг. Они придавали особое значение юго-восточной группе восточных славян, видя в них своих прямых предков. Так, украинский эмигрант проф. Д.И. Дорошенко, выпустивший в 1920-е гг. не один учебник по истории Украины, с благодарностью писал о том, что хазары позволили древним украинцам широко расселиться по территории и создать свое государство. Он не видел большого ущерба от выплаты хазарам дани, считая ее не тяжелой (Дорошенко 1921: 7; 1923: 7). Эту точку зрения разделяли также ставший академиком Д.И. Багалей (Багалій 1928: 203, 298) и известный украинский археолог, работавший в эмиграции, В. Щербаковский. Они в особенности отмечали, что защищенные хазарами от набегов степных кочевников восточные славяне смогли заселить южные степи вплоть до Черного моря, тогда как ослабление Хазарского государства заставило их покинуть эту территорию.

Аналогичную теорию разрабатывал в те годы еще один украинский историк, В.А. Пархоменко. Первым, что привлекло его внимание, были совершенно различные по характеру взаимоотношения со славянами, с одной стороны, норманнов, а с другой — хазар. Если в первом случае речь шла прежде всего о военных связях, то во втором — о культурно-экономических. Пархоменко подчеркивал, что «хазары не играли в истории роли завоевателей далеких стран и отдаленных племен» и что поляне вели борьбу не с хазарами, а со своими западными соседями — уличами и древлянами. Мало того, по Пархоменко, племена славянского юго-востока добровольно подчинились хазарам и под их эгидой, будучи надежно защищены от набегов степных кочевников, начали строить свою государственность. Иными словами, Хазария служила этим славянам образцом, который помог им заложить основы будущей державы. Пархоменко предполагал, что пришедшие в Среднее Поднепровье с юго-востока поляне принесли с собой не только элементы хазарского государственного устройства (титул «каган»), но и иудейскую религию, чем и объясняется известный накал христианско-иудейского спора в первые столетия Киевской Руси. Пархоменко даже усматривал в поведении русского князя Святослава повадки воина, воспитанного в хазарской степи (Пархоменко 1924: 12—15, 39—40, 57—59; 1925: 13, 18—19, 22).

В 1930-е гг. к истории хазар обратился известный украинский востоковед А.Ю. Крымский. В те годы, подвергаясь нападкам в связи с развернувшейся борьбой советской власти с «украинским буржуазным национализмом», Крымский отошел от административной работы и сосредоточился на большом исследовании, посвященном происхождению славян, и в частности украинцев, и истории Украины до XVII в. Эта работа называлась «История хазар» и состояла из двух томов, второй из которых был в значительной степени посвящен Хазарскому каганату и его взаимоотношениям со славянами. Крымский изображал Хазарию могучим государством, с которым считались как Арабский халифат, так и Византия. Он видел в хазарах высококультурный народ, который в своем распространении достиг Киева и познакомил местных славян со своими культурными достижениями, включая письменность. Легендарных братьев Кия, Щека и Хорива Крымский считал хазарами, основавшими Киев. Но они не обязательно были этническими хазарами, скорее всего они являлись вассалами Хазарского каганата, полагал ученый. Он разделял версию о религиозной терпимости в каганате, о мизерном размере хазарской дани и о том, что под покровительством хазар славяне широко расселились по степной Украине. Главного врага славян и хазар Крымский видел в варягах, грабителях и захватчиках, пришедших с севера. Поэтому он оспаривал версию, опоэтизированную А.С. Пушкиным в «Песни о вещем Олеге». Крымскому было очевидно, что политика Олега имела захватнический, а не освободительный характер. Именно Олег совершал набеги на мирных хазарских купцов, а не наоборот. Он не столько освобождал земледельцев-северян и радимичей, сколько разорял и сжигал дотла их селения и нивы (Веркалець 1992а: 106—110, 1992б: 87—89).

Из этих рассуждений Крымского нетрудно понять, что, описывая хазарскую эпоху, он постоянно думал об окружающей его обстановке и что под варягами понималась сталинская бюрократия, разоряющая Украину и сковывающая ее самостоятельность. В сталинскую эпоху подобного рода идеи, пусть и завуалированные, сурово преследовались. Поэтому Крымский, разумеется, не мог издать свою работу, которая так и осталась в рукописи¹. Мало того, в 1941 г. он был арестован за «украинский буржуазный национализм» и в следующем году погиб в концлагере.

Таким образом, в довоенный период украинские историки весьма благоволили хазарам, и связь последних с евреями и иудаизмом не казалась им каким-то недостатком. Во всяком случае, она не шла ни в какое сравнение с тем злом, которое несли Украине северные соседи, представленные варягами. Проницательному читателю нетрудно было провести аналогию между этими варягами и действиями советских властей на Украине в 1930-е гг.

В послевоенный период ситуация коренным образом изменилась. Тогда украинская историография развивалась под значительным влиянием русской, и концепция, сформулированная Рыбаковым, рассматривалась там как едва ли не директивная. Ее подхватил украинский историк И.М. Гапусенко, подчеркивавший, что, во-первых, хазары силой покоряли славян, захватывая их территорию, во-вторых, при этом они нисколько не повлияли на формирование Киевского государства и на его культуру, и, наконец, в-третьих, их господство отрицательно сказывалось на подвластных им славянах, которые в своем развитии начали отставать от своих западных соплеменников. В то же время, полностью себе противореча, автор утверждал, что славяне в Хазарском государстве пользовались полным равноправием, обладали развитой культурой и даже... обучили хазар письменности (Гапусенко 1966: 37—40, 43). Интересно, что один из наиболее известных украинских археологов, редактировавший его книгу, М.Ю. Брайчевский поддержал Гапусенко и, ссылаясь на археологические данные, попытался показать, что в условиях хазарского господства условия для социально-экономического развития в Левобережье ухудшились (Брайчевський 1968: 172—173). С тех пор эта идея стала в украинской историографии аксиоматичной. Она, например, была воспроизведена в вышедшем в 1980-е гг. фундаментальном многотомном труде «Археология Украинской ССР» (Археология 1986: 211—212). Того же мнения придерживался и директор Института археологии Украинской ССР, специалист по Киевской Руси П.П. Толочко, считавший влияние хазар на восточных славян исключительно негативным (Толочко 1987: 28, 159).

В украинскую историко-художественную литературу хазары вошли в 1970—1980-е гг., когда в связи с празднованием 1500-летия Киева (1982 г.) у украинских писателей проснулся повышенный интерес к ранней истории славян, Киевской Руси и далекому прошлому украинского народа. Одной из первых к образу хазар-кочевников обратилась писательница Р.П. Иванченко, работавшая в 1978—1981 гг. над романом о летописце Несторе. Если, как уже отмечалось, в предшествующие десятилетия главного врага восточных славян в эпоху раннего Средневековья писатели видели в византийцах, то Иванченко кардинально изменила этот подход. В ее ранних работах византийцы выступают уже едва ли не как лучшие друзья славян, тогда как все зло происходит от степных кочевников. Худшими из последних изображались хазары. В изложении Иванченко они посягали не только на славянские земли, но и на легендарных основателей славянского княжеского рода (Кий и его братья), которые издавна почитаются на Украине едва ли не как национальные герои. Иванченко утверждала, что хазарский каган требовал отдать ему в жены Лыбедь, сестру трех летописных братьев, основателей Киева. А когда киевляне отказались это сделать, хазары осадили Киев и в жестоком бою убили самого князя Кия (Іванченко 1980).

Чтобы сформулировать эту версию, Иванченко пришлось нарушить хронологию — ведь эпоха князя Кия условно относится к VI в., и летописное повествование о нем не упоминает никаких хазар. Следовательно, у писательницы не было никаких оснований обвинять хазар в гибели князя Кия, и это признается в комментариях к ее рассказу, перепечатанному в антологии, вышедшей десятилетием позже (Шевчук 1990: 567). Между тем введение хазар в повествование о Кие и его братьях должно было лишний раз продемонстрировать украинцам зловещую роль хазар, посягавших на самое святое, что было в истории Украины. Поэтому Иванченко ввела ту же концепцию в один из основных своих романов. Она, правда, недвусмысленно называет хазар тюрками, но указывает, что принятие иудаизма хазарской знатью заставило последнюю чувствовать себя избранным народом, которому должны покоряться все остальные как рабы и «гои». Описывая Хазарский каганат и его место в раннесредневековом мире, Иванченко в целом следовала концепции М.И. Артамонова: она писала о колоссальной богатой державе, сокрушалась по поводу тяжелой дани, наложенной хазарами на славянские племена, и указывала на огромные жертвы, понесенные славянами в борьбе против «хазарского ига» (Іванченко 1982: 384—391).

В середине 1980-х гг. Иванченко написала новый роман, посвященный становлению древнерусской государственности и борьбе славяно-русов с врагами в IX в. В этом романе снова прозвучала хазарская тема. Хазары изображались «лукавым соседом», занимавшимся разбоем и грабившим русских купцов, беззастенчиво нарушая заключенные договоренности. Мало того, в романе нашли свое место все негативные стереотипы, выработанные к этому времени советской наукой в отношении Хазарии. Писательница утверждала, что Хазария всеми способами стремилась подчинить себе славянские земли. В частности, для этого хазары будто бы даже выкрали сына киевского князя, чтобы воспитать его в своем духе и затем посадить на киевский трон в качестве своего ставленника (Іванченко 1988: 54—55, 215—216).

Затрагивая тему иудаизма, Иванченко, вслед за Артамоновым, показывала гибельные последствия его принятия для хазар — он внес раскол в хазарское общество, привел к кровавой внутренней междоусобице и довел основную часть хазарского общества до рабского состояния, ибо захватившие власть иудеи видели себя «избранным народом» и считали себя вправе властвовать над всем остальным миром (Іванченко 1988: 16, 37, 43, 245—246, 336). Ни о какой религиозной терпимости в Хазарии не было и речи, и, вопреки документам, писательница заставляла хазар-иудеев уничтожить все христианские церкви в Хазарии (Іванченко 1988: 247). Примечательно, с каких позиций она это осуждала: в уста славянского воина вкладывались слова о том, что хазары продали свою душу и изменили своим идолам во имя чужого бога (Іванченко 1988: 40). Иванченко была явно неравнодушна к дохристианскому славянскому духовному наследию, к якобы самобытным славянским языческим богам. Как мы увидим ниже, этот подход дал о себе знать уже в 1990-е гг. в связи с возникновением украинского неоязычества (об этом см.: Шнирельман 1998б: 12—15).

В романе нашлось место и для хазарской жены киевского князя, которую автор наделяла самыми отвратительными качествами (завистливостью, алчностью, вероломством, необузданным стремлением к безграничному господству над всеми). Ей придавалась особая миссия: она будто бы должна была обратить киевского князя в свою веру, иудаизм, что сделало бы его вассалом хазар и позволило бы бескровно присоединить все славянские земли к Хазарии (Іванченко 1988: 17—20, 365). Примечательно, насколько все это перекликается с идеями ранних романов Ю. Никитина.

Новые веяния охватили украинскую идеологию в 1990-е гг., когда в связи с распадом СССР и образованием независимой Республики Украина в последней началось брожение, связанное с отказом от советских стереотипов и попытками выработать свое оригинальное мировоззрение. С начала 1990-х гг. Украина коренным образом пересмотрела свои позиции в отношении бывших украинских эмигрантов, к мнению которых стали прислушиваться и которых начали зазывать на Украину, соблазняя их почетными должностями. Одним из таких эмигрантов, вернувшихся тогда на родину, стал профессор Гарвардского университета (США) О. Прицак, известный специалист по раннему Средневековью Восточной Европы (впоследствии он вернулся в США). В одной из первых его работ, опубликованных на Украине, он настаивал на том, что не пожелавший обратиться в иудаизм и потерпевший поражение от бека каган Хазарии бежал на запад и нашел убежище у русов в районе современного Ростова. В силу своего священного титула, который почитался народами Восточной Европы, каган стал важным политическим символом у местного населения, а поселение, где он остановился, превратилось в государственно-политический центр. Так возникла «Поволжская Русь», наследницей которой и стала позднее Русь Киевская (Пріцак 1990: 27—31). Тем самым, вернувшись к концепции Крымского, Прицак назвал Хазарское государство политическим предшественником Киевской Руси (Пріцак 1992: 92).

Идеи Прицака пришлись по вкусу лидерам тюркских народов Украины. Один из них, председатель Центра культуры тюркских народов Украины Рафаэль Масаутов, в своей статье, опубликованной в популярной киевской газете «Вечерний Киев», сделал акцент на том, что тюркские народы внесли большой вклад в развитие культуры и государственности на Украине. Мало того, он называл Украину «колыбелью тюркоязычных племен и народов», настаивал на том, что многие украинские города, включая Киев, были основаны тюрками и что в украинском языке имеется большой пласт тюркской лексики. Со ссылкой на Прицака Масаутов утверждал, что украинцы — это «древнейшие тюрки, говорившие на славянском языке» (Масаутов 1992). Вряд ли следует объяснять, что значительную роль среди этих древних тюрок играли хазары.

Со своей стороны некоторые авторы еврейского происхождения также стремились пересмотреть негативный имидж хазар, присущий советской литературе. В изображении В. Киркевича хазары сделали для Восточной Европы в целом и для Украины в частности много полезного. Обращаясь к их обычаям, элементам культуры и лексике, он находил параллели между ними и украинскими казаками и делал предположение о том, что те сформировали свои обычаи под явным влиянием хазар. Ему льстила идея о том, что Киев был основан хазарами. В то же время тюркское происхождение хазар автора никак не устраивало. Зато он всячески подчеркивал их тесные контакты с восточными славянами вплоть до того, что подхватывал фантастическую идею о распространении среди хазар «русской письменности». Потомками хазар живущий в Крыму Киркевич считал крымских евреев-крымчаков (Киркевич 1995). Совершенно очевидно, что все это ему было нужно для того, чтобы легитимизировать присутствие евреев в современной Украине, во-первых, продемонстрировав их древние местные корни, а во-вторых, отметив их положительный вклад в формирование украинской культуры и государственности.

Столь же очевидно, что такой подход не мог не вызывать протест у современных украинских националистов. Его оппонентом выступил П.П. Толочко, ставший к этому времени академиком и вице-президентом Национальной академии наук Украины. Оставаясь в целом в рамках научной дискуссии и отрицая какую бы то ни было связь полян с тюрками, Толочко несколько смягчил свою прежнюю позицию. Теперь он допускает, что хазары оказали влияние на экономические и политические структуры восточнославянского общества. Тем не менее он по-прежнему рассматривает Хазарский каганат как экспансионистское государство, с которым Русь находилась в постоянной борьбе. Перефразируя Рыбакова, Толочко пишет, что «русская земля развивалась не под патронажем Хазарии, а в борьбе против ее экспансии» (Головка 1994: 97—99. См. также Толочко 1996: 31—39; 1999: 43—48). Он по-прежнему считает, что иудаизм сыграл роковую роль в истории Хазарии (Толочко 1999: 37).

О неоднозначной роли Хазарии в истории Руси пишет и известный киевский археолог А.П. Моця. Он признает большое политическое влияние Хазарии на формирующееся русское государство (заимствование титула «каган»), ее позитивную культурную роль в качестве посредника между Русью и Востоком, а также ее военное значение — защиту Европы от азиатских кочевников. Вместе с тем Моця отмечает постоянную военную угрозу восточным славянам, исходившую из Хазарии, что будто бы заставило их консолидироваться и создать свое государство (Моця 1997: 3, 20).

Наряду с этими достаточно умеренными взглядами на Украине развивается и гораздо более негативный подход к Хазарии, который распространяется не столько учеными, сколько национал-патриотами. И хотя этот подход является достаточно маргинальным в современной украинской историографии, неверно было бы его недооценивать, ибо он не только озвучивается средствами массовой информации, но проникает даже в учебную литературу. Так, в 1997 г. в Киеве вышел вузовский учебник по истории средневекового Востока. Касаясь истории Хазарии, его автор фактически пересказывал основные юдофобские идеи Гумилева. Он писал о кровавом перевороте, произведенном иудеями во властных структурах Хазарии, и о захвате ими политической власти, что будто бы привело к «жестокой теократичной иудейской диктатуре». Он сочувствовал «коренным хазарам-язычникам», которых еврейские купцы низвели до положения рабов, и повторял фантазию Гумилева о том, что хазары полностью разоружили Киевскую Русь (Рубель 1997: 86—87). Вряд ли сам автор, научные интересы которого связаны с историей Японии, испытывал сколько-нибудь негативные чувства к евреям. Однако его работа отражала определенную тенденцию, которая вела к тому, что как на Украине, так и в России идеи Гумилева некритически заимствовались и использовались в учебном процессе.

Подобно русским радикалам, украинские также имеют несколько разных подходов к интерпретации хазарской истории. Один из них представлен группой В. Довгича, синтезирующей гумилевский неоевразийский подход с неоязыческим. Сам Довгич является одним из ведущих создателей этноцентристского мифа в современной Украине, причем делает это совершенно сознательно. Он образованный человек, кандидат филологических наук, доцент Киевского государственного университета, который с начала 1990-х гг. развил бурную деятельность по созданию украинского историософского мифа, привлек к этому ряд других интеллектуалов и начал резко выступать против «русского империализма» в защиту украинской древности и самобытности. Так, в 1992 г. он охотно поместил в выпускаемом им альманахе «Индо-Европа» статью М. Веркальца, излагавшую антироссийскую концепцию Крымского (Веркалець 19926).

Но уже через год в печатных выступлениях Прицака и Масаутова он усмотрел пантюркистскую угрозу Украине. Мало того, он интерпретировал теорию Прицака в том духе, что Киев и Русь будто бы основали евреи. Видя в движениях меньшинств посягательства на целостность украинской государственности, он указывал на опасность взглядов Прицака и Масаутова для современной Украины (Довгич 1994). Особенное недовольство у него вызывало предположение (которого Прицак, кстати, не делал) о том, что иудейская Хазария могла быть матерью Киевской Руси. Поэтому он называет концепцию Крымского «неаргументированными материалами». Зато он готов полностью поддержать взгляды Гумилева и солидаризироваться с Толочко в его критике позиции Прицака (Довгич 1993: 61, 62). Но негативное отношение к Хазарии обоих из этих авторов нам уже известно, равно как и причины этого отношения.

Всемерно разрекламировав в своих изданиях известную фальшивку, «Влесову книгу», В. Довгич опубликовал новый «древний документ», «Рукопись Войнича». Этот манускрипт был якобы впервые найден букинистом В. Войничем в 1912 г. и дешифрован американцем Джоном Стойком, который опубликовал его в 1978 г. Вслед за Стойком Довгич утверждает, что речь идет о древнейшей украинской языческой рукописи VII—VI вв. до н. э. В ней поклонники Бога Ора ведут полемику с иноверцами, которых они называют «хазарами» (sic!). Из этого маловразумительного текста можно понять лишь одно — что конфликт славян с хазарами восходит к эпохе ранней античности, и уже тогда хазары угрожали «русам» и несли им одно лишь зло и неволю (Довгич 1995). Тем самым делается попытка легитимизировать хазарский миф с помощью откровенно сфальсифицированной «древней рукописи» и придать конфликту едва ли не вечный характер, что хорошо вписывается в традицию «Протоколов».

У Довгича имеется достаточно широкая сеть корреспондентов, рекламирующих его идеи и издания. В Прикарпатье этим занимается профессор Прикарпатского университета (г. Ивано-Франковск) Л. Бабий, большой любитель арийского прошлого и модного ныне цивилизационного подхода к истории и культуре. Он убежден в том, что прародина арийцев располагалась на Украине, и это делает в его глазах украинцев прямыми наследниками «арийской духовности». Мало того, «рукопись Войнича» является для него безусловным доказательством того, что в VII—VI вв. до н. э. не только существовал украинской язык, но «древние украинцы» уже тогда пользовались им для спора с хазарами о языческой вере (Бабий 1997). Иными словами, образ «злых хазар», едва ли не изначально преследовавших мирных земледельцев-украинцев, уже пошел гулять по Украине.

Если Довгич испытывает неприязнь к хазарам из этнополитических соображений и лишь во имя этого прибегает к неоязыческой риторике, то другой автор, Г. Лозко (Зореслава), откровенно формулирует свое отношение к хазарам с позиций украинского неоязычества. При этом она фактически воспроизводит все те аргументы, которые нам уже известны в связи с русским неоязычеством. Обвиняя христианство в уничтожении исконно славянской веры, она тоже объявляет князя Владимира сыном рабыни «нерусского происхождения» (чуть ниже Лозко открывает читателю глаза: рабыня была «иудейкой Малфридой, замаскированной под Малушу»), придает войнам князя Святослава исключительно религиозный характер и называет его спасителем Европы от экспансии иудаизма. Она сетует на то, что его подвиги оказались напрасными, так как иудеи все же хитростью протащили свою «интернациональную» идеологию, т. е. христианство (Лозко 1998: 21, 23—25). Будучи главой неоязыческой общины Киева «Православие», возникшей там в 1993 г., Лозко является и главным редактором выпускаемого этой общиной журнала «Сварог». Версия о том, что евреи протащили в Европу свою иудейскую религию в виде христианства, нередко встречается в статьях, опубликованных в этом журнале (см., напр., Світояр 1998: 29).

Одним из ярых приверженцев неоязыческого историософского мифа в Киеве является писатель С.П. Плачинда. С одной стороны, он пытается примирить христианство с язычеством, заявляя, что на Руси они в течение нескольких веков мирно сосуществовали. Но с другой стороны, подобно другим неоязычникам, он яростно обвиняет князя Владимира в вероломстве и варварском уничтожении языческого наследия. Это будто бы и привело к «национальной трагедии Украины-Руси» (Плачинда 1993: 3)². В 1990-е гг. Плачинда занимал пост почетного председателя Украинской крестьянско-демократической партии и одновременно возглавлял киевскую организацию Конгресса украинских националистов. Он поддерживал тесные отношения с одним из наиболее ярких украинских ультранационалистов Романом Ковалем, председателем националистического движения «Державна самостийность Украины», учредителем газеты «Незборима нация» и президентом исторического клуба «Холодный Яр». Именно Плачинда вел вечер в Союзе писателей Украины 19 марта 1996 г., где происходила презентация книги Коваля «Философия украинства»; он же и представлял эту книгу, автор которой также с симпатией относится к украинскому неоязычеству и объявляет себя борцом с «сионизмом» (Dymerskaya, Finberg 1999: 7—8).

Еще один подход к оценке Хазарии связан с развитием «этногенетики», отождествляющей народ с «живым организмом» и наделяющей его всеми чертами личности. В результате стержнем исторического развития объявляется не классовая борьба, а борьба между народами и расами. Этот подход вот уже около пятнадцати лет на Украине развивает Ю.М. Каныгин. Специалист по политэкономии, Каныгин не скрывает, что был в свое время членом бюро райкома КПСС в Академгородке в Новосибирске, а затем — ученым секретарем Президиума Сибирского отделения АН СССР по гуманитарным наукам. Не скрывает он и своей былой «приверженности» марксизму и материализму, которую он без сожалений отбросил в ходе тектонических изменений рубежа 1980—1990-х гг. Иными словами, своим примером он демонстрировал распад советского официозного марксизма-ленинизма, приверженцы которого стройными рядами двинулись к иррационализму, сменив свои поверхностные «знания» на казавшуюся им спасительной веру. В 1990-х гг. Каныгин стал ярым приверженцем «арийского мифа». При этом, всячески критикуя нацистских ученых, он фактически заимствует у них основную канву этого мифа вместе с расовым подходом к истории. Однако «арийцы» у него оказываются предками не германцев, а славян и, конкретно, украинцев, а также... казахов. А нацистский подход не устраивает его только тем, что тот не учел такой арийской генеалогии, выведя славян и тюрков за ее рамки. Такая концепция, разумеется, не может обойтись без апелляции к «хазарскому мифу».

Ю.М. Каныгин видит в хазарах иудаизированных тюрков, смешавшихся с якобы «ариезированными» кавказскими «ашкеназами». Якобы, распространив свое влияние до Новгорода, хазары овладели Киевом, сделали его духовной столицей всего иудейского мира и мечтали возвести там главный иудейский храм. По этой версии, первые русские князья вели войны с Хазарией не за территорию, а «против иудейского засилья на Руси». Вслед за Кестлером Каныгин доказывал, что европейские евреи стали потомками этих хазар, сдвинувшихся на запад после разгрома Хазарии. А к «настоящим» потомкам Авраама он причислял только сефардов. Вместе с тем его отношение к евреям было двойственным. С одной стороны, он старался избегать антисемитизма и доказывал, что христианская Европа многим обязана учению Моисея. Следовательно, «борясь против евреев, человечество борется против себя». Но с другой, он, во-первых, возрождал кровавый навет, доказывая, что у евреев было принято ритуальное убийство детей, а во-вторых, навязывал евреям идею мирового господства (Каныгин 1996: 170—176, 196).

Несколько лет спустя Каныгин уже пытался убедить читателя в том, что в эпоху Средневековья на территории Украины происходило соперничество «хазарской (иудейской) доминанты» со славянской. При этом борьба шла с переменным успехом и побеждала то та, то другая. Например, при Владимире Мономахе была восстановлена «русская доминанта», но затем при поляках происходила «сионизация». И вновь восстановить «украинскую доминанту» выпало уже на долю Богдана Хмельницкого, который, как без содрогания сообщает автор, уничтожил около 100 тыс. евреев. Но это мало помогло, и с конца XVIII в. Украина оказалась снова объектом внимания евреев. Описывая все эти страсти, Каныгин постоянно подчеркивает, что евреи были «наследниками Хазарского каганата», и призывает ученых учитывать феномен «хазарщины» в истории Украины (Каныгин 2001: 124—125). Ясно, что «хазарщина» представляется ему негативным фактором, мешавшим нормальному развитию. Действительно, в следующей своей книге он использует термин «Хазария» как символ некой злой силы. Он пишет об «электронной Хазарии», под которой понимает некое кодирование и зомбирование, связанное с валом специальной информации, обрушивающейся на массового потребителя (Каныгин 2004: 478—480). Одной «хазарщиной» дело, однако, не ограничивается, и в изгибах княжеской политики эпохи Киевской Руси Каныгин стремится обнаружить руку могущественного «Сионского приората», в котором он видит масонскую организацию. Якобы одни князья верой и правдой ему служили, а другие столь же истово с ним боролись. В любом случае «Сионский приорат» оказывается в неразрывной связи с «хазарами». А служившие им князья-рюриковичи объявляются сатанистами, враждебными как славянам, так и христианству вкупе с «рун-верой». С теми же силами, оказывается, ассоциируется и знак свастики. Мало того, автор делает неких «сионских мудрецов» верными союзниками Тевтонского ордена, плетущими интриги против русских князей. Наконец, верным сатрапом «Сионского приората» автор изображает... Ярослава Мудрого (Каныгин 2001: 126—141). Даже «Слово о полку Игоревом», по его словам, было создано не без участия «Сионского приората» (Каныгин 2001; 148—156). Если учесть, что славян в целом и украинцев в особенности Каныгин делает прямыми потомками «арийцев», то в его построениях обнаруживается знакомый сюжет борьбы «арийцев» с... «хазарами». Правда, автор признает слабость своих построений и заявляет, что вовсе не претендует на «научность», но полагает, что некоторых читателей эта версия может заинтересовать (Каныгин 2001: 156).

Примечательно, что свои последние «арийские книги» Каныгин издавал в издательстве Межрегиональной академии управления персоналом (МАУП), скандально известной антисемитскими и расистскими выступлениями своего ректора Г. Щекина. В частности, там же в начале 2000-х гг. были переизданы некоторые дореволюционные антисемитские произведения (например, «Книга кагала» Брафмана), а также публиковались работы современных украинских «борцов с сионизмом». Поэтому нет сомнений в том, каким именно читателям адресовались все эти книги вместе с книгой Каныгина.

Антихристианские тексты, основанные на тех же аргументах, временами публикуются и в других украинских националистических изданиях — например, в журнале «Нескорена нація» и газете «Вечерний Киев». В частности, в 1997 г. последняя опубликовала статью, содержащую уже известные нам стандартные обвинения против князя Владимира, якобы поработившего народ с помощью иудео-христианства (Молявко 1997).

В той же газете нашлось место и для других, также уже известных нам версий хазарского мифа, восходящих к антисемитским книгам Д. Рида и его эпигонов. Книга Д. Рида была впервые опубликована на Украине газетой «За вільну Украшу» (№ 70—85) в 1996 г., причем ее перевод на украинский язык был сделан по публикации журнала «Кубань» 1991 г., о которой говорилось выше. Комментируя содержание этой книги, один из самых известных современных украинских антисемитов, главный редактор львовской газеты «За вільну Украіну»³ П. Чемерис, развивал идею о всемирном еврейском заговоре, созвучную «Протоколам» (Чемерис 1996). Редакция газеты не прошла и мимо хазарской темы: читателю объяснили, что хазары были евреями («жидами») не по крови, а по религии, что они были носителями «расистских большевистских» идей, люто ненавидели сефардов и уже в XX в. под маской «немецких фашистов» пытались с ними полностью разделаться («За вільну Украіну», 1996, № 75: 3).

Тогда же эту версию об этнической принадлежности хазар и их современных потомков подхватил и политический обозреватель газеты «Вечерний Киев» Г. Мусиенко, объявивший, что евреи Украины не имеют никакого отношения к семитам (Мусиенко 1996а). В другой своей публикации он убеждал читателя в том, что евреи хотят навязать иудаизм Украине в качестве национальной идеи и что ей тем самым грозит участь Хазарского каганата (Мусиенко 19966). Идея об угрозе порабощения «чужим этносом» газете «Вечерний Киев» понравилась, и она неоднократно печатала статьи на эту тему (см., напр., Гуманюк 1996). Начиная с 1997 г., когда в редколлегию «Вечернего Киева» вошел антисемит Г. Мусиенко, число антисемитских и вообще шовинистических статей в газете резко увеличилось.

Наконец, на Украине нашли спрос и идеи Ушкуйника о вековой приверженности евреев к хазарской системе управления, которую они якобы восстановили в XX в. в виде «московского квазикоммунизма». Его рассуждения об этом почти слово в слово повторил А. Купишь, приписавший хазарам «расистскую ненависть» к украинцам (Купішь 1996: 4, 23).

Правда, если русские шовинисты и антисемиты видят угрозу прежде всего от «всемирного еврейского ("сионистского") заговора», то для украинских едва ли не еще большая опасность видится со стороны русских и Москвы. Обращение к истории позволяет им составить целый список бывших «угнетателей», в который включаются «москали, угры, румыны и жиды» (Чернопыский 1996). Например, Ю.М. Каныгин поднимал вопрос о смене названия, доказывая, что государство следует называть Киевской Русью, а его жителей русичами или русинами, ибо название «Украина» было дано завоевателями (Каныгин 1996: 210—211). Это одна из причин, по которой в 1990-х гг. уровень антисемитизма на Украине был значительно ниже, чем в России. Ведь своими главными врагами многие украинские националисты считают русских и Россию. По отношению к этой опасности еврейский фактор занимает в их представлениях достаточно скромное место.

Еще одним любителем «хазарской темы» в Киеве является Г. Охрименко. Одно время он стоял во главе киевской городской организации «Мемориал», но летом 1997 г. был исключен оттуда за антисемитизм. Затем он стал членом Союза офицеров Украины и временами печатался в местных националистических изданиях. В отношении хазар он поддерживал версию Рыбакова и рисовал их жестокими работорговцами и грабителями, доставившими славянам немало горя. Поэтому он изображал князя Святослава «украинским рыцарем» и освободителем от хазарской опасности (Охріменко 1996а). Подхватывал он и версию, сформулированную Ушкуйником, рисуя Л.М. Кагановича могущественным «каганом», а Сталина — исполнителем его жестоких указов, «беком» (Охріменко 19966).

Антихазарские юдофобские настроения некоторых украинских авторов самым причудливым образом помогают им ковать новые аргументы для антироссийской пропаганды. По мнению некоторых киевских историков, начиная с Петра I позиция России в отношении Украины резко изменилась к худшему по той причине, что теперь там правила династия, происходившая по женской линии от хазар. Хазары же если и не были сплошь евреями, то все-таки исповедывали иудаизм, что и делало их властными и жестокими, придавало их характеру налет имперскости. Именно поэтому будто бы евреи («хазары») активно участвовали в революции 1917 г. и определили ее жестокий характер (Проскурин 1997).

Наконец, нельзя не сказать о «хазарских» рассуждениях председателя Харьковской еврейской общины Э.Д. Ходоса, которые уже упоминались выше. Бывший советский собиратель картин и атеист, в период перестройки этот деятель кардинально сменил свое мировоззрение, возглавил еврейскую общину и завязал тесные контакты с представителями американского ультраортодоксального еврейства (Хабад), по приглашению которых даже посетил их общину в Бруклине. Однако отношения с ними у него не сложились, и с тех пор он направил все свои силы на разоблачение «еврейского фашизма», якобы представленного Хабадом, который он теперь называл не иначе как «иудо-нацистской ультраортодоксальной сектой». При этом в своих писаниях он всемерно опирался на поддельные «Протоколы сионских мудрецов», называя их подлинным документом, а также выдвинул лозунг «Смерть хабадским оккупантам» (Ходос 2003). В своих построениях он не обошел и образ Хазарии, всемерно используя рассмотренные выше наработки русских шовинистов. Раннесредневековую Хазарию он изображал «третьей мировой державой» того времени, в которой якобы евреи вначале захватили власть и экономику, а затем довели это государство до гибели. Этого ему показалось мало, и в своих книгах он отождествляет СССР со «второй Хазарией», а современную Россию и СНГ — с «третьей» (Ходос 2002). Ключевое место в его концепции занимает Сталин, якобы успешно свернувший страну с «хазарского пути», но бездарные наследники не сумели продолжить его дело. Поэтому все новые беды снова пошли от «хазар», которых автор винит как в Чернобыльской катастрофе, так и в распаде Советского Союза. В особенности его заботит судьба Украины, которой он предсказывает вымирание и превращение в новую «иудейскую Хазарию», где установится «духовное хазарское иго». За всем этим ему мерещится зловещая тень Хабада, якобы стремящегося установить «государство евреев для евреев» (Ходос 2006: 70—99, 110).

Таким образом, антисемитский хазарский миф в нескольких своих версиях известен и на Украине. Вместе с тем здесь набор этих версий по сравнению с Россией выглядит бедным, число пропагандирующих их газет и журналов также немногочисленно. Фактически здесь мы имеем дело со слабыми отзвуками той массированной антисемитской пропаганды, которая ведется в России. И дело, видимо, вовсе не в том, что киевская милиция временами устраивает рейды на Майдан Незалежности (Киев), где продается соответствующая литература. Это, разумеется, вызывает возмущение у «патриотов» (Суковенко 1996), но вряд ли создает серьезные препятствия для распространения антисемитских изданий. Важнее другое. Похоже на то, что у украинских антисемитов нет сколько-нибудь мощного собственного независимого источника такого рода идей и готовых изданий. Все это, как правило, приходит из России, причем от случая к случаю, и говорить о каких-либо налаженных поставках литературы не приходится, так как у украинских и русских националистов гораздо больше оснований для взаимных упреков и недовольства друг другом, чем для понимания и взаимодействия.

Таким образом, украинская историография в основном демонстрировала те же тенденции, что и русская. Вначале она проявляла благожелательное отношение к хазарам. Особенно отмечалось значение «хазарского мира», позволившего славянам резко расширить свою территорию на юге. Разница состояла лишь в том, что там, где русские ученые видели славянские племена, украинские помещали своих украинских предков. Мало того, основными врагами украинским ученым виделись не византийцы, а приходившие с севера варяги. Но начиная с 1950-х гг. украинская историография развивалась по пути, намеченному в работах Б.А. Рыбакова. Те же тенденции отмечались и в художественной литературе, которая в последние десятилетия СССР обнаруживала то же отношение к хазарам, что и русская. Теперь все зло стали связывать со степными кочевниками, и прежде всего хазарами.

В независимой Украине хазарский сюжет стал темой оживленного дискурса, причем выяснилось, что тюркская, еврейская и украинская точки зрения существенно отличались. Для тюрков важно было подчеркнуть тюркскую основу каганата, а для евреев — активное участие евреев в его жизни. В обоих случаях за этим стояло стремление считаться здесь коренным народом. Однако признание большой роли тюрков или евреев в становлении древнего местного государства не вписывалось в установки украинских националистов. Ответом была умеренная реакция, которую демонстрировали украинские ученые, и более резкая реакция со стороны радикальных национал-патриотов. В то же время последние, подобно их русским собратьям, использовали несколько разных подходов. Язычники пытались нарисовать картину неизменной вековой конфронтации между славянами и хазарами. При этом некоторые из них отождествляли славян с арийцами, другие обвиняли хазар в навязывании христианства и объявляли войну «сионизму».

Особняком стоит расовый подход с его приверженностью «арийскому мифу». Здесь евреи объявляются прямыми потомками хазар, а «хазарщина» представляется негативным фактором в истории Украины, который якобы действует рука об руку с «сионистами». Кроме того, в популярной литературе находят место рассуждения о «хазарских корнях» князя Владимира, подхватываются идеи Д. Рида и Ушкуйника, обсуждается происхождение ашкеназов от хазар. Наконец, на Украине, как и в России, местные радикалы культивируют страхи по поводу возникновения новой Хазарии и порабощения «чуждым этносом».

Примечания

1. В самые последние годы «История хазар» Крымского стала доступна широкому читателю. Первый том был издан на Украине в 2008 г., второй готовится к печати.

2. Об историософских идеях Плачинды см. (Шнирельман 1998б: 13—14; Dymerskaya, Finberg 1999: 22).

3. С 1992 г. газета отражала взгляды Украинской национальной самообороны — УНСО.