Выбор веры и «отчий обычай»

«Историзма» в сюжете убийства кагана не больше, чем в традиционно инкриминируемом иудеям упомянутом распятии христианского Мессии, в том числе в ПВЛ. В Начальной летописи грек Философ является к князю Владимиру вслед за хазарскими иудеями и на вопрос князя об иудейской вере отвечает, что христиане действительно верят в распятого Мессию. Далее следует катехизис, завершающийся, как и положено, рассказом о Страшном суде. Естественно, князь желает попасть в рай, но на предложение Философа креститься отвечает «пожду и еще мало» (ПВЛ. С. 48). Далее следует совет, но не с лицом, воплощающим «исполнительную власть», хотя дядька князя и воевода Добрыня мог претендовать на роль «бека» при Владимире (которого Иларион именовал в первой трети XI в. каганом), а с боярами — старшей дружиной, прототипом думы и законодательной власти Владимир продолжает испытывать веры, отправляя посольства туда, где есть действующий культ (то есть во все страны, за исключением Хазарии). Таков был традиционный обычай древнерусской администрации. Под впечатлением рассказа послов о византийском обряде, устрояющем рай на земле (в храме), Владимир склоняется к византийскому православию.

Еще Ф.И. Буслаев предположил, однако, что задержка князя с крещением произошла не только потому, что ему нужно было время для испытания вер. Он приводит в качестве параллели эпизод с крещением фризского короля Радбода (ум. 719) святым Вульфрамом: король уже ступил одной ногой в купель, но вдруг спросил, где пребывают его предки — между праведниками или в аду? Проповедник вынужден был ответить, что язычники погубили свои души; Радбод (по дьявольскому наущению — добавляет агиограф) отказался креститься, желая разделить загробную участь с сородичами (Буслаев, 2001. С. 195; Vita Vulframni. P. 688; ср.: Гири, 1999. С. 193). Владимира, согласно летописным прениям о вере, особенно интересовала загробная жизнь: о гуриях мусульманского рая он «послушаше сладко», ибо «сам любя жены и блуженье многое». Показательно, что наказание женолюбца известно в раннесредневековой западной традиции: при Людовике Благочестивом в Сен-Галленском монастыре было создано «видение» загробного мира, согласно которому сам Карл Великий должен был претерпевать за женолюбие муки в преддверии ада — некое чудовище терзало там его половые органы. Владимиру было о чем поразмыслить во время катехизации.

Так или иначе, «заминка» с обращением была связана и в хазарском, и в древнерусском текстах с обращением к исторической традиции, не имеющей отношения к книжным топосам в сюжете выбора веры. Летопись парадоксальным образом резюмирует повествование об эпохе обращения (под 996 г.): «И живяше Володимеръ по устроенью отьню и дѣдню» (ПВЛ. С. 56). Это резюме, естественно, не относится к «устроению» конфессиональному — религия изменилась после крещения Руси: речь идет об отказе от византийского права, принципы которого пытались навязать греческие епископы Ссылаясь на боязнь греха, Владимир отказался вводить казнь для «разбойников» — он предпочитал традиционную виру, денежный штраф, необходимый для пополнения казны.

Что случилось в Хазарии? Там сама религиозная реформа вызывает изумление специалистов по иудаике: в описании Иосифа Булан, которому действительно была дарована победа в войне, устроил переносное святилище — скинию, что никак не соответствовало обычаям синагогального культа, зато вполне соответствовало «кочевому» быту кагана и его двора. Обращение Булана относится к середине VIII в., Иосиф составлял свое письмо в 960-е гг. и хранил скинию в своем дворце — к X в. уже сформировалась хазарская городская культура с синагогами для иудеев, мечетями для мусульман, церквами для христиан. При этом Иосиф оставался предан иной древней традиции, несовместимой с иудаизмом: уже в начале своего письме он настаивал, что происходит «от сынов Иафета, из потомства Тогармы», о чем царь прочел «в родословных книгах моих предков» (Коковцов, 1932. С. 91). Это вступало в прямое противоречие с установками гиюра — перехода в иудаизм; прошедший гиюр отказывался от «языческого» происхождения и становился потомков Авраама — семитом (см. подбор источников — Гиюр, 2001). Установка Иосифа и хазарских царей на языческую генеалогию соответствовала «устроенью отьню и дѣдню», как сказал бы русский летописец, — призвана была продемонстрировать легитимность власти «народам», подданным кагана, сохранившим свои обычаи и не принявшим иудаизм. Очевидно, той же цели служил и тюркский эпический мотив о готовности кагана пожертвовать жизнью ради благополучия подданных, усвоенный мусульманскими авторами, любителями диковинок.