Заключение

Анализ письменных и расширившаяся база археологических источников дали возможность проследить основные этапы проникновения кочевников в Приморский Дагестан на всем протяжении I тыс. н. э. и соответственно воссоздать сложную этно-политическую ситуацию, сложившуюся в регионе с оседанием кочевников.

В начале нашей эры уровень Каспийского моря был гораздо выше современного, с чем, очевидно, и связано отсутствие на Приморской равнине между Дербентом и нынешней Махачкалой памятников албанского времени. Памятники этого периода расположены в основном в полосе предгорий. Поэтому трасса дагестанского отрезка транскавказского пути, сложившаяся на рубеже нашей эры, проходила не по приморской полосе, а по предгорьям. Возможно, этим объясняется, что барсилы, первыми в ряду тюркоязычных кочевников-проникшие в Дагестан, осели на границе предгорий и равнины (свидетельством чего могут служить культура Андрейаульского городища и аналогичные ему памятники Терско-Сулакского междуречья). Резкое отступление моря, отмеченное в первые века н. э., привело к освобождению значительных территорий Прикаспия, что и позволило барсилам расширить территорию своего обитания вплоть до пределов Азово-Каспийского междуморья. Поэтому колебания Каспия могут являться причиной противоречивых мнений о местопребывании барсил в различные исторические эпохи.

Вторая волна расселения тюркских племен на территории Дагестана связана с гуннами, когда различные кочевые племена, объединённые под началом воинственных гуннов, расселились на равнинных землях Прикаспия, которые в результате изменения гидрологического режима моря освободились от воды. Гунны заселили Приморскую равнину, имея в арсенале богатый опыт общения с земледельческими народами Китая, Средней Азии, а также с угро-финскими племенами Приуралья и Западной Сибири. Они превратились в наиболее мощную политическую силу к северу от Дербента которая и стала называться «царством гуннов».

На протяжении V—VII вв. в гуннской среде происходили процессы, связанные с оседанием на землю, смешением с местным земледельческим населением и приспособлением к новым физико-географическим условиям. В новых условиях они смогли реализовать тот опыт, который приобрели на протяжении ряда веков, общаясь с земледельческими народами. Поэтому к концу VII в. гунны именуют свои пределы как «земнородную отчизну». Археологические материалы свидетельствуют, что в V—VII вв. не только Приморская равнина, но и весь Дагестан переживал подъем экономики и культуры.

Факты, изложенные в диссертационном исследовании, опровергают субъективное мнение о гуннах как дикой, недифференцированной орде, которая была «началом всех несчастий и бедствий» для «цивилизованных народов» Европы.

В работе предпринята попытка избежать методологической абберации, заключающейся в стремлении отыскать в культуре другого народа те черты, которые нам представляются значительными, и при отсутствии их считать данный народ примитивным.

Новые материалы свидетельствуют о том, что длительное пребывание гуннов на территории Дагестана оставило яркие следы не только в археологических источниках, но и в фольклоре, топонимике и языке.

Для выяснения путей и времени проникновения кочевников в Закавказье и Переднюю Азию важное значение приобретают вопросы локализации многочисленных проходов, ворот, по которым кочевники проникали на юг.

В результате исследований диссертант пришел к выводу, что для проникновения кочевников в Закавказье в древности существовали не одни Каспийские ворота. Под ними в разное время подразумевались ворота в Северной Мидии, Дербентский проход, а также Дарьяльское ущелье. Значение этих ворот изменялось в разные исторические эпохи в зависимости от этнополитической ситуации в регионе, а также от естественно-климатических условий, обусловленных колебанием уровня Каспия. Резкое падение уровня моря в начале н. э. обеспечило свободный проход кочевников через Приморский Дагестан в страны Закавказья. Это и вызвало необходимость строительства «длинных стен» в районе Дербента, Беш-Бармакской и Гильгильчайской заградительных стен, там где Кавказские горы вплотную примыкают к Каспийскому морю. Эти стены служили своего рода границей между кочевым Севером и земледельческим Югом.

Приморский Дагестан служил контактной зоной, лежащей на границе кочевого и земледельческого миров, здесь происходили военные столкновения и этнические конфликты, шел обмен культурными ценностями и экономическими достижениями, возникали и исчезали древние города и крупные государственные объединения.

К числу таких государственных объединений относится и Хазарский каганат, сложившийся в Прикаспии и способствовавший смычке кочевого хозяйства с оседлым земледелием. Приморский Дагестан являлся центром старой оседлости, своеобразным горнилом оседло-земледельческой и кочевническо-скотоводческой форм хозяйствования. Не случайно дагестанский вариант салтово-маяцкой культуры выступает ее наиболее ранним этапом, на основе которой, по мнению исследователей, зарождается молодое хазарское государство и формируется общехазарская культура.

Возникновение каганата как государственного образования явилось результатом глубоких социально-экономических сдвигов в степных обществах юга Восточной Европы, сложения антагонистических классов феодального общества. Образование политически независимого Хазарского каганата в середине VII в. было лишь определенным рубежом в превращении Хазарского объединения типа союза племен в классовое государство. В результате длительного пребывания кочевников на определенной территории и контактов с земледельческими племенами стал возможен переход части населения от полукочевого образа жизни к земледелию и скотоводству с постоянно оседлым образом жизни.

В результате продолжавшихся около ста лет арабо-хазарских войн Приморский Дагестан превратился из древнего центра Хазарии в ее южную окраину.

В X веке одним из крупных государственных образований, сложившимся на былой территории Хазарии, выступает царство Джидан. Памятники, связанные с новым государственным образованием, распространились главным образом в Предгорном Дагестане. Необходимость перемещения в предгорные районы основных центров ремесленных производств страны, очевидно, связана с очередным поднятием уровня Каспийского моря. Джидан выступал в роли промежуточного звена на торговом пути из Восточной Европы в страны Передней Азии, а с другой стороны являлся военным заслоном Хазарии с юга.

Гибель Джидана, объединявшего в своем составе различные народы Прикаспийского Дагестана, могла быть обусловлена несколькими причинами: во-первых, упадком экономики, который был вызван проникновением новой волны кочевников-гузов из Заволжья. Во-вторых ухудшение социально-экономического развития привело, в свою очередь к ослаблению военного могущества Джидана, не сумевшего противостоять сокрушающему натиску новой волны кочевых племен. Тем более, что Джидан не мог надеяться на военную помощь и поддержку со стороны Хазарского каганата, который находился на закате своей истории. На этом закончился хазарский этап долговременного, начавшегося еще в первые века н. э. процесса тюркизации населения Прикаспийского Дагестана.

Новый этап проникновения кочевников относится к X—XII вв. и связан с огузо-кипчакскими племенами.

Огузы проникли на территорию Дагестана с двух направлений — северного и южного, через Дербент. Причем огузы-сельджуки, проникшие в Прикаспий из Закавказья, были более многочисленными, чем гузы из заволжских степей, что находит подтверждение в данных антропологии, языка и топонимики.

В середине XI в., расправившись с гузами и печенегами, половцы заняли господствующее положение в степях Восточной Европы и Западной Сибири. В Прикаспии половцы переходят к оседлости и ведению земледельческого хозяйства.

Следы пребывания половцев на территории Дагестана отмечены на Среднем Сулаке, а также обнаружены каменные бабы, которые исследователи считают половецкими. Более выразительные материальные следы половцев в Прикаспии не сохранились. Одним из факторов их разрушения могло являться татаро-монгольское нашествие. В начале XIII в. Приморский Дагестан служил ареной борьбы между Золотой Ордой и Хулагидами, что могло привести к безвозвратной потере половецких памятников на равнине. Под влиянием местных оседло-земледельческих традиций половцы не только осели на землю, но и ассимилировались с местным населением, поэтому надобность в сооружении каменных баб отпала.

Татаро-монгольское нашествие перекроило этническую карту Северного Кавказа и привело к значительным перемещениям и смешениям различных этнических групп, которые, как свидетельствуют письменные источники, вынуждены были бежать в безопасные места: «в болота» и «на вершины гор».

Вероятно, заболоченные пространства в низовьях реки Терек в Дагестане, где еще в предмонгольское время проживало значительное количество кипчаков, и можно считать убежищем тех кипчаков, которые «укрылись в болотах». Что же касается «высоких гор», то есть все основания подразумевать под ними не только горы Центрального Кавказа, но и горный Дагестан, в частности Хунзахское плато.

В целом, прослеженные процессы позволили не только более углубленно понять историю самих кочевников, но и проследить тесное взаимовлияние кочевого и оседло-земледельческого миров на исследуемой территории.