I.1 Славяно-хазарские отношения в исследованиях 2-ой пол. XVIII — нач. XX вв.

Начало изучения проблемы славяно-хазарских отношений было положено «Историей Российской» В.Н. Татищева, работу над которой исследователь вел на протяжении почти двух десятилетий. Вопросы хазарской истории были затронуты В.Н. Татищевым в 1-ой и 2-ой частях его труда. Публикация «Истории...» началась только в 1768 году, хотя, по мнению С.Н. Валка, 1-ая часть была окончательно готова еще в 1750 г., а доработанная редакция 2-ой части отправлена автором в Академию наук в 1746 г.¹. Написание глав отдельных частей проходило параллельно, что оказало влияние на расположение материала в работе. Хотя в 1-ой части «Истории...» В.Н. Татищев сделал акцент на историко-этнографическом описании ближайших соседей восточных славян, а 2-ую посвятил вопросам российского исторического процесса, на изучение проблемы славяно-хазарских отношений это практически не сказалось: источниковая база осталась неизменной, равно как и выводы, к которым пришел автор в ходе своих изысканий.

Основными источниками по истории славяно-хазарских отношений для В.Н. Татищева являлись русские летописи, произведения античных писателей (Плиний) и византийские источники (Константин Багрянородный, Павел Диакон и др.). Работы средневековых восточных авторов остались В.Н. Татищеву не доступны, что не могло не сказаться на объективности выводов исследователя.

Именно В.Н. Татищеву принадлежит уникальное для дореволюционной отечественной историографии мнение о грабительском характере «хазарского ига» для восточных славян: «Славяне, живусчие по Днепру,... утесняеми бывши от козар, иже град их Киев и протчии обладаша, емлюсче дани тяжки и поделиями изнуряюсче...»². Интересно, что в отличие от В.Н. Татищева позиции летописца удивительно нейтральны: «Имаху дань Варязи из заморья на Чюди и на Словенех, на Мери и на всех Кривичех, а Козари имаху на Полянех, и на Северех, и на Вятичех. Имаху по беле и веверице от дыма»³. Таким образом, историк, не берясь оценить реальную тяжесть хазарской дани, признает ее непомерность для славянского земледельческого хозяйства, хотя сам летописец ничего не говорит о том, насколько обременительны были даннические отношения для славян. Более того, в летописи нет информации о том, каковы были размеры дани, взимаемой с северных славян варягами в тот же период времени. Знаменательно, что в исторической концепции В.Н. Татищева вожди руссов предстают освободителями восточных славян от хазарского владычества. Именно тяжелые поборы хазар, по мнению историка, заставили полян обратиться за помощью к Рюрику, который «вдаде им Оскольда и вой с ним отпусти»⁴. С этой же точки зрения может быть оценен и поход Святослава Игоревича на хазар в 965 г., который историк, следуя за летописцем, увязывает с присоединением к Киевскому государству племенного союза вятичей, действительно являвшихся данниками каганата вплоть до сер. X в.⁵.

Таким образом, в соответствии с подходом В.Н. Татищева, характер славяно-хазарских отношений во многом определил процесс становления и развития Киевского государства. Необходимо при этом отметить, что сам В.Н. Татищев не принадлежал к лагерю норманистов, а напротив, являлся одним из самых рьяных противников концепции Г.З. Байера. Отрицая происхождение Руси от варягов, исследователь доказывал бытование руссов в районе Ильменя, Волхова, Шелони, Ловати и соседних областях задолго до появления Рюрика и его братьев.

В 1-ой части «Истории...» В.Н. Татищев, задавшись целью дать исчерпывающий историко-этнографический очерк ближайших соседей восточных славян, обратился к проблеме этногенеза древних болгар и хазар. Основными источниками стали трактат Константина Багрянородного «Об управлении империей» и материалы русских летописей. Недоступность произведений арабо-персидских авторов предопределила наличие грубых ошибок в выводах исследователя. Так, волжские и дунайские болгары предстают у В.Н. Татищева в качестве этносов, не связанных единством происхождения. Первых он отождествляет с сарматами, последних считает славянами⁶. Дунайские болгары, по мнению В.Н. Татищева, мигрировали на Дунай «от Волги», что заставляет задуматься об их возможной взаимосвязи с болгарами волжскими, которые, исходя из положений В.Н. Татищева, должны были обитать где-то по соседству. Однако данную проблему исследователь обходит стороной, отмечая только, что сарматское происхождение волжских болгар «оставшее их поселянство чуваши удостоверивают»⁷. Для объяснения миграции болгар из бассейна Волги на Дунай, В.Н. Татищев обращается к абсолютно неверным данным Степенной книги, утверждая, что болгары двинулись на Балканы в числе других славянских племен ради оказания помощи своим славянским сородичам, жестоко притесняемым греками и римлянами⁸. Положение, не выдерживающее критики даже в условиях XVIII столетия при доступности византийских источников, которые ничего не знают о продвижении на Дунай словен ильменских, к которым якобы присоединились болгары во время миграции.

Отмечая тесную взаимосвязь древних болгар с хазарами, историк пытается доказать и славянские корни последних. Для подтверждения правоты своей гипотезы он использует свидетельство летописца о миграции болгар на территорию Балканского п-ова: «Словенску же языку якоже рекохом живущее на Дунай, придоша от Скуф (Скифов — авт.) рекше от Козар рекомиии Болгаре и седоше по Дунаеви и населници Словеном быша...»⁹. Однако сам летописец связывает факт славяноязычия болгар с их пребыванием на Дунае, не говоря прямо о том, каков был язык болгар до их миграции на Балканы. Таким образом, сообщение русских летописей в данном отношении нельзя считать определяющим. Более того, если бы В.Н. Татищев был знаком с сочинениями арабо-персидских авторов, он не смог допустить столь грубой ошибки в своей концепции. На специфичность языка хазар, не похожего ни на один из языков известных на востоке народов свидетельствовал ал-Истахри¹⁰. О том, что еврейские купцы-рахдониты общались на славянском языке (а следовательно последний был знаком арабо-персидским историкам), сообщал еще Ибн Хордадбех¹¹. Более информированный Ибн Хаукаль подчеркивал, что «язык Булгар сходен с языком хазар», и что «язык Руссов различен от языка Хазар и Буртасов»¹². Таким образом, информация восточных источников позволяет утверждать, что древние болгары и хазары не имели ничего общего с восточным славянством. Однако именно эта информация оказалась В.Н. Татищевым не востребована.

Утверждая славянское происхождение дунайских болгар, историк пытается доказать и славянское происхождение хазар¹³. Помимо уже приведенного выше отрывка из летописей, он ссылается на русское название Саркела (Белая Вежа) и на сообщения о миссионерской деятельности славянского просветителя св. Кирилла (Константина Философа), которому жития действительно приписывают поездку в Хазарию с целью проповеди христианства. Противоречивость доводов В.Н. Татищева налицо. Завоеванный Святославом Игоревичем Саркел получил новое название в период русского владычества. Достоверность сообщений житий о миссии св. Константина в Хазарию сомнительна и говорит отнюдь не о славянстве хазар, а лишь о многочисленных попытках Византии подчинить себе каганат через христианизацию его населения.

Абсолютно неправомерен вывод В.Н. Татищева о подчинении хазар Византийской империи, который он делает на основании сообщения Константина Багрянородного о помощи греков в строительстве Саркела, возводимого хазарами против печенегов. Сам Константин нигде прямо не говорит о зависимости каганата от греков; гипотеза российского историка не подтверждается ни одним историческим источником.

Таким образом, в исторической концепции В.Н. Татищева славяно-хазарские отношения видятся как отношения вассально-даннические, сложившиеся между славянскими народами с родственной культурой и языком (тезис, воспринятый потом только Ю.И. Венелиным¹⁴). Доминирующая роль в них принадлежит хазарам, подчинившим себе восточных славян и зависимым от Византийской империи. Тяжесть «хазарской дани» для земледельческого хозяйства восточных славян предопределила становление и развитие централизованного Киевского государства.

Многие положения В.Н. Татищева за их недоказуемостью были отброшены российскими историками 2-ой пол. XVIII — 1-ой пол. XIX вв. Так уже М.М. Щербатов в своей «Истории Российской с древнейших времен» отдавал предпочтение библейской генеалогии хазар, хотя сам отмечал ее ненадежность¹⁵. Тем самым он полностью отверг положение В.Н. Татищева о том, что славяно-хазарские отношения складывались как отношения между славянскими этносами со схожим языком и культурой. В «Истории Государства Российского», первые тома которой были опубликованы в 1818 г., Н.М. Карамзин уверенно заявляет, что хазары являются «единоплеменными с Турками»¹⁶. К той же точке зрения склонился и Н.А. Полевой, связав появление хазар в Восточной Европе с нашествием гуннов, являвшихся, по мнению историка, выходцами из Средней Азии (Туркестана)¹⁷. Новый взгляд историков на проблему этногенеза хазар был связан с более тщательной проработкой античных и средневековых византийских источников, а также рядом произведений восточных арабо-персидских авторов, которые стали доступны отечественным специалистам в нач. XIX столетия.

Не получило дальнейшего развития в отечественной дореволюционной историографии и положение В.Н. Татищева о грабительском характере «хазарского ига» для восточнославянских племен. Серьезные изменения данный подход к проблеме славянохазарских отношений претерпел уже в «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина. Исследователь попытался оценить степень тяжести хазарской дани для хозяйства восточных славян и пришел к выводу, что налог являлся «весьма естественным в землях северных, где теплая одежда бывает одною из главных потребностей человека, и где промышленность людей ограничивалась только необходимым для жизни». По мнению Н.М. Карамзина, хазары, будучи более цивилизованными, нежели предшествовавшие им авары, правильно оценили богатство подвластных им территорий людскими и природными ресурсами, а потому не требовали от славян уплаты дани золотом, предпочитая собирать ее пушниной. Легенду о выдаче дани мечами историк объявил «басней», «изобретенной в X или XI веке», и потому не рассматривал ее всерьез. Придя к выводу о необременительности хазарской дани для хозяйства восточных славян, Н.М. Карамзин заявил, что «хазарское иго» «не угнетало Славян»¹⁸. Таким образом, был сделан первый шаг в сторону кардинального пересмотра положений В.Н. Татищева: грабительский характер даннических отношений уже отвергался, а их позитивное значение для развития восточнославянского общества еще не отмечалось.

Особое внимание проблеме славяно-хазарских отношений уделил в своих «Предварительных критических исследованиях...» Г. Эверс. Причем здесь концепцию исследователя можно признать зеркальным отражением исторических взглядов В.Н. Татищева¹⁹. Одной из важнейших заслуг историка является значительное расширение источниковой базы за счет вовлечения в научный оборот произведений арабо-персидских авторов.

Основываясь на сообщении арабского средневекового автора Ибн аль-Варди, Г. Эверс выдвигает положение о тюркском происхождении древних руссов. Ссылаясь на Ибн аль-Варди, исследователь утверждает, что «Руссы отделились от (восточных) Турок», к каковым восточные историки относили и Хазар. Дополнительным доказательством для Г. Эверса является так называемая «Мирхондова басня», в которой говорится о братьях Хазаре и Русе, поссорившихся между собой из-за подвластных территорий²⁰. Схожий эпизод о разделе владений между Хазаром и Русом можно встретить в анонимном персидском сочинении XII в. «Муджмаль ат-Таварих», в котором областью обитания Руса назван Крымский п-ов²¹. Таким образом, по логике Г. Эверса русы оказываются в числе подчиненных хазарам этносов и проживают на территории Хазарского государства.

Отрицая норманнское происхождение руссов, Г. Эверс не отвергает легенду о призвании варягов. Для того, чтобы объяснить вокняжение Рюрика в Новгороде, ему пришлось пересмотреть утвердившуюся в отечественной историографии концепцию славянохазарских отношений. Г. Эверс впервые сделал акцент на позитивном значении «хазарского ига» для социально-экономического развития восточных славян. По мнению исследователя, включение славян в сферу политических и экономических интересов Хазарского каганата открыло «благоприятное поприще их предприимчивости» и гарантировало им безопасность от внешних нападений. Славяне «благоденствовали под кротким правлением Козаров»²².

Напротив, господство норманнов на севере восточно-славянских земель оценивалось историком сугубо с негативной стороны. Именно притеснения норманнов, по мнению Г. Эверса, заставили подчиненные им славянские племена призвать на княжение «Козарских Руссов» во главе с Рюриком. В длительном переходе на север руссов сопровождали подчиненные хазарам угорские племена под руководством Аскольда и Дира, которые затем осели в Киеве на условиях продолжения уплаты дани каганату²³.

Большинство положений Г. Эверса невозможно подтвердить историческими источниками. Ссылки на Ибн аль-Варди и «Мирхондову басню» неприемлемы, поскольку работа арабского автора относится к XIII столетию, а известия Мирхонда — к XV-ому. Более ранняя «Муджмаль ат-Таварих» (XII в.) в легенде о Русе и Хазаре делает акцент не на их кровном родстве, а локализации в Восточной Европе обозначенных этими именами-эпонимами народов. Кроме того, эпизод логически встроен в канву краткого этнографического очерка о восточных славянах. Большинство более ранних арабо-персидских авторов абсолютно точно разделяют хазар и руссов и не упоминают об их родстве (Ал-Масуди, Ибн Хаукаль, Ал-Истахри, Ибн Фадлан и др.).

Крайне спорной является предложенная Г. Эверсом локализация древних руссов в районе Тмутаракани. В последующих разделах эта проблема будет рассмотрена подробнее, когда речь пойдет о дискуссиях вокруг Приазовской Руси. Сейчас отметим только, что археологически бытование славянских поселений «на всей громаднейшей территории степи, от побережья Черного и Азовского морей вплоть до северной границы с лесостепью, до кон. X столетия» не прослеживается²⁴.

Не более, чем спекулятивным кажется вывод историка об утверждении угров в Киеве. Ни русские летописи, ни византийские, ни восточные источники не упоминают об этом факте. Константин Багрянородный свидетельствует о продвижении мадьяров на запад под давлением печенегов, что находит свои археологические подтверждения, однако ничего не знает об их союзе с руссами. Русский летописец, имея достоверную информацию о продвижении мадьяров мимо Киева (он даже ссылается на «гору Угорскую» в его окрестностях), относит его к 898 г., то есть уже к периоду правления князя Олега, что также опровергает гипотезу Г. Эверса²⁵. И, в конце концов, в обладателях имен Аскольда и Дира вряд ли можно видеть представителей какого-нибудь финно-угорского этноса, как это делает сам Г. Эверс²⁶.

Итак, историческая концепция Г. Эверса действительно оказывается зеркальным отражением концепции В.Н. Татищева. Как у последнего, характер славяно-хазарских отношений в системе исторических взглядов Г. Эверса определяет особенности формирования Древнерусского государства. Однако при схожем выводе исходная посылка все же иная: к призванию русской династии славян толкает не тяжесть хазарской дани как у В.Н. Татищева, а произвол со стороны варягов-норманнов и гарантии безопасности и экономического процветания, которые обеспечивали хазары своим подданным в пределах каганата и зависимых от него территорий. Впоследствии именно этот тезис Г. Эверса будет воспринят В.О. Ключевским в его курсе лекций по российской истории и ляжет в основу «прохазарской» традиции в оценке славяно-хазарских отношений.

К сер. XIX в. концепция В.Н. Татищева была полностью отвергнута. Работы Н.М. Карамзина и Г. Эверса заложили фундамент для принципиально нового подхода в изучении проблемы славянохазарских отношений. Признание возможности прогрессивного развития восточнославянских племен под хазарским владычеством стало основным положением в трудах российских и советских историков 1-ой пол. XX столетия.

С 30-х годов XIX столетия в отечественной исторической науке с особой остротой возобновились споры между норманистами и антинорманистами. Поскольку норманнские взгляды в основном разделяли сторонники официальной идеологии (М.П. Погодин, А. Куник), антинорманизм во многом, хотя далеко не всегда, воспринимался как форма протеста против существующего режима. Один из возможных путей опровергнуть утверждения сторонников норманнской теории заключался в том, чтобы доказать древность существования государства у восточных славян и их изначальную связь с руссами вне зависимости от взглядов на происхождение последних. Именно такое государство виделось историками на территории Таманского п-ова по берегам Азовского моря. Поскольку уже с VII столетия данный регион был связан с Хазарией, российские исследователи не могли не затронуть вновь проблему славянохазарских отношений.

Дискуссию о существовании государства руссов у берегов Азовского моря открыла работа В.И. Ламанского, изданная в 1859 г.²⁷. В ней автор впервые в отечественной историографии выдвинул положение о древности существования славянских поселений в Придонском крае. По мнению историка, продвижение славян в указанный регион произошло еще в период античности, а в первые века существования Киевского государства поселения руссов в бассейне р. Дон выполняли роль связующего звена между русскими поселениями на побережье Азовского моря и Древнерусским государством. Гипотеза В.И. Ламанского была воспринята с некоторыми коррективами И.И. Срезневским, который написал рецензию на работу вышеупомянутого исследователя²⁸. И.И. Срезневский предположил, что основным славянским компонентом, продвигавшимся в Приазовские степи, были северяне, по сообщению летописца, являвшиеся данниками хазар. В основных положениях с концепцией И.И. Срезневского солидаризировался другой видный отечественный исследователь — П.В. Голубовский²⁹. По мнению ученого, северяне, продвинувшиеся в кон. VII в. далеко на юго-восток и, без сомнения, находившиеся в вассальной зависимости от хазар, подчинили последних своему культурному влиянию (тезис, до сих пор не подтвержденный археологическим материалом). Под воздействием миграции кочевых племен, в IX в. славянское население вынуждено было сконцентрироваться в низовьях р. Дон и в северной лесной полосе. Разгром Хазарского каганата Киевской Русью, по мнению историка, привел к гибели славянских поселений на юго-востоке. Коллапс Хазарского государства, являвшегося оплотом восточных славян, обитавших в бассейне р. Дон, открыл дорогу кочевым племенам, занявшим впоследствии господствующее положение в степях Волго-Донья³⁰. В общей характеристике «хазарского ига» П.В. Голубовский следовал за Г. Эверсом, утверждая, что «владычество хазар не было тяжко для наших предков», более того, хазары гарантировали безопасность восточной торговли и защиту от набегов кочевников и вторжений арабов³¹.

Другой российский историк, Н.П. Барсов, в своих «Очерках русской исторической географии...» утверждал, что миграция славян на восток имела колонизационный характер и была возможна лишь при непосредственном покровительстве хазар. Колонизационный поток на юго-восток состоял из северян и вятичей³². С тем, что вятичи и северяне составляли основную часть славянского населения Придонского края, впоследствии согласился и А.А. Шахматов³³.

Наиболее стройную историческую концепцию, главной целью которой было доказать существование Приазовской Руси, создал Д.И. Иловайский. Свое воплощение она получила в работе «Разыскания о начале Руси», опубликованной историком в 1876 г.³⁴. Оригинальность исторических взглядов Д.И. Иловайского заключается в том, что в отличие от названных выше авторов он не пытался обнаружить в Придонских областях пришедшие с запада восточнославянские племена, а обосновывал славянское происхождение обитавших здесь болгар. Утверждая тождество черных болгар с приазовскими руссами, Д.И. Иловайский продлевал российскую историю и получал дополнительный важный аргумент против норманистов. Доказательства, приведенные Д.И. Иловайским в пользу своей гипотезы, были разделены на три группы. Первая составляла Доказательства исторические. Здесь Д.И. Иловайский стремился показать ошибочность выдвинутой в западной историографии тюрко-финской теории этногенеза болгар, базирующейся на поздних античных источниках, часто именовавших гуннами другие этносы, в том числе южных и восточных славян. Вторая группа являла собой Доказательства этнографические. В этом разделе исследователь утверждал относительность таких этнографических доказательств как сходство с кочевниками в одежде, внешнем физическом облике, бытовом поведении и религиозных ритуалах, которые могли быть заимствованы болгарами извне. Главный же аргумент Д.И. Иловайского заключался в неправдоподобно быстром ославянивании болгар, которое, по мнению исследователя, не могло завершиться за сто пятьдесят лет. И, наконец, в третьем блоке, Доказательствах филологических, Д.И. Иловайский пытался обосновать славянские корни болгарского языка.

Признавая вассальную зависимость черных болгар от Хазарского каганата, Д.И. Иловайский отвергал отношения зависимости между хазарами и упомянутыми в русских летописях племенами северян, вятичей, радимичей и полян. По его мнению, летописное предание просто «спутывало Днепровскую Русь с Русью Тмутараканской»³⁵. Дополнительное доказательство Д.И. Иловайский видит в строительстве хазарами крепости Саркел, которую могли возводить только для защиты от набегов «днепровских» руссов. Стремление восстановить разорванную кочевниками связь между Днепровской Русью и черными болгарами исследователь считает главной целью походов киевских князей на юго-восток. По мнению историка, между 911 и 945 гг. большинство черных болгар уже освободилось от хазарского ига, поход Святослава Игоревича должен был положить конец оставшимся «хазарским вассальным владениям» в регионе³⁶.

Таким образом, исследователь практически отверг существование периода «хазарской дани» в истории восточных славян. Из состава Хазарского каганата им совершенно искусственно были исключены вятичи, радимичи, северяне и поляне. Проблема славяно-хазарских отношений замыкалась на признании вассальной зависимости черных болгар, общий характер которой оставался неясным, да и сама концепция славянского происхождения болгар вызывала массу вопросов. По существу на руб. XIX—XX вв. она была уже отвергнута, хотя Д.И. Иловайский придерживался ее до своей смерти в 1920 г.

Уже во второй пол. 70-х годов XIX в. А. Куник на основе филологического анализа имен собственных из Болгарского Именника (интерполированной вставки «Еллинского летописца», источника XIV в.) доказал родство древнеболгарского, хазарского и чувашского языков, параллельно обратив внимание научной общественности на тот факт, что праболгары появились в Европе вместе с гуннскими племенами в период Великого переселения народов³⁷. К аналогичным выводам одновременно с А. Куником, но на основе болгарских числительных пришел В.В. Радлов³⁸. Занимавшийся той же проблемой Н.И. Ашмарин выдвинул положение о том, что чувашский этнос явился результатом смешения тюркских болгар с финно-уграми³⁹.

Проанализировав арабо-персидские источники и допустив возможность славянской миграции на Среднюю Волгу в район Волжской Булгарии, российский гебраист А.Я. Гаркави категорически отверг идею бытования славянских поселений в бассейне р. Дон, обратив внимание на то, что для обозначения славян арабские ученые использовали особый этноним — «славиа»⁴⁰.

Острой критике концепция Д.И. Иловайского подверглась со стороны известного российского византиниста В.Г. Васильевского. Проанализировав сообщения римских историков (Иордана, Аммиана Марцелина и др.), исследователь пришел к заключению, что они никогда не путали гуннов и славян, будучи прекрасно знакомы как с теми, так и с другими. Обращаясь к группе этнографических доказательств Д.И. Иловайского, В.Г. Васильевский отметил, что все этнографические описания гуннских племен в источниках свидетельствуют об их кочевом быте, в то время как у славян таковой не зафиксирован. Указав на ряд ошибок оппонента при анализе лингвистических данных, В.Г. Васильевский склонился к мысли об угро-финском либо тюркском происхождении языка гуннов⁴¹.

К основным выводам историка присоединился и Ф.О. Вестберг, который, используя широкий спектр восточных источников, показал: 1.) что на месте Приазовской Руси арабо-персидские авторы не обнаруживали славян и помещали там черных болгар; 2.) что самих болгар следует относить к общему конгломерату тюркских племен, входивших в состав Хазарского каганата; 3.) что восточные источники связывали с Русью поднепровские территории и северо-западный регион Восточной Европы⁴². Исследователь обратил также внимание на тот факт, что термин сакалиба, который сторонники Приазовской Руси расшифровывали как этноним юго-восточных славян, имел собирательное значение и включал в себя помимо славянского населения еще и алан⁴³.

Однако самый серьезный удар по концепции Д.И. Иловайского был нанесен в нач. XX столетия российскими археологами (В.А.

Бабенко, Д.И. Багалей, Д.Я. Самоквасов, А.А. Спицын). Открытие ряда памятников степной и лесостепной полосы обеспечило их новыми данными, с убедительностью свидетельствующими о том, что население Придонских областей не являлось славянским. На повестку дня выдвинулся вопрос об этнической принадлежности обитателей исследуемого региона. Подробнее он будет рассмотрен в следующем разделе данной работы. Сейчас подчеркнем только, что к началу 2-ого десятилетия XX в. проблема существования так называемой Приазовской или Тмутараканской Руси временно себя изжила. Перевес был на стороне оппонентов исторических взглядов Д.И. Иловайского.

При всей своей ошибочности, концепция Д.И. Иловайского оказала важное влияние на дальнейшее изучение проблемы этноконфессиональных отношений на территории Хазарии. Дискуссия, развернувшаяся вокруг работ историка, привела к выявлению особенностей этногенеза древних болгар, установила, что тюркские племена являлись одним из основных этнических компонентов в каганате. Для изучения проблемы славяно-хазарских отношений наиболее значимым стала неудачная попытка Д.И. Иловайского доказать ненадежность известий летописца о вассальной зависимости восточнославянских племен от хазар. Опровержение концепции Д.И. Иловайского убедило исследователей в том, что отрицать период «хазарской дани» в истории восточных славян невозможно.

Среди историков, не принявших активного участия в дискуссиях вокруг Приазовской Руси и, тем не менее, затронувших тему славянохазарских отношений следует особо упомянуть С. Гедеонова и В.О. Ключевского.

С. Гедеонов, будучи антинорманистом и подобно Д.И. Иловайскому отрицая норманнское происхождение руссов, оставался на традиционных позициях и не пытался усмотреть второй центр развития русской государственности в Приазовье⁴⁴. Не отвергал С. Гедеонов и вассальной зависимости восточных славян от Хазарского каганата. Историческая концепция автора строится на признании существования древнерусского государства в Южном Поднепровье уже в нач. IX в. Обращаясь к Вертинским анналам, составленным в том же столетии придворным капелланом Каролингов Пруденцием и называющих владыку руссов каганом, С. Гедеонов указывал на хазарское происхождение этого титула и делал вывод о вассальной зависимости Киевского государства от хазар. По его мнению, правитель руссов представлял собой всего лишь «самобытного вассала хазарских хаганов». В соответствии с гипотезой С. Гедеонова отношения зависимости между хазарами и восточными славянами не ограничивались только уплатой дани, но выражались в создании системы административного управления покоренными племенами⁴⁵.

В своей концепции С. Гедеонов переоценил размеры хазарского влияния на восточных славян. Это, безусловно, не значит, что у хазар отсутствовала система управления на местах. Последняя, без сомнения, существовала, но не являлась однородной. По всей видимости, хазарское правительство совмещало управление посредством наместников с предоставлением внутренней автономии отдельным территориям. Так, Феофан Исповедник и Никифор упоминают в своих сочинениях хазарского наместника Херсона с титулом тудун, а также некого Валгица, архонта Боспора, подчиненного хазарскому кагану⁴⁶. Некоторые исследователи считают, что в X в. наместники Боспора носили титул Бул-ш-ци (именно так называет хазарского воеводу Песаха анонимный автор Кембриджского документа)⁴⁷. В то же время ал-Истахри указывает на существование иудейского царя в Семендере, состоявшего в родственных связях с правящей династией Хазарии и подчиненного ей⁴⁸. Ибн Фадлан свидетельствует о вассальной зависимости царей Волжской Булгарии от хазар при сохранении внутренней автономии государства⁴⁹. О временном подчинении хазарам Алании при сохранении там правящей династии сообщает Кембриджский аноним⁵⁰. Таким образом, Хазария не имела унифицированной системы управления на местах, а хазарские наместники не носили титул кагана, имевший наивысшее достоинство и принадлежащий только членам правящего рода. Сообщение Вертинских анналов о том, что русские владыки именовались каганами, можно рассматривать только с точки зрения претензий древних руссов на тот же статус в отношениях с Византией и соседними странами, которым уже обладали хазары. О существовании хазарских наместников в Киеве не упоминают и русские летописи. Даже опубликованное в 1982 г. Н. Голбом «Киевское письмо» вряд ли может служить бесспорным подтверждением наличия хазарской администрации в Киеве в X в. Гипотеза С. Гедеонова осталась на уровне не подтвержденной источниками догадки и не получила дальнейшего развития в российской историографии.

Проблема славяно-хазарских отношений была затронута известным отечественным исследователем В.О. Ключевским в его лекционном «Курсе русской истории», первая часть которого вышла в свет в начале 1904 г. В.О. Ключевский не ограничился краткой исторической справкой о происхождении и быте хазар, как это сделал его учитель С.М. Соловьев, и дал собственную оценку периоду «хазарской дани» в истории восточных славян⁵¹. Вместе с П.В. Голубовским В.О. Ключевского можно считать основателями «прохазарской» традиции в оценке славяно-хазарских отношений. Оба исследователя акцентировали внимание на позитивных последствиях утраты славянами политической самостоятельности. Однако основной акцент В.О. Ключевский сделал не на заградительную функцию хазар, выполняемую ими по отношению к кочевникам, а на их роль в обеспечении успешной торговой деятельности славян в VIII—X вв. По мнению историка, на процветание восточной торговли указывают обнаруживаемые в Поднепровье клады с арабскими монетами IX-X столетий. Последнее обстоятельство свидетельствует о том, что важным торговым партнером восточных славян в это время были страны мусульманского Востока. Однако нормальное развитие торговых отношений было возможно только при условии посреднической деятельности хазар. «Хозары вместе с волжскими болгарами стали посредниками живого торгового обмена, завязавшегося между балтийским Севером и арабским Востоком приблизительно с половины VIII в...»⁵². Утверждая, что вассальная зависимость от хазар принесла славянам больше выгод, чем негативных последствий, В.О. Ключевский делал вывод о том, что «хозарское иго было для днепровских славян не особенно тяжело и страшно»⁵³.

Обоснованная археологическими данными концепция В.О. Ключевского надолго укрепилась в российской и советской историографии. Без каких-либо существенных изменений она вошла в курс лекций по русской истории, разработанный учеником В.О.

Ключевского С.Ф. Платоновым⁵⁴. Тезис о «важном культурном значении» Хазарского государства в жизни Восточной Европы стал обычным в трудах представителя украинской националистической историографии — М.С. Грушевского.

Обобщив подходы П.В. Голубовского и В.О. Ключевского, исследователь признал посредническую роль Хазарии в торговых отношениях между восточными славянами и странами мусульманского Востока, отметив также, что каганат являлся «оплотом Восточной Европы против азиатских орд»⁵⁵. Для М.С. Грушевского хазары превратились в «полезный, культурный фактор» развития славянских племен, поскольку «заботились о поддержании спокойствия и безопасности» на подконтрольных им территориях, гарантируя процветание торговли и земледельческого хозяйства славян⁵⁶.

Спустя тридцать лет историк вновь воскресил точку зрения Н.П. Барсова о благоприятствовании хазарами славянской миграции на юго-восток. Вслед за Н.П. Барсовым М.С. Грушевский пришел к выводу о ее колонизационном характере, подчеркивая, что поселения восточных славян в данном регионе существовали уже в IV в.⁵⁷. В итоге, историк попытался возобновить, казалось бы, уже затихающую дискуссию вокруг Приазовской Руси. Однако националистический характер исторических взглядов М.С. Грушевского в совокупности с первыми публикациями результатов археологических открытий в районе Волго-Донья не могли способствовать активизации научных споров по проблеме. С различными вариациями основные положения М.С. Грушевского были восприняты советскими исследователями В.А. Пархоменко, В.В. Мавродиным только в 20-х — 40-х гг. XX в.

Таким образом, отечественная историография 2-ой пол. XIX — нач. XX вв. прошла сложный путь от попыток отвергнуть период «хазарской дани» в древнерусской истории к признанию позитивного значения покорения восточнославянских племен хазарами. Развернувшиеся в этот период дискуссии вокруг проблемы существовании Приазовской Руси с особой остротой поставили вопрос об этническом составе обитателей междуречья p.p. Дон и Северский Донец. На повестку дня выдвинулась проблема культурного взаимовлияния восточных славян и населения Хазарского каганата.

Примечания

1. Валк С.Н. О рукописях второй редакции второй части «Истории Российской» В.Н. Татищева // Татищев В.Н. История Российская. В 7 томах. Т. II. М.—Л., 1963. С. 7.

2. Татищев В.Н. История Российская. В 7 томах. Т. I. М.—Л., 1962. С. 110.

3. ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись... С. 19; ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись... С. 14.

4. Татищев В.Н. Указ. Соч. С. 110.

5. Татищев В.Н. История Российская. В 7 томах. Т. II. М.—Л., 1963. С. 49.

6. Татищев В.Н. История Российская. В 7 томах. Т. I. С. 326.

7. Там же.

8. Там же. С. 327.

9. ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись... С. 11. См. также: ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись... С. 9.

10. Караулов Н.А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Адербайджане. I. Ал-Истахрий... С. 43.

11. Ибн Хордадбех. Указ. Соч. С. 123.

12. Там же. С. 218—219.

13. Идею о славянском происхождении хазар заимствовал у В.Н. Татищева И.Н. Болтин, допуская, однако, что хазары «весьма помешены были с Скифскими и Сарматскими племенами». См.: Болтин И.Н. Критические примечания генерал-майора Болтина на Первый том Истории князя Щербатова. СПб., 1793. С. 98.

14. Венелин Ю.И. Древние и нынешние Болгаре. М., 1828.

15. Щербатов М.М. История российская с древнейших времен. Т. I. От начала до кончины великого князя Ярослава Владимировича. СПб., 1794. С. 103.

16. Карамзин Н.М. История государства Российского. В шести книгах. М., 1993. Том I—II. С. 53.

17. Полевой Н.А. История русского народа. Т. I. М., 1830. С. 48.

18. Карамзин Н.М. Указ. Соч. С. 54.

19. Эверс Густав. Предварительные критические исследования для Российской истории. М., 1826.

20. Там же. С. 185, 186—187.

21. Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси... С. 297.

22. Эверс Густав. Указ. Соч. С. 218—219, 277.

23. Там же. С. 218.

24. Ляпушкин И.И. Славяно-русские поселения IX-XII ст. на Дону и Тамани по археологическим памятникам // МИА. М.—Л., 1941, № 6. С. 232.

25. Константин Багрянородный. Указ. Соч. С. 160; ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись... С. 25; ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись... С. 18.

26. См. подробнее по этому вопросу: Кузьмин А.Г. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI—X. Кн. 2. М., 1986. С. 643—649.

27. Ламанский В.И. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. СПб., 1859.

28. Срезневский И.И. Разбор сочинения В.И. Ламанского «О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании». СПб., 1860.

29. Голубовский П. История Северской земли до пол. XIV ст. Киев, 1881.

30. Его же. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. Киев, 1884. С. 1.

31. Голубовский П.В. Болгары и хазары... С. 68.

32. Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. География начальной летописи. Варшава, 1873.

33. Шахматов А.А. Южные поселения вятичей // Известия Академии наук. СПб., 1907. Сер. 6. № 16; Его же. Древнейшие судьбы русского племени. Петроград, 1919.

34. Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1876.

35. Иловайский Д.И. Начало Руси... С. 243.

36. Там же. С. 251; Иловайский Д.И. История России. Становление Руси... С. 48—49.

37. Куник А. О родстве Хагано-Болгар с Чувашами по славяно-болгарскому Именнику // Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. 1. (Статьи и разыскания А. Куника и барона В Розена). Приложение к XXXII-му тому записок И. академии наук. № 2. СПб., 1878. С. 125, 145.

38. Анализ В. Радловым болгарских числительных имен см.: Куник А. О родстве Хагано — Болгар с Чувашами по славяно-болгарскому Именнику // Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. I. (Статьи и разыскания А. Куника и барона В Розена). Приложение к ХХХП-му тому записок И. академии наук. № 2. СПб., 1878. С. 138—142.

39. Ашмарин Н.И. Болгары и чуваши // Известия Общества Археологии, Истории и Этнографии. Т. XVIII. Вып. 1—3. Казань, 1902. С. 1—132.

40. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских... С. 41—43, 105.

41. Васильевский В. О мнимом славянстве Гуннов, Болгар и Роксолан // ЖМНП. 1882. Ч. CCXXII. № 2 (Июль). С. 140—190.

42. Вестберг Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе // ЖМНП. 1908. Новая Серия. Ч. XIII (Февраль). С. 386—387; Ч. XIV (Март). С. 28—33.

43. Вестберг Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе // ЖМНП. 1908. Новая Серия. Ч. XIII (Февраль). С. 368.

44. Гедеонов С. Отрывки из исследований о варяжском вопросе С. Гедеонова. I—XII. Приложение к I-му тому записок Имп. Академии наук. Спб., 1862. № 3.

45. Там же. С. 102—108.

46. Феофан Исповедник. Хронография... С. 62—63, 64; Патриарх Никифор. Бревиарий... С. 163—164.

47. Pritsak Omeljan. The Khazar Kingdom's Conversion to Judaism // Pritsak Omeljan. Studies in Medieval History. London, 1981. p.p. 264—265; см. также: Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка // Мир Гумилева. Вып. 6. Открытие Хазарии. М., 1996. С. 615.

48. Караулов Н.А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане. I. Ал-Истахрий... С. 47.

49. Ковалевский А.П. Указ. Соч. С. 140—141.

50. Коковцов П.К. Указ. Соч. С. 615.

51. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. I. История России с древнейших времен. Т. 1—2. М., 1988. С. 116.

52. Ключевский В.О. Указ. Соч. С. 114.

53. Там же. С. 115.

54. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. Петрозаводск, 1996. С. 65.

55. Грушевский М.С. Киевская Русь... С. 277.

56. Его же. Иллюстрированная история Украины... С. 25; Его же. История украинского народа... С. 32.

57. Грушевский М.С. Иллюстрированная история Украины... С. 22—25.