§ 6.3. Природные условия, военно-политические и иные факторы речного судоходства в Восточной Европе в VIII—X вв.

Характерно, что в I тыс. н. э. условия судоходства в Восточной Европе были сложными из-за относительно низкого уровня воды и наличия многочисленных порогов, отмелей и других преград. Большую роль, чем в более поздний период в эту эпоху играли и сезонные колебания уровня рек [Дубов 1989, с. 18]. Подобные условия существовали на всей территории Восточной Европы [Ильина, Горохов 1983, с. 31]. Соответственно, они наблюдались и на Дону, а особенно на Северском Донце, где, в принципе, условия для судоходства всегда были гораздо хуже, чем на Волге. Здесь до сооружения дамб и плотин, сильно изменивших русло реки в середине XX вв., существовала масса отмелей и порогов, практически непроходимых в маловодные периоды, главным образом в середине и конце лета. Справедливость этого тезиса подтверждают выводы специалистов, изучавших климат Восточной Европы в I-м тыс. н. э.

Так, например, А.В. Шнитников в ритме увлажненности материков Северного полушария выделяет т. н. эпоху III-б. I-го тыс. н. э., характеризующуюся пониженной увлажненностью и, соответственно, засушливую и теплую. Наибольшее потепление отмечено для VI в. н. э. [Климанов 1989, с. 31], а продолжается оно до VIII—XI вв. [Кислов, Полтараус 1989, с. 45]. К этому времени относится длительный период низкого стояния Каспия [Варущенко 1984, с. 61—69; Шнитников 1957, с. 268—271], что, но Л.Н. Гумилеву, должно свидетельствовать о пониженной увлажненности лесной зоны Евразии и о хорошей увлажненности атмосферными осадками степей [Гумилев 1980, с. 32—39]. М. Шварцбах также отмечает, что в 500—700 гг. н. э. в Европе и части Азии было сухо, а в 1100—1250 гг. было обилие осадков [Шварцбах 1955, с. 205]. Ю.Л. Раунер в рамках суббореальной климатической эпохи выделяет 2-ю ксеротермическую фазу, которая датируется 100—650 гг. н. э. и длится 550 лет. В конце VI — первой половине VII вв. на сто лет приходилось 30—35 засушливых, т. е. засухи в это время случались каждые три года [Раунер 1986, с. 7—14]. С.И. Костин период с V по VIII вв. называет вторым ксеротермическим периодом за последние 4500 лет [Костин 1965, с. 110].

Для того, чтобы представить реальные условия судоходства именно по Дону и Северскому Донцу необходимо, на основе специальной литературы, рассмотреть основные физико-географические характеристики этих водоемов. Обе реки входят в бассейн Азовского моря и расположены в пределах Восточноевропейской равнины. На севере и на востоке они граничат с бассейном Волги, на западе — с бассейном Днепра. Рельеф бассейнов Дона и Донца имеет равнинный характер, в то же время он значительно расчленен в результате интенсивной эрозионной деятельности поверхностных вод. Условия увлажнения в настоящее время на севере — неустойчивые, южнее — недостаточные. Все реки района — типичные равнинные. Их долины широкие, поймы большие, заболоченные со старицами. Характерно наличие трех террас в долинах [Давыдов 1955, с. 120—121]. Географы единодушно отмечают, что реки района и в позднем средневековье и новое время активно использовались как пути сообщения [Давыдов 1955, с. 123].

Питание Дона, Донца и их притоков (Оскола, Тихой Сосны, Хопра) — преимущественно снеговое (60%). По характеру водного режима эти реки принадлежат к восточноевропейскому типу. В регионе резко выражено весеннее половодье. Оно начинается в конце марта — начале апреля, на крупных реках затягивается до конца мая, а в низовьях Дона — до начала июня. Наиболее бурно оно протекает на Северском Донце, вследствие одновременного таяния снега почти на всей площади его бассейна. Летняя межень относительно устойчива и нарушается незначительными летними паводками (ливни). Основная часть стока приходится на половодье (60—85%), летом и осенью одинаково, около 10%, зимой до 15% [Давыдов 1955, с. 124].

Осенний ледоход начинается, в среднем, на севере с 20-х чисел ноября, на юге — в начале декабря. Продолжительность осеннего ледохода на средних и крупных реках — 10—15 дней. Ледостав наступает в первой декаде декабря. Весенний ледоход начинается на юге в середине марта, на севере в первой декаде апреля. Его продолжительность — 5—10 дней [Давыдов 1955, с. 125].

Общая длина Дона 1967 км. Истоки Дона заложены на Среднерусской возвышенности, близ г. Епифана, на высоте около 190 м. Началом Дона следует считать реку Урванку, вытекающую из ключей и сбрасывающую воду на юг, в долину Дона [Давыдов 1955, с. 127]. Дон в настоящее время судоходен и используется как водная магистраль на протяжении 1590 км от устья и до с. Хлевного (выше г. Воронежа). На Северском Донце судоходство осуществляется на шлюзованном участке до ст. Гундоровской (222 км). На Воронеже на протяжении 27 км. Дон до последнего времени обладал рядом существенных недостатков, заключавшихся в малых глубинах, обилии перекатов (особенно в верховьях), извилистости фарватера, изменчивости русла. Аналогичными недостатками обладал и Северский Донец [Давыдов 1955, с. 129].

Донец имеет истоки на Курском плато. Рядом берут начало такие притоки Днепра как Сейм и Псел [Материалы для... 1910, с. 64]. Общая длина Донца — 1016 км. Верхнее течение реки считается от истоков до г. Изюма. Здесь средняя ширина его 10—20 м. Пойма покрыта озерами, старицами. В среднем течении, от г. Изюма до ст. Гундоровской ширина увеличивается до 80—100 м, река протекает по широкой пойме, покрытой лесом и изобилующей озерами и староречьями. Ниже г. Каменска до ст. Усть-Быстрянской Донец пересекает Донецкий кряж, протекая по узкой долине, образуя высокие скалистые берега. После — долина значительно расширяется. Впадает в Дон в 185 км от устья [Давыдов 1955, с. 137]. Русло Донца сильно извивается, описывает большие изгибы, отклоняясь то к западу, то к востоку [Материалы для... 1910, с. 64]. Местами основное русло разделяется на два и более рукавов, образуя острова, затоки, озера и сливаясь потом снова в одну реку [Материалы для... 1910, с. 67, 69]. Незадолго до впадения Донца в Дон от него отделяется старое русло, т.н. Сухой Донец, который еще в начале XX в. летом представлял собой череду пересыхающих озер, но весной был полон воды и впадал в Дон на 36 вёрст ниже по течению от основного русла Донца [Материалы для... 1910, с. 71—72]. Вполне возможно, что в древности именно Сухой Донец был основным руслом Северского Донца, которое, соответственно, впадало в Дон гораздо ниже его нынешнего местонахождения.

Таким образом, несмотря на некоторые разночтения между специалистами, можно говорить о том, что относительно засушливый период продолжался в Восточной Европе с середины и вплоть до конца I-го тыс. н. э. В лесной зоне выпадало мало дождей, следовательно, в летнее время реки плохо снабжались водой, мелели, изобиловали порогами и отмелями, затрудняющими судоходство. Только в период весеннего половодья, продолжающегося местами до начала—середины июня, условия для судоходства в реках Восточной Европы были достаточно благоприятными. Именно в это время, судя по данным Константина Багрянородного, и начиналась наиболее активная речная навигация: «...в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются к Витичеву, которая является крепостью-пактиотом россов, и, собравшись там, в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр» [Константин Багрянородный 1991, с. 47].

Впрочем, пороги и отмели не пугали русов, наиболее активно осваивавших речные пути Восточной Европы в конце I-го тыс. н. э. О преодолении Днепровских порогов сообщает тот же Константин Багрянородный: «...росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно волокут их], чтобы не наткнуться на какой-либо камень» [Константин Багрянородный 1991, с. 47]. Это было опасное, сопряженное с целым рядом трудностей, но вполне регулярное, ежегодное предприятие. Главным фактором, обеспечивавшим успех и безопасность, были мирные отношения с местным населением, контролировавшим эти пороги. На Днепре опасность исходила от печенегов, в результате их нападений купцы могли потерять весь свой товар, погибнуть или попасть в рабство [Мишин 2002, с. 175].

По данным Константина Багрянородного во время преодоления порога Аифор (Неасит): «...выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов» [Константин Багрянородный 1991, с. 47—49]. Император знает, «что и у царственного сего града ромеев¹, если росы не находятся в мире с пачинакитами, они появиться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов и легко — не могут же росы двум трудам противостоять — побеждают и устраивают резню» [Константин Багрянородный 1991, с. 39]. О том, насколько эта опасность была велика, свидетельствует описанная в древнерусской летописи смерть Святослава, возвращавшегося из неудачного дунайского похода через днепровские пороги: «В год 6480 (972). Пришел Святослав на пороги, и напал на него Куря, князь печенежский. И убили они Святослава...» [ЛР 1990, с. 43].

Пока русы не были в состоянии контролировать низовья рек юга Восточной Европы, они должны были считаться с интересами местного, как правило, кочевого населения, рассматривая его как важный фактор своей деятельности. На нижней Волге таким фактором являлись хазары, собиравшие со всех купцов, проходивших через Итиль 10% пошлину. Они же преобладали на Волго-Донской переволоке, на Дону и в Самкерце-Таматархе. Вероятно, что, по крайней мере, до появления печенегов в Днепро-Донском междуречье (после 889 г.), хазарские заставы контролировали и дельту Дона. Саркел (левобережное Цимлянское городище) на Дону был построен около 840 г. [Новосельцев 1990, с. 206], вероятно, для контроля над переволокой, а также над передвижениями по Дону вверх и вниз по его течению. Ни о каких несанкционированных хазарами переходах через переволоку вплоть до похода Святослава в 965 г. говорить не приходится. Собственно и это успешное военное предприятие не могло обеспечить беспрепятственного прохождения русами дельты Волги. Для того, чтобы открыть себе свободный выход на Каспий, русы совершили поход 969 г. [Коновалова 2003, с. 179], подвергнув нападениям не только столицу хазар — Итиль и другие поволжские народы — буртасов и болгар, но, заодно, разгромив и прикаспийский хазарский город Семендер.

Иначе развивались события на севере Восточной Европы, в лесной зоне. Здесь скандинавы появляются достаточно рано, не позднее середины — второй половины VIII в. По всей видимости, в определенные периоды им удается добиваться военного превосходства на берегах судоходных рек, важных участках балтийско-волжского пути. Присутствие скандинавского элемента в культурном слое ряда поселений, погребальном обряде и материале могильников зафиксировано археологами на целом ряде памятников в Ладожской области [Кирпичников 1979; Дубов 1989, с. 68—69], в Тимерево, на Сарском городище, на Владимирских могильниках [Дубов 1982, с. 46—57], в Гнездово [Петрухин, Пушкина 1979] и т. д. Конечно, никакой речи о скандинавской колонизации верхневолжского региона и Ладожской области идти не может. Скандинавы-русы не занимались здесь сельским хозяйством, не претендовали, по всей видимости, на земельные угодья, а контролировали речные пути, организовывали города-фактории, подчиняли и облагали данью местное население, торговали мехами, практиковали работорговлю.

Обо всем этом, как и о непроизводительном характере Их деятельности ярко свидетельствуют сообщения арабо-персидских авторов, в частности, Ибн Русте: «...Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян... И нет у них недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие — торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям. Получают они назначенную цену деньгами и завязывают их в свои пояса... С рабами они обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что торгуют (ими). У них много городов и живут они привольно...» [Новосельцев 2000 (1965), с. 303].

Если, следовать хронологии древнерусской летописи, то, основываясь на легенде о призвании варягов племенами северной части Восточной Европы, можно говорить о том, что такое положение дел сложилось уже в середине IX в. «В год 6367 (859 г.). Варяги из заморья взимали дань с чуди и со славян, и с мери и с всех кривичей..., — и далее, — «В год 6370 (862 г.). Изгнали варяг за море и не дали им дани...» [ПВЛ 1950, с. 214].

Одним из ключевых районов севера Восточной Европы, дававшим прямой выход на волжский путь, была Ладога и Ладожская область. Купцы, стремившиеся с Балтики в Булгар или Итиль, должны были миновать Ладогу, чтобы выйти на Волхов. Волхов был важным элементом как Волжского, так и Днепровского пути. Для этой реки также характерно наличие порогов, хотя судоходство здесь считается относительно спокойным [Дубов 1989, с, 19]. В IX в. на этом верхнем участке Балтийско-Волжского пути, на Волхове, возникает еще два укрепленных поселения — Новые Дубовичи у Волховских порогов и Холопий городок у слияния Волхова и Волховца. По всей видимости, расположение этих поселений было связано с наиболее сложными для прохода судов участками Волхова. Они занимали важное стратегическое положение на этом пути, контролировали его, были местами стоянок, ремонта, торговли. Характерно, что в этих местах в результате археологических исследований обнаружено много импортных предметов, в том числе и скандинавского происхождения, 12 монетных кладов (вместе с Новгородом) [Дубров 1989, с. 83—85].

В Ярославском Поволжье известны крупные торгово-ремесленные поселения, клады куфического серебра IX—X вв. И в культурном слое поселений, и на сопровождающих их некрополях обнаружены многочисленные привозные изделия, погребения скандинавов [Дубов 1989, с. 103]. Скандинавские материалы представлены во всех категориях находок Тимеревского комплекса (погребения по скандинавскому обряду, отдельные вещи северного происхождения, типы построек и находки на поселении) [Дубов 1989, с. 114]. В Тимеревском могильнике насчитывается до 30 скандинавских комплексов, причем, по мнению И.В. Дубова, этот процент не отражает реального числа пребывавших здесь скандинавов, для многих из которых проживание в Тимерево было временным. Процентное соотношение элементов обряда на этом могильнике, при всей условности подобной статистики, дает около 75% финского этноса, 12% славянского и 13% скандинавского. Скандинавские материалы представлены и в двух других Ярославских могильниках — Михайловском и Петровском [Дубов 1989, с. 119—120].

Здесь, на севере Восточной Европы, в бассейнах рек Волжского, Днепровского, Окского путей, русы добывали основные товары, пользовавшиеся популярностью у восточных купцов: меха и рабов, мед и воск [Калинина 2000, с. 116—119; Мишин 2002, с. 177; Новосельцев 2000 (1965), с. 303—307], Выходцы из Скандинавских стран вплоть до конца X — начала XI в. проявляют интерес к Ладоге, пытаются контролировать Ладожскую область, совершают нападения на этот регион [Джаксон 1993, с. 14]. Например, временем между 1000 и 1010 г. датируется событие, описанное скальдом ярла Эйрика Эйольвом Дадскальдом в его «Бандадрапе»: «Богатый отправился опустошать землю Вальдамара огнем битвы. Из-за этого тотчас усилился бой. Ты, устрашающий людей, разрушил Альдейгью...» [Древнерусские города... 1987, с. 16]. В период правления Ярослава скандинавы не только совершают набеги на Ладогу, но и управляют этой важной областью, продолжая тем самым контролировать верхнюю часть Балтийско-Волжского торгового пути.

На Северском Донце, в отличие от севера Восточной Европы, Ярославского Поволжья или Гнездова, присутствие скандинавов не зафиксировано ни письменными, ни археологическими источниками. На памятниках салтово-маяцкой культуры, расположенных на Северском Донце и его притоках, не встречаются находки скандинавских вещей. Все известные науке поселения этого времени принадлежали алано-болгарам и, если и проявляют признаки полиэтничности, особенно в погребальном обряде, то никак не связанные со скандинавским присутствием в этом регионе.

Разнообразие обряда зафиксировано главным образом на протоболгарских могильниках и объясняется какими-то тюркскими, угорскими или иранскими включениями [Аксенов, Тортика 2001, с. 191—218]. В ареале распространения СМК преобладают евразийские степные культурные влияния и заимствования.

Нельзя исключить, впрочем, и некоторых спорадических контактов скандинавов-русов с населением салтово-маяцкой культуры. Интересно, в этой связи, наблюдение Г.С. Лебедева за вещевым импортом восточноевропейского происхождения, обнаруженным в Бирке. Состав этого импорта позволяет уточнить маршруты шведских викингов. В частности, там была обнаружена серия вещей «хазарского происхождения», которая, вероятно, связана с ареалом салтово-маяцкой культуры (поясные бляшки, солярные подвески, оружие, сбруя). Таким образом, «документировался путь варяжских дружин через земли Хазарского каганата, по Дону — на Волгу, а равным образом, их движение по волжскому пути» [Лебедев 1985, с. 254].

Примечания

1. Т.е. у Константинополя.