§ 1.1. Протоболгарский компонент в раннесредневековой истории Восточной Европы (дохазарский период)

В специальной исторической и археологической литературе неоднократно поднималась проблема поливариантности погребального обряда носителей салтово-маяцкой археологической культуры VIII—X вв. К настоящему времени общепризнанным является мнение о том, что катакомбные погребения этой культуры принадлежат аланской части населения Подонья и Придонечья, входившего в этот период (в качестве достаточно обособленного региона) в состав Хазарского каганата [Новосельцев 1990, с. 202; Плетнева 1999, с. 207]. Вполне единодушны исследователи и в определении этнической принадлежности могильников с ямными погребениями. Практически всегда их связывают с протоболгарскими (тюрко-угорскими или угро-тюркскими) племенами, которые, если и не сосуществовали с аланами буквально, в форме хозяйственного симбиоза, то, по крайней мере, были их постоянными и близкими соседями. В то же время уже давно замечено, что ямный погребальный обряд самих протоболгар распадается на целый ряд вариантов, имеющих как элементы сходства, так и достаточно существенные отличия [Аксенов 2004, с. 5—24; Михеев 1985, с. 158—173; Михеев 1990, с. 45—52; Михеев 1994, с. 194—195; Михеев 2004, с. 75—78; Плетнева, Николаенко 1976, с. 279—298; Плетнева 1999, с. 70—72; Флерова 2002, с. 169—188; Швецов 1989, с. 53—55; Швецов 1991, с. 109—123 и т. д.]. Не будет преувеличением сказать, что практически каждый из числа ныне известных науке протоболгарских могильников имеет свои особенные черты погребального обряда. По сути, складывается впечатление, что вариантов протоболгарского погребального обряда почти столько же, сколько и могильщиков, оставленных протоболгарами. Очевидно, что это явление Не случайно, что оно имеет свои причины, и указывает на наличие определенных закономерностей в развитии процесса этногенеза протоболгарских племен Восточной Европу до второй половине I тыс. н. э.

Приступая к анализу ситуации, сложившейся в ходе этногенеза протоболгар, хотелось бы отметить, что их история имеет ряд особенностей, отличающих ее от истории других раннесредневековых этносов Восточной Европы. Это даже не столько история, сколько процесс этнокультурного развития [Генинг 1989, с. 5], происходивший в условиях очень медленного, местами так и не завершившегося разложения родоплеменного строя. Одной из составляющих этого процесса было частое отсутствие политической самостоятельности протоболгарского этноса при эпизодической вовлеченности его представителей в военно-политические акции других государств или кочевых народов. Здесь важным фактором этногенеза становится культурное воздействие различных кочевых и оседлых соседей, происходившее на фоне общей культурной нивелировки, характерной для степных народов Восточной Европы послегуннского периода. Можно говорить о существовании постоянной тенденции к усилению этнической консолидации в протоболгарской племенной среде и созданию в конечном итоге раннесредневековой народности, которая так и не была в целом завершена в силу постоянных военно-политических катаклизмов и внешних влияний [Тортика 1996, с. 37—48].

Как правило, первый, начальный период истории протоболгар связывают с гуннами¹ [Ангелов 1981, с. 3—15; Артамонов 1962, с. 79—80, 98—99; Генинг, Халиков 1964, с. 107—108; Гильфердинг 1868, с. 20; Димитров 1987, с. 30—37]. Он характеризуется кочевым хозяйством и образом жизни, достаточно низким уровнем социально-политического развития, находившемся на стадии родоплеменных Отношений, и т.н. «интернациональной», «общекочевой», «евразийской» материальной культурой, без явно выраженных этнических признаков [Артамонов 1962, с. 40—47; Бернштам 1951, с. 141, 199—201; Генинг, Халиков 1964, с. 102—103; Засецкая 1986, с. 79—91; Засецкая 1994; Приходнюк 2001, с. 11—14]. В конце V начале VI вв. болгарские племена начинают выделиться из гуннского объединения и получают собственное имя² [Бернштам 1951, с. 170]. В это время болгарами называет кочевые племена смешанного происхождения [Артамонов 1958, с. 47; Сектпетери 1989, с. 117], состоящие из тюркского, угорского и иранского (позднесарматского) компонентов [Ефимова, Кондукторова 1994, с. 569—570] (само слово «булгар» в переводе с древнетюркского «bulya-» обозначает смесь, смешанный³) [Симеонов 1976, с. 5—15; Ромашев 1994, с. 207—208; Тортіка 1995, с. 105—106]. Следовательно, нет достаточных оснований для выделения протоболгар из числа других кочевых народов Западной Сибири и Северного Казахстана еще в I тыс. до н. э., как это делал, например, А.Х Халиков [Халиков 1989, с. 55—65]. Вероятно, точкой отсчета их этногенеза и истории можно считать именно сложные этнические процессы смешения и ассимиляции [Засецкая 1977, с. 92—100; Christian 2000, p. 227], вызванные гуннским нашествием конца IV в. [Гадло 1979, с. 11; Thompson 1999, p. 7—11, 18—26] и продолжавшиеся в последующие столетия.

В течение V в. в рамках державы Аттилы (до 454 г.) и господства акациров (до 463 г.) усиливается этническая дифференциация в гуннской среде. После 463 г. господствующее положение в степях Восточной Европы переходит к сарагурам и оногурам, которые представляли собой новую волну азиатских кочевников, но в этническом отношении не отличались существенно от гуннов [Артамонов 1962, с. 78]. В конце V в. н. э. в письменных источниках Восточной Римской империи протоболгары упоминаются уже под собственным именем [Генинг 1989, с. 7]. Их считают одним из гуннских племен и часто этнонимы гунны и болгары являются синонимами⁴, а иногда приобретают форму гунноболгары [Агафий 1953, с. 147—148; Артамонов 1962, с. 80; Кулаковский 2004, с. 286; Прокопий из Кесарии 1950, с. 384—388]. Этот факт позволяет говорить о начале второго периода их истории. Но до VII в. процесс этнической консолидации протоболгар, по всей видимости, не шел дальше уровня создания локальных племенных группировок [Гадло 1979, с. 106—107; Димитров 1989, с. 33]. В VI в. они только еще осваивают степные пространства Восточной Европы и постепенно начинают играть все большую роль в жизни Северного Кавказа, Приазовья, Причерноморья и Византии. К этому времени известен ряд названий протоболгарских племен, среди которых выделяются оногуры, утигуры и кутригуры [Артамонов 1962, с. 84—87; Бернштам 1951, с. 170—176; Джафаров 1980, с. 153—162; Димитров 1987, с. 30—37; Новосельцев 1990, с. 73]. Кутригуры занимают степи от Дона и, возможно, до Днестра и постоянно тревожат Византию войнами и набегами [Артамонов 1962, с. 95—96; Christian 2000, р. 279]. Утигуры кочуют восточнее Дона, в Приазовье и Покубанье, они находятся в союзе с императором Юстинианом и по его просьбе часто воюют с кутригурами [Византийские историки 1860, с. 320—321].

Эти войны в конечном итоге ослабили и кутригуров, и утигуров [Артамонов 1962, с. 98] и привели к тому, что с 60-х гг. VI в. кутригуры вступают в союз с аварами [Артамонов 1962, с. 110; Генинг, Халиков 1964, с. 109], теряют самостоятельность и оказываются вовлеченными в военные действия Аварского каганата в Центральной Европе и на Балканах [Christian 2000, p. 281—282]. Утигуры после 568 г., но не позднее 576 г., подчиняются Западному тюркскому каганату [Гадло 1979, с. 95] и используются его правителями для нападения на Боспор, а также для войн на Кавказе и в Закавказье против Ирана [Димитров 1987, с. 38; Новосельцев 1990, с. 73—74; Ромашев 1994, с. 228—232; Saunders 2001, p. 25].

По всей видимости, более чем полувековое пребывание протоболгар в составе двух раннесредневековых кочевых государств подтолкнуло их вождей к созданию собственного государства и обретению независимости. Как только для этого появились условия, кутригуры начали борьбу за ханский престол в Аварском каганате. В соответствии с данными «Хроники Фредегарта»⁵, в девятый год правления Дагоберта [Свод древнейших... 1995, с. 364] около 631/2 г. они потерпели поражение, но отложились от авар и обрели свободу [Артамонов 1962, с. 112; Кулаковский 2004, с. 80—81; Сектпетери 1989, с. 118]. В том же году начались междоусобные войны в Западном тюркском каганате [Christian 2000, p. 259—261], которые привели к его распаду и обретению независимости приазовскими утигурами [Артамонов 1962, с. 160; Кулаковский 1899, с. 48—49]. Ситуацией воспользовался вождь гунно-гундуров Кубрат, который сумел объединить разрозненные протоболгарские племена и создать собственную конфедерацию, получившую название Великой Болгарии [Ромашев 1994, 232—237; Чинуров 1980, с. 61]. Это была первая попытка создания самостоятельной государственности протоболгарами⁶ [Димитров 1987, с. 101—108]. Этот факт свидетельствует о начале нового периода протоболгарской истории, связанного с усилением этнической консолидации, появлением этнического самопознания, выделением в составе народа аристократической верхушки, способной создать центральную государственную власть [Гадло 1979, с. 107]. Но, как это характерно для многих подобных кочевых объединений [Вернадский 1997, с. 18; Плетнева 1982, с. 40—41], единство Великой Болгарии сохранялось только благодаря авторитету и инициативе хана, после смерти которого (во времена императора Константа II 641—668 гг.) конфедерация распадается [Генинг, Халиков 1964, с. 109—110; Гильфердинг 1868, с. 21; Кеппен 1836, с. 1; Новосельцев 1990, с. 90; Приходнюк 2001, с. 20].

Краткий период существования самостоятельного протоболгарского союза не позволил входящим в него племенам слиться в единую народность и создать общую, отличающуюся от другие кочевых и оседлых народов материальную культуру. Материальная культура протоболгар времени Кубрата и последующих пяти десятилетий в целом не выходит за рамки общекочевых стандартов [Амброз 1982, с. 204—222; Амброз 1985, с. 293—303]. Она по-прежнему представлена одиночными захоронениями, разбросанными по югу степной зоны Восточной Европы, с неустойчивым обрядом, кочевническим инвентарем, легким всадническим оружием, украшениями и элементами поясных наборов, иногда захоронением части или целого коня [Артамонов 1962, с! 100—101].

Следующий период истории связан с окончательным разделением первоначального этнического массива протоболгар [Плетнева 1977, с. 285] и обретением каждой из его частей своей исторической судьбы [Генинг 1989, с. 12]. Известно, что на Дунае протоболгары быстро славянизируются, на Волге также подвергаются сильному⁷ смешению с местным населением, хотя в гораздо большей степени сохраняют собственную культуру и язык. Их стремление к обретению собственной государственности проявляется в названиях Болгария или Булгария.

Интересное явление наблюдается на территории Хазарского каганата, где развивается единая для значительной части его населения салтовская культура. Здесь происходит, казалось бы, формирование раннефеодальной народности, но поливариантность погребального обряда протоболгарских могильников опровергает такое предположение. Все это позволяет говорить о сохранении племенных отличий и разнородном этническом составе в протоболгарской среде вплоть до последних лег существования салтовской культуры.

В качестве важного фактора, во многом определившего своеобразие процесса этногенеза протоболгарских племен Восточной Европы, необходимо назвать их кочевой образ жизни⁸ [Иордан 1960, с. 72; Прокопий из Кесарии 1950, с. 437—438; Византийские историки 1860, с. 321; Пигулевская 1941, с. 165], и связанную с ним типично кочевническую систему этносоциальной (родоплеменной) организации.

О кочевом образе жизни протоболгарского населения Восточной Европы VI—VIII вв. позволяют судить археологические источники. Это материалы, как правило, одиночных кочевнических погребений, датируемые VI—VII вв. Они разбросаны в степях от Северного Кавказа до Северного Причерноморья [Димитров 1989, с. 33]. По всей видимости, протоболгарами были оставлены такие археологические памятники: могильник у ст. Ново-Лабинской и Пашковский на Кубани, Борисовский могильник у г. Геленджика, возможно Абрау-Дюрсо у Новороссийска [Димитров 1987, с. 91], погребения Рисовое, Богачевка [Айбабин 1990, с. 4—86], Марфовка и у поселка Чикаренко в Крыму [Айбабин 1993, с. 121—134; Айбабин 1993а, с. 206—211], Карасюковка на Нижнем Дону [Безуглов 1985, с. 248—252], Сивашевка в Причерноморье [Орлов 1985, с. 104—105].

Только с конца VII — начала VIII вв. вытесненные из степей хазарами протоболгары начинают постепенно переходить к оседлому образу жизни, да и то не везде. Судя по материалам могильников болгарского варианта салтовской культуры VIII—X вв. (на среднем Дону, Северском Донце, Осколе, в Приазовье и степном Днепровском левобережье)⁹, протоболгары в большинстве своем сохраняют кочевой или полукочевой образ жизни.

О социальных отношениях и системе социальной организации протоболгарских объединений нет прямых данных. Тем не менее, принятое утверждение о кочевом скотоводческом типе хозяйства и связанном с ним образе жизни протоболгар является общепризнанным [Димитров 1987, с. 49]. Базируется подобное утверждение на знании уровня социального развития авар и тюркютов, в состав каганатов которых входили и протоболгары, на отдельных упоминаниях о кочевой аристократии, вождях и ханах, среди кочевников послегуннского времени [Артамонов 1962, с. 99] и, наконец, на наличии погребальных комплексов соответствующего времени, выделяющихся своим богатством.

Одно из свидетельств об общественном устройстве кочевников гуннского времени находится в Готской истории Приска Панийского [Christian 2000, p. 229—230] и связано с событиями, происходившими около 448 г. «...У этого народа [акациров] было много начальников по коленам и родам; император Феодосии послал им дары для того, чтобы они, по взаимному соглашению, отказались от союза с Аттилой и предпочли союз с римлянами. Но посланный с дарами роздал их не по порядку каждому из царьков народа, так что Куридах, старший по власти, получил дары вторым и, как обиженный и лишенный принадлежавших ему даров, призвал Аттилу против своих соправителей...» [Латышев 1948, с. 252]. Протоболгары вышли из гуннской среды и в указанный период должны были находиться на сходном с ними уровне социального развития [Артамонов 1962, с. 78; Ермолова 1984, с. 229—238].

В VI в. н. э. известны случаи отправления гепидами и византийцами послов к «вождям» утигуров и кутригуров. Предводитель кутригуров Сандилх сам сообщает Юстиниану о том, что родственные ему кутригуры управляются другими «вождями»¹⁰. Все это указывает на сильные пережитки родоплеменных отношений, что характерно для большинства кочевых народов. Кочевая аристократия — это по-прежнему родовая и племенная верхушка общества, исполняющая обязанности военных вождей, судей, вершителей внешней политики и т. д. Одновременно уже в VI в. можно говорить о тенденции к выделению наиболее влиятельных представителей этой кочевой знати, которые начинают претендовать на роль верховных вождей или ханов. Они же выполняют функцию верховных военачальников. Это Сандилх — вождь утигуров и Зимарх — предводитель кутригуров. Только их имена упоминаются в письменных источниках и от их имени говорят послы с византийским императором. Эта кочевая верхушка уже избалована роскошью и богатством, ее представители требуют даней и различных благ у оседлых соседей [Прокопий из Кесарии, 1950, с. 438], оставляют богатые захоронения с большим количеством драгоценных изделий и золотых монет (памятники перещепинского круга, хотя и датируются VII — началом VIII в., связаны именно с такой родоплеменной кочевнической верхушкой — ханами и правителями). Конкретизировать эти представления можно на основе упоминаний письменных источников о Гостуне, Органе (возможно, дядя Кубрата [Гадло 1979, с. 109]) и Кубрате, при помощи данных, содержащихся в «Именнике» болгарских ханов¹¹ [Гадло 1979, с. 113—116; Гильфердинг 1868, с. 21—23; Кулаковский 2004, с. 289—291; Куник, Розен 1878, с. 118—161], а также благодаря знанию системы социального устройства в первом Болгарском царстве [Димитров 1987, с. 195—205; Йорданов 1997, с. 89—108], Волжской Булгарии [Генинг, Халиков 1964] и в Хазарском каганате [Михеев 1991, с. 43—50].

Видимо у протоболгар в VI—VII вв. имел место родовой принцип наследования власти [Артамонов 1962, с. 99; Федоров-Давыдов 1973, с. 68], когда ханский титул переходил к старшему в роде, не обязательно сыну, а чаще брату или племяннику старого хана¹², как это и произошло в случае с Кубратом. Можно говорить об одном из вариантов хуннуско-тюкюто-монгольской системы [Руденко 1962, с. 66—71], в основе которой, вероятно, лежала фратриальная дуализация общества и его военная организация [Таскин 1968, с. 21—44; Гумилев 1959, с. 11—25; Гумилев 1961, с. 15—26; Степанов 2005, с. 319—320; Хазанов 1975, с. 127—129; Christian 2000, p. 252—257]. В этом случае выделялись владельческий род или племя, игравшие роль центра или «внутренней», в данном случае «великой» части народа [Йорданов 1997, с. 89—108]. В качестве примера можно назвать владельческий «эль» тюркютов [Бернштам 1946, с. 106—114; Гумилев 1961, с. 22—23; Киселев 1951, с. 500—505; Толстов 1938, с. 72—81], т.н. «тарханов» хазар [Артамонов 1962, с. 189; Готье 1930, с. 79; Новосельцев 1990, с. 119; Golden 2001, p. 41], «золотой» род Чингизидов [Владимирцов 1934, с. 103; Батраков 1947, с. 442; Федоров-Давыдов 1973, с. 52—53] или «белую кость» казахских ханов [Толыбеков 1955, с. 43—59]. С другой, «внешней» [Рашев 1993, с. 250—254] стороны, находился кочевой народ, или «простой народ», «будун» тюркютов, «черные» хазары или в-н-т-ры [булгары] еврейско-хазарской переписки и пр., который состоял из подчиненных кочевых племен, не связанных своим происхождением с легендарным или реальным первопредком данного кочевого объединения. В зависимости от расположения, при построении в войске, и территорий расселения эти племена делились на левое и правое крыло, восточную и западную часть. Внутри этих крупных подразделений обычно практиковалась система деления на десятки, сотни, тысячи и тьмы. Не всегда эти цифры соблюдались буквально и чаще они только условно соответствовали родам, племенам или каким-либо иным родовым единицам [Федоров-Давыдов 1973, с. 49—50].

Определенные представления об особенностях этногенеза протоболгар, речь идет о практически постоянном отсутствии этнического и политического единства в их среде, можно получить также в результате анализа данных об исторической географии протоболгарского населения Восточной Европы в раннем средневековье. В качестве точки отсчета для создания такой историко-географической ретроспективы целесообразно выбрать период кратковременной консолидации протоболгарских племен в составе Великой Болгарии Кубрата. Образование этого объединения кочевников явилось своего рода итогом развития этногенетических и социальных процессов, происходивших в Восточной Европе после гуннского нашествия. В это время начинается новый виток этногенеза протоболгар и новый период их истории. С другой стороны, историческая ситуация, сложившаяся к моменту распада Болгарии Кубрата, во многом повлияла на расселение протоболгарских групп после хазарской экспансии [Генинг, Халиков 1964, с. 111] как за пределами Хазарского каганата в Дунайской Болгарии и Волжской Булгарии, так и в его составе, на землях Подонья, Придонечья, Приазовья и Покубанья.

Вопрос о границах Великой Болгарии неоднократно поднимался в исторической науке, но до сих пор его нельзя считать решенным окончательно [Приходнюк 2001, с. 19]. В настоящее время можно говорить о существовании, по крайней мере, двух основных точек зрения — это «широкий» и «узкий» варианты локализации объединения.

«Широкий» вариант предложил в конце XIX в. «классик» болгаристики В.Н. Златарский [Златарски 1970, с. 99—100]. По его мнению, Великая Болгария занимала обширные пространства между Волгой и Днепром.

Большинство современных болгарских ученых также придерживаются именно «широкого» варианта локализации. Это, в частности, А. Бурмов [Бурмов 1968, с. 22—45], Д. Ангелов [Ангелов 1981, с. 191—194] и С. Ваклинов [Ваклинов 1977], который считал, что Великая Болгария занимала земли от Кубани до Южного Буга.

Подробнее всех аргументировал эту точку зрения Д. Димитров [Димитров 1987, с. 101—108]. Он полагал, что в территорию объединения Кубрата входило не только Восточное, но и Северное Приазовье, вплоть до нижнего течения Днепра. Причем западную границу исследователь определяет по нижнему течению Днепра и Днепровскому лиману [Димитров 1987, с. 107], южную — по нижнему и среднему течению Кубани и предгорьям Кавказа, восточную — по Ергеням и началу Ставропольской возвышенности, северную — по границе степи и лесостепи к северу — северо-западу от Азовского моря. Владения сына Кубрата, Аспаруха Д. Димитров располагает между Доном и восточными отрогами Ергеней, а Батбая — между Манычем и Кубанью [Димитров 1987, с. 108].

В отечественной исторической науке подобный вариант расположения Великой Болгарии был предложен Ф. Вестбергом [Вестберг 1908, с. 46—49]. По его мнению, она находилась между восточным побережьем Азовского моря и Днепром.

М.И. Артамонов отмечал, что Великая Болгария занимала земли от Кубани до Дона и от Дона до Днепра, охватывая не только приазовских болгар, но и северо-причерноморских кутригур. Он считал, что имеет право на распространение границ Великой Болгарии западнее Дона в Северное Приазовье по той причине, что этот регион был издавна освоен протоболгарскими племенами кутригуров. Кутригуры, под именем орды Котрага, продолжают кочевать там и после распада конфедерации, следовательно, их племенная территория входила в нее и при жизни Кубрата.

По мнению М.И. Артамонова, продление западных границ кочевого союза до Днепра и Северного Причерноморья вполне допустимо благодаря отождествлению р. Куфис Феофана не (или не только) с Кубанью, а также и с Южным Бугом, «впадающим в Черное море близ Мертвых врат (Некропил)». Анализируя данные «Армянской географии», вслед за Й. Марквартом и Ф. Вестбергом [Вестберг 1908, с. 48], М.И. Артамонов считает возможным прочтение названия болгарского племени Дучи-булкар как Кучи или Кочо [Артамонов 1962, с. 166—167]. Последнее название он отождествлял с Днепровским лиманом, в который впадает и Южный Буг. Местоположение орд Батбая и Аспаруха определялось им в Восточном Приазовье, которое рассматривалось в качестве ядра объединения [Артамонов 1962, с. 168].

В.Ф. Генинг и А.Х. Халиков полагали, что территория Великой Болгарии находилась к северу от Кубани, в Подонье и Северном Приазовье [Генинг, Халиков 1964, с. 110—112]. Гиппейские (Булгарские) горы «Армянской географии» они отождествляли с Донецким кряжем, а Кераунские — с Ергенями. Таким образом, в районе Донецкого кряжа между Доном и Днепром, по мнению этих исследователей, располагались кочевья орды Аспаруха. Батбай занимал земли в низовьях Дона, а Котраг (кутригуры) кочевал со своей ордой где-то на Северском Донце. На Ергенях же в это время уже находились хазары.

И.А. Баранов предположил существование так называемого «большого кочевого кольца». По его мнению, «...в середине VII в. тюркские роды традиционно кочевали по кольцевому маршруту, который начинался на зимних становищах в Северном Приазовье, шел через Тамань и Илличевский брод Керченского пролива в Крым. После кратковременной весенней перекочевки по степям Крыма кочевники перегоняли свои стада через Перекоп в степи Северной Таврии, откуда вдоль северного побережья Азовского моря они поздней осенью возвращались к зимникам» [Баранов 1990, с. 15]. Эта идея вызывает некоторые возражения. Дело в том, что, как правило, кочевники, за исключением периодов войн и масштабных переселений, осуществляют перекочевки небольшими коллективами типа аилов или кошей. Каждое подразделение двигалось по своему маршруту и осваивало соответствующую размерам стад территорию сезонного пастбища. Одновременное передвижение всего состава конфедерации по одному маршруту представляется невероятным. Кроме того, очень нерационально выглядит ежегодное перемещение на такие громадные расстояния (более 1000 км). В случае существования подобного маршрута кочевники вынуждены были бы преодолевать по несколько раз в год такие сложные водные преграды как Дон, Кубань, Керченский пролив и т. д. Эти переправы должны были осуществляться всем населением с имуществом, маленькими детьми, различными видами скота и его приплодом.

Известно также, что другие кочевники иначе использовали этот регион. Они строили свои маршруты на меньших, разделенных естественными рубежами территориях. Таким образом, более вероятным представляется существование у протоболгар нескольких племенных маршрутов, разбивающих «большое кочевое кольцо» на отдельные участки.

«Узкий» вариант локализации был предложен в 1883 г. К. Паткановым [Патканов 1883, с. 21—32], который располагал Великую Болгарию к северу от Кавказа и Кубани. К. Патканов также попытался отождествить описанные в «Новом списке Армянской географии» реки, вдоль которых проживало четыре болгарских племени, с реальными реками северо-западного Предкавказья и Приазовья. В частности, его определение Купи-булгар как племени, проживающего у Кубани, не вызывает возражений у современных исследователей. Он также предложил связывать Гиппийские горы с Ергенями, а племя огхондор-булкар с оногурами Аспаруха [Патканов 1883, с. 29].

В советской исторической науке «узкий» вариант локализации обосновал И.С. Чинуров. По его мнению, «...границы болгарского племенного союза (в рамках «Хронографии") позволительно обозначать лишь на основании Экскурса, а Экскурс Феофана (как, впрочем, и Никифора) помещает Великую Болгарию к востоку от Меотиды» [Чинуров 1976, с. 77—80; Чинуров 1980, с. 110—111]. Такая точка зрения нашла поддержку у С.А. Плетневой, которая настаивает на том, что болгары занимали Приазовские степи и Таманский полуостров [Плетнева 1976, с. 21; Степи Евразии... 1981, с. 11].

Особую разновидность «узкого» варианта локализации предложил А.В. Гадло. Он считал, что до смерти Кубрата все подчиненные ему племена обитали восточнее Дона и Азовского моря. Основываясь на сведениях «Армянской географии», исследователь приходит к выводу, что располагавшаяся в Восточном Приазовье Великая Болгария на самом деле находилась не на побережье, а в районе Гиппийских гор, которые отождествляются со Ставропольской возвышенностью [Гадло 1979, с. 110—113].

С обоснованием «узкого» варианта выступила и З.А. Львова, которая располагает Великую Болгарию к востоку от Дона [Львова 1994, с. 262]. По ее мнению, в VII в. существовало сразу два Кубрата, возглавлявших разные группы протоболгар. Один из них был правителем располагавшейся к востоку от Азовского моря Великой Болгарии. Второй являлся государем гунногундуров и племянником Органы, освободившимся в 630 г. от власти авар. На основании этого, а также материалов перещепинского комплекса [Львова 1993, с. 12] делается вывод о «невозможности отождествления этих государей», а также о том, что «...Подненровье никогда не было под властью Великой Болгарию» [Львова 1996, с. 22]. В то же время традиционная идентификация Кубрате как государя гунногундуров, племянника Органы, крещенного в Византии, владетеля Великой Болгарии и друга Ираклия¹³ была принята рядом исследователей¹⁴, в числе которых можно назвать Ю.А. Кулаковского [Кулаковский 2004, с. 81], М.И. Артамонова [Артамонов 1962, с. 160], В.Ф. Генинга и А.Х. Халикова [Генинг, Халиков 1964, с. 110—111], А.В. Гадло [Гадло 1979, с. 108—109], А.П. Новосельцева [Новосельцев 1990, с. 90] и Д. Димитрова [Димитров 1987, с. 101—102] и т. д.

Определенный компромисс между двумя вариантами локализации был предложен Н.Я. Мерпертом и А.П. Новосельцевым. Точка зрения Н.Я. Мерперта заключалась в том, что, хотя под контролем протоболгар находились земли вокруг всего Азовского моря, ядром объединения было все же именно восточное Приазовье, территория между Кубанью и Доном [Мерперт 1958, с. 586—615]. А.П. Новосельцев соглашается с тем, что. по данным византийских авторов, Великая Болгария находилась в пределах Западного Предкавказья и Кубани. В то же время, по его мнению, подвластные ей области могли охватывать весь юго-восток Украины, вплоть до Днепра [Новосельцев 1990, с. 89—90].

Итак, сведения о расположении Болгарии Кубрата содержатся, прежде всего, в «Бревиарии» патриарха константинопольского Никифора и «Хронографии» Феофана Исповедника [Никифора Патриарха... 1950, с. 349—387; Чинуров 1976, с. 5—146; Чинуров 1980, с. 60—62]¹⁵. Оба произведения написаны в VIII — начале IX в. на основании какого-то одного общего источника. И Феофан и Никифор в качестве основной территории Великой Болгарии описывают, прежде всего, земли, расположенные между Кубанью и Доном, что соответствует «узкой» локализации границ этого объединения. На первый взгляд, несмотря на известную специалистам путаницу в географии Восточной Европы (кавказские истоки Дона, восприятие Дона как рукава Волги, Кубани — как Южного Буга), кажется, что названные источники не дают достаточных оснований для того, чтобы распространять границы конфедерации западнее Дона. Но, если внимательно изучить описанное авторами расселение «сыновей» Кубрата после его смерти и распада Великой Болгарии¹⁶, окажется, что здесь представлена в основном историческая география протоболгарских племен, существовавшая еще в VI в. н. э., до их объединения Кубратом.

К событиям, связанным с хазарской экспансией 660-х гг., можно отнести только подчинение хазарам Батбая¹⁷, который остался на своей территории в Восточном Приазовье и уход на Дунай орды Аспаруха. Расселение двух последних «братьев» никак не связано с распадом Болгарии Кубрата, эти группы протоболгар никогда не входили в это объединение, а были с 560-х гг. подчинены аварскому кагану, что признает большинство историков. Наиболее интересным местом рассказа Феофана и Никифора о разделе территории Великой Болгарии после смерти Кубрата является упоминание о том, что Котраг перешел Танаис и поселился напротив Батбая. Некоторые историки считают, что под ордой Котрага следует понимать племя кутригуров, входивших в конфедерацию наряду с утригурами Батбая, и что вымышленный сын Кубрата Котраг является просто отражением этого этнонима [Артамонов 1962, с. 166—167; Golden 2001, p. 25—27]. Но кутригурам совсем не нужно было переходить Дон и поселяться там, поскольку они еще в VI в. освоили эту территорию [Димитров 1989, с. 33].

Таким образом, расселение протоболгарских племен до образования Великой Болгарии, факт их вхождения в состав Болгарии, и затем сохранение их на тех же землях после распада конфедерации — все это может свидетельствовать о том, что в 630—660 гг. в ее границы входили племенные территории и утигуров, и кутригуров [Артамонов 1962, с. 160; Генинг, Халиков 1964, с. 109; Ромашев 1994, с. 216—218]. Поскольку утигуры во главе с Кубратом были инициаторами объединения, то их территория в Восточном Приазовье была описана Феофаном и Никифором, как ядро конфедерации. Учитывая большую вероятность соблюдения протоболгарами тюркского (кочевнического) принципа социальной организации — то есть деления на центр, левое и правое крыло, внутреннюю — главенствующую и внешнюю — подчиненную части, можно предположить, что Феофан и Никифор действительно описали только «внутреннюю» Болгарию, располагавшуюся в Восточном Приазовье [Ваклинов 1977, с. 16]. Таким образом, установив границы племенной территории кутригуров и присоединив ее к землям утигуров (оногуров¹⁸), можно получить представление о реальных границах Болгарии Кубрата.

Расселение и тех, и других в VI в. хорошо известно из «Войн с готами» Прокопия Кесарийского: «...Простирающаяся отсюда страна называется Эвлисия; прибрежную ее часть, как и внутреннюю, занимают варвары вплоть до так называемого «Меотийского болота» и до реки Танаиса, который впадает в «Болото». Само это «Болото» вливается в Эвксинским Понт. Народы, которые тут живут... теперь зовутся утигурами» [Прокопий из Кесарии 1950, с. 384]. Далее он же отмечает, рассказывая о специфике расселения кутригуров и утигуров: «...так как кутригуры, как я уже сказал, остались в землях по ту сторону Болота [на запад], то утигуры одни завладели страной, не доставляя римлянам никаких затруднений, так как по месту жительства они совершенно не соприкасались с ними» [Прокопий из Кесарии 1950, с. 387—388]. «...За Меотийским Болотом и рекой Танаисом большую часть лежащих тут полей, как мною было сказано, заселили кутригуры-гунны» [Прокопий из Кесарии 1950, с. 523]. «...Если идти из города Боспора в город Херсон..., то всю область между ними занимают варвары из племени гуннов...» [Прокопий из Кесарии 1950, с. 526]. Последняя цитата позволяет говорить о том, что и степи Крымского полуострова входят во времена Прокопия в зону кочевий кутригуров, ибо других «гуннов» в это время здесь уже не было. Гепиды в середине VI в. в поисках союзников для войны с лангобардами и римлянами «...послали к властителям кутригуров, которые жили тогда у Меотийского болота...». В ответ на это Юстиниан отправил послов «...к правителям гуннов-утигуров, которые жили по ту сторону Меотийского болота...» [Прокопий из Кесарии, 1950, с. 434]. Причем тогда же для войны с кутригурами утигуры «всем народом перешли реку Танаис» [Прокопий из Кесарии 1950, с. 435].

Таким образом, кочевья кутригуров, до вступления их в союз с аварами в 60-е. гг. VI в., располагались в степях Приазовья и Причерноморья между Доном и границами Византии [Димитров 1989, с. 33; Ромашев 1994, с. 217], поскольку источники, рассказывающие об их нападениях на земли империи, не упоминают никаких промежуточных народов и позволяют говорить о непосредственном соседстве. После освобождения от власти авар в 630 г. [Кулаковский 1915, с. 90], по крайней мере, часть кутригуров вернулась на свои исконные земли и вошла в состав Великой Болгарии. Можно предположить, что степи между Доном и Днепром никогда не пустовали, и какая-то часть кутригуров всегда кочевала здесь, просто между 560 и 630 гг. этот участок степи был пограничным между двумя непримиримыми врагами, — тюркютами и аварами, что не могло не осложнять жизни местного населения и не способствовало увеличению его численности. Возможно также, что в какие-то периоды тюрки могли претендовать на степное Днепро-Донское междуречье, и граница между каганатами проходила по Днепру. После падения Тюркского каганата и войны с аварами в 630 г. протоболгарские племена, вошедшие в Великую Болгарию, унаследовали восточную границу, по-прежнему проходившую по Днепру.

Традиции освоения степных просторов Восточной Европы, появившиеся у протоболгар еще в VI в., нужды кочевого хозяйства, ландшафт и климат занимаемой территории, наряду с влиянием сложившейся в 630 г. геополитической ситуации, окончательно определили границы Великой Болгарии. По всей видимости, в состав объединения входили Таманский полуостров и Правобережье Кубани, примерно до среднего её течения. Здесь, на юге и юго-востоке, протоболгары соседствовали с готами-тетракситами, адыгами и аланами. В состав конфедерации входили и земли от восточного побережья Азовского моря, между устьями Кубани и Дона до восточных склонов Ергеней и Сарпинских озер. Это было ядро объединения, где-то здесь находилась ставка Кубрата, здесь же после его смерти располагалась орда Батбая и, возможно, Аспаруха, до нападения хазар и ухода последнего на Дунай. Сарпинские озера и просторы Ставропольской возвышенности на тот период можно рассматривать как естественную границу между усиливающимися воинственными хазарами и болгарами Кубрата, которые были «...более многочисленны, так многочисленны, как песок у моря» [Коковцов 1932, с. 92].

Кутригуры или котраги занимали степи между Доном и Днепром, в основном Северное Приазовье и степную часть Крымского полуострова. Отсутствие упоминаний письменных источников о кочевниках в Крыму в VII в. в дохазарское время можно объяснить двумя причинами. Во-первых, известной малочисленностью византийских исторических сочинений периода иконоборчества. Во-вторых, известно, что по договору с Ираклием у Болгарии Кубрата и Византийской империи вплоть до смерти обоих правителей и распада кочевой конфедерации сохранялись мирные отношения, соответственно, у авторов исторических сочинений не было повода для специального разговора о привычных кочевьях протоболгар, располагавшихся в степной части полуострова. В то же время археологические материалы подтверждают, что Крымские степи были заселены кочевниками как в период существования Болгарии Кубрата, так и после ее распада [Айбабин 1990, с. 72; Айбабин, Герцен, Храпунов 1993, с. 215].

Северная граница владений кутригуров между Днепром и Доном могла проходить по югу лесостепной зоны, где в то время еще встречаются памятники пеньковской культуры и замечены элементы взаимодействия кочевой болгарской и оседлой антской культур [Приходнюк 1996, с. 114—125, Флеров 1996, с. 33—36]. Косвенно о северных и северо-западных границах Великой Болгарии позволяют судить данные о расселении протоболгарских племен после хазарской агрессии и потери ими самостоятельности. Помимо уже отмеченных сведений письменных источников, для этого могут быть использованы археологические материалы. Прежде всего, часть памятников перещепинского круга, датируемых обычно концом VII — началом VIII вв., и могильники болгарского варианта салтовской культуры конца VIII — начала X вв.

Ландшафтные, климатические, гидрографические и пастбищные характеристики¹⁹ Днепро-Донецкой лесостепи [Бучинский 1960, с. 93—94; Демченко 1965, с. 48—57] благоприятны для ведения кочевого скотоводческого хозяйства и также могут свидетельствовать в пользу освоения этой территории населением Болгарии Кубрата.

После определения общих границ Великой Болгарии появляется возможность несколько уточнить и ее внутреннее устройство. Это позволяет сделать знание уже упомянутой социально-политической организации объединения; имеющиеся представления о хозяйственном цикле кочевых народов²⁰; упоминания письменных источников о племенном делении протоболгарских племен до, во время и после существования Болгарии Кубрата; и, наконец, сведения об использовании этой территории кочевыми народами, заселявшими степи Предкавказья, Покубанья, Приазовья, Подонья, Калмыкии и Крыма в другие исторические эпохи.

Как уже отмечалось выше, социально-политическое устройство Болгарии Кубрата было аналогично устройству державы тюрок, впрочем, подобное устройство присуще многим тюрко-монгольским кочевым народам от гуннов до монгол Чингиз-хана и далее вплоть до казахских орд XVIII—XIX вв. Болгары Приазовья ничем не отличались от других кочевых народов своего времени, более полувека они находились под управлением удельных тюркских ханов и входили в военно-административную систему Тюркского каганата. Это дает возможность предполагать деление кочевого протоболгарского народа на ряд административных единиц, роль которых в то время могли играть как отдельные племена, так и конфедерации племен. Учитывая сложный этнический состав протоболгарского объединения, что подчеркивается многими авторами [Ангелов 1986, с. 29—38; Рашев 1993, с. 250—254; Димитров 1987, с. 48—49], в качестве двух основных единиц данной кочевой общности можно рассматривать кутригуров и утигуров, игравших роль правых и левых, западных и восточных. В то же время роль центра должна была играть владельческая орда (племя) оногуров (оно — или гунно-гундуров). Как известно и утигуры, и кутригуры были родственными «говорящими на одном языке и ведущими одинаковый образ жизни, но управляемыми разными вождями» союзами племен и сами могли состоять из нескольких более мелких групп кочевого населения. Уже, исходя хотя бы из этого, трудно предполагать кочевание всего населения Великой Болгарии по одному маршруту — «большому кочевому кольцу» [Баранов 1990, с. 15]. Скорее, можно говорить о наличии нескольких племенных территорий, входивших в пределы границ Великой Болгарии, на которых и осуществлялось кочевание отдельных групп протоболгарского населения.

Этот же тезис подтверждает изучение закономерностей кочевого хозяйства. Известно, что кочевники, несмотря на отсутствие четко определенной частной собственности на землю, обычно осуществляют движение по степи небольшими подразделениями типа аилов, входящими в тот или иной род или племя. Они знают маршруты своих перекочевок, территории летних, зимних и др. пастбищ и воспроизводят их из года в год. Поскольку протоболгарские племена еще, по крайней мере, в VI в. н. э. освоили степи Восточного и Северного Приазовья, Подонья, Покубанья и Крыма, они не могли не выработать для себя подобных маршрутов. Соответственно, стремясь наиболее рационально использовать пастбищные ресурсы и климатические условия, они были вынуждены разделить все известные им степи между племенами, родами и даже аилами.

На существование нескольких протоболгарских племен и особых племенных территорий также указывают и письменные источники. В «Новом списке Армянской географии» отмечено, что «В Сарматии лежат горы Кераунские и Иппийские, которые выпускают из себя пять рек, впадающих в Меотийское море. Из Кавказа текут две реки: Валданис, текущая до горы Кракс, которая начинается у Кавказа и тянется на северо-запад между Меотисом и Понтом. Другая река Псевхрос отделяет Босфор от тех мест, где находится городок Никопс.

К северу от них живут народы Турков и Болгар, которые именуются по названиям рек: Купи-Булгар, Дучи-Булкар, Огхондор-Блкар пришельцы, Чдар-Болкар. Эти названия чужды Птолемею. Из Гиппийских гор бежал сын Худбарда. Между болгарами и Понтийским морем живут народы: Гаши, Куты и Сваны до города Питикунта на морском берегу страны Авзов...» [Патканов 1883, с. 29]: Таким образом, здесь говорится не только о наличии в Покубанье и Приазовье в конце VI начале VII вв., по крайней мере, четырех болгарских племен, но и о том, что их земли привязаны к бассейнам рек, что также очень характерно для многих кочевых народов древности и средневековья. Именно реки являлись естественными рубежами, делившими их племенные территории и определявшими направление маршрутов перекочевок.

О наличии издавна закрепленных племенных кочевий свидетельствует и факт быстрого распада Болгарии Кубрата на ряд орд, управляемых его сыновьями, о чем пишут Феофан и Никифор [Чинуров 1980, с. 61]. Очевидно, что это разделение только узаконило обычное состояние дел, и отсутствие центральной политической власти не повлияло на расположение составных частей объединения, продолжающих сохранять территориальную привязанность к азовскому побережью, Кубани, Дону и, возможно, Днепру [Артамонов 1962, с. 168; Christian 2000, p. 284—285].

Наконец, известно, что описанную территорию занимали в свое время и другие кочевые народы. Можно предположить, что протоболгары эксплуатировали эти земли примерно также, как и их предшествующие или последующие владельцы.

Так, например, в скифо-сарматское время степи Приазовья, Причерноморья и Крыма²¹ использовались как зимние пастбища²² [Страбон 1964; Гаврилюк 1995, с. 36—37; Гаврилюк 2001, с. 192; Хазанов 1975, с. 13; Яценко 1994, с. 69—72], таким же был режим их эксплуатации во времена акациров и прочих «гуннов» в V в. н. э.²³ [Прокопий из Кесарии 1950, с. 436—438; Иордан 1960, с. 72].

После распада Болгарии Кубрата, по данным археологии, зимние кочевья протоболгар конца VII — начала VIII вв. находились в Нижнем Подонье и по берегам Азовского моря [Димитров 1987, с. 118—121; Плетнева 1967, с. 14—15; Флеров 1996, с. 4].

В IX в. печенеги, по крайней мере, какая-то их часть, использовали степи Северо-Западного Приазовья²⁴ и, возможно, Крыма как зимние пастбища [Константин Багрянородный 1991, с. 45].

В XI—XII вв. у половцев наблюдается концентрация зимних угодий на северном берегу Азовского моря в районе Молочной и Миуса²⁵, в Нижнем Подненровье, отдельная половецкая орда занимает восточное побережье Азовского моря и Покубанье [Кудряшев 1948, с. 123—134; Плетнева 1990, с. 95—110; Федоров-Давыдов 1966, с. 147—150].

Позднее, в Золотой Орде, с XIII — по начала XV вв. естественными границами кочевий ханских темников являются крупнейшие реки Восточной Европы — Волга, Дон, Днепр, вдоль течения которых и располагались сезонные пастбища: на юге, в районе устья этих рек у Каспийского, Азовского и Черного морей — зимние, на севере в лесостепи — летние²⁶ [Гильом де Рубрук 1997, с. 86—187; Егоров 1985, с. 38, 49, 53].

Потомки половцев и монголо-татар — кубанские ногайцы²⁷ — еще в XVIII в. зимовали в низовьях Кубани и на восточном берегу Азовского моря, а лето проводили в среднем течении Кубани, в предгорьях Кавказа и на западе Ставропольской возвышенности [Георги 1799, с. 30—43]. Крымские татары и ногайцы проводили зиму в степях Крыма, Присивашье, Нижнем Подненровье и Северном Приазовье, причем восточной границей их кочевий были или Миус, или Молочная²⁸ [Сергеев 1912, с. 1—144; Сыроечковский 1940, с. 3—71].

Наконец, калмыки в XVIII—XIX вв. летом кочевали в Высокой Степи между Доном и Волгой и Ергенях, а зиму проводили в низовьях Маныча, у берега Азовского моря, на Сарпинских озерах²⁹ и в так называемых Мочагах³⁰ или черных землях в Северном³¹ и Северо-Западном Прикаспии [Георги 1799, с. 3—14; Костенков 1868, с. 6—49; Паллас 1773, с. 481].

Исходя из рассмотренных данных, а также эколого-хозяйственных возможностей изучаемого региона можно предположить существование, по крайней мере, четырех (а возможно и более) племенных территорий в составе Великой Болгарии [Тортика 1997, с. 66—67].

Это: 1) Ядро объединения, которое можно локализовать в низовьях Кубани, включая Таманский полуостров с Фанагорией, и на восточном побережье Азовского моря примерно до Маныча — это зимник, часть Ставропольской возвышенности до верховий Егорлыка — летник. От Кубани до Маныча и Дона побережье Азовского моря разрезано на примерно равные участки такими реками как Бейсуг и Ея, вдоль которых могли кочевать крупные родовые подразделения или даже подплемена протоболгар.

2) Вдоль Маныча, между Манычем и Доном, в основном в низовьях этих рек, предположительно располагался — зимник, в Ергенях и т.н. Высокой степи — летник. Эти протоболгары еще до распада Западного тюркютского каганата и, соответственно, до образования Великой Болгарии могли использовать пастбищные угодья вплоть до низовий Волги и конкурировать с хазарами и барсилами из-за Мочаг.

3) Западнее Дона в его низовьях, по северному берегу Таганрогского залива и Азовского моря до реки Молочной мог располагаться зимник еще одного племенного союза; на севере, возможно вплоть до нижнего и среднего течения Северского Донца, в соответствии с логикой ведения кочевого хозяйства и географией региона, локализуется летник. Между Доном и Молочной в Азовское море впадают такие реки как Миус, Грузкой Еланчик, Кальмиус, Берда, низовья которых могли служить хорошими зимними пастбищами для отдельных протоболгарских родов.

4) Степной Крым и Северо-Западное Приазовье можно рассматривать как удобный зимник четвертой группы (союза племен) кочевых протоболгар, тогда как степи левобережного Поднепровья³² и Донецкого кряжа логично рассматривать в качестве летника. Возможно, что, вследствие засушливого климата, а также пограничного с Аварским каганатом положения, эта территория была наименее населенной и поэтому она прямо не упоминается авторами письменных источников в составе Великой Болгарии, но она не могла не входить в сферу ее влияния, что было показано выше [Тортіка 1999, с. 10—11].

Первые две племенные территории, исходя из предыдущей истории протоболгарских племен в Восточной Европе и логики событий болгаро-хазарской войны 60-х — 70-х гг. VII в., можно связать с утигурским (включая оногуров) племенным массивом в целом. Первую из названных в списке территорий, с утигурами Батбая или Купи (Кубань) — Болгар «Армянской географии». Эта группа протоболгар (союз племен) без сопротивления подчинилась хазарам и, вероятно, стала основой для формирования упомянутой Константином Багрянородным Черной Булгарии X в. Вторая кочевая территория идентифицируется с оногурами (владельческим родом) Аспаруха, возможно Огхондор-Блкар «Армянской географии», вступившими в военный конфликт с хазарами и успевшими покинуть свои кочевья, а также сохранить самостоятельность, поскольку вероятно именно с Ергеней (т.н. Гиппийских гор той же «Армянской географии») «сын Хубраата» отправился на Дунай [Патканов 1883, с. 29].

Третью и четвертую территории можно связать с кутригурами или котрагами, традиционно занимавшими степи между Доном и Днепром³³. Возможно, наиболее западная их часть и носила имя Дучи-Булкар «Армянской географии», от Дучи — Кучи — Днепра [Артамонов 1962, с. 168; Димитров 1987, с. 34—35]. Оставшиеся Чдар-Блкар «Армянской географии» могут быть локализованы на правом берегу Дона.

Известно, что после смерти Кубрата и распада Великой Болгарии образовавшиеся в результате этого племенные союзы недолго сохраняют независимость. С 70-х годов VII в. болгар подчиняют хазары, которые распространяют свою власть на степи Азово-Каспийского междуморья, низовья Дона, Крым и Днепро-Донское междуречье. На вторую половину VIII—IX вв. приходится пик могущества Каганата (именно тогда в его границах оказывается самое большое количество территорий). В его состав входят: Степной Крым и восточная часть Южного берега от Керчи до Судака; степи между Днепром и Доном, населенные протоболгарами; лесостепное Подонье и Придонечье (его оседлую часть составляют аланы, а кочевую — болгары и различные тюркские или тюрко-угорские роды); Восточное Приазовье и Покубанье (жителями которых в то время были болгары, аланы и адыги); пространство между Азовским и Каспийским морями, а также степи волгодонского междуречья.

Именно сложный состав основных союзов племен и населения Великой Болгарии, регистрируемый благодаря данным Анании Ширакаци и патронимической легенде о сыновьях Кубрата, и обуславливает в дальнейшем поливариантность протоболгарской этноплеменной массы в составе Хазарского каганата. В последующее время эта полиэтничность усиливается в результате хазарской экспансии и четко фиксируется по материалам ямных могильников Подонья-Придонечья VIII—X вв.

Примечания

1. Даже язык болгар имел, по всей видимости, происхождение, связанное с языком (языками) населения гуннского племенного союза [Бенцинг 1986, с. 11—29; Rona-Tas 1991, p. 25; Rona-Tas 1998, p. 67—80; Miller 1999, p. 3—42].

2. Первые достоверные упоминания о болгарах относятся к 481 г. и связаны с их нападениями на Византию. Более ранние упоминания болгар следует признать анахронистичными [Ромашев 1994, с. 208]. В 487 году по просьбе Византии болгары, нападают на готов. В битве при Саве погиб болгарский вождь Бузан. В 488 г. во время переселения готов в Италию болгары выступили против них в союзе с гепидами. В 499 г. болгары вторглись во Фракию. В 514—515 гг. гунно-болгары участвовали в восстании Виталиана и т. д. [Артамонов 1962, с. 80—81].

3. АП. Новосельцев считал, что «этноним «булгары» во второй части, несомненно, отражает их первоначальную связь с уграми, а в первой части, очевидно, восходит к тюркскому «булга» («смешивать»), и тогда все слово означает «смешанные угры», т. е. первоначально булгары представляли собой нормированных (когда — неясно) угров и были одним из племен, обитавших, скорее всего, где-то в северной части современного Казахстана и увлеченных на запад в период гуннского нашествия» [Новосельцев 1990, с. 72].

4. «Народ гуннов некогда обитал вокруг той части Меотидского озера, которая обращена к востоку, и жил севернее реки Танаиса, как и другие варварские народы, которые обитали в Азии за Имейской горой. Все они назывались гуннами, или скифами. По племенам же в отдельности одни из них назывались котригурами, другие — утигурами, некоторые — ультизурами, прочие вуругундами. Спустя много столетий они перешли в Европу, или действительно ведомые оленем, как передает басня, или вследствие другой случайной причины, во всяком случае, перешли каким-то образом Меотийское болото, которое раньше считалось непроходимым, и, распространившись по чужой территории, причинили ее обитателям величайшие бедствия своим неожиданным нападением» [Агафий 1953, 147—148].

5. Т.н. «Хроника Фредегарта» — единственное значительное историческое сочинение, созданное в VII в. во Франкском государстве. Автор неизвестен, приписывается некоему архидиакону Фредегарту или Фредегарту схоласту. Предполагается, что хроника составлена около 660 г. человеком романского происхождения, по-видимому, уроженцем Транскоранской Бургундии [Свод древнейших... 1995, с. 364].

6. В связи с гиперкритическим отношением к существованию Великой Болгарии Кубрате, проявляющимся в последнее время со стороны некоторых исследователей [Комар 2002, с. 5—6], уместно привести следующее замечание А.П. Новосельцева: «Относительно Великой Булгарис в последнее время возобладала точка зрения, что это область «вторичной колонизаций» по аналогии с Великой Грецией, великой Скифией и т. д. Аналогия явно неудачная. Великая Греция (Сицилия и Южная Италия в VII—IV вв. до н. э.) — это области, колонизованные из метрополии, собственно Греции. Более того, очевидно, греческое выражение правильнее перевести не как «Великая», а как «Большая» («мегалэ»), т. е. большая по величине территории. В случае с Великой Булгарией ситуация иная. Булгары, конечно, пришли в этот район, но откуда — мы точно не знаем. Михаил Сириец называет их «прародиной» внутренние области Скифии, к которым западные информаторы могли относить и области Средней Азии и Хорасана» [Новосельцев 1990, с. 90].

7. Например, Хроника Захария Ритора дает живописный пример описания кочевого образа жизни протоболгар и родственных (или соседних) им народов: «...Авгар, сабир, бургар, алан, куртаргар, авар, хасар, диршар, сирургур, баграсик, кулас, абдел, ефталит — эти тринадцать народов живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверми и оружием» [Пигулевская 1941, с. 165].

8. Например, Покровский, Дроновские [Татаринов, Копыл 1981, е. 300—307], у с. Желтое [Татаринов, Копыл, Шамрай 1986, с. 209—222], Сухая Гомольше [Михеев 1986, с. 158—173], у с. Красная горка [Михеев 1990, с. 45—52], Нетайловский [Крыганов, Чернигова 1993, с. 35—42; Крыганов 1994, с. 35—36], Волоконовский [Плетнева, Николаенко 1976, с. 279—298] и др.

9. Менанд Византиец следующим образом изображает поведение Сандилха в переговорах с императором: «...Сандилх, хотя и желал быть в дружеских отношениях с римлянами, однакож так писал к царю: «Было бы неприлично и притом беззаконно в конец истребить наших единоплеменников, не только говорящих одним языком с нами, ведущих одинакий образ жизни, носящих одну с нами одежду, но притом и родственников наших, хотя и подвластных другим вождям...»» [Византийские историки... 1860, с. 321].

10. «Именник болгарских ханов», лапидарный источник конца VIII — начала IX в., дает простое перечисление нескольких болгарских ханов, возводя династию к Аттиле (Авитохол), его сыну Ирнаху (Ирник) и тюркскому роду Дуло. Этот источник представляет собой династическую легенду, содержащую лишь фрагменты позитивной информации. В данном случае важно упоминание наместника Гостуна (возможно это и есть Органа Никифора и Иоанна Никиусского [Чинуров 1980, с. 175]), правившего перед Куртом — Кубратом [Гадло 1979, с. 114], Безмера, возможно, Батбаяна Феофана и Никифора [Кулик, Розен 1878, с. 134] и перешедшего через Дунай Испериха — Аспаруха Феофана и Никифора, «сына Худбарда» «Армянской географии»:

«Авитохол жил триста лет. Был он из рода Дуло и принял власть в девятый месяц года змеи.

Ирник жил сто пятьдесят лет. Был он из рода Дуло и принял власть в девятый месяц года змеи.

Гостун, его наместник, правил два года. Был он из рода Ерми и принял власть в девятый месяц года свиньи.

Курт правил шестьдесят лет. Был он из рода Дуло и принял власть в третий месяц года вола.

Безмер правил три года Был он из рода Дуло и принял власть в третий месяц года вола.

Держали княжение по ту сторону Дуная эти пять князей пятьсот пятнадцать лет с остриженными головами. И затем перешел на эту сторону Дуная Исперих князь. Так и поныне.

Исперих-князь правил шестьдесят лет и еще один год. Был он из рода Дуло и принял власть в первый месяц года тигра...» [Родник златоструйный 1990, с. 176].

11. На подобный способ передачи власти в кочевых обществах обратил внимание еще П. Голубовский в 1884 г.: «...над коленом не могла властвовать одна семья; княжеское значение передавалось в семье дядей или двоюродных братьев, но вместе с тем никто из чужого рода не мог быть выбран в князья... Над каждым известным коленом власть оставалась всегда в одном роде, но переходила к членам разных его семей. ...Князем делался не всегда старший в роде, а власть переходила и к двоюродным племянникам... Когда умирал князь, то колено, над которым он правил, избирало себе нового по своему желанию из какой угодно семьи этого рода, лишь бы избранный приходился умершему двоюродным братом или двоюродным племянником. Чем больше семей было в данном роде, тем больше было лиц, стоявших к князю в требуемой степени родства, тем многочисленнее были претенденты на власть после его смерти. При таком порядке замещения князей их власть была очень невелика» [Голубовский 1884, с. 213—214].

12. Идентификация эта основана на сопоставлении данных константинопольского патриарха Никифора (ок. 758—829 гг.) и Иоанна Никиусского. Так, Никифор писал: «В это время Кубрат, племянник Органа, государь уногундуров, восстал против хагана аваров и, подвергнув оскорблениям, изгнал из своих земель бывший при нем от хагана народ. А к Ираклию [Кубрат] посылает посольство и заключает с ним мир, который они хранили до конца своей жизни. [В ответ Ираклий] послал ему дары и удостоил его сана патрикия» [Чинуров 1980, с. 161]. В хронике Иоанна Никиусского сказано: «Кубрат, князь гуннов и племянник Органы, в юности был крещен и воспитан в Константинополе в недрах христианства и вырос в царском дворце. Он был соединен тесной дружбой с Ираклием, и после его смерти, как осыпанный его милостями, оказывал признательную преданность его детям и супруге Мартине. В силу святого и животворящего крещения, им полученного, он побеждал всех варваров и язычников...» [Артамонов 1962, с. 161]. И.С. Чинуров в комм. 61 к тексту Никифора, подчеркивает, что племянником Органа называет Кубрата Иоанн Никиусский. Орган, по его мнению, болгарский хан, вероятно, тождественен Гостуну «Именника болгарских князей» [Чинуров 1980, с. 175].

13. Например, Ю.А. Кулаковский, которому принадлежит классическая, ставшая хрестоматийной интерпретация соответствующих источников, связанных с упоминанием личности Кубрата, отмечал: «Вскоре после этой междоусобной войны в Паннонии, и, может был», не без связи с нею, совершилось освобождение от верховной власти аварского хана всех гуннских племен Черноморского побережья. Во главе мятежного движения стал Кубрат, хан унногундуров, как называет Никифор его улус. То был человек небезызвестный в столице. По сообщению Иоанна Никиусского, Кубрат прожил годы своего детства при дворе, будучи, вероятно, отдан в заложники, получил христианское воспитание и был лично предан Ираклию и его семье. Около 636 г. он изгнал гарнизоны аваров из пределов своих кочевий, вступил в соглашение с императором, заключил с ним союз и отвоевал свободу своих соплеменников от аваров. Император со своей стороны щедро его одарил и предоставил ему звание патриция. Таково сообщение Никифора. Тот же автор сохранил свидетельство, что уже дядя Кубрата, по имени Органа, являлся в Константинополь ок. 619 г., принял крещение, был удостоен звания патриция и с щедрыми дарами отослан на родину...» [Кулаковский 2004, с. 81]. В то же время, И.С. Чинуров указал на ряд трудностей, возникающих при идентификации Кубрата. С одной стороны, отождествление Курата Никифора и Кувера «Черес св. Дмитрия Солунского, основанное на близости имен, противоречит хронологии событий (восстание Кубрата по Никифору — 635 г.; восстание Кувера — 680—685 гг.). С другой — допустив, что Кубрат, племянник Органа, идентичен Кубрату Великой Болгарии, мы сталкиваемся с иной трудностью: определением восточной границы аварского каганата [Чинуров 1980, с. 174—175].

14. Первые переводы соответствующих отрывков из Феофана и Никифора на русский язык были выполнены И. Штриттером и опубликованы в 1775 г. [Известия византийских историков... 1775, с. 110—111].

15. Феофан Исповедник знает о расположении Великой Болгарии и последующем расселении входивших в ее состав племен следующее: «...В северных, противоположных частях Эвксинского Понта, у озера, называемого Меотидой, в которое впадает величайшая река, стекающая от океана по земле сарматов и называемая Атель, в которую впадает река, называемая Танаис, сама вытекающая от Иверийских ворот, что в Кавказских горах, а от слияния Танаиса и Ателя выше уже названного Меотидского озера, когда Атель разделяется, течет река, называемая Куфис и впадает в край Понтийского моря поблизости от Некропил у мыса, называемого Баранья морда. А уже от названного озера течет подобное реке море и впадает в море Эвксинского Понта через земли Босфора Киммерийского; в этой реке ловится рыба, называемая мурзули, и ей подобна; в землях, прилегающих к восточным частям озера, у Фанагории и живущих там евреев обитает множество народов; от самого же озера и до реки, называемой Куфис; где ловится булгарская рыбка ксистон, простирается древняя Великая Булгария и живут соплеменные булгарам котраги. Во времена Константина Западного умер властитель упомянутой Булгарии и котрагов Кроват. Он оставил пять сыновей, завещав им ни в коем случае не отделяться друг от друга и жить вместе, так, чтобы они властвовали надо всем и не попадали в рабство к другому народу. Но спустя недолгое время после его смерти разделились пять его сыновей и удалились друг от друга каждый с подвластным ему народом. Первый же сын [Кровата] по имени Батбаян, храня завет отца своего, оставался на земле предков доныне. А второй его брат, по имени Котраг, перейдя реку Танаис, поселился напротив первого брата. Четвертый же и пятый, переправившись через реку Истр, называемую также Дуна, один — оставался в подчинении, вместе со своим войском, у хагана аваров в Паннония Аварской, а другой — достигнув Пентаполя, что у Равенны, попал под власть империи христиан. Наконец, третий из них; по имени Аспарух, переправившись через Днепр и Днестр и дойдя до Огла — реки севернее Дуная, поселился между первыми и последним..;» [Чинуров 1980, с. 60—61].

16. «...[Этот народ — т. е. хазары — А.Т.] сделав своим данником первого брата, Батбаяна, властителя первой Булгарии, получает с него дань и поныне...» [Чинуров 1980, с. 61].

17. В истории тюркских (и не тюркских) кочевых народов известно много примеров, кода возникновение нового объединения, орды, союза племен, ханства, базировалось на усилении одного из кочевых родов, превращении его представителей в правящую верхушку, кочевую аристократию. Н.А. Аристов в 1896 г. совершенно верно подметил, что история государств кочевников «...показывает, что возникали они вследствие усиления одного из племен, во главе которого стояли храбрые, умные и счастливые в своих предприятиях родоначальники, успевшие подчинить своему влиянию роды своего племени и покорить остальные племена. Упрочения своей власти достигали они поставлением во главе родов и племен своих родственников или приверженцев. Падение тюркских государств происходило обыкновенно во время внутренних междоусобий в ханствующем доме, но всегда под преобладающим стремлением родов и племен к самостоятельности, когда их начальники объединили уже свои интересы с интересами родов. За падением господствовавшего племени наступал более или менее продолжительный период обособленности родовых союзов, пока не усиливалось одно из племен и нс подчиняло своей власти остальные, основывая новое государство» [Аристов 1896, с. 284].

18. По всей видимости, оногуры-оногундуры являлись частью утигуров [Артамонов 1962, с. 157], усилившейся после окончания утигуро-кутригурских войн и возглавивших протоболгарские племена в районе восточного Приазовья. Именно этим, как представляется, можно объяснить те трудности, с которыми сталкиваются исследователи в поиске мест обитания оногуров в предшествующий период. Например, как отмечает С.А. Ромашев: «Исходя из данных равеннского Анонима, Д. Моравчик четко локализовал оногуров между Доном и Кубанью. Но если они жили восточнее Меотиды в VII в., то их область полностью совпадает с расселением утигуров. Еще Й. Маркварт, учитывая, что с 576 г. последние перестают упоминаться в источниках, заключил, что оногуры заняли их область. Это произошло, по мнению В. Златарского, вследствие ослабления утигуров после подчинения их тюркам в конце VI в. Где конкретно находились оногуры ранее конца VI в., остается только гадать из-за скудости сообщений о них в византийских источниках. Й. Маркварт полагал, что оногуры жили где-то к северу от утигуров, Моравчик же — к югу. Продвинувшиеся к Азовскому морю оногуры либо жили с утигурами вперемешку, либо ассимилировали их, что при близком этническом родстве обоих племен было нетрудно» [Ромашев 1994, с. 223].

19. Здесь характерно чередование лесных и степных участков; при этом леса занимают более изрезанные балками участки водоразделов, а степи, наоборот, более ровные. Леса располагаются на серых оподзоленных почвах и деградированных черноземах, а степи на выщелоченных и мощных черноземах. Для Лесостепи характерны луговые степи, представляющие переход от степи к лугу. Зона Лесостепи простирается через всю Украину с запада на восток и поэтому имеет разные климатические условия. Климат западных областей Лесостепи имеет много общего с Полесьем, восточных — со степью. Климат Лесостепи умереннотеплый, с достаточным увлажнением на западе и неустойчивым на востоке [Бучинский 1960, с. 93—94].

20. См., например, С.И. Руденко [Руденко 1955, с. 41, 65].

21. Геродот одним из первых описывает расселение кочевых народов в степях Восточной Европы, в Причерноморье, Приазовье и Таврике: «...на другой стороне реки Пантикапа обитают скифы-кочевники... Кочевники же эти занимают область к востоку на десять дней пути до реки Герра. За рекой Герром идут так называемые царские владения. Живет там самое доблестное и наиболее многочисленное скифское племя. ...Их область к югу простирается до Таврики, а на восток — до рва, выкопанного потомками слепых рабов, и до гавани у Меотийского озера по имени Кремны. Другие же части их владений граничат даже с Танаисом» [Геродот 2001, с. 241—242].

22. Н.А Гаврилюк отмечает, что «...наиболее вероятным местом зимовок кочевых скифов было Присивашье, где снежный покров не превышает 10 см... Но самыми удобными для зимовок местами являются Днепровская пойма, поймы других рек Поднепровья, степные поды и блюдца...» [Гаврилюк 1995, с. 36—37]. В позднесарматский период (I—III вв. н. э.), по данным С. А Яценко, устье Дона было местом зимних стоянок кочевников. В 1978—1980 гг. им была выявлена цепь из шести стоянок I—IV вв. на участке придельтового Левобережья между городами Батайск и Азов, расположенных через 3—5 км., а также отдельные стоянки в дельте и донской заливаемой пойме. На лето аилы откочевывали вглубь степи, или вверх по Дону, где стоянки располагались в глубине балок, на небольших водоразделах или на мысах у степных озер [Яценко 1994, с. 71—72].

23. «...К югу соседит с ними сильнейшее племя акациров, не ведающее злаков, но питающееся от скота и охоты.

Далее за ними тянутся над Понтийским морем места расселения булгар, которых весьма прославили несчастья, [совершившиеся] по грехам нашим.

А там и гунны, как плодовитейшая поросль из всех самых сильных племен, закипели надвое разветвившейся свирепостью к народам. Ибо одни из них зовутся альциагирами, другие савирами, но места их поселений разделены: альциагиры — около Херсона,...; летом они бродят по степям, раскидывая свои становища в зависимости от того, куда привлечет их корм для скота; зимой же переходят к Понтийскому морю...» [Иордан 1960, с. 72].

24. «[Знай], что пачинакиты с наступлением весны переправляются с той стороны реки Днепра и всегда здесь проводят лето» [Константин Багрянородный 1991, с. 45].

25. «Крупный половецкий центр находился в бассейне реки Молочной, входя, очевидно, в состав половцев Приморских, кочевавших от Днепра до нижнего Дона по берегам Азовского моря» [Кудряшев 1948, с. 134].

26. Рубрук пишет об ордынских татарах середины XIII в.: «Они не имеют нигде постоянного местожительства и не знают, где найдут его в будущем. Они поделили между собой Скифию, которая тянется от Дуная до восхода солнца; и всякий начальник знает, смотря по тому, имеет ли он под своей властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также, где он должен пасти свои стада зимою, летом, весною и осенью. Именно зимою они спускаются к югу в более теплые страны, летом поднимаются на север в более холодные. В местах, удобных для пастбища, но лишенных вод, они пасут стада зимою...» [Гильом де Рубрук 1997, с. 91]. Интересно описание сухопутного маршрута, через степи, из Крыма на нижнюю Волгу: «...И все время, как мы оставили упомянутую выше область Газарию (Крым — А.Т.), мы ехали на восток, имея с юга море, а к северу большую степь, которая в некоторых местах продолжается на 30 дневных переходов и в которой нет никакого леса, никакой горы и ни одного камня, а трава отличная... Она вся заселена была команами капчат, равно как и дальше от Танаида до Этилии...» [Гильом де Рубрук 1997, с. 96]. И далее: «...Упомянутая река (Дон — АТ.) имеет также на западном берегу большой лес. Выше этого места татары не поднимаются в северном направлении, так как в то время, около начала августа, они начинают возвращаться к югу...» [Гильом де Рубрук 1997, с. 108].

27. «Восточныя Ногайския орды, которыя называются вообще Кубанскими, также черными или малыми Ногайцами, состоят из многих неравночисленных орд и кочуют к северной части Кубани, по сей реке до самых ея устьев. Знаменитейшия Восточныя или Кубанских орды составляют Касай Аул и Насыев улус; ...Они суть самые так называемые Кубанцы. Прежде сего кочевали между устьями Кубани до вершины Маныча... Ныне же Касай Аул кочует в низких местах, по левую сторону Кубани...» [Георги 1799., Ч. 2. — с. 39].

28. «...ино поворотить от Конских вод на Молочные воды, где кочуют ногаи...» [КБЧ 1950, с. 65].

29. «...Низменные, илистые берега (Сарпинских — А.Т.) озер густо заростают камышем и служат только в зимнее время убежищем для калмыков..., удаляющихся отсюда на лето к северу...» [Костенков 1868, с. 30—31].

30. «На зимнее время калмыки укрываются в займища и острова, покрытые лесом и кустарниками, или остаются в степи близь озер, изобилующих камышами. Многие из них переходят на зиму к западному берегу Каспийского моря, укрываясь от зимних непогод в так называемых Мочагах» [Костенков 1868, с. 98].

31. «Калмыки со стадами своими зимою кочуют в полуденной стороне Волжской степи и вдоль берега Каспийского моря... При Каспийском море имеют они довольно камышу для употребления вместо дров, и снегу там выпадает столь мало, что скотина сама находит себе корм на полях. По наступлении весны подаются они помалу к северу...» [Паллас 1773, с. 481].

32. С.А Ромашев уверен в том, что «...западная граница Великой Болгарии проходила от Днепровско-Бугского лимана по Днепру на север» [Ромашев 1994, с. 244]. В то же время детальная локализация северной границы этого кочевого объединения — «от Ворсклы до Калитвы и Дона» [Ромашев 1994, с. 252] никак не подтверждается источниками. Ссылка на Перещепинское погребение в данном случае не может приниматься во внимание в связи с его поздней датировкой (конец VII — начало VIII вв.), к этому времени Великая Болгария уже давно прекратила свое существование.

33. Андраш Рона-Таш считает единственно возможной именно приднепровскую локализацию Великой Болгарии: «Идентификация могилы Кубрата Вернером и его кольца печатки Зайбтом, новая интерпретация некоторых отрывков из «Армянской географии»..., пересмотр сочинений Феофана и Никифора..., а также путевых заметок Константина Багрянородного демонстрируют, что Булгария Кубрата находилась в районе Днепра, а не в районе Кубани» [Рона-Таш 2005, с. 117]. Впрочем, такое решение проблемы представляет собой очередную крайность, не соответствующую ни комплексу данных источников, ни мнению большинства специалистов.