2. Половцы

Начнем рассказ об этом «новом» народе с кратких упоминаний о нем двух авторов, сумевших, несмотря на лаконичность, сообщить, во-первых, о факте начала движения кипчаков на запад, во-вторых, о причинах, вызвавших это движение, и, в-третьих, об этнических группах, которые в нем участвовали.

Так, Ал-Марвази, служивший в конце X — начале XII в. придворным врачом сельджукских шахов, писал, что каи (змеи) и куны потеснили племя шары (желтых), а те, в свою очередь, заняли земли туркмен, гузов и печенегов. Армянский историк Матвей Эдесский, писавший в XI в., добавляет к этому интересную подробность, что народ змей потеснил «рыжеволосых», и последние двинулись на гузов, которые вместе с печенегами напали на Византию [Кумеков, 1972, с. 20; Ахинжанов, 1989, с. 47, 48].

Думается, что новое звучание имени (славянское) половцы получили не без основания: многие из них были светловолосые и даже рыжие, что считалось среди тюркских и монгольских этносов знаком особого отличия человека-воина (напомним, что Чингисхан был рыжим).

В обоих свидетельствах нам важно то, что в продвижении на запад прямое участие принимали не только собственно половцы, но и еще два этноса (каи и куны), которые «давили» на впереди идущих. Можно предполагать, что они вытеснили их только на правый берег Волги, а сами не пошли далее. Но возможно и другое предположение: часть каев и кунов присоединилась к нашествию, хотя их было значительно меньше половцев.

Границы половецкой земли точно указаны в записи русской Летописи под 1152 г.: «что же их межи Волгою и Днепром». Это были, конечно, только основные «реперы» половецких владений Великого Междуречья. Логично предположить, что северная граница проходила примерно по границе степи с лесостепью. Южные границы мы можем установить только благодаря археологическим источникам. Главными из них были половецкие каменные изваяния (каменные статуи), картографирование которых дает нам уточнение и дополнение территории, по которой кочевали и которой владели половецкие орды и более крупные политические образования (союзы орд).

Самые ранние типы статуй — стеловидные плоские со слабой деталировкой фигур или совсем без нее. Аналогии им мы рассмотрели выше — это типичные кипчакские изваяния. Правда, часть из них находит больше аналогий в Семиречье [Шер, 1968, табл. XVIII, XX, XXI, XXII, XXVI]. Кроме того, как и в половецких степях, изображения там немного менялись в зависимости от месторасположения каменоломен (т.е. мастерских), в которых вырубались статуи, а также, несомненно, и от хронологического фактора.

Вот такие столбообразные фигуры появились впервые в донских степях примерно в первые десятилетия XI в. У всех их лица отделены от туловища только полукруглой или (чаще) заостренной чертой подбородка. В 20% черты лица вообще не изображались, но затем появились лица-сердечки, Т-образные брови и нос, глаза и рот в виде овальных углублений. Наиболее существенны изменения, происшедшие с этими столбовидными фигурами, — появление на их передней (фасадной) стороне рук, державших на уровне живота изображение сосуда; на некоторых из них помимо рук на уровне груди помещены круглые выпуклости, видимо, изображавшие грудь, причем такие кружочки были не только на «статуях», которые можно считать женскими, но и на мужских изваяниях, изображенных с усами и иногда с длинным подбородком, возможно, бородкой [Плетнёва, 1974] (рис. 51).

Весьма существенны исторические данные, которые можно получить, изучая пока только этот ранний тип статуй.

Как мы видим на карте, подавляющее их большинство сосредоточено в степи правого берега Донца в среднем его течении [Гераськова, 1991, рис. 14]. Этим, очевидно, мы можем уверенно говорить о том, что половцы принесли с собой изобразительные каноны статуарного искусства кипчаков.

Второй тип все еще стеловидных статуй, но уже с барельефно-плоско прочерченными руками, держащими сосуд, распространился в этом регионе, видимо, немного позднее. Судя по изваяниям этого типа, частично оставшимся в ранее занятом «междуречье» Среднего Донца, они продвинулись к югу — на Дон и в Приазовье.

Так был занят первый регион ушедших из Заволжья кипчаков-половцев. Дальнейшие исследования каменных изваяний, их типологизация, необычайное разнообразие и распространение по европейской степи различных типов статуй позволяют сделать дальнейшие выводы о жизни и духовных потребностях половецкого общества в следующие периоды их пребывания в Волго-Днепровском междуречье.

Несомненно, что появление «рук с сосудом» свидетельствует о решительном изменении, как бы «очеловечении» столбовидного идола. Это стало началом процесса зарождения и буйного расцвета замечательной половецкой скульптуры.

Тысячи статуй изготовлялись в половецких мастерских [Красильников, 1999]. Мужчины и женщины изображались стоящими и сидящими, всегда с канонизированным положением рук с сосудами для жертвоприношения, а вернее — для «угощения», для которого в каменном сосуде выдалбливалась неглубокая ямочка. Благодаря точным, а нередко и очень полным изображениям костюма, украшений, оружия мы сейчас неплохо представляем костюмы, материальную и даже духовную жизнь половцев того времени [Веселовский 1915; Плетнёва, 1974; Гераськова, 1991; Красильников, Тельнова, 2000, с. 227—244, и др.]. XII век — век расцвета половецкой скульптуры (рис. 52—54) и наиболее полного ее распространения в половецкой степи (рис. 55). Громадное количество заказов стимулировало рост производства, его развитие и совершенствование, увеличение камнесечцев и скульпторов. Так постепенно проходил процесс перехода от простого ремесла к настоящему искусству. Естественно, что произведения скульпторов изготовлялись по заказам весьма богатых половцев, так как стоили дорого. Менее обеспеченные аилы (коши) заказывали ремесленные подражания им без излишних подробностей и украшательства. Ко второй половине XII в. богачи желали даже иметь портретное сходство статуи с умершим, и нам изредка попадаются среди 2000 с лишним дошедших до нашего времени статуй явные «портреты» или, во всяком случае, изображения с очевидным стремлением скульптора достигнуть портретного сходства.

Мужские лица всегда изображались с усами, три статуи были даже с бородками; женские — полные, круглые, как правило, с маленькими «пухлыми» губами. Спутать пол статуи по лицу невозможно. Мы обращаем на это особое внимание потому, что довольно значительный процент мужских статуй изображен с грудью, абсолютно идентичной женской: грудь у женщин и этих мужских фигур всегда обнажена и свисает на живот, подчеркивая основное значение этого органа — кормление всего рода. Обойти эту особенность ряда мужских фигур практически невозможно, так как она появилась у кипчаков еще в период пребывания их в Приуралье — Заволжье и сохранилась во все время их производства. Эта несомненная странность, уже вызвавшая у ученых много сомнений и возражений, все-таки должна быть отмечена, поскольку она, безусловно, имела большое, очевидно, ритуальное значение.

Несмотря на ряд вышедших работ о половецких изваяниях, впереди у исследователя, серьезно занявшегося этой темой, масса открытий. Примерно к концу XII в. среди как мужских, так и женских статуй произошли заметные изменения, которые представляются шагом к упрощению изображений, к известной примитивизации их (см. рис. 51). Наступали они медленно и вряд ли сразу были замечены не только заказчиками, но и самими мастерами. Сначала перестали декорировать спины и изображать детали причесок и нарядов, затем убрали деталировку костюмов и с лицевой части. Нередко даже лица статуй оставляли гладкими без необходимых, казалось бы, черт лица. Представляется вполне вероятным, что статуи раскрашивали. Очень редко, но можно увидеть в особенно глубоких вырезах орнамента следы черной или красной красок. Поэтому не исключено, что ваяние самых тонких и сложных деталей было заменено простой раскраской. На хорошо отшлифованной поверхности можно было нарисовать более сложный и красивый рисунок, дать большую выразительность лицам и т.д.

Между тем процесс предельного упрощения изображения «предка» продолжался. В конце концов исчезла, стала необязательной, каноническая поза с сосудом в руках. В отличие от ранних статуй без сосудов, поздние изображения отличаются объемностью и стройностью фигур. На них нередко мастерски изображаются даже детали украшений и костюма и в исключительных случаях — сосуд, но без держащих его рук.

Известно, что дерево на воздухе, без надлежащих условий хранения, очень быстро разлагается (рассыпается), поэтому статуи ваялись из камня. Однако редкие находки остатков деревянных статуй, аналогичных каменным, убеждают нас в обратном. Деревянные статуи ставили, видимо, небогатые кочевники, но им поклонялись столь же истово, что и каменным.

Выше уже говорилось о том, что статуи предков изготовлялись тысячами. Ставили их не в одиночку на разрозненные древние курганы, а в специально сооруженные для них святилища. Их сооружали обычно на вершинах высоких курганов или холмов. Это были обычные квадратные (или прямоугольные) загородки, сложенные из камня-плитняка. Размеры святилищ зависели, по-видимому, от количества чтимых в нем предков. Чаще других ставили два изваяния лицами, обращенными на восток, — мужское и женское: родоначальников коша. Однако изредка попадались святилища со скоплением статуй — в каждом не менее 12—15. К сожалению, ни один из этих замечательных памятников не дошел до нас хотя бы в полуразрушенном виде. Приходится только с большей или меньшей степенью вероятности реставрировать их на чертежах.

У подножия статуй находили кости баранов, а один раз — кости ребенка — девочки. Очевидно, каждый проезжавший мимо кочевник оставлял здесь свою жертву. Стоявшие на высоком кургане статуи необычайно впечатляющи. Запечатленные образы выглядели «богоподобно». Однако многих археологов смущает тот факт, что ноги у статуй (и вообще нижняя часть тела) специально укорочены. Скульпторы, учитывая законы перспективы, делали это вполне сознательно: статуи стояли на возвышении, и, если изваять ноги пропорционально всей фигуре, то они будут казаться громадными, порой закрывая собой остальную часть фигуры.

Благодаря данным русских летописей, в которых половцы упоминаются чуть ли не ежегодно, и распространению в степях каменных половецких статуй удалось выделить более десяти самостоятельных орд, а вернее — объединений орд (см. рис. 55). Каждое из них занимает постоянное место в половецкой степи. Названия им летописцы, как правило, давали по месту их пребывания. Так, очень крупное Приднепровское объединение включало в себя три большие орды (Заорельскую, Самарскую, Надпорожную); Лукоморское занимало Причерноморскую луку с низовьями Днепра и частично Ингулом; Донецкое располагалось в основном на берегах среднего течения Донца. С юга к нему примыкало Приазовское объединение. Выше мы говорили, что земли именно этих двух последних объединений были ранее остальных территорий заняты половцами.

Нижнедонские половцы появились на Дону почти одновременно с Приазовскими. Можно предполагать, что крымские степи половцы освоили после разгрома русскими полками лукоморцев в 1103 г. — просто часть разбитых куреней и аилов отступила в Крым. Интересно, что они не заняли степь Керченского полуострова и совсем не были на Таманском полуострове. Очевидно, это объясняется значительной заселенностью этих земель людьми, способными отстаивать свое имущество, дома и пашни.

В Предкавказье половцы появились, очевидно, в первой половине XII в. Изгнанные Владимиром Мономахом из степей Верхнего Донца, находясь под постоянной угрозой нападения его сына Мстислава Владимировича, примерно половина этого объединения оставила прежние кочевья и под руководством Атрака откочевала на юг — в Предкавказье. Постоянная угроза грабежей и угона пленных местными «удальцами» из многочисленных горных районов Кавказа побудила грузинских царей обратиться за помощью и защитой к Атраку, который охотно поступил на службу и даже породнился с царем Давидом, отдав свою дочь замуж за него. Добавим, что даже вернувшись в родные степи со своим кошем, Атрак оставил процветавшую в Предкавказье орду на захваченных, но уже ставших родными землях. Практически, как и крымские половцы, эта большая орда приобрела прекрасные кочевья благодаря активной наступательной деятельности Мономаховичей, стремившихся отогнать от своих границ беспокойных и опасных соседей.

Поволжскими половцами можно называть «саксинов» [Ал-Гарнати, 1971, с. 56], но следует учитывать, что громадное пространство степи между Северским Донцом и Волгой очень бедно находками каменных статуй (их всего 20 на площади 1000×250 км). Еще меньше известно погребений соответствующего им времени.

Мы начали этот раздел с изложения истории половецкой скульптуры, а вместе с тем и истории их расселения по южнорусской степи. Ареал половецких кочевий, судя по распространению каменных статуй, очень велик, но погребений, которых можно уверенно считать половецкими, фактически нет. Все исследователи, касающиеся этого материала, предпочитают называть их «погребениями половецкого времени».

Коротко вернемся к материалам небольшого кочевнического могильника у Саркела — Белой Вежи (см. рис. 56). Там, на расстоянии не менее 70 м от края основного кочевнического могильника, между двух насыпей-выкидов из рва, был помещен небольшой курган, полностью перекрытый полами насыпей. Курган, насыпь которого частично сохранилась в разрезе перекрывающей его земли, невысокий, земляной. Могила — длинная, прямоугольная, с немного закругленными углами (размеры — 2,8×0,8 м), была заполнена желтой глиной, резко отличающейся от темной глины больших насыпей, перекрывших курган. На заполнении были аккуратно в ряд уложены 4 кирпича (обычные саркельские — 0,25×0,25 м), из которых сохранились два средних, а боковые — разбиты. Могила очень мелкая — глубина ее не превышает 0,3 м, дно плоское. Захоронение произведено в гробу, сбитом из довольно тонких досок. Гроб плоский, но с днищем и крышкой, выкрашенной красной краской. Гроб значительно длиннее положенного в нем человека — женщины 25—30 лет, монголоида, возможно, судя по низкому лицу, с примесью европеоидности. Скелет лежал вытянуто на спине, с вытянутыми вдоль тела руками. Кости очень плохой сохранности, никаких следов ритуального разрушения скелета не было. Ориентирован он головой на запад с сезонным (южным) отклонением.

На крышке гроба, немного сдвинутые к северу, были разложены останки коня, мордой на запад, с ногами, отчлененными по колена, что, как мы видели, для печенегов и гузов не свойственно. Конские останки лежали фактически на уровне подошвы кургана, череп был прикрыт кирпичами, а задние ноги были выявлены при подчистке материкового основания кургана.

Чучело коня было взнуздано и оседлано, гроб заколочен по углам крупными коваными гвоздями. Захоронение женщины богатое: на шее — витая гривна из «электра» — сплава серебра с золотом, на руках — серебряные пластинчатые браслеты, в правой руке она сжимает развернутую витую гривну, у черепа и у плечевой кости — золотые незамкнутые кольца (серьги).

В другом погребении, в насыпи (см. рис. 56), не используемой в качестве городского кладбища, обнаружен воин, тоже монголоид, что связывает его с описанной выше погребенной женщиной. Поза и ориентировка у него те же, т.е. обычные для подавляющего большинства кочевников южнорусской степи. Вдоль левой ноги у него помещен берестяной колчан. Слева уложено чучело коня, мордой на запад, но ноги отчленены по третий сустав. Очевидно, разница в длине оставленных для чучела ног больше зависит от богатства, достаточной обеспеченности скотом захороненного, а не от его «этнохронологического» определения, как это пытался доказать А.Г. Атавин [1984].

Могила, в которой погребен этот воин, также отличается незначительной глубиной, и потому захоронение сильно разрушено, особенно конский череп, лежавший выше человека на 0,2—0,3 м. Главным отличием данного захоронения является значительное количество вещей и обкладок из кости и рога. Все они украшены циркульным орнаментом. Только несколько деталей лука без орнамента: очевидно, они были вклеены в сложный и тугой лук. Накладки из кости, предметы из нее, прилагаемые к тому или иному оружию, характерны для южносибирской гарнитуры лучника [Худяков, 1980, с. 112—117, Флерова, 2001, с. 54—55 и сл.].

Длинная и широкая могила (2,7×0,8 м), при этом очень неглубокая, монголоидность воина, орнаментированные костяные накладки — все это,» как нам представляется, позволяет считать данного воина-лучника половцем. В аналогичной насыпи вдоль внешнего беловежского рва было обнаружено произведенное в мелкой могиле еще одно захоронение монголоида в обычной для кочевника позе, с кресалом и кремешком у тазовых костей. Это один из распространенных в половецкое время беднейших типов погребений (пастух или просто домашний раб?).

Мы уже говорили выше еще об одном монголоиде, погребенном на общем Беловежском кладбище, очевидно, кочевническом, и уложенном головой на восток. Судя по времени образования кладбища (не ранее середины XI в.) и о расположении могилы на самом краю этого позднего кладбища, можно Предполагать, что и этот всадник пришел в южнорусские степи вместе с какой-либо половецкой ордой.

Следовательно, даже на малом материале, обнаруженном вокруг Белой Вежи, видимо, можно говорить о появлении здесь половцев в XII в.

Однако выявить особенности погребального обряда собственно половцев и тем более отличить их погребения от печенежских и гузских пока преждевременно (рис. 57). Все три рассмотренных нами погребения произведены в мелких могилах, два из них, видимо, без гробов; головами все три ориентированы на запад. Единственное различие, которое можно отметить, — это отчленение по колена ног для чучела коня, но это не обрядовый признак, а социальный, и он мог использоваться на похоронах любого более или менее богатого кочевника.

Таким образом, мы стоим в настоящее время перед фактом почти полной неотличимости погребений половецкого времени от более ранних. Только в отдельных могилах мы фиксируем черты, не свойственные ни печенегам, ни гузам. Характерно, что эти отличия основываются нередко только на разнице в составе инвентарей и, как правило, датируются XII — началом XIII в., а иногда и почти всем XIII в.

Прошло уже почти полстолетия с тех пор, как были написаны и опубликованы работы, в которых, опираясь на археологический материал, авторы пытались включить его в исследование в качестве полноценного исторического источника. С тех пор накопилось громадное количество новых материалов, но они пока лежат без движения. Только изредка публикуются материалы роскошных погребений с золотыми и серебряными вещами, редкими украшениями.

Безусловно, с оригинальной стороны в наши дни взялись за публикацию и осмысление материалов из степных курганов (как давно известных, так и массы новых) украинские археологи А.В. Евгелевский и Т.М. Потемкина [2000, 2000а]. Они исследуют не комплексы погребений и сопутствующих им вещей, не пытаются создать собственную хронологию, основанную на новейших методах исследований (хотя бы простой корреляцией отдельных локальных групп кочевнических погребений). Авторы предпочли брать определенные категории предметов из всех известных в степях раскопанных памятников: сабли, кресала и сосуды. Составленные ими карты распространения этих предметов, без достаточной хронологической аргументации, но все же позволяют нам представить распространение в южнорусской степи рядовых (с кресалами) и воинских (с саблями) захоронений. Без этих карт мне пришлось бы еще до написания данной книги начать изучение множества кочевнических древностей и курганов средневековья, раскопанных в последние 50 лет и до сих пор частично не изданных или изданных неполно, что, безусловно, очень затрудняло бы их поиски, тем более, что архивные материалы не всегда доступны. Типология новых материалов, датировка их и, по мере возможности, разделение на этнические или этнохронологические группы — громадная исследовательская работа, требующая энергии, времени, сил и молодости. Только после ее выполнения можно будет ставить вопрос о распространении поздних разноэтничных кочевников в степях. Однако это дело будущих археологов-кочевниковедов.

Можно констатировать, что группировки каменных изваяний в целом совпадают со скоплениями сабельных клинков, обнаруженных в курганах. Погребения с кресалами, но без сабель, естественно, попадаются чаще — это обычные рядовые или «бедные» захоронения. Судя по кратеньким сообщениям в АО. и иногда по чертежам погребений в Отчетах, можно говорить о том, что не менее 90—95% кочевнических захоронений XI — середины XIII в. — впускники в древние насыпи.

Даже очень богатые захоронения совершались в древних насыпях. Возможно, это было стремление, с одной стороны, скрыть свое захоронение в чужой насыпи, а с другой — поднять его над ровной, плоской поверхностью степи. Приведем два примера:

Один из них — знаменитый Чингульский курган, расположенный на берегу р. Чингул в Токмаксском районе Приднепровья [Отрощенко, Рассамакш, 1986]. Древняя насыпь бронзового века — среднее по величине сооружение (высотой всего до 1,5 м).

Эта высота была недостаточной для погребаемого кочевника. Совершив на древней вершине тризну, на которой, судя по количеству разбитых амфор, было выпито немало вина, строители соорудили на вершине вал из брикетов дерна. Высота постройки — более 3 м. Она состояла из четырех дуг, разделенных проходами. В центре этого сооружения выкопали могилу, перекрыв ее деревянным настилом и окружив трупами пяти коней. Кони взнузданы и оседланы. Сбруи украшены серебряными бляшками, седла — серебряными позолоченными накладками. Помимо коней во время захоронения была принесена и человеческая жертва: убитый мужчина лежал скорченно, головой на север, поперек западного прохода.

Подножие всего холма было окружено довольно широким и глубоким рвом. В западной части этого рва находились остатки тризны: голова коня и разбитые амфоры, среди которых попадались обломки разбитого поливного кувшинчика.

Могила основного захоронения довольно большая (4,35×2,1 м), очень глубокая: заплечики — на глубине 3,8 м, а ниже них яма была углублена еще на 5 м. Нижняя часть могилы перекрыта массивными досками, а над этим перекрытием было сооружено еще одно в виде положенных наискось поперек могилы досок.

Вдоль восточной стенки могилы на нижнем перекрытии находились части бараньих туш, наконец, на самом дне могилы был уложен головой на запад труп мужчины 40—50 лет, мощного телосложения, длина скелета — 1,8 м. На его костях, особенно на черепе, хорошо прослеживались следы ран от ударов кистенем и сабельным клинком. Одет воин был в роскошный шелковый кафтан, подпоясанный ремнем. Могила буквально забита разнообразными дорогими и драгоценными предметами. Оружие состоит из шлема, кольчуги, богато украшенной сабли и пр. Вокруг покойника «разбросаны» драгоценные украшения из золота и серебра, как правило, художественно выполненные искусными мастерами. Необычайно привлекательна серебряная золоченая курильница с крышкой и фигуркой прыгающего льва на дне сосуда. Не менее красивы украшенные тончайшим орнаментом поливные и стеклянные сосуды.

В ногах погребенного стояли две амфоры и лежали кости животных — загробная пища.

Следует специально отметить, что среди всего этого ценнейшего набора погребального инвентаря наряду с обычной золотой гривной воин также, видимо, держал в правой руке, как и беловежская половчанка, витой стержень, явно представляющий собой обычную распрямленную, квадратную в разрезе витую золотую гривну (длина этого массивного стержня — 0,42 м).

Для эпохи «поздних кочевников» это самое богатое из известных нам захоронений. Датируется оно рядом специалистов от конца XII до второй половины XIII в. Его социальная принадлежность не вызывает сомнений, — это захоронение знатного человека, скорее всего хана.

Значительно труднее дать ему этническое определение. В погребальном обряде как будто есть черты гузского обряда (перекрытие могилы досками, заплечиками), но могила необычайно глубокая, кони лежат не над ней, а вокруг нее. Кроме того, абсолютно не свойствен ни одному из народов обычай строить свой курган над древней насыпью. Есть в насыпи кургана и какие-то плохо исследованные или описанные каменные выкладки. На древних курганах ставили святилища половцы, но план, представленный авторами, не похож на половецкое святилище с каменными изваяниями.

Таким образом, следует признать, что этот памятник — один из примеров смешения всех существовавших в степи погребальных обрядов. Причем ров с перемычками, проведенный по периметру подножия кургана и к тому же с жертвоприношениями с западной стороны, напоминает «хазарские» и еще более ранние — сарматские ровики, весьма типичные для значительно более ранних эпох.

Как бы там ни было, но курган этот относится к последним десятилетиям половецкого влыдычества над степью.

Не меньший интерес представляет погребение кочевницы, обнаруженное и раскопанное учителем школы в с. Новоивановское Донецкой области [Швецов, 1974].

Захоронение произведено под сравнительно небольшой земляной курганной насыпью (высотой 2 м). Под курганом на глубине 1 м от его основания был обнаружен скелет коня, ориентированный головой на юг и находившийся, по-видимому, в не выявленной раскопками яме. Рядом с конем были обнаружены стремена, удила и обрывки узды, украшенной поперечными скобочками из медной проволоки.

Под конским погребением, очевидно, удалось выявить могильную яму, размеры которой — 3×2 м, а глубина (от погребения коня) — еще 1 м. На дне в гробу была захоронена женщина, ориентированная головой на восток.

Очень большие размеры могильного сооружения объясняются необычным — поперечным положением коня относительно главного погребения. Для размещения содержимого этого крестообразного захоронения требовалась широкая могила. Следует отметить, что во всей степи такое погребение встречено всего единожды, поэтому вряд ли стоит видеть за этим какой-то еще неизвестный нам обряд. Возможно, при сооружении захоронения имели место поспешность и небрежность, связанная с ней. Тем не менее это женское погребение отличалось большим разнообразием и богатством инвентаря. Как и предыдущее захоронение воина, оно отличается от всех женских захоронений необычайным набором очень ценных вещей, далеко не всегда встречавшихся даже в погребениях довольно богатых половчанок. Практически обычными здесь были только конский убор, серебряный витой перстенек, бубенчик и стеклянный браслет. Остальные вещи изготовлены из дорогого материала — в основном золота и (меньше) серебра, многие из них отличаются мастерским исполнением, а некоторые предметы, в частности «жезл власти», обладали, очевидно, большим «социальным» значением.

У женщины в Белой Веже этот жезл — развернутая (прямая) гривна — был серебряным; женщина из Новоивановского кургана владела серебряным, но позолоченным жезлом, а мужчина из Чингульского кургана был обладателем золотого жезла. Все эти данные позволяют говорить о значительном социальном и экономическом расслоении половецкого общества. Жезлом имел право владеть руководитель (владелец) большего или меньшего из подразделений. Жезл, положенный женщинам, означает, по-видимому, факт принадлежности к половецкому сообществу, так как мы знаем, что среди всех народов, кочевавших в степях, только у половцев женщина обладала той же властью, исполняла те же обязанности, а степные «поляницы»-воины мало чем отличались от своих собратьев-мужчин. Предкам-женщинам поклонялись, как и предкам мужчинам.

Другим столь же значимым предметом, обнаруженным при Новоивановском погребении, был котел. Эта вполне как бы обыденная вещь имела и символическое значение. На присутствие котлов в довольно богатых мужских захоронениях впервые обратил внимание М.Л. Швецов [1980]. Котлы при них нередко бывали небольшими и поистине «символическими», так как что-либо сварить в нем практически было невозможно. Однако котел что-то значил. В понимании этого обряда помогла запись летописца о хане Кончаке: этот могущественный властитель и мощный человек мог, по словам летописца, перенести котел на плечах через Суду [ПСРЛ, II, с. 716]. Перенести любой обычный котел и через Днепр можно было без большого труда. В то же время фраза летописца звучала комплиментом! В чем же дело? А. в том, что Кончак был главой (кошевым) очень крупного подразделения и его «общий» котел, из которого он должен был кормить свой кош, должен был быть огромным и неподъемным. Об этом воображаемом котле и писал летописец, а значит, котел был символом объединения. Его маленькие подражания всюду означали обычно роль объединителя, а умерший хозяин его — главой такого объединения. Возможно, что величина и тщательность отделки обнаруженных в могилах котлов также означали ту или иную ступень на иерархической лестнице половецкого общества.

Изобилие вещей позволяет дать достаточно обоснованную датировку погребению. Начиная с декорирования ременной сбруи проволочными скобочками и кончая 1ривнами (в том числе и «жезлом»), погребение всего комплекса следует датировать концом XII — первыми годами XIII в.

Что касается этнокультурной принадлежности погребения, то, как представляется, это столь же мало «определимый» комплекс, как и предыдущий. Судя по вертикальному принципу захоронения, это как будто гуз, но тот факт, что это женщина и к тому же «правительница», мы, учитывая культ предков-женщин у половцев, можем уверенно считать захоронение половецким. Три беловежских самых поздних кочевнических захоронения дали нам три социальных «среза» общества. К первому относится богатая и знатная половчанка. Два остальных еще более выдающихся погребения людей, обладавших властью и богатством, обнаружены в бассейне Донца и в Приднепровье. Такой разброс богатых и знатных людей в степях свидетельствует о немалом количестве богачей, которые имели возможность заказывать у мастеров самые изысканные изваяния в память своих предков. Такие богатые захоронения в степях встречаются не часто, но они известны и в Крыму, и на Нижнем Дону, и на Днепре. Некоторые из них, если попадаются случайно местным жителям, как правило, растаскиваются по домам и исчезают. Только изредка доходят до нас роскошные конские оголовья (рис. 58), украшенные серебряными позолоченными с чернью крупными «подвесками» или решмами и аналогично сделанными мелкими бляшками и наконечниками для украшения сложных переплетений оголовья [Кирпичников, 1973, табл. УШ—XI].

Кроме воинов-богачей, в степи похоронены тысячи рядовых воинов, владельцев сравнительно небольших стад и глав небольших кошей. Следует отметить, что слово «кош» вошло в русский — казацкий говор: «кошевых» разрешили казакам выбирать даже в наше время. Интересно, что в Древней Руси это слово было немного изменено и стало звучать как Кашей (Кощей). Как страшный враг русских воинов, беспощадный разоритель и похититель красавиц, Кащей вошел почти во все волшебные русские сказки.

Особенно часто в степях попадаются, как говорилось, захоронения-впускники с очень ограниченным и бедным инвентарем без захоронения чучела коня. Это пастухи. Правда, любой из них, приобретая коня и саблю, мог получить статус воина в одном из отрядов, возглавляемых известным и удачливым воином, как правило, — «Кащеем».

Тысячи таких бедных могил разрушены простой распашкой древних курганов, так как могилы были совсем неглубокими. К сожалению, известны случаи, когда такие могилы уничтожались и археологами, стремящимися быстрее добраться до основного погребения (бронзы или скифа). А вообще-то археологу следует помнить об антропологических исследованиях, которые дадут нам громадный материал для изучения вопросов этноса этих погребенных.

Пока же редкие определения кочевнических монголоидных черепов, сопровождаемых вещами XII—XIII вв., дают нам право говорить о наличии монгольского компонента в половецкой среде. Кроме того, мы можем констатировать и некоторое своеобразие инвентаря, сопровождавшего умерших и датированного в основной массе XII — первой половиной XIII в.: искривленные длинные сабли, преобладание овальных кресал, серебряные витые гривны и, что существеннее, сделанные из распрямленных гривен «жезлы» разной ценности и, очевидно, разного достоинства. В половецкое время среди степняков вновь (после хазарской эпохи) распространились зеркала. Помимо зеркал, при определении даты и, как правило, этноса существенную роль играют височные серебряные кольца с дутой (полой) биконической нанизкой, по шву соединявшей конусы, обычно декорированные сканной проволочкой. Нередко такие нанизки дополнительно украшались 6—8 маленькими конусами, основание которых также обвивалось сканной проволочкой. Эти дополнительные конусы — «рожки» придавали височным кольцам особенно презентативный вид.

В целом, это типичный набор половецкой эпохи (рис. 59; 60). Выше мы видели, что он широко использовался и в среде Черных клобуков, хотя там даже в «богатом» уборе аналогичные вещи были несколько проще и скромнее.

Напомним, что ряд упомянутых выше «половецких» вещей изображался на изваяниях их предков.

Подводя итоги всему сказанному выше о половцах и сравнив эти данные с тем материалом, который мы получили при знакомстве с печенего-гузской группировкой и ее древностями, можно уверенно говорить о сложении в степях с конца X в. тюркоязычной культурно-этнической общности. Апогея оно достигло ко второй половине XII в. То, что представляется нам беспорядочным смешением, было на самом деле очень закономерным слиянием трех родственных народов. Этот процесс продолжался бы и дальше и, возможно, закончился бы созданием сильного этнического и государственного объединения.

Этого не произошло из-за прихода в степи монгольских войск, не только завоевавших степь, но и подчинивших своей власти большинство русских княжеств и полностью уничтоживших Волжскую Болгарию. Все три степных народа потеряли свое имя и вошли в новое мощное и богатое степное государство, созданное монголами, — Золотую Орду. Как кипчаки на восточной окраине европейской степи, так и половцы стали подданными золотоордынских ханов, кочуя по-прежнему. В степи, вокруг золотоордынских городов, кочевал народ, принадлежавший монголам, но не менее 100 лет они сохраняли, видимо, прежнее культурное или этнокультурное единство. Свидетельством этого служат в первую очередь половецкие изваяния. Монголы, безусловно, разрушили большинство святилищ и запретили создавать новые святилища, посвященные половецким воинам. В последние годы тотальные раскопки и разрушения крупных курганных насыпей привели археологов к открытию необычайных «подземных», вернее «ямных», святилищ. Причем чаще статуи изготавливались из дерева, а не из камня, который также запретили, видимо, использовать. Ямы, впрочем, для тех и других выкапывались одинаковые — довольно глубокие (до 3 м), конусообразные (сужающиеся ко дну). Дно небольшое, плоское, и на нем на постаменте (как на воздухе), лицом к востоку, ставили изваяние. Глубоко зарытое дерево без доступа воздуха сохранялось неплохо. К сожалению, никто из археологов не заинтересовался еще этим материалом, говорящим, прежде всего, о стойкости духа побежденного народа. Многие художники-камнерезцы, переменив специальность, стали великолепными резчиками по рогу и кости, изготовляя прекрасные орнаментированные накладки на колчаны [Малиновская Н.В., 1974] (рис. 61).

Заканчивая раздел о половцах, остановимся еще на одном весьма существенном вопросе, который неизбежно встает и перед исследователем, и перед читателем. Выше нам удалось достаточно убедительно определить границы Половецкой земли: западной ее границей был Ингул. Однако хорошо известно из летописи, что на Руси были отлично осведомлены о том, что южная степь от Ингула до Днестра была заполнена кочевниками, которые летописец называл половцами [Плетнёва, 1990, с. 101 и сл.]. И только один раз в одной из записей их называли не только половцами, но и команами. Следует отметить, что византийцы, а вслед за ними и вся Западная Европа именовали половцев команами. Очевидно, это были те самые куны и каи (кимакские орды), пришедшие, присоединившись к «желтоволосым половцам», в южнорусские степи, заняв их западные земли, столь же богатые травой и реками. Их языки и нравы, их боеспособность также не уступали половцам Приднепровья и Донского бассейна. В ряде походов на Русь, особенно в конце XI в., они участвовали весьма активно. Но статуй своим предкам они не ставили, и поэтому определить их территорию значительно труднее. Пользуясь только редкими упоминаниями в летописи о побужских половцах или о походе на Ингулец, где, видимо, стояли богатые команские кочевья, можно говорить хотя бы о присутствии на этих землях кочевого населения. Создается впечатление, что команы направили свои интересы на Византию, Болгарию, Венгрию и реже сталкивались с Русью.

Естественно, что кроме каменных статуй в степи должны попадаться погребения, а в виде исключения — особо внимательному археологу — и стойбища. Но стойбища, вероятнее всего, уже давно распаханы, как и большое количество курганов. Поэтому находок впускников в полууничтоженных древних насыпях, конечно, встречается очень мало, и они практически трудно фиксируются, так как сохранность даже дошедших до археолога памятников часто не позволяет уловить хорошо изученные по другим памятникам подробности погребального обряда.

Единственным исключением являются обнаруженные разведкой и частично раскопанные Н.Е. Бранденбургом небольшие курганные могильники, расположенные на левом берегу Днепра у с. Каменка, на самой границе степи с лесостепью.

Один из них, раскопанный полностью, состоял из 12 малых и нескольких крупных курганов. Последние относились к эпохе бронзы, средневековые погребения впускников в их насыпях отсутствовали. 12 малых курганов были сооружены из земли и камней. Камни различной величины — от очень крупных до почти щебня.

Несмотря на очень небольшое количество материала, полученного при исследовании Каменского могильника, у нас есть основания по погребальному обряду выделить в нем три группы захоронений. Различия в обрядах этих групп настолько выразительны, что позволяют предполагать принадлежность их к разным этническим группировкам.

Первая группа характеризуется глубокими могильными ямами, нередко со ступенькой на одной из сторон. На эту ступеньку опираются концы досок, наискось перекрывающие погребение. Покойники уложены на дно без гроба. Ориентировка погребенных всегда головой на восток (рис. 62). Всего в группу входят пять захоронений.

Вторая группа представлена всего двумя погребениями. По типу она близка к первой, поскольку глубина ям и ориентировка совпадают абсолютно. В заполнениях могил были обнаружены остатки перегнивших досок, возможно, от перекрытия. Основное отличие погребений от первой группы — дощатые плоские гробы, в которые уложены покойники (рис. 62).

Вполне возможно, что эти семь захоронений можно объединить в одну группу, но уверенно об этом можно будет говорить, когда подобных захоронений будет хотя бы два-три десятка.

Третья группа — наиболее оригинальная — «двухмогильная». В одной из могил погребен умерший в солидном гробу-колоде, головой ориентированный на запад. В расположенной рядом меньшей могиле помещен труп коня в необычной позе — с поднятой шеей и головой, уложенной на край ямы в небольшое углубление (см. рис. 62). Конь мордой обращен на запад. Таких погребений открыто пять.

Все 12 погребений сопровождались «загробной пищей», от которой сохранялась обычно кость барана или теленка.

Благодаря сопровождающему, правда, не очень богатому инвентарю, в 10 случаях удалось определить пол погребенных: 4 мужских и 6 женских. Оказалось, что в первой и второй группах преобладают мужские захоронения, ориентированные головами на восток, а в третьей группе — женские погребения, ориентированные головами на запад. Все женские захоронения сопровождаются дополнительными могилами с погребениями в них коней. Существенно, что ни один из коней не был взнуздан и, тем более, не оседлан.

Второй аналогичный могильник, находившийся всего в 500 м от первого, очевидно, идентичен ему. Он также состоял из нескольких десятков небольших каменно-земляных насыпей, но возможности раскопать его у исследователя не было. В наши дни, если площадь могильника не застроена, его, вероятно, можно обнаружить авиа- или космосъемкой, поскольку насыпи, даже каменные, давно разровнены, а крупные камни растащены на новые строительства.

Раскопанный могильник, судя по сопровождавшим умерших немногочисленным предметам, можно все-таки датировать, а вернее, относить к определенной эпохе в жизни кочевников южнорусских степей. Так, все женские захоронения по обнаруженным в них серьгам в виде знака вопроса, круглым зеркалам с бортиком и шишечкой или петлей на обратной стороне относятся по многочисленным аналогиям в Сарае и других монгольских городах к XIV в. Мужские погребения характеризуются большими ножами-кинжалами (длина — до 1,8 м), крупными тяжелыми наконечниками стрел, овальными большими кресалами, тяжелыми «втоковидными» копьями. Этот комплекс вещей мог возникнуть на западных окраинах европейской степи только после появления там монгольских войск.

Военизированная группировка, оставившая после себя два могильника, появилась на Днестре только в монгольское время, пытаясь, очевидно, закрепиться на окраине Галицкого княжества для борьбы с наступавшими монголами.

Это была тяжкая эпоха в жизни команов, отчаянно сопротивлявшихся монгольским войскам.

Поскольку галицкие полки дольше и отчаяннее, чем все остальные русские войска, сопротивлялись монголам, команы примкнули, вероятно, в этой неравной борьбе к русичам, образуя, возможно, для галичан такой же живой военный щит, каким для Киева были Черные клобуки. Недаром Каменский могильник находился на Галицком пограничье.

Н.Б. Бранденбургу удалось открыть остатки только незначительной части пограничного Галицкого заслона. По-видимому, здесь был погребен уже наголову разбитый отряд. Началась нелегкая подневольная жизнь в составе Золотой Орды.

Но это уже другая тема, поскольку сильное и богатое государство монголов шло иным путем, достигло могущества великих империй, но уже через полторы сотни лет фактически перестало существовать. И удар ему нанесли русские воины. Так Руси удалось устоять и сохранить свое имя.

Половцам повезло меньше — их этническое имя исчезло со страниц поздних рукописей, «скрывшись» под общим именем «татары». И все сведения о происшедших в Восточной Европе событиях в XIV—XV вв. мы узнаем не только из многочисленных письменных источников, но и из археологических открытий, получаемых тяжелым и нередко мало ценимым трудом археологов и энтузиастов.