1. Начало движения на запад. Кипчаки

Арабские и персидские географы, путешественники, историки II—X вв. нередко посвящали целые разделы своих сочинений тюркоязычным народам, обитавшим в далеких от Халифата евразийских степях. Наибольшее внимание обращали они на кимаков и кипчаков — дееспособных и молодых народов, образовавших в VIII в. крупное государство — Кимакский каганат [Кумеков, 1972].

Первым написал о них знаменитый арабский географ Ибн-Хордадбех (вторая половина IX в.), пользовавшийся при составлении своего труда более ранними источниками. Немного позже Ибн-Хордадбеха два ученых — Ал-Истахри и Ибн-Хаукаль, составляя карты, попытались разместить на них и земли, занятые этими народами. В X в. Ал-Масуди и Абу-Дулаф в своих трудах сообщили уже довольно подробно не только об их расселении, но и об их хозяйстве и религиозных представлениях.

Возросшее количество информации сказалось на том, что в известном персидском трактате «Худуд-ал-Алем» («Границы мира») о кимаках и кипчаках написаны были целые главы [Minorsky V., 1937], а великий среднеазиатский писатель Ал-Бируни упомянул о них в нескольких сочинениях [Ал-Бируни, 1963].

Громадная территория, занятая ордами и этносами, входившими в Кимакский каганат, раскинулась от Иртыша до Каспия, от тайги до казахских полупустынь [Ахинжанов, 1989, с. 174 и сл.]. Археологические исследования, проводимые в разных районах этих степных просторов, и данные письменных источников позволяют говорить о том, что значительная часть населения каганата вела полуоседлый образ жизни и была хорошо знакома с земледелием [Кумеков, 1972, с. 98].

Ярко выявившаяся в каганате тенденция к оседанию не мешала многим входившим в него этносам в X в. и даже в начале XI в. продолжать вести привычную для них форму существования — кочевое скотоводство. Наиболее ярко склонность к кочевничеству проявилась у кипчаков.

Среди населения центральных областей Кимакского каганата, наряду с многочисленными языческими верованиями и шаманизмом, стали распространяться, начиная с X в., мусульманство и манихейство.

Однако кочевавшие на западных окраинах каганата кипчаки не склонны были к чуждым религиям. Пассионарий, стремившийся к решительным действиям народ, нуждался в идеологии, которая давала бы обоснования к активным действиям, ставшим необходимыми в кипчакской степи с появлением и развитием объективных обстоятельств: 1 — выпас растущих стад требовал приобретения новых пастбищ; 2 — развитие экономики привело к центробежным стремлениям ряда отдельных владений, а значит — к междоусобицам; 3 — богатевшая аристократия захватывала кочевья и пастбища, а рядовые кочевники шли в кабалу или занимались разбоем, грабя кочевья более слабых соседей. Центральная кимакская власть уже не могла, видимо, навести порядок в стране.

Кипчаки, фактически получившие самостоятельность уже на рубеже X—XI вв., начали постепенное продвижение к западу. Так, примерно в 30-х гг. XI в. персидский автор Байхани указывает их месторасположение у самых границ Хорезма, а таджикский писатель Насири Хусрау в середине XI в. именует приаральскую степь уже не гузской, как делали его предшественники, а кипчакской (рис. 50).

Несмотря на даты, зафиксированные в письменных источниках об энергичном захвате кипчаками восточного региона европейских степей (Заволжья и Южного Приуралья) в начале XI в., погребения, которые можно было бы отнести к началу или даже ко всему XI в., попадаются редко, и из-за скудности материала уверенно датировать их XI в. практически невозможно. В основном это впускники в древние насыпи, как правило, зарытые небрежно и плохо сохранившиеся.

Редкость захоронений и поспешность (небрежность) их проведения объясняются, возможно, тем, что кипчаки не останавливались тогда кочевать в Заволжских и Уральских степях надолго: они шли через них.

Как это обычно случалось в периоды организации и начала нашествия, народ делился на две части. Одна (меньшая и менее энергичная) оставалась на месте. Это явление очень ярко описано Константином Багрянородным в рассказе о печенегах.

Материальная культура и обычаи оставшихся на прежних кочевьях кипчаков претерпели мало изменений за последующие столетия (XII—XIV вв.). Они сохранили свое этническое широко известное в Азии имя, и монголы, подошедшие к кочевьям кипчаков в начале XIII в., присоединили их к своим надвигавшимся на Европу черной тучей войскам именно под этим именем.

Эта кипчакская группа, вследствие значительной стабильности, оставила несколько десятков подкурганных захоронений, которые удалось исследовать археологам [Иванов, Кригер, 1988, с. 42—53]. Прежде всего выявлен факт деления курганов на две группы: курганы с земляными насыпями и курганы с различными каменными «засыпками» — от простой наброски до окружения насыпи каменным кольцом по периметру, а в позднее время — сооружение в насыпи каменного или сырцового квадратного помещения, внутри которого помещалась могила (это уже «прообраз» мавзолея).

Положение умершего обычное — на спине, преимущественно в дощатых гробах, но попадались и гробы-колоды. Под курганами с каменными конструкциями характерны захоронения в могиле (чаще на приступке) целого остова коня (или же чучела коня с ногами, отчлененными по бедренный сустав). В земляных курганах умерших погребали в дощатых гробах, обычно без сопровождения коня, изредка только с его чучелом. Ориентировка покойников в обеих группах преобладала западная.

Выше мы уже писали, что одним из типичных признаков кипчакской культуры Заволжья и Приуралья были каменные изваяния. Следует отметить, что главным своеобразием этих изваяний являлось абсолютное преобладание так называемых стеловидных статуй, т.е. не делятся они на стоящих и сидящих, не изображаются на них ни детали одежды, ни оружие, ни украшения, ни прически и пр. [Гарустович и др., 1998, с. 256]. Это были, по существу, только грубо обтесанные каменные столбы, в верхней части которых слабо выделялись черты лица, контуры которого иногда вырезались в виде «сердечка» с закругленной или, наоборот, заостренной в виде башлычка вершиной. Распространение таких «статуй» совпадет с ареалом Дешт-и-Кипчак. Датируются они, как нам представляется, довольно широко: с освоения кипчаками этой своей территории — от конца IX — начала X в. и до прихода на нее монголов.

Характерно, что за такой долгий срок совершенно не развивалось скульптурное мастерство авторов стеловидных истуканов, хотя великолепные образцы для подражания в древнетюркских и уйгурских степях у них были в большом количестве. Очевидно, в данном случае важно было соблюсти обрядовые действия в том исполнении, какое было принято у кипчаков с древности. Никакого стремления сделать памятник более «человекообразным» не требовалось.

Распространение курганов и святилищ, установленное благодаря разведкам в этом обширном регионе, а также редкие находки каменных истуканов, дали возможность наметить границы кипчакской степи (Дешт-и-Кипчак). Далее на запад, вплоть до дунайских равнин, раскинулась степь, в которую и устремилась в первой половине XI в. значительная часть кипчаков (см. рис. 50).