2. Лесостепной вариант

Начнем описание вариантов с самого северного «лесостепного Донского», наиболее хорошо изученного, а значит давшего наибольшее количество информационного материала как о собственных характерных особенностях алан, так и обо всей культуре в целом.

Наиболее насыщенными памятниками оказались берега двух рек: Северского Донца и Оскола. На Донце в середине 80-х годов XX в. было учтено больше 120 памятников (развалин городищ, могильников и селищ), а в бассейне Оскола — 110 [Афанасьев, 1987, с. 10—20; Плетнёва, 2000, рис. 2, 33].

Самым знаменитым, более других подвергшимся полевым исследованиям на Донце, является комплекс памятников у с. Верхний Салтов, давший первую часть названия всей этой культуре: салтово-маяцкая. Раскопки на нем, начатые почти столетие назад учителем местной школы В.А. Бабенко, дали громадное количество материалов [Бабенко, 1907; 1914; Федоровский, 1913, с. 4; 1914, с. 75—84; Ляпушкин, 1958, с. 86 и сл.]. Комплекс включает городище с остатками белокаменных стен, большое поселение, примыкавшее к нему (посад?), и обширный могильник, состоявший, видимо, из нескольких тысяч захоронений, произведенных в катакомбах. В комплекс входит еще одно поселение, расположенное напротив городища — на левом берегу, и рядом с ним ямный могильник, известный в археологической литературе под названием «Нетайловский».

Особенный интерес вызвал у ученых катакомбный могильник из-за обилия в захоронениях вещей самого различного назначения и формы. Нетайловский могильник, открытый Д.Т. Березовцом [1962 и др.], в настоящее время также достаточно полно исследован, но, как и Салтовский, далеко не полностью опубликован. Этот памятник остается «полудоступным» археологам. Несмотря на богатство инвентаря и вариабельность погребальной обрядности, он не стал для исследователей эталонным.

Поэтому сейчас мы попытались сделать «эталонным» значительно менее крупный и богатый Дмитриевский комплекс, находящийся всего в 50 км севернее Верхнего Салтова на берегах р. Корочи. Конечно, он охватывает значительно менее разнообразный материал, который труднее поддается хронологической обработке, Этот комплекс, как и Верхнесалтовский, включает все три типа памятников, т.е. городище, поселение и могильник [Плетнева, 1989] (рис. 15).

Городище расположено на крутосклонном мысу, заселенном и укрепленном еще в скифское время (примерно в VII в. до н.э.). Вторично мыс был укреплен напольными валами и белокаменной стеной по периметру в хазарское время. Стена из известняка состояла из двух панцирей, сложенных из крупных ломаных (не обтесанных) камней и забитого между ними смешанного с глиной щебня, скрепленного своеобразным жердевым «каркасом». Толщина стены достигала 4,5 м. Подобные остатки стен были обнаружены на мысовых городищах правого берега верховий Донца почти повсюду, и только изредка вместо белого камня использовался песчаник.

Культурного слоя (за исключением скифского) на городище не было, но на поверхности попадались обломки средневековых амфор. Эта особенность также весьма характерна для донецких городищ, которые служили, видимо, только крепостями и в какой-то мере «убежищами» для местного населения в случаях опасности. Жили люди на поселении, находившемся выше по течению Корочи примерно на 400 м в уютном ложке между двумя холмами. По дну ложка протекал ручеек, впадавший в реку.

Жилища на поселении — прямоугольные полуземлянки столбовых конструкций. Глубина их более 0,6—0,8 м от древней поверхности. Очаги «открытые», обложенные камнем, расположены в углах или на середине длины одной из стен.

Представляет интерес и тот факт, что на поселении строились иногда и так называемые «юртообразные жилища». Они были круглые в плане, и в центре пола в них помещался круглый «тарелкообразный» очаг, изредка обмазанный глиной, но чаще это было просто углубление в полу. Как и полуземлянки, «юрты» углублены в грунт. В полу по всему периметру прослеживаются ямки от жердей каркаса. Жилища явно стационарные, хотя сооружены согласно канонам кочевого населения.

На поселении постройки располагались группами, или «дворами». В каждый двор входило основное жилище, в котором всегда помещали ручной гончарный круг с запасом глины и песка, реже в полу вырывали хозяйственную небольшую усеченно-коническую яму, закрывавшуюся деревянной крышкой. Как правило, здесь же было полуземляночное прямоугольное помещение (видимо, сарай или амбар) иногда с хозяйственной ямой в полу, а также две-три большие конусовидные ямы для хранения в них зерна или иных продуктов.

Помимо жилых дворов на поселении располагалось еще несколько гончарных мастерских, а также несколько небольших ритуальных построек.

Наибольший материал для изучения всех вопросов, связанных с материальной и духовной культурой лесостепного варианта, дают, безусловно, могильники.

Дмитриевский могильник, расположен на склоне мелового холма рядом с поселением (см. рис. 15). Он, по сравнению с Салтовским, занимал очень небольшую территорию (около 15 000 м²). На нем было вскрыто примерно 20% всей площади, на которой обнаружено 152 катакомбных, 9 ямных захоронений, 9 трупосожжений и 52 остатка поминальных тризн.

Катакомбы представлены классическим типом, ближайшие аналогии которым мы находим на Нижнелубянском могильнике, расположенном на р. Оскол (рис. 16).

Каждая катакомба состоит из узкого входного коридора — «дромоса», ориентированного в соответствии со склоном холма, в связи с чем глубина дромоса в нижней части склона не превышает 0,2—0,4 м, а в верхней доходит до 4 м. Стенки дромосов тщательно заглажены, вертикальны, дно немного наклонное в направлении входа в погребальную камеру, сооруженную в торцовой стенке верхнего конца дромоса. Камера от дромоса отделена узким арочным входом, иногда довольно длинным. Как правило, вход тщательно закладывается массивными дубовыми плахами. Камеры — основная часть катакомбы — обычно овальные или неправильно-овальные, свод полусферический, высота его около 1 м. Следует отметить, что половина раскопанных камер оказалась забитой материковой глиной, обычно неотличимой от материка. Это наиболее богатые вещами захоронения. Всего в катакомбах было обнаружено 345 скелетов. Поскольку погребальный обряд здесь редко нарушался грабителями, удалось проследить ряд ранее неизвестных (или мало известных) погребальных обрядов.

В каждой катакомбе хоронили умерших одной семьи: мужчин и женщин. Парные захоронения (возможно, воина с молодой убитой рабыней?) совершали на угольной подстилке, игравшей, видимо, объединяющую роль: «вхождения» рабыни в семью хозяина. Впрочем, попадались и захоронения семейные на угольных подсыпках и в единичных случаях — даже одиночные. Последних на могильнике вообще встречалось мало. Мужчин укладывали в могилу вытянутыми на спине, женщин, за редкими исключениями, — скорченно на правом или левом боку. Ориентированы скелеты всегда головами влево от входа. Впрочем, проследить это не всегда возможно из-за очень сильной в большинстве катакомб разрушенности скелетов, из-за перемешанности их костей на полу камеры. Разрушение скелетов явно ритуальное [Плетнёва, 1967, с. 83], так как следов ограбления в камерах не было — дорогие вещи лежали или in situ, или вперемешку с костями похороненных.

Детали процесса прохождения этого крайне неприятного ритуала остаются пока не вполне ясными [Флеров, 1993, с. 42—60; 2000, с. 65—88].

В дромосы иногда укладывали труп лошади, взнузданной и оседланной, и, что интересно, лошадиный скелет также подвергался обезвреживанию: вырубалась спина, убирались пястные кости, копыта и пр.

В дромосах перед входом и, реже, в самой камере — в головах погребенного ставились разнообразные керамические сосуды. В основном это были кувшины, кружки и горшки. Последние обычно сопровождали женские погребения.

Мужские богатые погребения сопровождались оружием: саблей, топориками, луком с колчаном со стрелами. В области таза у мужчин находились остатки воинского пояса — обычно это до десятка серебряных или бронзовых бляшек, один-два наконечника и пряжка (см. рис. 23; 35). Существенно отметить, что резко изменилась орнаментация наборов: основой ее стал лотосовидный узор, постепенно заменявшийся «кустиком» мелких лотосовидных фигур, а еще позднее (к концу IX в.) распространился и геометрический орнамент.

Те же явления мы наблюдаем и на металлической гарнитуре конской узды. Все вместе позволяет ориентироваться в хронологии этого второго периода культуры, возникшей в Хазарском каганате (рис. 17; 18).

Наряду с катакомбным обрядом на могильнике встречались и обычные ямные могилы: четыре женских скорченных захоронения и пять мужских, а также три подбойных погребения. Мужские захоронения очень бедны вещами. Женские погребения, принадлежавшие аланкам, немного богаче — в них попадаются дешевые мелкие украшения из бронзы, сосуды, иногда бусы.

Все они синхронны катакомбам, располагаются на площади могильника параллельно дромосам и, как правило, по краям свободных «полос», отделявших группы катакомб друг от друга. Именно на этих же «полосах» удалось обнаружить девять трупосожжений в урнах.

Урны представлены крупными острореберными горшками, имеющими аналогии в пеньковских древностях, прототипы которых следует искать в Черняховских памятниках.

Только в одном погребении с острореберным горшком была помещена хорошо сохранившаяся (правда, с отбитыми ручками) большая лощеная корчага, украшенная двумя параллельными валиками. Эта находка уже позволила считать трупосожжение синхронным могильнику. Тот факт, что трупосожжения помещались только в свободных от катакомб зонах, может свидетельствовать в пользу их появления на могильнике уже после вполне сформировавшегося плана аланского могильника, т.е. не ранее начала IX в.

Помимо катакомбных и иных захоронений на раскопанной площади могильника были обнаружены остатки поминальных тризн. Все они помещались в неглубокие ямки, вырытые в дерновом слое, и располагались беспорядочно: в непосредственной близости от катакомб, на свободной от катакомб площадке, на краю разделительной «полосы» и пр. По содержанию можно разделить тризны на три группы: 1 — состоящие только из костей животных: коров, коз, изредка — лошадей. Большинство костей расколоты, т.е. это остатки ритуальной трапезы; 2 — состоящие исключительно из сосудов. Иногда это всего один небольшой горшок, кувшин или даже кружка, но, как правило, в тризну входило от трех до пяти разных сосудов, в том числе великолепные лощеные пифосы и пифосы-кувшины, украшенные налепными тонкими валиками; 3 — смешанная группа, в которую входили как кости животных, так и сосуды. Поскольку тризны закопаны в землю неглубоко, то их долгое время не замечали раскапывающие могильники археологи, видимо, считая обломки горшка или костей просто включениями в «культурный слой» могильника. В Дмитриевском могильнике впервые открыт этот интереснейший поминальный обряд, характерный для аланских могильников лесостепи.

Следует отметить, что при исследовании разнообразных обрядов, прослеженных в настоящее время на ряде аналогичных могильников, возникает тем больше вопросов, чем больше у нас в руках окажется материалов по обрядам, а также вещей, связанных с ритуалами и верованиями хоронивших на могильниках людей.

При исследовании этого в общем небольшого могильника мы столкнулись с существенным фактом разноэтничности его населения. При несомненном преобладании аланских захоронений, здесь, как мы уже отмечали, попадаются и брахикранные черепа, принадлежавшие, очевидно, степному населению, где они на каждом могильнике в абсолютном большинстве. Интерес представляет еще одна антропологическая группа — мезокраны — люди от смешанных браков. К тому же не исключено, что в этом процессе этногенеза принимали участие и «пеньковские» этнические элементы. Им разрешали хоронить своих мертвых на семейных, в основном аланских, участках могильника. Кроме того, на левом берегу речки, напротив городища, находилось поселение, на котором наряду с обычной для этого времени и региона керамики, попадались и обломки лепной «пеньковской» посуды. Очевидно, все это население не только погребалось на одном могильнике, но и жило в непосредственной близости друг от друга.