8. Прикаспийские степи в VI—VII веках

Следует отметить, что на этих землях уже более столетия из года в год (исключая военное время) ведутся исследования курганов и курганных могильников разных эпох — от бронзы до Золотой Орды.

Традиция систематических ежегодных полевых работ возникла и утвердилась благодаря созданной П.С. Рыковым Саратовской школе археологов-единомышленников, в которую входили такие известные ученые, как П.Д. Рау, Н.К. Арзютов, Т.М. Минаева, А.Н. Кушева-Грозевская, П.Д. Степанов, И.В. Синицын и др. Многие из них погибли в периоды репрессий, иные были перемещены в другие регионы страны или сами сменили место жительства и работы, продолжая там свою научную деятельность. Из всех учеников П.С. Рыкова судьба «пощадила» только И.В. Синицы на, который, продолжая дело «саратовской школы», проводил раскопки каждый год вплоть до своей смерти в 1972 г. [Гарустович, Ракушин, Яминов, 1998].

Наряду с ним в Поволжье в послевоенные десятилетия активно работали широкомасштабные экспедиции К.Ф. Смирнова и В.П. Шилова [Синицын, 1959; Смирнов, 1959; Шилов, 1959].

Среди тысяч раскопанных погребений памятники, относящиеся к векам «перещепинско-вознесенского» этапа, встречаются редко. Несмотря на хронологические рамки (V—VII вв.), соответствующие времени раннего средневековья, исследователи называют их позднесарматскими. В статье о позднейших сармато-аланских погребениях на территории Нижнего Поволжья Е.К. Максимов, приняв общераспространенное мнение о сарматской принадлежности захоронений V—VII вв., отмечает, что сарматский погребальный обряд в те столетия сильно меняется под воздействием, очевидно, тюркоязычных племен, пришедших с гуннами: возрастает количество захоронений с костями коня (головой и отчлененными ногами), почти исчезают меловые подсыпки, меняется форма могилы — преобладают подбойные с узкими входными ямами, устойчивой становится ориентировка покойников головами на С, СВ, СЗ. Наряду с трупоположениями довольно широко распространилась кремация. Явно преобладают впускные захоронения, а индивидуальные подкурганные — единичны. Все эти выводы, как и датировка погребений, сделаны на очень небольшом материале (всего 15 комплексов), поэтому заключения автора носят предварительный характер, что он сам подчеркивает неоднократно [Максимов, 1956]. Однако добавим, что исследование большой серии черепов из Калиновского могильника [Гинзбург, 1959, с. 571, 572, 582] позволило автору говорить, во-первых, о возможной примеси монголоидных элементов в европеоидных черепах из позднесарматских захоронений и, во-вторых, о встречаемости в этих погребениях черепов, аналогичных «зливкинскому типу» или Среднеазиатскому междуречью, что сближает их с черепами сармат астраханской группы и значительно более поздними черепами из могильников Саркела — Белой Вежи.

Представляется очевидным, что прикаспийские и заволжские степи были охвачены такими же бурными этногенетическими процессами, какие прослеживаются по всей степи вплоть до Дуная. Несомненно, большую роль в этногенезе степного населения эпохи раннего средневековья играли остатки разбитых гуннами алано-сарматских объединений. Об аланских корнях «салтовской культуры» писал еще Н.Я. Мерперт [1951] в специально посвященной генезису «салтовской культуры» статье.

* * *

Тем не менее аланы не стали создателями новой степной культуры — в ее фундамент легли элементы разноязыких и антропологически нередко различных этносов.

Характерно, что ни один из ранее средневековых авторов, писавших о степных народах того времени, ни разу не упомянул ни сармат, ни алан. Очевидно, они просто «растворились» в массе тюркоязычных этносов, хлынувших в восточноевропейские стели.

Значительное разнообразие в устройстве могильных сооружений и пока еще очень небольшое количество открытых раннесредневековых погребальных памятников делает невозможным их исследование, а тем более — сравнительный анализ погребальной обрядности разных групп степного населения. Видимо, это обстоятельство привело археологов к необходимости разобраться в материалах богатого вещевого комплекса из захоронений и поминальников эпохи раннего средневековья.

В результате в настоящее время вопросы датировки, т.е. хронологизация кочевнического комплекса VI—VIII вв., в целом завершена. Споры ведутся уже о каких-либо «неточностях» длиной примерно в четверть столетия (а иногда и менее того).

Поскольку датирующие вещи в основном относятся к предметам одежды и украшениям, то вряд ли, опираясь на них (как и на монеты), стоит добиваться невероятной псевдоточности. Тем не менее необходимо помнить, что дорогие вещи, как и в наши дни, жили гораздо дольше людей, их передавали по наследству, они составляли материальный фонд семьи (ее «сокровище») и поэтому в могилах нередко попадаются уже сильно потертые или даже сломанные (со следами починки) предметы. Так избавлялись от драгоценного «старья», очищая «сокровище» и в то же время принося богатые дары умершему родичу.

Но следует признать, что вещи перещепинско-вознесенского этапа дают нам в целом убедительно точную хронологическую шкалу степных древностей VI — середины VIII в., которая вряд ли будет кардинально изменена в будущем.

Во второй половине VIII в. начался новый этап развития хазарской государственности и, что особенно важно для археологов, развития экономики, материальной и духовной культуры. Этому периоду жизни степного населения под властью и защитой сильного государства, подчинившего и включившего в свою орбиту многие степные этносы и народы, будет посвящена следующая глава.