6. Северо-восточные степные памятники перещепинской эпохи

Обратимся далее к ряду захоронений, разбросанных в различных более восточных регионах европейской степи и, судя по вещевым находкам, относящихся к концу «перещепинского этапа».

Прежде всего, это несколько могильников подкурганных захоронений, локализующихся в Самарской Луке. Все они исследованы и опубликованы [Матвеева, 1997; Багаутдинов и др., 1998].

Курганы характеризуются круглыми в плане ровиками под насыпью. На окаймленной ровиком площадке обычно находятся несколько могил, а над ними — наброски камней, бывших как бы основой или ядром кургана. Впрочем, такие наброски вполне могли играть и ритуальную роль, являясь «поминальным даром» умершему (как в Вознесенском храме-поминальнике). Верхняя дата погребений не выходит за рамки конца VIII в.

Одно из (хронологически близких) подкурганных захоронений, обнаруженное у с. Шиловка вне Самарской Луки, севернее ее на 100 км, — выше Луки по правому берегу Волги, отличается, во-первых, квадратным ровиком, не свойственным для этого региона, во-вторых, устройством могилы: с входной широкой овальной ямой, соединенной входом с еще более обширной овальной камерой (рис. 11).

Погребение частично ограблено, а насыпь нарушена мелиораторами, но удалось выяснить, что в камере на толстой угольной подсыпке были похоронены юноша, девушка и мальчик, а во входной яме — конь. Сбруя коня была, судя по обломкам, украшена бляхами из золотой фольги. Несмотря на ограбление, вещей в камере осталось достаточно, чтобы говорить о богатстве погребального инвентаря. Помимо палаша, остатков лука (костяных накладок), кроме роскошных костяных накладок на седло, украшенных сложными сценами битв людей, животных, драконов, были обнаружены железные трехперые наконечники стрел, массивные поясные пряжки, серьги. Весьма существенна находка в погребении двух византийских золотых монет: солид чекана 610—641 гг. и монета-оттиск с византийского солида, оттиснутый очень неумело. Обе были подвесками (с одной пробитой дырочкой). Дошедший до нас солид позволяет датировать комплекс примерно серединой — второй половиной VII в. Этой дате не противоречат и другие находки, обнаруженные в могиле [Багаутдинов и др. 1998, с. 26—29, 81—82, табл. V, VII, VIII, VIIIa, IX—XIV].

Шиловский комплекс — один из самых северных комплексов этого типа и времени.

Почти на той же широте известно захоронение, обнаруженное еще в 1903 г. у с. Арцибашево на Оке (ныне Московская обл.). Погребение было совершено в глубокой яме, на дне которой были уложены покойник, конь и сопровождавший их инвентарь [Монгайт, 1951]. Погребение было обнаружено случайно местными жителями, и поэтому обряд практически остался неизвестным, а вещи, вероятно, дошли до нас не полностью, некоторые из них были сильно поломаны. Тем не менее, очевидно, что захоронение принадлежало богатому воину-всаднику с прекрасно сохранившимся длинным палашом с остатками ножен, удилами с кольцами для псалий (видимо, деревянных?), серебряными наременными украшениями (сбруйными), пряжками разной величины, костяным острием для развязывания пут стреноженных коней, а также золотой серьгой с конической зернёной подвеской и золотым поясным набором с орнаментом из мелкой зерни или ее имитации в виде тонкой проволочки с нарезками. Дошедший до нас вещевой комплекс позволяет датировать захоронение концом VII, может быть, началом VIII в., т.е. оно лет на 40—50 моложе Шиловского и хронологически ближе всего к Вознесенскому комплексу.

Мы остановились на двух последних комплексах потому, что их время совпадает с эпохой формирования и экспансии хазарского каганата по всей восточноевропейской степи. Естественно, что захват лесистой холодной страны не был их целью, но, очевидно, разведки в том направлении велись, и воины (в том числе богатые предводители отрядов) погибали в походах и захоранивались на чужой земле. У себя же в степях им сооружали поминальники — курганы, о которых мы говорили выше.

Вопросы хронологии памятников конца VI — первой половины VIII в., которые мы условно называем «памятниками перещепинского круга», или, вернее, «перещепинско-вознесенского круга», в настоящее время почти не вызывают дискуссий. Много сложнее решение проблемы этнического определения погребенных. Необходимость привлечения письменных свидетельств к работе над ней очевидна. Впрочем, большую роль играют здесь антропологические исследования, данные этнографии, топонимики, сохранившиеся надписи или хотя бы отдельные слова языка.

Разобраться в десятках разноязыких этносов, кочевавших в степях и воевавших в них, естественно, можно только гипотетически.

Два народа чаще других упоминались в источниках в качестве основных обитателей степных угодий, постоянно участвовавших в тюрко-византийских или ирано-византийских войнах. Это болгары (булгары) и хазары. Вместе с первыми нередко упоминались родственные и, как правило, союзничавшие с ними оногуры, кутригуры, утигуры, а со вторыми — барсилы и савиры. Местопребывание этих формирующихся народов в VI — начале VII в. указывалось средневековыми авторами весьма определенно. Болгары, утигуры, оногуры локализовались в восточном Приазовье и низовьях Кубани, частично в Крыму и в северном Приазовье, кутригуры — в степях Северного Причерноморья на правобережье Днепра.

Хазары до середины VII в. кочевали, видимо, в степях Дагестана, так как впервые они упоминались в связи с походами западнотюркского кагана на Закавказье в начале VII в. Там же обитали и савиры, несколько десятилетий господствовавшие в Прикаспии и перешедшие уже (как и барсилы) от кочевания к полуоседлости. Этому способствовали два основных фактора: незначительность пастбищных угодий при стремительном росте стад и изменения демографического порядка: рост численности народонаселения.

Примерно в середине VII в., как отмечалось выше, в степях произошли значительные передвижки, связанные, прежде всего, с возникновением нового и сильного государственного объединения, возглавленного хазарами. Хазары двинулись на запад и северо-запад, захватывая новые пастбища и расширяя ареал своего влияния и своей власти. Одновременно с экспансией хазар в степях появился еще один этнос — авары. В источниках (греко- и латиноязычных) о них написано много, однако археологических следов от них не осталось. Создается впечатление, что это была, в целом, не очень большая орда, правда, крайне воинственная и состоящая из ядра в 6—8 тысяч опытных и жестоких воинов. В стычках с более слабыми они побеждали всегда и так прослыли непобедимыми, но в южнорусских степях они не задерживались, поскольку там уже вели целенаправленную захватническую политику хазары. Мы видели, что погребальные памятники «перещепинского этапа» кочевнической культуры чрезвычайно разнообразны. Это может быть надежным свидетельством этнической смешанности того населения, которое было охвачено хазарскими военными походами, постоянным захватом женщин и детей, привлечением мужчин-воинов в свои боевые подразделения.

Именно такое «брожение» и смешение этносов и является обычно основой сложения народа, хотя, конечно, не всегда оканчивается появлением его на исторической арене.

Многообразие обрядов и зафиксированная источниками этническая пестрота до настоящего времени не позволяют нам с полной уверенностью сопоставлять определенные обряды той эпохи с упоминаемыми в письменных источниках этносами. Так А.И. Айбабин, казалось бы, убедительно выделил в Крыму и Северном Причерноморье несколько хазарских памятников. Однако многие исследователи категорически отрицают принадлежность выделенной им «перещепинской группы» хазарам.