4. Датировка Больше-Тарханского могильника

Для определения времени захоронений на могильнике большое значение имеют монеты, найденные в трех погребениях. Предварительное определение монет было произведено сотрудницей отдела нумизматики Государственного Исторического музея С.А. Яниной.

Монета из погребения 196 — сасанидская драхма Хосроя II, 30-го года правления (619 г.). Монетный двор — Хамадан (?).

Из погребения 252 происходит монета типа хорезмийских, изданных С.П. Толстовым, но уже с арабской легендой, крайне скупой. За всадником стоит имя «Мухаммед», а перед портретом — видимо, имя наместника, пока еще не читаемое. Монета с хорезмийским чеканом времени арабского завоевания датируется VIII в. н. э.

Третья монета, из погребения 124, представляет собой обломок аббасидского диргема. Место и год чекана отсутствуют. С.А. Янина датирует предварительно монету 159—193 гг. х. (775—809 гг.).

Таким образом, чеканы всех трех монет укладываются в пределах начала VII — начала IX в. Если принять во внимание, что монеты попадают в погребения обычно несколько позднее их чеканки, в среднем на полстолетия¹, то время захоронений на могильнике по монетам определяется в пределах конца VII — первой половины IX в.

Попытаемся проверить эту датировку по вещевому комплексу.

Из памятников, территориально наиболее близких к Больше-Тарханскому могильнику, следует в первую очередь назвать могильник Мыдлань-Шай на р. Чепце, притоке р. Вятки. Могильник содержал всего 86 погребений, в которых было обнаружено 19 куфических монет, позволивших надежно датировать весь вещевой комплекс могильника второй половины VIII — первой половины IX вв. н. э.²

Аналогичных вещей из Больше-Тарханского могильника и могильника Мыдлань-Шай чрезвычайно много. Совершенно однотипны удила, стремена, сабли, деревянные сосуды, многие наконечники стрел, ножи, железные и медные пряжки, кресала, трубочки для трута, щипчики-подвески, поясные накладки, перстни, различные подвески, некоторые серьги, а также многие бусы³. Перечень всех аналогий этих двух памятников, причем зачастую не только в общей форме, но и в отдельных деталях вещей, занял бы слишком много места. Совершенно сходно около 40 типов вещей. Достаточно сравнить опубликованные таблицы вещей, чтобы убедиться в полном хронологическом тождестве этих памятников.

Столь же многочисленны аналогии материалов из Больше-Тарханского могильника с комплексами Стерлитамакского могильника, датируемого также по монетным находкам VIII—IX вв.⁴ Сходны части конской сбруи — удила, подвески от узды, стремена, пряжки (табл. IX — 3, 11; XI, 13, 15, 17; XVII, 23, 24)⁵, наконечники стрел (табл. XII, 9, 17)⁶, некоторые экземпляры серег (табл. XIV, 6)⁷, пуговицы и костыльки-подвески (табл. XIV, 21; XV, 1, 3)⁸, а также медные пряжки (табл. XVIII, 1)⁹.

Немало аналогий можно найти к больше-тарханским вещам и среди древнемордовских памятников. Примечательно наличие в Больше-Тарханском могильнике преимущественно раннемордовских предметов VII—IX вв. — шумящая подвеска с трапециевидным щитом (табл. XVI, 19)¹⁰, трапециевидные (табл. XVI, 9)¹¹ и конусовидно-трубчатые (табл. XVI, 10)¹² привески и т. п. В свою очередь в мордовских памятниках широко распространены предметы больше-тарханского облика: украшения, оружие, орудия труда и т. п. Иногда они сопровождаются датирующими монетами. Так, в погребении 255 Крюковско Кужновского могильника, датированном арабским диргемом 756 г. н. э., были найдены сабли, железные удила, стремена, поясной набор и некоторые другие предметы¹³, аналогичные больше-тарханским. Между прочим, в Больше-Тарханском могильнике нет мордовских вещей X в., так же как в мордовских могильниках X—XI вв. не встречаются предметы больше-тарханского типа.

И наконец, на юге в погребениях Салтовского могильника второй половины VIII — первой половины IX вв. также встречаются вещи, сходные с больше-тарханскими. Здесь особенно близки многочисленные серьги различных вариаций (табл. XIV, 4—12)¹⁴, зеркала (табл. XIV, 16)¹⁵, поясные накладки и пряжки (табл. XVII)¹⁶, удила¹⁷, стремена¹⁸, сабли¹⁹ и некоторые другие вещи.

Таким образом, достаточно многочисленные аналогии позволяют с уверенностью датировать основную массу погребений Больше-Тарханского могильника второй половиной VIII — первой половиной IX в.

Особый интерес представляет вопрос о наличии среди захоронений могильника погребений более раннего времени, в частности конца VII — начала VIII в. В коллекции из могильника встречаются некоторые типы вещей VII—VIII вв. Так, к указанному времени относятся бусы с выпуклыми глазками (табл. XIX, 19; 2 экз. из погребения 121). Но в комплекс этого погребения входит серебряная серьга салтовского типа с трехбусинной подвеской (табл. XIV, 10) времени не ранее VIII в.

В погребении 180 находился перстень с сердоликовой вставкой (табл. XIV, 13), типа встречаемого в комплексах VII—VIII вв., но здесь же были ножи с ободками, удила с прямыми псалиями, стремена и серьги времени не ранее конца VIII в.

Наличие ранних вещей позволяет полагать, что население, оставившее Больше-Тарханский могильник, появилось на Средней Волге где-то на рубеже VII—VIII вв. Сам же могильник, очевидно, функционировал в пределах VIII—IX вв. Этническая принадлежность населения, оставившего Больше-Тарханский могильник, на основе ближайших аналогий погребального обряда и инвентаря с известными материалами болгарских памятников юга Восточной Европы, в особенности Подонья, должна быть определена как болгарская. Погребальный обряд Больше-Тарханского могильника близок к обряду таких могильников, как Кайбельский на Средней Волге²⁰, Зливкинский²¹, Покровский²², часть Салтовского²³ на Харьковщине, левобережного Цимлянского²⁴ на Дону, болгарская принадлежность которых убедительно была доказана Н.Я. Мерпертом²⁵. Раннеболгарским памятником в Дунайской Болгарии является могильник у г. Нови Пазар²⁶, погребальный обряд которого также близок Больше-Тарханскому.

Еще при публикации первой находки гончарного кувшина и Больше-Тарханского могильника Н.Ф. Калинин совершенно правильно сопоставил его с кувшинами салтовского типа²⁷. Действительно, в своем развитии эта керамика Больше-Тарханского могильника местных корней в Среднем Поволжье не имеет, следовательно, нужно полагать, что ее формы и способ изготовления были занесены уже в готовом виде. Подобная керамика весьма характерна во второй половине I тысячелетия для культур юга Восточной Европы и в особенности для Подонья²⁸. Подробнее на этом вопросе мы остановимся ниже.

В материале Больше-Тарханского могильника нет почти ни одного предмета, кроме древнемордовских, которые не имели бы аналогий с салтово-маяцкими древностями. Орудия труда, оружие, украшения и т. п. сходны с предметами из салтовских могильников и поселений. В этой связи особенно примечательно совпадение клейм на тарханских сосудах с клеймами или знаками на предметах Подонья. Так, клеймо в виде буквы «Н» с боковыми линиями (табл. V, 6; VI, 9) встречено на сосудах из Верхне-Салтовского могильника²⁹, на кирпичах³⁰ и костяном кистене из Саркела³¹, а также среди знаков на камнях Маяцкого городища³².

Итак, есть все основания полагать, что Больше-Тарханский могильник оставлен группой болгарского населения, откочевавшего из Подонья или Приазовья где-то в конце VII — начале VIII в.

Примечания

1. С.А. Янина. Куфические монеты из могильника Мыдлань-Шай. ВАУ, вып. 3. Свердловск, 1962, стр. 130.

2. В.Ф. Генинг. Указ. соч., стр. 39 и сл.

3. В.Ф. Генинг. Указ. соч., табл. I—XVI.

4. Р.Б. Ахмеров. Могильник близ г. Стерлитамака. СА, XXII, 1955, стр. 166.

5. Там же, табл. III, 1, 2; VII, IX.

6. Там же, табл. I, 6—8; VIII.

7. Там же, табл. V, 2—4.

8. Там же, табл. I, 6—8; VIII.

9. Там же, табл. VIII.

10. М.Ф. Жиганов. Старший Кужендеевский могильник в долине р. Теша. СА, 1959, № 1, стр. 220.

11. П.С. Рыков. Культура древних финнов в районе р. Узы. Саратов, 1930, стр. 25—26.

12. Там же, стр. 28—29.

13. П.П. Иванов. Крюковско-Кужновский могильник. Моршанск, 1952, стр. 71.

14. Н.Я. Мерперт. О генезисе Салтовской культуры, стр. 25, рис. 2, 59, 60, 92—94.

15. Там же, рис. 2, 89.

16. Там же, рис. 2, 99, 102, 105.

17. Там же, рис. 2, 74, 75, 110.

18. Там же, рис. 2, 73, 108.

19. Там же, рис. 2, 80, 81.

20. А.П. Смирнов и Н.Я. Мерперт. Из далекого прошлого народов Среднего Поволжья. По следам древних культур. М., 1954, стр. 30 и сл.

21. В.А. Городцов. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии в 1901 г. Тр. XII АС, т. I. М., 1905, стр. 250—260.

22. И.И. Ляпушкин. Памятники Салтово-Маяцкой культуры..., стр. 106.

23. Там же, стр. 106.

24. Там же, стр. 141.

25. Н.Я. Мерперт. К вопросу о древнейших болгарских племенах, стр. 32.

26. С.Р. Станчев. Новый памятник ранней болгарской культуры. СА, XXVII, 1957.

27. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Указ. соч., стр. 54.

28. С.А. Плетнева. Керамика Саркела — Белый Вежи, стр. 214 и и сл.

29. Тр. XII АС, т. I, М., 1905, стр. 402.

30. А.М. Щербак. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела — Белой Вежи. МИА, № 75, М., 1959, табл. XX, XXI, XXII.

31. М.И. Артамонов. Указ. соч., рис. 55.

32. И.Я. Макаренко. Археологические исследования 1907—1909 годов. ИАК, вып. 43, 1911, рис. 33, 37, 4, 5; 38, 2.