Обитатели Северо-Восточной Европы по данным Геродота и археологии

Мы рассмотрели ближайшее этническое окружение геродотовой Причерноморской Скифии. А что знаем мы о ее более отдаленных соседях? Весьма показательно, что, описывая области обитания народов, живущих к северу от скифов, Геродот последовательно каждый соответствующий пассаж завершает единообразно: над неврами располагается земля, которая «на всем известном нам протяжении безлюдна» (IV, 17); страна, находящаяся выше андрофагов, — «настоящая пустыня, и никакого человеческого племени там нет на всем известном нам протяжении» (IV, 17); выше меланхленов находятся «болота и земля, безлюдная на всем известном нам протяжении» (IV, 20). Совершенно очевидно, что сведениями об обитателях более северных земель Геродот не располагал вовсе и почти вся северная половина Восточной Европы представлялась ему безлюдной пустыней. Однако несомненно несоответствие такой картины исторической реальности. Какой бы из двух приведенных выше вариантов локализации перечисленных народов мы ни приняли, к северу от них располагаются области, насыщенные археологическими памятниками разных эпох, в том числе I тыс. до н. э. К ним принадлежат, в частности, многочисленные упомянутые выше городищенские культуры лесной зоны, протянувшиеся от Прибалтики до Урала. Однако вследствие незнания большинства этих земель античным миром их этнонимия той эпохи остается нам неведомой. Лишь ретроспективный подход, анализ гидронимии и иные косвенные данные позволяют предполагать пребывание здесь тогда народов балто-славянской и финно-угорской языковых групп [ср. Седов 1997]. Все более детальные реконструкции остаются сугубо гипотетичными.

Однако не вся северо-восточная Европа представала для Геродота как terra incognita. В непроницаемой стене неведения, которой непосредственные северные соседи Скифии отделены в его глазах от более отдаленных народов, неожиданно обнаруживается брешь. Она находится на северном рубеже земли будинов. Непосредственно за ней, по представлениям Геродота (IV, 22 сл.), как и над другими народами этого региона, также находится пустыня, простирающаяся на семь дней пути, но далее, если отклониться несколько к востоку, можно попасть в землю тиссагетов и живущего на тех же землях народа иирков; а еще северо-восточнее обитают некие «другие скифы», когда-то отделившиеся от скифов царских и пришедшие в эту землю. Еще дальше в глубь материка Геродот помещает зону обитания народа аргиппеев — живущих у подножия высоких гор плешивых от рождения курносых людей с широкими подбородками. Говорят они на особом языке, но одежду носят скифскую и отличаются особой справедливостью, за что почитаются всеми окрестными народами.

Данный пассаж представляет значительный интерес, и в науке неоднократно предлагались различные его толкования. Прежде всего возникает вопрос, почему из всей далекой континентальной периферии Причерноморской Скифии только земли, лежащие по этому маршруту, попали в поле зрения Геродота? Объяснение этому мы находим в самом его рассказе, где указывается, что путь через эти земли известен как скифам, так и эллинам из приморских городов и что путешествующие по нему пользуются услугами переводчиков с семи различных языков. Очевидно, перед нами — описание некоего торгового пути, связывавшего в древности Причерноморье с глубинными континентальными областями. Исследователи, кстати, обратили внимание на то обстоятельство, что в рассказе о войне скифов с персидским войском царя Дария именно народы, живущие вдоль этого пути, — савроматы, будины и обитающие в их земле гелоны, — выступают в роли союзников скифов, тогда как другие их соседи — агафирсы, невры, андрофаги и меланхлены — отказывают им в поддержке [Граков 1971, 28]. Очевидно, в скифском эпосе, к которому восходят сведения Геродота об этой войне, нашли отражение традиционно дружеские связи скифов с теми народами, с которыми их связывала устойчивая система межплеменной торговли; отношения с иными соседями не были столь тесными.

Конечно, в рассказе Геродота о пути в землю аргиппеев перемешались реальные и полумифические сведения. К последним относится сообщение об исключительной справедливости этого народа и в еще большей степени — сведения о землях, лежащих севернее страны аргиппеев, которые весьма критически оценивает и сам Геродот: здесь, в непроходимых горах, якобы живут некие козлоногие люди, а еще выше — народ одноглазых аримаспов, постоянно сражающихся с грифами, стерегущими золото, которым богата эта страна. Относиться к этим сказочным деталям как к источнику по этногеографии интересующих нас земель было бы нелепо, но они тем не менее сыграли вполне позитивную роль, позволив уточнить местоположение этих земель и одновременно — общую ориентацию описанного Геродотом торгового пути. Г.М. Бонгард-Левин и Э.А. Грантовский [1983] сопоставили эти рассказы с общими для мифологии большинства индоиранских народов представлениями о протянувшейся вдоль северного рубежа обитаемой земли цепи непроходимых гор и о находящейся около них стране блаженных, с которыми сопоставимы аргиппеи рассматриваемого рассказа. Иными словами, содержащиеся в этом рассказе легендарные подробности восходят, судя по всему, к собственно скифской мифологии, и даже к более древней — общеиндоиранской, что дает в руки ученых дополнительные аргументы в поддержку гипотезы о локализации зоны совместного обитания ариев именно в Восточной Европе. Одновременно эти данные позволяют утверждать, что описанный Геродотом торговый путь в целом ориентирован на север.

Предметы «скифской триады» из могильников ананьинской культуры — древности «отделившихся скифов»? (Погребова, Раевский 1992. С. 204. Рис. 32)

Этот вывод находит определенные археологические подтверждения и позволяет предположительно идентифицировать перечисленные народы, обитающие вдоль этого пути. За землями уже описанных савроматов и будинов и за лежащей выше них «пустыней», в которой скорее всего следует видеть малонаселенную область, находится, согласно Геродоту, страна тиссагетов и живущих вместе с ними иирков. Ее, вероятно, следует отождествлять с ареалом так называемой городецкой культуры — одной из городищенских культур средней полосы Восточной Европы, занимавшей бассейн Оки и Средней Волги преимущественно по правому ее берегу. Судя по всему, носители этой культуры принадлежали к числу финно-угорских народов; в них видят, в частности, предков современной мордвы. Севернее городецкого ареала лежит область распространения другой культуры раннего железного века — ананьинской, также принадлежавшей, скорее всего, какому-то финноязычному народу. Для нас важно также, что в ряде ананьинских могильников, расположенных по течению Волги между местами впадения в нее Камы и Ветлуги, часто попадаются скифские предметы VII—VI вв. до н. э. в сочетании со специфическими вещами центрально-кавказского происхождения. Точно такое же сочетание скифских и кавказских вещей мы находим в синхронных названным ананьинским памятникам могильниках на Центральном Кавказе, что позволяет реконструировать переселение какой-то группы воинов с Кавказа на Среднюю Волгу примерно тогда же, когда происходило расселение по разным регионам Восточной Европы возвращающихся через Кавказ из Передней Азии скифов. Тогда скифские и кавказские вещи, найденные в ананьинских могильниках, можно рассматривать как археологические следы тех самых «других скифов», которые, по свидетельству Геродота, отделились от основного массива своих соплеменников и продвинулись далеко на северо-восток Европы, за земли тиссагетов и иирков [Погребова, Раевский 1992, 195 сл.].