Счетчики




Яндекс.Метрика



Евреи-раввинисты в Каффе (Кефе) османского периода

Итак, летом 1475 года после непродолжительной осады войска Гедик Ахмед паши завоевали Каффу. Вскоре османам покорились и остальные населенные пункты Крыма. Судьба местного христианского населения была по большей части незавидна: многие в спешке бежали, оставив в Крыму все нажитое, многие погибли во время завоевания Крыма или казнены после этого. Но все равно и после 1475 года христианская община Крыма, состоявшая преимущественно из армян, греков и итальянцев, продолжала быть одной из крупнейших религиозных общин полуострова. Так, в расцвет мусульманского владычества, в XVI веке, в османских владениях Крыма мусульмане составляли 31 (1520 г.) и 46 (1542 г.) процентов1. Американский исследователь А. Фишер вообще писал, что с этнической точки зрения Каффа была «армянским городом»2. Даже в период мусульманского господства во многих местностях Крыма христиане продолжали составлять этническое большинство, несмотря на то что власть там принадлежала не им, а новым мусульманским хозяевам. Позднее ситуация стала изменяться, однако христианская община всегда была численно конкурентна с мусульманской.

Как складывалась жизнь крымских раббанитов после османского завоевания Крыма 1475 года? Османы и татары не слишком притесняли местных иудеев: евреям было разрешено сохранить свой прежний статус, имущество и занятия. Вспомним, к примеру, что Ходжа Кёккёз благополучно пережил османское вторжение и сохранил статус влиятельного купца и вельможи. После 1475 года крымские иудеи фактически стали жителями двух разных государств. Как известно, но договору 1478 года, заключенному между татарским ханом Менгли Гиреем I и османским султаном Мехмедом II Завоевателем, Крымский полуостров был поделен на две части: османскую и татарскую3. При этом лучшие земли вдоль побережья моря, от Керчи и до современного Севастополя, включая территорию Мангупского кадылыка (округа), достались османам, а центральный и северный Крым, а также степи Южной Украины, Добруджа и Северный Кавказ входили в сферу интересов Крымского ханства. Столицей османских владений стала генуэзская Каффа, получившая новое название — Кефе. Вскоре город вернул себе былую значимость. В османское время его населяли представители самых разных религий и народов, а численность населения составляла около 20 тысяч — немалая для того времени цифра4. По этой причине в некоторых османских источниках Каффа поэтически называлась Кючюк-Истанбул, т. е. «Малый Стамбул». Столица же Крымского ханства сместилась в начале XVI века с горного Кырк-Йера (Чуфут-Кале) в недавно начавший строиться Бахчисарай.

Конец XV — начало XVI века были неоднозначным периодом в жизни крымских раббанитов. С одной стороны, в конце XV века раббанитская община Крыма продолжает значительно увеличиваться за счет евреев-изгнанников из Испании, Руси и Европы. С другой, в связи с переносом экономического центра Крымского ханства в юго-западную часть Крыма, в Кырк-Йер и позднее Бахчисарай, главенствующая роль в иудейской общине Крыма переходит от раббанитов к караимам. Именно караимы с этого момента начинают занимать ряд ответственных постов в ханстве, распоряжаться ханскими финансами, печатать монеты, ездить в качестве послов в Россию и т. п. Раббанитская община, которая с этого момента остается преимущественно в восточной части Крыма, в Каффе и Карасубазаре (современные Феодосия и Белогорск), начинает отходить на вторые роли. Но и в этот период упадка отдельные влиятельные евреи-раввинисты продолжали занимать важные государственные посты и выполнять дипломатические функции (так, раббанит Меир Ашкенази был посланником в Польшу в XVI веке). Помимо экономического превосходства, караимы превышали раббанитов-крымчаков и по численности. По некоторым статистическим оценкам к концу XVIII века раббаниты составляли лишь около 25 процентов от общего числа иудейских подданных ханства (около 600—800 человек), а караимы — около 75 процентов (около 2600 человек)5.

Свиток Торы из Карасубазара (XIX в.) из фондов Центрального музея Тавриды в Симферополе

Каффинские евреи по-прежнему играли важную роль в торговой жизни города. Источники сообщают, что местные евреи охотно путешествовали по торговым надобностям в Османскую империю, Речь Посполитую (Краков, Львов, Киев), Русь, на Кавказ и Ближний Восток. Османские таможенные документы 1487—1490 годов сообщают о проживании в городе еврейских купцов с такими именами, как Авраам, Тамарин, Ильядо, Ходжа Арслан Яхуди, Тута и Нетиль. Большая часть из них торговала кожами и шелковыми тканями. Ходжа Арслан Яхуди и упоминавшийся выше Ходжа Кёккёз какое-то время были откупщиками (сборщиками) податей6. Среди членов общины 1542 года было двое врачей (осм. хеким), Авраам и Юсуф (Иосиф)7. Чрезвычайно примечательна также личность Меира Ашкенази. Уроженец Польши, в XVI веке он вместе с семьей переехал в Каффу. Его богатство и значимость были столь высоки, что он был назначен татарским послом в Польшу. Он активно участвовал в международной торговле, что, собственно говоря, и привело его к гибели. Очевидно, он поставлял партии невольников из Египта в Геную и был убит пиратами в верхнем Египте вместе со всеми остальными пассажирами корабля8. В документах XV—XVI веков отсутствуют сведения о каффинских евреях-ремесленниках, которые там, судя по всему, должны были также присутствовать.

Отдельная любопытная проблема — участие крымского иудейского населения (как караимов, так и раввинистов) в таком не слишком благовидном занятии, как торговля рабами и невольниками. Как известно, основным доходом Крымского ханства в раннее новое время была именно работорговля. Многочисленные европейские, османские и российские источники представляют нам ужасающую картину опустошения Южной России, Украины, Польши и Кавказа, откуда ежегодно в результате разбойничьих набегов безжалостно увозились в Крым тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей. Увозились, чтобы быть проданными на невольничьих рынках Каффы, Карасубазара и Стамбула и провести остаток своей жизни в страданиях и непосильном труде. По приблизительным оценкам Д. Колоджейчика, в год в Крым в среднем привозилось около 10 000 славянских пленников. Таким образом, за два века — с 1500 по 1700 год, с территории Польши и России в плен было уведено около двух миллионов славян9. Колоссальная цифра — и это отнюдь не преувеличение. Порой наплыв «живого товара» на территорию Крыма быль столь велик, что невольники уходили вообще за бесценок. Эвлия Челеби хвастливо писал, что во время восстания Хмельницкого против Польши татарами было захвачено такое количество еврейских пленников, что одного еврея можно было порой купить за трубку табака10. Данное сообщение является безусловным преувеличением. Тем не менее оно дает некоторое представление о том, сколь велико бывало количество пленных у татар.

Крымские караимы и раввинисты тоже принимали активное участие в торговле невольниками. Из этого отнюдь не следует делать каких-либо далеко идущих выводов об «испорченности» и «беспринципности» этих двух общин. В те далекие времена понятия нравственности и морали были совсем иные, и торговля невольниками считалась столь же «моральным» заработком, как любые другие виды торговли. К тому же не будем забывать, что этим не слишком чистоплотным бизнесом занимались тогда все жители Крыма. Например, до 1475 года самыми жестокими работорговцами были «цивилизованные» итальянцы. С XIII века и позднее главными поставщиками невольников были крымские татары, в то время как основными скупщиками — османские, еврейские, армянские и греческие купцы со всего Причерноморья. Крымские раввинисты и караимы принимали участие в работорговле в нескольких амплуа:

• как посредники при освобождении невольников;
• как рабовладельцы, использовавшие невольничий труд;
• как охранники пленников (в основном в крепостях Чуфут-Кале и Мангуп);
• как ростовщики, одалживавшие деньги пленникам и поставлявшие им провизию (Чуфут-Кале, Мангуп; возможно, Яшлав и Таш-Ярган);
• как попавшие в плен жертвы татарских набегов.

Достаточно выгодным делом было посредничество при освобождении невольников. Посредник выкупал невольника у его владельца и отпускал на волю при условии, что по возвращении на родину тот пришлет ему сумму, превышающую стоимость выкупа. Об участии крымских караимов и раввинистов в посредничестве упоминает огромное количество архивных документов. Об этом же пишет и М. Броневский (1578 г.): «подсылают подкупленных евреев или татар, или же купцов, и они уже за несравненно низшую цену выкупают пленников будто бы забытых и пренебреженных»11. В архивах находим многочисленные сведения о том, что местные евреи использовали пленников просто в качестве «живой силы», а не для продажи или перепродажи. Так, в списке членов каффинской общины в 1542 году значатся шесть русских девушек-невольниц, обозначенных термином Марья-рус12.

Ряд документов указывает, что начиная с конца XV века крепости Мангуп и Чуфут-Кале во многом функционировали как темницы для пленников или неугодных послов. Упоминавшиеся в источниках местные иудеи (по-видимому караимы) зачастую были охранниками невольников; кроме того, они также часто одалживали под проценты изголодавшимся пленникам деньги и продавали различного рода предметы и провизию. Тем самым они спасали несчастных от многих невзгод — получая при этом определенную прибыль.

Ну и наконец, в Крым часто доставлялись партии еврейских пленников — как, например, упоминавшийся выше Моше а-Голе и многие другие. Выкуп евреев из неволи (ивр. пидьон шевуим) считался важной мицвой (ивр. «предписание»), которая упоминалось в Библии и ставилась Маймонидом выше любой другой благотворительной деятельности. В Мишне указывалось, что выкуп евреев из неволи необходим для поддержания мироздания (Трактат Гитин 4:6). Несколько документов рассказывают о выкупе из крымской неволи в XVI или XVII веке еврея по имени Зачек (иск. Исаак) из Каменец-Подольского. Захваченный в одном из татарских набегов, Зачек был выкуплен на волю крымским купцом Обрагимом (иск. Авраам / Ибрагим; вероятнее всего, это был караим из Чуфут-Кале) с условием возвращения ему денег с процентами. Срок истек, но денег Обрагим так и не получил. Сумма за выкуп Зачка, как видно, была столь велика, что сам хан Мехмед Гирей вынужден был писать польскому канцлеру о необходимости обнаружения Зачка и выплаты Обрагиму денег за его освобождение. Таким образом, выкуп пленников порой был чреват потерей денег — но так или иначе, оставался важным видом торгового бизнеса для крымских купцов. Помимо раббанитов и караимов в этом деле также принимали активное участие армянские купцы13.

Именно в этот момент, как уже упоминалось, вскоре после завоевания Крыма Османской Турцией в 1475 году, в Каффу прибывает большое количество евреев из разных стран мира. О разнородности раббанитской общины этого периода неопровержимо свидетельствуют имена и фамилии. Ни в одной другой этнической общине Крыма нельзя встретить такого поразительного количества разноязычных имен и прозвищ. Так, фамилии Берман, Гутман и Ашкенази (Ачкинази) будут указывать на эмигрантов из Европы и России; Абрабен, Анжело, Чапичо, Пиастро, Манто (т. е. из города Мантуя), Ломброзо и Тревгода — на Переселенцев-сефардов из Италии и Испании; Бакши, Стамболи, Измирли, Токатлы и Мизрахи — на Турцию и Ближний Восток; Лехно и Варшавский — на Польшу; Портакаль — на Португалию; Гота и Вайнберг — на Германию; Гурджи — на Кавказ и т. п. Интересная фамилия Суруджин принадлежала беглецам из Византии, спасавшимся от сюргюна, политики султана Мехмеда II, из-за которой население Византии волей-неволей должно было переселяться в опустевший после резни 1453 года Константинополь. По другой версии, эта фамилия происходит от слова Сурож — русского наименования города Судак. Ряд фамилий указывал также на крымское происхождение их обладателей (Мангупли — «из Мангупа») или профессию (Демерджи — «кузнец», Таукчи — «птицевод»). Около 40 процентов крымчакских фамилий являются производными от древнееврейского (Пейсах, Пурим, Рабену, Леви, Бентовим, Рафаилов и др.)14.

Риммоним — украшения в виде плодов граната, венчавшие стержни свитка Торы (XIX в. из фондов Феодосийского музея древностей)

В конце XV века в Крым переселяются евреи — жертвы двух великих волн массовых еврейских изгнаний — испанской и киевской. Для сефардских общин изгнание евреев из Испании (ивр. геруш Сфарад) в 1492 году было одним из наиболее трагических событий в их истории. По ряду причин экономического и идеологического характера в этот год испанский король Фердинанд решает изгнать своих еврейских подданных, дав общине два месяца на размышление. Евреям, перешедшим в течение двух месяцев в христианство, было разрешено остаться в Испании (многие из них, кстати так называемые марраны, тайно продолжали исповедовать иудаизм), в то время как верные своей религии должны были покинуть страну. Так вот, большая часть сефардских эмигрантов осела на территории Османской империи, которая радушно приняла искусных еврейских ремесленников и торговцев. Часть из них вскоре добралась до татарских и османских владениях Крыма и осела там.

О киевском изгнании писали значительно меньше. Как известно, в XIV—XV веках в Киеве проживали караимская и раввинистическая общины, которые с одной стороны, взаимодействовали и друг друга поддерживали, а с другой — полемизировали и соперничали. В еврейском мире бытовала поговорка ми-Кийюв теце тора (ивр. «из Киева вышло учение», парафраз высказывания «из Сиона вышло учение»). Известно также, что в начале XIV века в Киев приехали законоучители-раввинисты из Вавилона (Ирака)15. Кризис еврейской общины города наступает в последней четверти XV века, когда город был неоднократно разорен татарскими набегами. Особенно жесток был набег 1482 года, в результате которого в Крым в качестве пленников попало большое количество невольников, включая даже детей знаменитого еврейского ученого Моше бен Яаков а-Голе. В Крым, однако, киевские евреи попадали и более безопасным путем. Киев с Крымом связывали давние торговые контакты, и владеющие многими языками евреи зачастую были связующим звеном между Киевом, Москвой и Крымским ханством. В качестве примера приведу сообщение о том, что «Шан жидовин, Агронов зять» встретил московских купцов в Каффе и дал им грамоту со своей печатью, согласно которой московские купцы должны были платить в Киеве только половину мыта (1488 г.)16.

Тем не менее в придачу к татарскому разорению, вскоре последовала новая беда. В 1495 году великий князь Литовский Александр изгоняет евреев с территории своего государства, которое, напомним, включало тогда и большую часть территории современной Украины, среди прочего, города Луцк и Киев. Киевское изгнание длилось всего несколько лет, с 1495 по 1503 год. «Вельли есьмо жидову [зъ] земли нашое вон выбыти» — пишет об этом грамота 1503 года (в этом году евреям вновь было позволено вернуться на территорию литовского государства, включая и Киев)17. Если говорить о еврейских источниках, то изгнание евреев из Киева, как это ни парадоксально, упоминается лишь у караимских и крымчакских авторов. Из этого можно сделать осторожный вывод, что большинство (если не все) еврейских изгнанников из Киева переселилось именно в Крым. О массовом переселении Киевской еврейской общины в Крым в конце XV века подробно рассказывает Давид бен Элиэзер Лехно: «и было еще одно изгнание, включавшее общины Руси, главным образом из великого града Божьего, града мудрецов и писателей, называемого Киев ... большая община из мужчин, детей и женщин и царственный венец во главе их — рав, приближенный к Богу, выдающийся судья, почтенный учитель наш, господин наш Моше а-Голе [Изгнанник], сын почтенного господина Якова»18 (следует отметить, что, рассказывая об этом событии, Лехно несколько ошибается: Моше а-Голе попал в Крым несколько позднее, в 1506 году, а не в 1495-м.). Ниже Лехно добавляет, что переселенцев возглавляли трое других законоучителей: Ашер а-Коген, Кальман Ашкенази и третий, имени которого Лехно не знал. Стоит добавить, что в XVII веке в Крым могли также переселиться спасавшиеся от войск Богдана Хмельницкого евреи Польши, Галиции и Волыни: именно после казацкой резни евреев 1648 года, в конце XVII века, среди крымских раввинистов появляется фамилия Лехно (т. е. «лях, поляк»).

Итак, в результате всех этих разнообразных волн переселений в конце XV века в Каффе складывается уникальная для еврейского мира того времени ситуация: там проживают персидские, вавилонские (иракские), немецкие, польские, русские, итальянские, испанские, кавказские, византийские и уже успевшие тюркизироваться местные евреи. Все они говорят на принесенных из своих стран языках, диалектах и этнолектах. Кроме того, каждая община, естественно, привезла с собой свои специфические этнографические и культурные традиции. Фактически единственное, что их объединяло, это принадлежность к иудаизму талмудического образца и знание иврита. Как сообщает Лехно, в результате в конце XV века среди раввинистов происходит раскол на три части (ашкеназы, романиоты и сефарды). Представители каждой из этих групп молились согласно своему религиозному ритуалу и даже всерьез подумывали о строительстве отдельных синагог. Для примирения этих различных течений потребовался авторитет Моше а-Голе («Изгнанника»), составившего 18 такканот (ивр. «религиозно-юридических постановлений, поправок»), которые должны были регулировать жизнь местной общины. Моше был достаточно гибок относительно синагогального ритуала и предложил вести богослужение по нусах Романия (т. е. романиотской или же византийской традиции, состоявшей в этот момент не только из романиотских молитв, но и сочинений сефардских, итальянских и ближневосточных авторов) с добавлением молитв и песнопений, составленных местными крымскими и персидско-вавилонскими еврейскими поэтами. Тем не менее гиттин (бракоразводные процессы) и шхита (забой скота) должны были осуществляться по ашкеназской традиции. Таким образом, Моше а-Голе фактически пошел навстречу как местным, так и приезжим эмигрантам, предоставив каждому из этих землячеств найти в местном каффинском ритуале частичку религиозной традиции своей далекой родины.

Тефиллин (Крым, XX в. из экспозиции КРУ «Этнографический музей»)

Примечательно включение в ритуал пиййютов (религиозной поэзии) персидско-еврейских авторов. По мнению Ш. Бернштейна, персидские переселенцы были самым бедным и необразованным элементом каффинской общины. Исследователь пришел к выводу, что Моше а-Голе боялся потерять беднейших членов раввинистической общины города ввиду опасной близости и влиятельности караимской общины Каффы. Моше а-Голе, видимо, опасался, что персидские эмигранты могут перейти в караимство. Таким образом, они бы навсегда были потеряны для местной раввинистической общины. Действительно, в этот период и позднее происходили случаи перехода раввинистов в караимскую общину и наоборот. Как следствие, Моше а-Голе решил «удержать» персидских эмигрантов от этого шага путем введения в местную литургию столь полюбившихся им произведений и молитв с их ближневосточной отчизны19. Целостность общины была спасена. Окончательную редакцию молитвенника произвел в XVIII веке Давид бен Элиэзер Лехно. Он же, по-видимому и назвал его «Молитвенник ритуала Каффы» (ивр. Махзор минхаг Кафа), или же «Хаззания», приписав его составление Моше а-Голе (см. ниже).

Попытаемся все же определить, можно ли нам верить сообщению Лехно об окончательном формировании единой крымской раввинистической общины в начале XVI века в результате деятельности Моше а-Голе. На мой взгляд, скорее нет. Община действительно начала формироваться к этому времени в единое целое, но об окончательном слиянии и единстве говорить пока еще рано. Давайте посмотрим, что нам говорят об этом османские документы.

По данным османских дефтеровлфлфлф XVI века, в 1520 году в Каффе находилось 102 еврейских налогоплательщика (дефтер ТТ 370). Исходя из того, что практически каждый из них был главой семейства, О. Галенко определил, что общее число евреев общины составляло около 500 человек. В 1542 году в общине проживал 141 налогоплательщик, что по статистическим подсчетам О. Галенко соответствует численности общины около 550 человек. Несмотря на то что, как мы знаем, в Каффе в то время жили и караимы и раввинисты, османская администрация разделяла иудейскую общину города на три группы по принципу их географического происхождения, а не конфессиональной принадлежности. Этот факт достаточно затрудняет интерпретацию данных османских податных книг. Первая из этих групп обозначалась в документах как cemā'at-ı Ishaq yüzbāşı yahūdiyān der Kefē (осм. «еврейская община Каффы сотника Исаака»; 1520 г.) или cemā'at-i yahūdiyān-i nefs-i Kefē (осм. «еврейская община Каффы»). Главой этой общины в 1520 году был сотник (юзбаши) Исаак, а в 1542 году папас* Авраам. Первые исследователи данных документов, Ж. Вайнштейн и О. Галенко, обнаружив в списке общины тюркские имена, сочли общину караимской. На данное предположение исследователей совершенно неверно: во-первых, тюркские имена и прозвища были в ходу также и у местных тюркоязычных раввинистов; во-вторых, ряд имен и прозвищ однозначно указывал на принадлежность их обладателей к раввинистической общине. К примеру, двое из членов группы cemā'at-i yahūdiyān-i nefs-i Kefē (1542 г.) носили прозвище Аламан, т. е. «немец / европеец». Это, конечно, были эмигранты-раввинисты из стран Европы. Два других имели типичные для евреев-ашкеназов имена Хаим и Лазарь. Пять евреев носили интересное имя «Ханука». Если не считать одиночного употребления этого имени в так называемом Киевском письме X века, оно было чрезвычайно редким среди европейских евреев и встречалось лишь среди горских евреев Кавказа и (реже) среди выходцев из Курдистана20. Скорее всего, члены общины с именем Ханука были евреями-раввинистами, переехавшими в Крым с Кавказа. Исаак Мизрахи был, вероятнее всего, переселенцем-раввинистом из Персии; оттуда же приехал и некто Яаков, обозначенный в документах как аджем, т. е. «персидский».

Ряд членов общины носили при этом тюркские имена и фамилии, типичные для караимов. Одного из них звали, например, Карай Шаббатай, а трое носили типичную караимскую фамилию Коджаш (Куджош). Можно также предположить, что караимами были и члены этой общины с такими тюркскими именами и прозвищами** как Кулак, Джан-Герей и Бий-Ата. Про одного из членов общины по имени Эльяким-Моше было указано, что он приехал в Каффу с Мангупа. Все эти факты однозначно указывают: группы cemā'at-ı Ishaq yüzbaşı yahūdiyān der Kefē (1520) и cemā'at-ı yahūdiyān-ı nefs-i Kefē (1542) были смешанными общностями, состоявшими из местных тюркоязычных каффинских иудеев как караимского, так и раввини-стического толка в приблизительно равных пропорциях.

Кроме того, османские податные книги выделяли в 1542 году еще две еврейские группы: cemā'at-ı yahūdiyān-ı efrenc-i nefs-i Kefē (осм. «каффинская община франкских [т. е. европейских] евреев») и cemā'at čerkesyan yahūdiyān-i Otūzlār (осм. «черкесская еврейская община в Отузах»). Первая из них состояла из 14 налогоплательщиков (т. е. 46 человек в общем) с такими типичными европейскими именами, как Альфред, Бардо, Джерра и Гаркави. Следовательно, в эту группу входили в основном евреи-раввинисты из Европы, часто называвшиеся франками. В другую группу входили переселенцы из Черкесии с именами Мелех Иставрино, Тодорке Ханука и Бирун Йехуди Яхши. Это была самая малочисленная группа евреев-раввинистов (15 человек), проживавшая к тому же отдельно от всех остальных в селении Отузлар (Отузы, современная Щебетовка). Любопытно, что, обитая на территории османских владений, они были подданными крымского хана21. Итак, подведем итог. Османская администрация поделила каффинских иудеев на три отдельные группы: «местные», по всей видимости тюркоязычные иудеи (караимы и раввинисты); европейские эмигранты-раввинисты; переселенцы из Черкесии (также раввинисты). Из этого разделения ясно, что конфессиональное деление иудеев на караимов и раввинистов было для османской администрации не принципиально; значительно важнее для них было географическое происхождение. Таким образом, по данным османских источников, местная раввинистическая община все еще не представляла единой общности и была поделена на несколько землячеств.

Что говорят о структуре общины внутренние крымчакские документы? Обратимся к письму начала XVI или XVII века, направленному раввинистами Каффы своим собратьям в Карасубазар. Это письмо, написанное на смеси иврита и татарского (!) в еврейской графике, было впервые опубликовано на иврите Э. Дейнардом. Русский перевод этого документа в книге И. Фарфеля чрезвычайно неточен и является скорее пересказом, чем переводом документа, содержащим к тому же многочисленные ошибки22. По этой причине современные исследователи, полагавшиеся на устаревший русский перевод, сами, в свою очередь, делали неправильные выводы. Дейнард предположил, что документ можно датировать концом XVII века. Пожалуй, он является самым ранним примером письменного использования крымскими раввинистами татарского языка (к сожалению, татарские фрагменты этого документа были переведены Дейнардом на иврит и до нас не дошли). Так вот, в своем письме члены каффинской общины высказывают недоумение относительно требования жителей общины Карасубазара удалить из местной синагоги Израиля Мизрахи, выполнявшего, очевидно, функции служки в синагоге. Жители Карасубазара требовали удаления Мизрахи за несоблюдение им религиозных предписаний, в то время как члены каффинской общины, напротив, говорили о его богобоязненности и религиозности. Более того, члены каффинской общины заявили, что в случае ухода Мизрахи из общины уйдет также коэн (раввин) Элияу — и тогда синагогу возглавит ашкеназский еврей, габбай (староста) Иосиф, которого члены общины принципиально не признавали. Документ прямо-таки дышит неприязнью «местных», уже давно осевших в Крыму евреев к ашкеназским эмигрантам. Авторы документа говорят: «ашкеназы никогда не засиживаются на одном месте; они его покидают и уходят, а дом [молитвы] остается в запустении»23.

Из внутренних крымчакских документов нетрудно сделать вывод, что даже к XVII—XVIII векам община была далека от окончательного единства — и противостояние между «местными» и «пришлыми» евреями-ашкеназами все еще ощущалось. Но нет никаких сомнений, что Моше а-Голе все же заложил основы формирования целостной этноконфессиональной общности крымских евреев-раввинистов. Важным фактором в процессе этого объединения становится усиливающаяся тюркизация общины, заимствование разговорного языка, одежды и повседневных обычаев у соседей-татар. Окончательно все вышеупомянутые течения и землячества сливаются в единое целое несколько позднее, в XVIII—XIX веках.

В начале XVI века или, по другим сведениям, незадолго до османского завоевания, евреи-раввинисты начинают покидать Каффу и переселяться в близлежащий татарский Карасубазар. Через какое-то время в Каффе остается небольшая раввинистическая община24, по количеству несколько уступающая караимам. Есть также все основания полагать, что в рамках упомянутой выше политики переселения-сюргюна какая-то часть каффинских еврейских семейств была переселена в Константинополь вскоре после 1475 года25. О каффинских раббанитах в XVII—XVIII веках сведений мало, если не считать нескольких упоминаний о еврейских купцах и работорговцах в российских источниках (строго говоря, и тут у нас нет уверенности относительно того, кто все-таки имелся в виду — караимы или раввинисты). Но в Некоторых случаях можно быть уверенным, что речь шла именно о раввинистах. Документ из Каффы 1616 года говорит об участии каффинских евреев-раввинистов в торговле невольниками, по-видимому, в качестве посредников. В этом документе купец Иосиф Рекоми признает, что он должен Меиру Рекоми 10 флоринов — долг возник в результате финансовой сделки за партию невольников, которую Иосиф и Меир взяли на продажу у своего коллеги Исаака Рекоми26.

Другой каффинский документ 1609—1610 годов сообщает, что некоторые члены раббанитской общины довольно часто покупали и перепродавали невольников и платили налог каффинскому паше. Новый паша обложил местных евреев слишком высокими податями, и те решили, что торговцы невольниками должны платить в общину дополнительный налог; каждый, кто скроет факт наличия у него невольников, был обязан уплатить штраф в пять серебряных монет. Письмо подписано 12 членами каффинской общины: Исааком Кардо, Захарией и Элияу Кёккёзом, Меиром Коджиги (?), Иосифом Леви, Соломоном Валагаидом, Элиэзером Ашкенази, Яаковом Песахом-Ашкенази и другими27. Евреи продолжали торговать невольниками в Каффе и во второй половине XVIII века. По словам Н. Клееманна, оказавшегося в дервишском хане (гостинице) в Каффе в 1769 году, у его порога расположились, причиняя ему крайние неудобства, шесть рабов-калмыков и один московит. Их хозяином был еврейский купец (опять же не очень понятно, раввинист или караим, местный торговец или приезжий из Константинополя)28.

Примечания

*. Дефтер (осм. из греч.) — налоговая грамота, счетная книга в Крыму и Османской империи.

**. Термином папас (греч. «священник») здесь был обозначен, по-видимому, религиозный глава общины, т. е. крымчакский раввин или караимский газзан.

1. Veinstein. La population... P. 246.

2. Fisher. The Ottoman. Crimea in the Mid-Seventeenth Century... P. 223. К сожалению, статистическим подсчетам этого автора далеко не всегда можно доверять.

3. См. подробнее об этом договоре: Fisher A.D. The Crimean Tatars. Stanford, 1978. P. 11—14.

4. Veinstein G. La population du sud de la Crimée au debut de la domination ottomane // Mémorial Ömer Lutfi Barkan. Paris, 1980. P. 227—249.

5. Куповецкий М.С. Динамика численности и расселение караимов и крымчаков за последние двести лет // География и культура этнографических групп татар в СССР. М., 1983. С. 75—93.

6. Inalcik. Sources and Studies... P. 71—72.

7. Галенко О. Іудейскі громади Османської Кефи середини XVI ст. // Сходознавство. 1998. № 3—4. С. 39—62.

8. Rosenthal H. Ashkenazi, Meir, of Kaffa (Crimea) //Jewish Encyclopedia. Vol. 2. New York-London, 1902. P. 199—200; Нот М. Udział Żydów w kontaktach dyplomatycznych i handlowych Polski i Litwy z zagranicą w XV—XVII w // Biuletyn Żydowskiego Instytutu Historycznego. 1990. № 3—4. S. 7.

9. Kolodziejczyk D. Slave Hunting and Slave Redemption as a Business Enterprise: the Northern Black Sea Region in the Sixteenth to Seventeenth-Centuries // Oriente Moderno n.s. 2006. Vol. 2. № 1. P. 151—152.

10. См. цитату из Эвлии Челеби: Senai Hadży Mehmed. Historia chana Islam Gereja III. Red. Z. Abrahamowicz. Warszawa, 1971. S. 64. В 1666 г., не желая платить дополнительный налог на невольников, местные работорговцы продавали трех здоровых молодых рабов за один золотой (Ewlija Czelebi. Księga podróży... S. 361).

11. Броневский М. Описание Крыма (Tartariae Descriptio) // ЗООИД. 1867. Т. VI. С. 363.

12. Галенко. Іудейскі громади... С. 59.

13. Подробнее см.: Kizilov M. Slave Trade in the Early Modern Crimea from the Perspective of Christian, Muslim, and Jewish Sources // Journal of Early Modern History. 2007. Vol. 11. № 1—2. P. 1—31; Он же. Slaves, Money Lenders, and Prisoner Guards: The Jews and the Trade in Slaves and Captives in the Crimean Khanate // Journal of Jewish Studies. 2007. Vol. 58. № 2. P. 189—210; Он же. The Black Sea and the Slave Trade: The Role of Crimean Maritime Towns in the Trade in Slaves and Captives in the Fifteenth to Eighteenth Centuries // International Journal of Maritime History. 2005. Vol. 17. № 1. P. 211—235.

14. Вайсенберг С. Фамилии караимов и крымчаков // ЕС. 1913. Вып. 3. С. 384—399; Kotler I. Crimean Jewish Family Names // Avotaynu. 1989. Vol. 5. № 1.

15. Берлин. Исторические судьбы.... С. 190—192. Ср.: Цинберг. Авраам... С. 101, прим. 41.

16. Регесты и надпис. С. 81.

17. Берлин. Исторические судьбы... С. 178.

18. Пер. М. Кизилова. См. оригинал: Harkavy. Altjüdische Denkmäler... S. 230—232; Дейнард. Маса Крым... Ам. 147—149.

19. Бернштейн Ш. А-Махзор ке-минхаг Кафа, тольдотав ве-итпатхуто // Сафер Йовель ли-хвод Шмуэль Кальман Мирски — Samuel K. Mirsky Jubilee Volume. New York, 1958. Ам. 467—475.

20. Торпусман Л. Еврейские имена в Киевском письме (X век) культурно-исторический аспект // Евреи и славяне — Jews and Slavs. 2008. Vol. 19. С. 12.

21. Галенко. Іудейскі громади... С. 39—62.

22. Фарфель. Древняя еврейская синагога... С. 61—63.

23. Дейнард. Маса Крым... Ам. 124.

24. Дейнард. Маса Крым... Ам. 122.

25. Подробнее см.: Шапира. Евреи... С. 38, прим. 48.

26. ОР РНБ. Ф. 946. Евр. I. Док. III 11 (Кр. 10).

27. ОР РНБ. Ф. 946. Евр. I. Док. III 7 (Кр. 6).

28. Kleemann N.E. Voyage de Vienne à Belgrade et à Kilianova, dans le pays des Tartares Budziacs et Nogais, dans la Crimée et de Kaffa à Constantinople au travers de la mer Noire, avec le retour à Vienne par Trieste, fait dans les années 1768, 1769 et 1770. Traduit de l'allemand par Henri Rieu. Neuchâtel, 1780. P. 133.