Глава 1. Вступление

В целом история антисемитизма в СССР достаточно детально изучена, в особенности что касается борьбы с «безродными космополитами» в 1949 г. и «дела врачей» начала 1953 г. (Altshuler 1987; Gilboa 1971; Pinkus 1984, 1988; Rapoport 1990; Rapoport 1991). Столь же хорошо известно, что с конца 1960-х гг. официальный антисемитизм принял иное обличье и направил все свои усилия против «международного сионизма», который якобы рвался к мировому господству (Forster & Epstein 1974: 221 ff.; Friedgut 1984; Flannery 1985: 271—273; Glassman 1980: 363—376; Korey 1995; Тагиефф 2011: 202—204). Доказывая, что во главе «мирового зла» стояли США и Израиль, официальная пропаганда заявляла, что только СССР был в силах справиться с этой опасностью и возглавить движение народов мира к счастливому будущему.

Хуже известно, чем эта пропаганда откликнулась в постсоветской России, какую роль она сыграла в формировании радикального русского национализма и как это отразилось на российской историографии, СМИ и художественной литературе, которые сделали немалый вклад в «научную критику сионизма» и возрождение «русской идеи» (Нудельман 1979: 39 сл.; Woll 1989; Shnirelman, Komarova 1997). Столь же плохо изучено, как представление о «пагубной еврейской деятельности» повлияло на возрождение «русской идеи» и почему это произошло (см.: Дейч, Журавлев 1991; Korey 1995; Gitelman 1991; Laqueur 1993; Friedgut 1994; Gorlizki 1996). Своеобразный сюжет этой большой проблемы связан с эвфемизмом «хазары» и представлением о «жидо-хазарах» в современном антисемитском дискурсе.

Разумеется, подобно любому этноцентристскому мифу о прошлом, «русская идея», чтобы обрести достоверность, требовала обнаружения и обнародования «истины», во-первых, о происхождении русского народа и его исконных правах на всю территорию Российской империи или СССР, во-вторых, о злобной силе, которая своими кознями постоянно мешала поступательному развитию России, и, наконец, о том, что борьба с этой силой составляла едва ли не стержень российской истории. Мало того, в этой «Манихейской» парадигме российская история приобретала космические и мессианские черты, а русский народ превращался в спасителя человечества.

Именно в этом контексте история Хазарского каганата, игравшего важную и неоднозначную роль в IX—X вв., когда русское государство только еще формировалось, полностью отвечает потребностям русского националистического мифа о прошлом, в особенности в связи с тем, что хазарская знать приняла иудаизм. Это дает повод рассуждать о том, что евреи занимались интригами и установили свое господство еще на заре русской истории. Такие домыслы были с восторгом встречены современными любителями «русской идеи», утверждающими, что южные степи изначально принадлежали славянам и что они были незаконно захвачены «хазарами-иудеями», установившими тяжелый фискальный гнет и получавшими большие барыши от продажи славян в рабство. Говорится, что они тормозили формирование Киевской Руси, а позднее силой навязали ей христианство, оправдывавшее угнетение русского народа. Тем самым хазары якобы подчинили себе русский народ и обрекли Русь на 1300 лет отсталости. Чтобы полностью уничтожить русскую культуру, они якобы организовали революцию 1917 г. и установили свою тайную диктатуру, используя Сталина как марионетку, тогда как истинным правителем был Лазарь Каганович, который, судя по фамилии, будто бы был прямым потомком хазарского кагана. Наконец, именно евреи (хазары) обвиняются в распаде СССР в 1991 г. Этот конспирологический миф начал формироваться у русских националистов еще в 1970—1980-х гг. и активно распространялся «патриотическими» СМИ в 1990-х гг. Сегодня он служит основой для художественных романов и политических памфлетов, называющих современную Россию не иначе, как «Нео-Хазарией».

«Хазарская версия» российской истории снабжает сторонников старой идеи о «еврейском заговоре» новыми аргументами и отводит России главную роль в борьбе с этим смертельным врагом. Такое представление о прошлом выражалось несколькими разными способами. С начала 1950-х гг. в официозной историографии Хазарский каганат был признан «паразитарным государством». С 1970-х гг. хазарский миф стал неотъемлемой частью определенного направления научно-фантастической и художественной литературы. Тогда его с благодарностью приняли русские националисты, использовавшие его против «международного сионизма». Особый вклад в это сделал историк Л.Н. Гумилев, представивший Хазарию «химерой», стремившейся безжалостно эксплуатировать покоренных славян (об этом см.: Chernykh 1995: 146—147; Черных 2009: 519—520; Шнирельман 1996а: 24—33). На рубеже 1980—1990-х гг. его книги при поддержке тогдашнего председателя Верховного Совета А.И. Лукьянова начали выходить беспрецедентными тиражами и затем постоянно переиздавались, создав Гумилеву образ едва ли не ведущего историка нашего времени. Благодаря Гумилеву хазар в целом или их наиболее активную часть напрямую отождествили с евреями, причем по иронии судьбы определенную роль в этом сыграла и книга Артура Кестлера, описывавшая хазар как прямых предков евреев Восточной Европы.

Изучение всей этой проблематики, разумеется, требует обращения к работам специалистов, историков и археологов. Однако те, кто ожидают от данной книги детального анализа историографии хазарской проблемы, будут разочарованы. Здесь речь пойдет не об истории хазар, а об образе хазар и Хазарии у наших современников, о том, что придает ему актуальность, как именно он используется в ксенофобском дискурсе, чем именно образ Хазарии привлекает любителей радикальных взглядов. Ведь, как мы увидим, история хазар полна белых пятен, и почти каждый вопрос вызывает споры. Это и открывает возможность для самых разных интерпретаций, причем многие из их авторов неспособны или просто не хотят сохранять научную объективность, и на их взглядах сказываются привходящие политические или этнические факторы. Анализ этих факторов и составляет стержень данной книги.

В книге будет показано, как и почему «вопрос о хазарах» обсуждался в русской историографии, научно-фантастической литературе и СМИ в течение последних ста лет и какое отношение все это имело к антисемитскому дискурсу. Особое внимание будет уделено последним тридцати-сорока годам, когда окончательно сформировался современный хазарский миф. В этом отношении научная фантастика и художественные романы представляют особый интерес, так как именно в этой сфере наблюдается отчетливый неонацистский тренд, создающий в современной России основу для «научного антисемитизма». Примечательно, что опубликованная четверть века назад статья Каганской (Каганская 1986) до сих пор остается одним из очень редких русскоязычных исследований такого рода литературы. А «хазарский вопрос» до недавнего времени вообще выпадал из поля зрения тех, кто занимался изучением антисемитизма (но см. Шнирельман 1998а; 2005а; 2005б; 2010).

При популярном среди профессиональных историков мнении о том, что, занимаясь своими научными штудиями, они находятся далеко от политики, окружающая реальность сплошь и рядом это опровергает. Историк вовсе не живет в башне из слоновой кости. Будучи членом общества, он не свободен от страхов, переживаний и предрассудков, свойственных этому обществу. Подобно остальным людям, он также страдает от неблагоприятной социально-экономической конъюнктуры, чиновничьего произвола, нарушения морально-этических норм, иными словами, от всех тех язв, которые разъедают современное общество. Между тем, в отличие от других людей, историк обладает уникальными знаниями о прошлом, позволяющими ему находить там аналогии современным явлениям и процессам и проводить широкие сравнения, призванные объяснять суть происходящего путем апелляции к неким историческим законам развития человеческого общества. При этом либо события прошлого обретают новый смысл, будучи поставлены в связь с текущими событиями, либо, напротив, современные процессы получают особое объяснение, будучи увязаны с тем, что происходило в глубоком прошлом. Иной раз оба подхода оказываются настолько тесно связаны между собой, что возникает замкнутый круг: стремясь понять прошлое из своего нынешнего опыта, затем историк использует это реконструированное прошлое для объяснения сегодняшних реалий. Хотя такая процедура далеко не всегда оправдана и нередко может производить псевдообъяснения, она встречается достаточно часто и неизбежно ведет к актуализации истории. Если в эту ловушку иной раз попадают даже профессиональные историки, то что можно требовать от дилетантов, которые сплошь и рядом демонстрируют именно такой подход? Некоторые делают это по неведению, другие сознательно занимаются актуализацией истории, ожидая от этого высоких дивидендов. В частности, последнее свойственно политикам, использующим исторические метафоры и символы в качестве важного политического ресурса.

Не все исторические события и факты годятся для таких манипуляций. Их значительная часть остается политически нейтральной, и это дает возможность историкам заниматься такими сюжетами без гнева и пристрастия. Однако некоторые события и процессы либо в силу самого своего характера, либо из-за особенностей действующих субъектов позволяют — обоснованно или нет — ставить их в связь с болезненными явлениями современности, и всегда находятся люди, готовые в силу тех или иных причин прибегать к таким параллелям. При этом иной раз речь идет о фактах или процессах прошлого, которые еще недавно воспринимались нейтрально и не вызывали эмоций, но которые с изменением исторической обстановки получают новую трактовку и оказываются более чем актуальными. В таком контексте факты далекого прошлого становятся важными политическими символами, с готовностью использующимися политиками для социальной мобилизации. Окружающая нас действительность дает массу примеров, иллюстрирующих этот процесс. Однако все это встречалось и ранее.

В настоящей работе будет показано, как и почему историческая Хазария, воспринимавшаяся вначале как экзотическое явление раннесредневекового прошлого, обрела в России политическую актуальность. До сих пор исследователи, интересовавшиеся историографией Хазарии, ограничивались изучением развития преимущественно научной мысли, абстрагируясь или почти абстрагируясь от ее социально-политического контекста (см., напр.: Голден 2005; Ващенко 2006; Медведенко 2006; Golden 2007). Прослеживая логику развития научной мысли, такой подход демонстрирует свою слабость там, где мотивация для выбора тех или иных интерпретаций прошлого оказывается связанной с привходящими факторами, лежащими вне поля «чистой науки». Между тем, игнорируя или лишь вскользь упоминая такие факторы, традиционная история науки нередко скользит по поверхности, не позволяя глубоко проникнуть в реальную «кухню» каждого конкретного ученого. Ибо ученый не остается безучастным по отношению к происходящему вокруг, и резкие повороты в текущей государственной политике или изменения в общественных настроениях, безусловно, оказывают на него определенное влияние. Это нередко сказывается и на том, как именно он выстраивает свою версию далекого прошлого. Иногда это происходит под внешним давлением, скажем, со стороны власти, когда ученый вынужден менять свои взгляды под страхом репрессий; но иногда ученый в интересах своей карьеры сам проявляет инициативу. В отечественной историографии можно обнаружить немало фактов такого рода, связанных в особенности с этнической атрибуцией тех или иных древних общностей или обсуждением их роли в истории Руси/России.

«Хазарский миф» можно обнаружить и в некоторых современных украинских версиях прошлого. Поэтому в сравнительных целях я обращаюсь и к этим данным, ибо они позволяют различать общее и особенное в представлениях русского национализма о прошлом, в особенности что касается антисемитизма.

Итак, меня интересует именно связь научного поиска с его социально-политическим контекстом. Для этого следует выйти за рамки традиционной историографии, ограничивающей себя анализом сугубо научных идей и практик. Мне представляется, что такой анализ по необходимости должен включать материалы СМИ, школьные учебники, популярную литературу, политические памфлеты и уделять особое внимание особенностям националистического дискурса. Именно такого подхода я и придерживаюсь в данной работе. Поэтому здесь пойдет речь не только о деятельности профессиональных ученых, но и об образах Хазарии, создававшихся теми, кого принято называть дилетантами. Я покажу, что странность и экстравагантность их построений, вызывающие у ученых чувство возмущения и отторжения, были результатом не столько незнания и отсутствия профессиональных навыков, сколько идеологической заданности, связанной с сознательной актуализацией прошлого, стремлением поставить его на службу настоящему. Ведь, как мы увидим ниже, и профессиональные ученые не избегали этого соблазна. В этом отношении историография «хазарской проблемы» служит весьма поучительным примером.

Так как главным объектом изучения служит идеология, моими главными источниками являются тексты (книги, журналы, газеты, интернет-ресурсы). По сути, в книге анализируются особенности конструирования этноцентристского мифа — его содержание и значение, его социальный и этнополитический контекст, его создатели и их стратегия. Первое издание данной книги вышло в 2002 г. в Иерусалиме на английском языке и оказалось недоступным русскоязычному читателю. Кроме того, за прошедшие с тех пор десять лет хазарский миф обогатился новыми версиями, а также стал внедряться политическим радикалами в общественную практику. Однако это остается непонятным не только общественности, но даже экспертам и вызывает недоумение, как показало появление летом 2011 г. в Биробиджане баннера о праздновании дня победы Святослава над Хазарией. Все это и вызвало настоятельную необходимость издания данной книги на русском языке. При этом она была существенно переработана и дополнена новыми материалами.

Приношу свою признательность за поддержку данного издания Р.Я. Эмануилову и фонду «Взаимодействие цивилизаций». Я также благодарен В.Я. Петрухину за дружеские и всегда полезные комментарии. Но ответственность за все, сказанное в этой книге, несу я один.