Итиль

С позиций археологии этот предполагаемый «город», едва ли не самый известный в истории каганата, рассматривать сложно по простой причине — его местонахождение не установлено. Историография полна различными версиями по этому поводу, но реальных результатов они не дали. Напомню лишь самые последние.

Попытка М.Г. Магомедова обнаружить Итиль на острове Чистая Банка результатов не принесла (Магомедов М.Г. 1994).

Нельзя обойти вниманием версию Л.В. Гуренко и А.В. Ситникова (2001). Соавторы из г. Волгограда отрицают возможность нахождения Итиля в дельте Волги из-за значительных колебаний Каспия, которые приводили бы к периодическому затоплению города. Указание на отсутствие в волжской дельте памятников салтово-маяцкой культуры ещё требует проверки. Следуя предположению С.А. Плетнёвой, они выдвигают гипотезу, достаточно детально аргументируя её информацией письменных источников, о расположении Итиля/Хамлиджа на переволоке между Доном и Волгой, на юге современного г. Волгограда (не могу принять приравнивание данных ал-Истахри о «месяце пути» от булгар до Итиля точно к 1000 км; продолжительность путешествия могла меняться в зависимости от обстоятельств: Артамонов М.И. 1962. С. 391).

В подтверждение предлагаемой локализации приводится список местонахождений салтово-маяцкой культуры в черте Волгограда, в том числе двух поселений. Не считаться с этими косвенными данными нельзя, но их недостаточно для безоговорочного принятия версии Гуренко-Ситникова: следы самого Итиля в Волгограде пока не обнаружены.

Ухищрённые расчёты местоположения Итиля предпринял И.Г. Семёнов, используя, во-первых, сведения арабских авторов (Ибн Хаукала, Мас’уди) о расстоянии от Дербента до Семендера. Однако перед этим автор замечает, что «свидетельства арабских географов о местоположении Итиля очень путаные, а использовавшаяся ими единица измерения расстояний — день пути — достаточно расплывчата, но тем не менее их с успехом можно использовать для поисков Хазарской столицы» (Семёнов И.Г. 1994. С. 212). Нет спора, по мере возможности надо извлекать положительные сведения из любого источника, но автор в приведённом пассаже противоречит сам себе. Что выбирать? Если сведения «очень путаные», то как их использовать «с успехом»? Во-вторых, автор напоминает гипотезу о преемственности Итиля и Саксина: «Если (! — В.Ф.) Саксин действительно находился на месте Итиля, в чём мало кто сомневается...» Вопрос: а если Саксин не находился на месте Итиля? Типичная ошибка доказательства, когда вывод строится на предшествующем предположении. Замечу, что до археологического подтверждения напластования Саксина на Итиль всегда будут основания для сомнений. Это нормально (ниже я сам пишу о не подтверждаемых предположениях иного рода).

Более детально свои построения И.Е. Семёнов изложит в другой публикации (2002). Ошибка автора опять в методике. Первым ориентиром для поиска Итиля взят Семендер I, который по автору, безусловно находился на месте пригорода г. Махачкалы — поселка Тарки, что якобы «подтверждается большинством исследователей» (довод, недопустимый в науке, к тому же нет ссылок на представителей этого «большинства»).

Вторым ориентиром выступает Шелковское городище на р. Терек, которое вслед за Л.Н. Гумилёвым автор объявляет Семендером II. Приводя список критиковавших это построение Гумилёва (Г.С. Фёдоров-Гусейнов, В.Б. Виноградов, В.Г. Котович, А.В. Гадло) и признавая, что «предположение не является достаточным для того, чтобы опираться на него», И.Г. Семёнов тем не менее заключает: «Всё же я полагаю, что будет нелишним использовать его для расчётов» (С. 41). Такая исходная посылка сразу делает все дальнейшие расчёты автора по крайней мере сомнительными.

Дело, однако, не только и не столько в неприемлемом методе доказательств. Важнее другое — ни в Тарках, ни на Шелковском (Шелкозаводском) городище (оба местонахождения я имел возможность посетить, как и упоминаемые ниже Чир-Юрт и Андрей-аул) не обнаружено никаких археологических свидетельств большого города. Тарки малодоступны для раскопок из-за современной застройки. Шелковское же городище невелико для столичного центра, а главное, его площадь и поныне совершенно не исследована (см. ниже).

В итоге высчитанное И.Г. Семёновым расположение Итиля к югу от дельты Волги на современном дне Каспия не может быть признано. Подводные археологические работы здесь не производились. Сам Семёнов пишет: «По некоторым (каким?) сообщениям, на снимках северной части Каспийского моря, сделанных с околоземной орбиты, видны некие (какие?) пятна, которые можно (на каком основании? — В.Ф.) идентифицировать как хазарские городища. К сожалению, до сих пор я не имел возможности видеть эти снимки, но любой исследователь, такой возможностью располагающий, может сравнить результаты приведённых расчётов с данными космической съёмки» (Семёнов И.Г. 1994. С. 215). Остаётся надеяться, что кому-то это удастся сделать.

По гипотезе М.И. Артамонова, основанной на расчёте «хазарского» фарсаха, Итиль следует искать в районе г. Енотаевска Астраханской области (Артамонов М.И. 1962. С. 39о). Прошло полвека, но известие о находке остатков хазарской «столицы» в указанном районе не пришло. В очередной раз подтверждено: нельзя одну гипотезу базировать на другой. Я имею в виду, в частности, попытки брать за ориентир Семендер, само местоположение которого не установлено, но который неоднократно служил точкой отсчета при поисках Итиля. Кроме того, длина «фарсаха» — понятие весьма неопределённое, в чём приходится убеждаться при попытках рассчитать его размеры.

Что представлял собою Итиль?

Соответствовал ли действительно он описаниям Иосифа и особенно арабо-персидских географов как сторонних информаторов? Об этом столько написано, что уже сама библиография, как давно и не без иронии отметил Б.Н. Заходер, может стать объектом исследования.

Данные из восточных географов нас интересуют в одном аспекте, а именно в плане практической археологии, т.е. в какой степени они надёжны для «узнавания» в том или ином памятнике Итиля как объекта полевых исследований, как остатков «города» или иного типа поселения.

Наиболее просто решается проблема датирования будущих или уже имеющихся находок в предполагаемых местах расположения Итиля, естественно, в первую очередь керамики. Источники предлагают разные даты основания Итиля. М.И. Артамонов склонялся к появлению новой столицы на месте ставки кагана в VIII в. (1962. С. 234, 235). На мой взгляд, заметное с археологической точки зрения обустройство Итиля должно было начаться после 737 г. Думаю, не может быть разногласий в отношении VIII в. Но очень возможно обнаружение более раннего поселения в виде следов простейших жилищ под остатками кирпичных сооружений. О перекрывающих слоях сказать что-либо определённое трудно, разве что ориентируясь на сведения Абу Хамида Гарнати, побывавшего в Итиле в XII в., когда каганат уже ушел в небытие. Не был ли это Саксин?

О прототипе Итиля есть версия О. Прицака. Приведу как один из примеров умозрительных построений. Во-первых, он полагает, что хазары построили новую столицу на месте поселения мардов/амардов, «народа, известного в качестве разбойников» (со ссылкой на Страбона). Во-вторых, в роли образца для Итиля, по Прицаку, «можно рассмотреть» г. Аматол на юго-востоке Каспия, столицу Джуржана¹, на основании того, что последний состоял, как и Итиль, из двух частей. В целом же родиной идеи двойного города автор считает Иран эллинистической эпохи, а в качестве примера указывает на Ктесифон, Деметриус, Александрию-Каписа (Голб Н., Прицак О. 1997. С. 178—180). Серьёзным комментариям эти построения не подлежат, а список двойных городов можно расширить примерами из самых разных стран и эпох.

Далее воспользуемся обобщёнными данными об Итиле из «Каспийского свода» Б.Н. Заходера. Этот классический труд не теряет своего значения, несмотря на некоторые замечания более поздних исследователей. Во всяком случае, равного ему по проработке сведений об Итиле нет. «Свод» избран и по причине известности всем хазароведам (благодаря этому и во избежание перегрузки текста ссылками часто не буду указывать страницы). Изредка будем обращаться к иным авторам, в частности М.И. Артамонову. Итак, Итиль как объект археологического поиска.

О местоположении Итиля

Точное расположение по источникам не определить. Постоянное упоминание в «Своде» восточной и западной части, иногда и острова, а также сообщения, что урожай везут не только на повозках, но и судах, приводит меня к следующему заключению. Город находился в дельте Волги, и все его части оказываются островными, ибо дельта по сути скопление островов. Выделение источниками восточного и западного городов может указывать только на заметную ширину протоки между ними. И, вероятно, на то, что оба лежат на больших «островах», не занимая всю их площадь. «Дворец» лежал на меньшем островке и также, вероятно, не занимал всю его площадь. Город спрятан в дельте, она служила ему защитой больше, чем любые стены. Возможно, такая реконструкция поможет определить местоположение Итиля ещё до раскопок (в заливаемой пойме, периодически превращаясь в «острова», находились крепости Саркел и Семикаракорская, также кирпичные).

О начале Итиля

О начале Итиля фактически не известно ничего. Как мог выглядеть Итиль в момент переноса в него административного центра и кто мог быть первыми переселенцами? Вероятнее всего, первыми прибыли для рекогносцировки военные отряды на заранее выбранное место, возможно, в небольшое поселение или их скопление (Заходер Б.Н. 1963. С. 197). Так начиналась Басра в первой половине VII в. Сначала арабские воины поставили лёгкие дома из камыша, затем сгоревшие. Их заменили глинобитными. При основании Куфы сначала были отведены места для центральной площади, мечети, точнее, места пятничных молитв (Большаков О.Г. 2002. С. 151, 152). Я думаю эти примеры надо иметь в виду, как и материал первых построек. Камыша и других пригодных для строительства травянистых растений в дельте Волги достаточно, как и глины. Не было камня, что и повлекло последующее строительство «дворца» царя из кирпича, возможно, и мечетей, и некоторых общественных строений, если не из обожженного, то из сырцового (широкое кирпичное строительство шло и в Халифате в равнинных безлесных районах). Что же касается городских стен, то не исключено использование в них кирпича сырцового (Петрухин В.Я. 2002. С. 307). Это весьма вероятно из-за большого объёма необходимого для городских стен строительного материала, ведь обжиг кирпича — процесс и дорогой, и длительный. Строительство печей и сбор камыша в качестве топлива для обжига значительно осложнили бы дело. Не может быть сомнений в том, что стены Итиля по протяжённости значительно превосходили стены Семикаракор и Саркела.

Итак, в самых нижних слоях памятника могут быть остатки наземных камышовых и глинобитных жилищ, но также и хорошо известных в салтово-маяцкой культуре каганата наземных и углублённых юртообразных. Вероятно, именно они могут попадать под определение «шатры». Несомненно, были и настоящие шатры, т.е. войлочные юрты, особенно у воинов, но от них в лучшем случае могли сохраниться только очажки-«тарелки». Возможно, сохранились и сырцовые оборонительные стены.

До раскопок определенно судить о преобладающем типе жилища невозможно, так как шатры упоминаются и у венгров, и у буртасов. У всех ли были одинаковые жилища? Восточные авторы не вникали в эти тонкости, называя так любое примитивное жилище. Правда, Ибн Хаукал сообщает о жилищах: «как бы шатры из дерева», но опять же это шатры, вероятно, как-то усовершенствованные, но не дома. Обратим внимание на «как бы». Автор не мог найти им точное определение.

Картина, нарисованная Б.Н. Заходером: «По сравнению с роскошными царскими дворцами из обожженного кирпича общий вид городских жилищ представлял довольно унылое зрелище. По большей части это были шатры, вряд ли чем существенным отличавшиеся от шатров настоящих кочевников, да глинобитные, врытые в землю мазанки, не менее примитивные, чем сами шатры» (1962. С. 291). Б.Н. Заходер немного преувеличил роскошь дворцов (о них см. ниже), которой не преминули бы восхититься информаторы наших источников, а вот мазанки могли выглядеть как действительно унылые по виду шошала казахов или жилища из дёрна и двойного плетня, набиваемого землёй и навозом, у киргизов (Маргулан А.Х. 1964. С. 55. Харузин Н.Н. 1896. С. 55). То, что все авторы говорят о шатрах в отстроенном Итиле, когда уже стоял «дворец», явное свидетельство отсутствия в нём регулярной застройки и подобия уличной планировки, свойственной городам. В ходе раскопок это будет выглядеть как самое рядовое поселение. Многие жилища окажутся в заброшенном состоянии. Примитивность жилищ неизбежно связана со свободным расположением, что подводит нас к вопросу о величине города, о размерах его площади.

О размерах города

Описания Иосифа оставим в стороне, для конкретных реконструкций они мало пригодны, о чём написано достаточно. Что содержат сообщения восточных географов? В них только один линейный размер в двух вариантах:1) По Истахри: западная часть города, где живёт царь, имеет длину примерно один фарсах; она окружена стеною с четырьмя воротами. 2) По Ибн Хаукалу, размер обеих (а не одной!) окруженных стеною частей города один фарсах (Заходер Б.Н. 1962. С. 187, 188). Из этого остаётся довольствоваться одним — указания на длину более чем в один фарсах для Итиля нет. Попытка разобраться, к чему этот фарсах относится, перерастёт в гадание, тем более что фарсах — мера, чётко не фиксированная. М.И. Артамонов рассчитал «хазарский» фарсах — около 13 км, но применительно к территории самой Хазарии. Восточные авторы, вероятнее, пользовались «арабским» фарсахом — около 6 км. Могло ли пространство с поперечником в 6 км быть окружено стеною? Среди археологических памятников каганата аналогов нет. Остаётся признать, что речь может идти только о протяжённом пространстве с разбросанными по нему скоплениями жилищ, тех самых шатров. Даже если ширину этого пространства принять не за один фарсах (по аналогии с длиною), то есть не за 6 км, а всего лишь за 500 м (учтём необходимость ежедневного доступа к воде в протоках), то заселённая площадь составит около з кв. км = 300 га. Какое-либо подобие уличной планировки исключено. Однако вернёмся к упорным сообщениям об одном фарсахе, причём применительно к разным объектам. Создаётся впечатление, что в описании Итиля это не мера длины, а некое условное определение, что-то вроде «заметный город в описываемой стране». К тому же известна тенденция восточных авторов «во всех случаях, когда удаётся проверить свидетельства средневековых географов, указания "около мили", "длиной в фарсах" округлять в сторону увеличения» (Большаков О.Г. 2001. С. 107).

Трудно выбрать сравнение среди восточных городов, любое субъективно. Монография О.Г. Большакова предоставляет большой выбор, наугад обратимся к сирийским: крупные 70—150 га, средние 20—50 га, малые 10—15 га. Рамла, основанный в VII—VIII вв., занимает 200 га, «что вполне соответствует тогдашним представлениям о большом столичном городе» (Там же). Даже по предложенному заниженному расчету Итиль в два раза больше крупного сирийского и в полтора — столичного ближневосточных городов?

Попробуем взглянуть на север, на Волжскую Болгарию. Письменные свидетельства о её городах разнообразны, противоречивы, переплетаются с сообщениями об Итиле (Фахрутдинов Р.Г. 1984. С. 46—62). Но нам известны площади и планы городищ (Казаков Е.П., Старостин П.Н., Халиков А.Х. 1987. Фахрутдинов Р.Г. 1975).

Билярское городище — 570 га, максимальный поперечник до з км. Внутренний город в окружении валов 130 га, протяженность до 1 км (Фахрутдинов Р.Г. 1975. С. 100. Халиков А.Х. 1976. С. 28, 39; отмечу, описания и промеры городища в изданиях разнятся). Этот «великий город» — позднее Итиля.

Булгарское городище — 380 га (Фахрутдинов Р.Г. 1975. С. 125), максимальная протяженность до 2,5 км.

Суварское городище — всего 100 га (Там же. С. 120). Обратим внимание, Булгар больше Сувара почти в 4 раза, но по источникам оба имеют протяженность в один фарсах, как и Итиль. При этом протяжённость Биляра, самого большого среди трёх городов, не достигает фарсаха. Это служит лучшим доказательством тому, что фарсах, как выше отмечено, понятие условное в описании как Итиля, так и булгарских городов.

Можно ли предположить, какова площадь Итиля, ориентируясь на булгарские памятники? Лишь на уровне рассуждений, не более, приняв за некоторый ориентир при поиске Итиля. То, что предложенная мною выше площадь Итиля соразмерна с некоторыми городищами Волжской Булгарии, до некоторой степени совпадение, ведь я исходил из того же «одного фарсаха» и некоторого археологического опыта. Итиль реальный может оказаться даже меньше Сувара, т.е. менее 1 кв. км. В целом же сравнения реконструируемого Итиля и реально измеренных городищ Волжской Булгарии не совсем корректны, последние относятся ко времени, когда каганат прекратил существование. Важно учитывать и разную географическую среду, повлекшую применение разного строительного материала.

Численность населения

Определению не поддаётся, как и площадь. Мы располагаем двумя относящимися непосредственно к Итилю цифрами.

4000 мужей-иудеев в окружении царя. Реальна эта цифра? Возможно, но с учетом, что не все несли свои обязанности одновременно. Весьма вероятно, в это число входила вся «администрация» и обслуживающие её, от писцов до конюхов.

10 000 — мусульмане в восточной части Итиля. Есть поправки — «свыше 10 000», и названы они в связи с мечетями, а также «не считая тех, которые служили в войске».

Должна насторожить округлость чисел, что вновь заставляет относиться к ним как оценочным типа «достаточно много». Особенно к «10 000». Обратим внимание: то же количество войска конного на содержании царя и знатных людей. Однако «10 000» фигурируют совершенно в ином контексте: «У булгар два города, имя одному Сувар, другому Булгар; оба города поблизости друг от друга (или в двух днях пути друг от друга; в обоих городах — деревянные строения, соборная мечеть, живут там мусульмане, по 10 000 человек в каждом городе» (Заходер Б.Н. 1962. С. 27). Почти калька описания Итиля: два города, деревянные строения, мечети и то же число жителей. Так, может быть, «10 000» это не более чем некоторый штамп? Ведь Сувар почти в шесть раз меньше Булгара. Но вопрос о численности населения Сувара и Булгара гораздо сложнее, так как неизвестна площадь этих городов на X в. (оставлю в стороне вопрос об идентификации Булгара источников с Билярским городищем). Вновь, как только мы делаем попытку реальных сравнений, исходные данные расплываются и деформируются, как облака.

О круглых числах

Они весьма распространены в восточных источниках, касающихся Восточной Европы, и не только её.

«5000». Это число оставшихся русов после похода на Каспий (ал-Масуди).

«10 000». Столько воинов выставляют буртасы по требованию царя хазар» (Ибн Даста).

«15 000». Численность совместного войска мусульман и христиан при разгроме русов (см. ниже об убитых русах).

«30 000». Столько убито мусульманским войском каганата русов при возвращении их из похода на Каспий (ал-Масуди).

Ещё один пример поражает своей прямотой, если не некоторой наивностью и цифрой, и тем, к чему она отнесена, — это, по ал-Мукаддаси, 100 000 русов на «острове».

Чрезвычайно интересно для сравнения обратиться к другому восточному источнику, в котором числа упоминаются многократно, — Иосиф Флавий «Иудейская война» (пользуюсь репринтным изданием: Иосиф Флавий, 1900). Численность разных контингентов у Иосифа Флавия встречается многократно. Возьмем некоторые примеры, а для начала целый ряд из небольшого отрывка о деяниях царя Александра Ианная (105 — 79 гг. до н.э.) в порядке упоминания (Иосиф Флавий. Кн. 1, гл. 4)

10 000 — убито иудеев;
6000 — убито восставших иудеев;
50 000 (не менее) — истреблено иудеев за шесть лет;
3000 — конница;
40 000 — пехота;
1 000 — всадники;
8000 — пехота;
10 000 — вооруженные иудеи.

Создаётся впечатление, что в зависимости от контекста и эти числа оценочны: «мало», «много», «очень много». Получается весьма трудно без дополнительной информации решать в каждом отдельном случае, насколько приводимая цифра реальна. Самая реальная, хотя опять же округлённая, численность участников местных столкновений — 1 тыс. всадников и з тыс. конницы, с большим сомнением воспримем 8 тыс. пехоты. Более чем сомнительна суммарная численность погибших иудеев 66 000 тыс. Дальнейшие комментарии оставлю за читателем, но особо обращаю внимание на уже знакомые нам «10 000».

Далее, без перечисления событий, укладывающихся в I в. до н.э. — I в. н.э.:

10 000 тяжеловооруженных (здесь же 1500 всадников) (Кн. 1, гл. 8:2);

10 000 иудеев пали мертвыми (Кн. 1, гл. 8:7);

10 000 мастеров при реставрации Храма, затеянной Иродом Великим (Кн. 1, гл. 21:1, примечание 1).

Особенно впечатляет число раздавленных в Храме при панике, вызванной неуклюжими действиями «множества» римских солдат наместника Кумана в 50 г., — «10 000» (Кн. 2, ГЛ. 7х1). Какова же должна быть толпа, раздавившая такое число людей?

Особенно любопытно:8000 иудеев из живших в Риме (Кн. 2, гл. 6:1) и особенно «свыше 9000» в осаждённой Масаде (Кн. 1, гл. 13:8).

Не может не вызывать сомнения численность поклонников лжепророка, прибывшего из Египта и «собравшего вокруг себя 30 000 заблуждённых» (это уже трижды по 10 тыс., т.е. «громадное множество»).

Позволю усомниться и в самом большом, если не ошибаюсь, числе, упомянутом Иосифом Флавием, — «не менее 3 000 000 иудеев», собравшихся на праздник Опресноков в Иерусалим (Кн. 2, ГЛ. 14:3).

Разумеется, у Иосифа можно встретить и вполне реальные числа:60 солдат, 100 знатных иудеев, 400 галатов, 500 и 600 всадников, 800 воинов и 800 рекрутов, 1500 тяжеловооруженных римлян у Вара, 2000 убитых в пяти городках (в среднем по 400) и др.

* * *

Итак, о населении Итиля. Не удивляет, что географы стран ислама упоминают только мусульманскую часть населения Итиля. Только мужчин? При попытке пойти по пути расчета семей мы можем достигнуть совершенно непроверяемых чисел. Достаточно вспомнить, что у Б.Н. Заходера при исходно взятой численности воинов ларисийа в 7000, общая их численность вместе с мужчинами и женщинами выросла до нескольких «десятков тысяч» (Заходер 1962. С. 155, 156). Археология в таком случае вправе ожидать открытия хоть какой-то части их погребений по мусульманскому обряду и, возможно, с некоторыми этнографическими признаками культуры и особенностями антропологии. Со временем это как-то выяснится. Итак, если подсчитывать по методу Заходера, то только мусульманское население Итиля составит «десятки тысяч». Но в городе жили ещё идолопоклонники и христиане. Кроме числа ларисийа Масуди сообщает суммарную численность объединенного войска мусульман и христиан в 15 000 человек, что совершенно уведёт нас от темы (не могу не отметить, что оборот «можно предположить» никак не оправдывает доверчивые расчеты:12 тыс. войска минус 7 тыс. мусульман равняется 5 тыс. славян и русов (Коновалова И Г. 2003. С. 176). Всё, чем реально располагаем по источникам для Итиля, — это округленное число иудеев и ещё более округленное — мусульман, что в итоге составляет 14 000 или немного «свыше». Только в качестве эксперимента умножим на 5 (минимальный состав семьи), что даст 70 000. Более чем сомнительно.

И вновь, только на уровне рассуждений, попробуем установить плотность заселённости Итиля, если его площадь не превышала 300 га. Результат — 233 человека на гектар — заведомо неверен. Он соответствует «плотной застройке» двухэтажными домами восточноазиатского города (Большаков О.Г. 2001. С. 102).

Сделаем расчет от противного. Сколько может разместиться населения при сельской или усадебной застройке из нормы того же региона в 15—25 чел. / га (Там же). В итоге получим от 4500 до 7500 человек. Необходимо, однако, учесть неравномерность распределения населения в больших населённых пунктах. В нашем случае в центре Итиля, во «дворце», она безусловно была выше, чем на остальной площади с жилищами-шатрами. Рискнём по этой причине увеличить экспериментально полученную максимальную цифру (7500) в два раза и получим примерно 15 000, из которых 4000 в окружении царя и «свыше 10 000» мусульман.

Остаются идолопоклонники и христиане. С учетом того, что язычество абсолютно преобладало в Хазарском каганате, рискну назвать их численность в Итиле по крайней мере равной мусульманской. Какого-либо критерия для предположения о численности христиан нет вообще. Б.Н. Заходер остановился на следующем: «Фраза Масуди, констатирующая опасность для хазарской суверенной власти объединения мусульман и христиан показывает, что христиан в Итиле было не меньше, чем мусульман». При этом, однако, исследователь признавал, что наличие христианства в Хазарии отражено в восточных источниках весьма смутно и недостаточно (Заходер Б.Н. 1962. С. 162). Источники даже не сообщают, было ли это местное крещёное население или же пришлое. Очевидных данных приравнять христиан к мусульманам нет, как и к язычникам.

В конечном итоге я не могу предложить численность населения Итиля более чем в 30 000 (± несколько тыс.), из которых ориентировочно 10 000 мусульман, 4000 иудеев; 15 000 оставим за идолопоклонниками и христианами. Повторяю, это расчет экспериментальный, исходной базой для которого послужили та же условная протяжённость Итиля в «один фарсах» = 6 км и предложенная мною ширина заселённой площади в 500 м. Тридцать тысяч — это максимум, который я могу допустить.

В связи с «одним фарсахом» — о представлениях восточных авторов о размерах: «Даже такие поздние авторы, как Димашки и Хондемир, поражают нас отсутствием какого-либо приближения к действительным размерам:280 (или 260) и 200 фарсахов, приводимые ими в качестве мер длины и ширины, превосходят современные в 2—5 раз» (Там же. С. 18). Это о Каспийском море! Что же говорить о затерянном в дельте Волги населённом месте.

Насколько всё же достоверны предложенные расчеты численности населения Итиля, в которых я действовал по методике, применённой О.Г. Большаковым на памятниках Средней Азии? Вместо ответа: «Для суждения о численности населения среднеазиатских городов достижением будет даже такая методика, которая допускает ошибку в 100%» (Беленицкий А.М., Бентович И.Б., Большаков О.Г. 1973. С. 257). Методика расчета населения, описанная самим автором с учетом опыта других исследователей, требует знания площади памятника и плотности его застройки. Или: расчет же по известной численности населения площади населённого места требует знания плотности застройки. В случае с Итилем ни один (!) из трех составляющих достоверно неизвестен. В том, что погрешность может превзойти 100%, я не сомневаюсь.

Предложенная численность населения Итиля значительна (не забудем о неопределимой погрешности), но сама по себе не может служить к выводу о городском облике поселения. Вычисления размеров и количества населения Итиля не должны заслонить гораздо более важный в русле рассматриваемой темы вопрос: была ли необходимость в существовании в каганате столь большого населённого пункта? Я не вижу иной, кроме административной, что в реальности сводилось к обслуживанию кагана и его двора, размещению должностных лиц и обслуживающих их, размещению гарнизона. Кроме того, и это надо обязательно учитывать, требовался, если можно так выразиться, «второй эшелон» населения, который обеспечивал нужды самого населения (ремесленники, оружейники, мелкие торговцы и т.д., вплоть до служителей всех культов). Второй крупный контингент населения Итиля — обычные полевые войска, часть которых всегда должна была находиться «под рукою». Независимо от того, насколько близка к реально существовавшей предложенная на шаткой основе численность населения, она не была стабильной. На полгода население уходило на поля, а сам царь и какая-то часть войска — на полюдье (см. ниже), даже в зимний период часть населения со скотом и табунами жила вне города.

С проблемой размеров Итиля и численности населения связана столь же сложная — проблема мечетей.

Мечети

Против оценки «тридцать квартальных» не возражал М.И. Артамонов, выделяя одну соборную с минаретом, превышающим царский дворец (1962. С. 396). Свидетельства, однако, неоднозначны. Обратимся вновь к Б.Н. Заходеру.

Масуди: в Итиле «соборная мечеть, минареты которой выше дворца царя, другие мечети (количество не указано. — В.Ф.), а в них мектебы, где учатся юноши (С. 154, 155).

Истахри. Первый раз при описании восточной части Итиля упомянуты рынки, бани, число мусульман «превышает» 10 000, мечетей 30. Персидский вариант Истахри исправляет арабский оригинал: в восточной части не тридцать, но 3 мечети.

Ибн Хаукал, следуя Истахри: в восточной части 30 мечетей.

Бакри: бани, рынки, мечети, имамы, муэдзины.

Йакут. В одном случае, следуя за Истахри, «упоминает о соборной мечети, где совершается молитва по пятницам и находится высокий минарет, без сравнения по высоте с царским дворцом, как у Масуди. Очевидно желая особо оттенить значение этой мечети, Йакут говорит о нескольких муэдзинах, её обслуживающих (С. 158—159).

Помимо мечетей мы имеем и другие составляющие культа ислама (имамы, муэдзины, мектебы). Не вызывает сомнения наличие соборной, пятничной, мечети, что само вроде бы предполагает существование других, квартальных, а возможно, и маленьких, типа часовен без служащих (характерно и упоминание бань в связи с мусульманами). Отмечу, что при них не упомянуты минареты, но призыв муэдзина мог раздаваться с крыши мечети. Молитвы суточного круга возможны в любом месте, на котором соответствующий час застал мусульманина. Это немаловажное обстоятельство могло сокращать потребность в мечетях. Впрочем, всё это детали. Важно оценить достоверность сведения о 30 мечетях. Много это или мало? Вновь смущает круглое число. Теперь это «30», как вариант — «3» (описка?). Как ни удивительно, но никто из исследователей до сих пор не пытался подсчитать, сколько же мечетей было необходимо для мусульман численностью не менее 10 000.

Количество квартальных мечетей можно было бы приблизительно рассчитать, исходя из численности мусульман, но оно, как отмечалось выше, тоже округлено. Не следует забывать, что ежедневные моления шли и в той же соборной мечети, вместимость которой, впрочем, неизвестна. О её величине не позволяет даже косвенно судить упоминание минаретов, так как царь разрушает один минарет.

И все-таки количество мечетей остаётся совершенно неясным. 30 квартальных мечетей на 10 000 мусульман слишком мало. Получается на 333 человека одна мечеть. В итоге мы возвращаемся в трясину непроверяемых цифр. Вновь убеждаемся, что цифровые характеристики Итиля слишком условны. Согласившись с числом ззз человека на мечеть и при необходимости 0,5 кв. м на человека, мы должны ожидать находки мечетей со средней площадью молельного пространства не менее 170 кв. м (допустим, 10×17 м). Сокращая произвольно площадь мечети, мы соответственно должны увеличивать их количество. Но надо признать, что мечеть площадью не менее 170 кв. м — это солидное сооружение. Были такие в Итиле? Ответ могут дать только раскопки.

В каком виде выявится картина культовой исламской архитектуры при раскопках? Чего ожидать, если остатки мечетей не уничтожены возможными перекопами? Первая трудность — неизвестен строительный материал соборной мечети и её минарета(ов). Допускаю обожжённый кирпич. В таком случае возможны реконструкция плана соборной мечети по обрывкам кладок и обнаружение фундамента минарета, хотя бы не очень заглублённого из-за высокого уровня грунтовых вод в дельте.

Как опознавать квартальные мечети? Не было ли среди них обычных глинобитных домов? Но нельзя исключить, что их строили если не из обожжённого, то хотя бы из сырцового кирпича. В таком случае нижние слои кладки могут сохраниться очень хорошо, так как сырцовые кирпичи разборки для вторичного использования не выдерживали. Моё предположение о сырцовом кирпиче ничем, однако, не обосновано, кроме как известностью его на других памятниках каганата. Необходимо обнаружить хоть какие-то руины, отличающиеся от остатков тех самых «шатров» (очаг в центре нечёткого пятна культурного слоя), юртообразных и глинобитных жилищ. Это программа-минимум.

Сомнений в существовании мечетей в Итиле нет. Дело не в их количестве. В плане рассматриваемой темы нас интересует иной вопрос, принципиальный: является ли мечеть, даже соборная, признаком «города»? Была ли она таковой непосредственно в странах ислама? О.Г. Большаков, отметив условность любой классификации и невозможность найти границу между городом и не городом, обратил внимание на следующее: «Только географ ал-Мукаддаси попытался определить, чем отличается город, и принял за основной признак наличие соборной мечети, но сам признавал условность этого, так как некоторые населенные пункты, не считаясь городами, имели соборные мечети». Далее же О.Г. Большаков ведёт по пути, который археологии недоступен, но пройдём по нему несколько шагов. «Принцип, избранный ал-Мукаддаси и опирающийся на существовавшие в то время взгляды юристов, имеет достоинства объективности. Наличие соборной мечети и кафедры проповедника в ней (мимбар) — не формальный признак для определения города, в ней олицетворяется его административно-политическое положение. С мимбара произносится хутба с именем государя, определяющая политическую принадлежность города к данному государству» (Большаков О.Г. 2001. С. 58, 59). Так можно ли использовать мечети как признак Итиля как города? Казалось бы, да, если бы царь (каган) не был иудеем! Вероятно, религиозным центром ставки кагана являлась хранимая Иосифом скиния (шатёр) с ковчегом, светильником, столом, жертвенником и священными сосудами. Странно, что Иосиф не упоминает в своём известном письме синагоги Итиля. Как это объяснить?

Внимание авторов-мусульман к мечетям Итиля понятно. Для нас же важнее другое — мечеть в каганате не могла ассоциироваться с административно-политической системой и носителем власти, а отношения с мусульманами не были простыми, свидетельство чему разрушение минарета и казнь муэдзинов. Только страх за единоверцев-иудеев за пределами каганата остановил царя от разрушения самой соборной мечети. С другой стороны, «...мы не находим ничего, что говорило бы о стремлении этой группы (ларисийа. — В.Ф.) хазарского населения превратить ислам в обязательную единую религию каганата» (Заходер Б.Н. 1962. С. 157). Но попробуем представить настроения мусульман Итиля после кровавого конфликта, учитывая, что после хутбы должна по канонам ислама следовать молитва о государе, в данном случае — иудее (!), а затем обо всех мусульманах и победе их оружия. Ситуация парадоксальна и беспрецедентна, так как иного государства с монархом-иудеем тогда не существовало. Сравнивать не с чем.

Эпизод с разрушением минарета ставит под сомнение давно бытующее мнение о т.н. «веротерпимости» в Хазарском каганате, якобы обеспечивавшей её торговые интересы и поступление таможенных сборов. Тема, требующая особого рассмотрения вне рамок этого очерка. Но обращу внимание: понятие «веротерпимость» внесено в историю Хазарского каганата из современной лексики, где оно имеет иной и совершенно определённый смысл. Оно означает осознанную необходимость и практику уважения к выбору веры инакомыслящими.

Итак, мечети в Итиле никак не пригодны для использования в качестве признака города, даже если они будут найдены в ходе раскопок. Мечеть, особенно рядовая, не может служить безусловным признаком типа поселения. Она прежде всего признак мусульманской общины (например, в Дагестане мечети были и есть в каждом крупном ауле). В Итиле мечеть — признак проживания мусульманского населения и ларисийа, как и церкви — христианской общины. Во всех религиях размеры культовых зданий, как и их количество, определялись финансовыми и материальными возможностями общины или жертвователей. Что касается христианских храмов Итиля, то не были ли они такими же маловместительными, как в Чир-Юрте (Магомедов М.Г. 1983. С. 158, 159)? И уже совершенно ничего нельзя предположить о синагогах, а ведь это наиболее интересно для хазароведения.

В отличие от культовых построек есть некоторая возможность для предположений о том, что источники называют «дворец царя».

«Дворец» или цитадель

При имеющихся исходных данных я не вижу возможности обсуждать вопрос о том, весь ли город или только одна его часть были окружены стеною. Стена, окружающая город протяжённостью в фарсах, при том, что кроме кирпича иной строительный материал в источниках не назван, вызывает сомнение. Сравнение, по Мукаддаси, со стеною Джурджана-Ургенча объяснению не поддаётся. Может быть, по строительному материалу?

С позиций археологии выскажу некоторые соображения исходя из следующих данных: «...вместо стены, окружающей западную часть Итиля, Мукаддаси сообщает о "дворце султана" из обожженного (?) кирпича (ср. Масуди, рассказ В); по его словам, именно дворец, а не стена [городская. — В.Ф.] имел четверо ворот» (Заходер Б.Н. 1962. С. 188). К этому добавим важные уточнения: «...дворец царя далеко от берега, сложен из обожженного кирпича, — царь не разрешает строить из этого материала» (Там же. С. 185). У Масуди это звучит так: «В середине этой реки остров, на нём дворец царя (каср). Замок царя на краю этого острова».

Оставим в стороне островное положение, об этом говорилось выше. В нашем распоряжении остаётся сооружение из кирпича с четырьмя воротами, которое названо либо дворцом, либо замком. Не поддаются уточнению термины «дворец», «замок», вероятно, в данном случае они равнозначны. Все-таки более подходит термин «каср», но обсуждение переводов на русский оставлю лингвистам. «Замок» вызывает определенные ассоциации, о которых я писал выше. Иные ассоциации вызывает определение «дворец». В расхожем понимании это здание с некими архитектурными элементами, с художественным оформлением интерьеров помещений, обязательными парадными залами. Если и существовали во дворце элементы декорирования, то выполнены они могли быть только приглашенными мастерами, например среднеазиатскими. Что касается самой Хазарии, то она собственной гражданской архитектуры не знала.

Ни малейших исходных данных для реконструкции «дворца» нет. Нам остаётся заменить это пышное определение вполне нейтральным «жилище царя». Я имею в виду непосредственно помещения, в которых обитали «царь», «царица», ближайшее окружение. Интерьеры могли оформляться коврами, как и в «шатрах»-юртах.

Остаются постоянно упоминаемые стены, кирпич и четверо ворот «дворца». Рискну высказать предположение, что мы имеем дело не с четырёхвратным «дворцом», но хорошо знакомой нам по археологии цитаделью. Четверо ворот могут указывать на её прямоугольный план. Ближайшим аналогом, но меньших масштабов, может выступать квадратная Семикаракорская крепость с её квадратной же цитаделью, также занятой кирпичными строениями. На севере каганата стояла белокаменная Маяцкая крепость с цитаделью. Другими словами, сам принцип создания изолированного пространства в виде цитадели внутри крепости был хазарам известен. Собственно жилище «царя» находилось внутри этой цитадели. Некоторый намёк на то, что цитадель была относительно невелика, — её расположение «на краю островка», или, как писал Иосиф, «я живу внутри островка».

Предлагая реконструкцию, я понимаю, что проверена она может быть исключительно раскопками. Пример исследования Саркела показал, что даже в случае полного уничтожения стен от кирпичей обязательно останутся отпечатки. Большое разнообразие кирпича вторичного использования даёт городище Самосделка (см. ниже), но самосдельский кирпич из верхних слоёв памятника предстоит ещё систематизировать и определить источник его происхождения.

* * *

Если попытаться вербально или графически создать модель Итиля на основе противоречивых и отрывочных сведений письменных источников, то вряд ли получится что-либо целостное. Придётся строить даже не одну модель, но несколько: два варианта всего города — трехчастный и двухчастный, два-три варианта прохождения городской стены и т.д. Но для моделирования мы не имеем даже определённых и бесспорных данных о величине города, архитектуре и площади кирпичных строений. Вряд ли за основу может быть взят Саркел — строений, похожих на дворцовые, в нём не найдено. Возможно, в будущем какие-то представления о хазарской архитектуре дадут остатки кирпичных строений Семикаракор. Короче, даже гипотетичную модель Итиля сегодня построить невозможно, разве что нарисовать условный квадрат/прямоугольник с четырьмя проёмами-воротами как модель ограждённой стенами части Итиля — цитадели. Остаётся признать, что сделанный полвека назад вывод остаётся в силе: «Многие, и притом очень существенные, вопросы топографии и истории Итиля не могут быть разрешены даже в гипотетическом виде, и неизвестно, найдутся ли когда-либо материалы, необходимые для их разрешения» (Заходер Б.Н. 1963. С. 198).

М.И. Артамонов предполагал, что постройки рядового населения Итиля могли быть аналогичны саркельским. Вполне возможно (о жилищах Басры см. выше). Менее всего следует ожидать в Итиле грандиозных сооружений, уличной планировки, но наверняка должна быть какая-то цитадель, изолировавшая сакральных каганов от остального населения. Культовые сооружения, будь они найдены, могут указать на расселение общин.

Я вынужден ещё раз поставить вопрос: допустимо ли в переводах письма Иосифа и сочинений восточных географов безоговорочно (без комментария) использовать термин «город» для Итиля не формально, но по существу? А.В. Гадло прямо отмечал в связи с Итилем, что из сведений ал-Мукаддаси «с полной очевидностью вытекает, что понятие город в арабской литературе может не соответствовать обычному представлению о городе» (Гадло А.В. 1979. С. 182). Это действительно так.

Один из примеров в связи с известным «островом русов» протяженностью в три дня пути. По Ибн Русте, «нет у них ни недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен». Это вполне соответствует всему контексту с описанием образа жизни и обычаев населения той неустановленной местности. Однако у более позднего автора Гардизи — «на острове много городов» (Древняя Русь... 2009. С. 48, 59). Сомнительно, чтобы на протяжении трех дней пути у весьма примитивного населения мог существовать город, тем более «много городов». Но в противовес сообщению об отсутствии даже «деревень» более реально, что русы «острова» с весьма ограниченными пространством и протяженностью имели много близко расположенных поселений, если угодно, «деревень». Такова предлагаемая мною версия толкования известий двух средневековых авторов, каждый из которых в отдельности дал нам неверную информацию. Но независимо от принятия или непринятия моего толкования использование в переводе Гардизи термина «город» не может оставаться без комментария переводчика или пользователя перевода. И подобные примеры не комментированных переводов из восточных источников с использованием слова «город» встречаются неоднократно.

Сам создатель «Каспийского свода» Б.Н. Заходер писал о «широко распространённом в восточной географической науке убеждении в существовании у хазар городов» и подверг его сомнению: «Это убеждение... не имеет подтверждения со стороны археологической науки. Сказанное... ни в малейшей степени не колеблет основного — остатки строительных сооружений и другие памятники материальной культуры... подтверждают существование в Хазарии значительных по тому времени населённых мест» (Заходер Б.Н. 1962. С. 172). Этим Б.Н. Заходер фактически не только поставил под сомнение существование в каганате «города» (поселения, качественно отличающегося от сельского) и возможность применять для поселений, в том числе и Итиля, термин «город», но предложил ему замену — «значительные населённые места». Термин нейтрален, удобен как служебный. Он применим в исторических и археологических исследованиях. Обратим внимание: Б.Н. Заходер исключил даже термин «поселение». Думаю, не случайно, так как «населённое место» может означать одно поселение и группу компактно расположенных, даже смыкающихся. Таким же мне представляется и Итиль — значительным населённым местом из компактно расположенных поселений сельского облика. Кирпичные же строения-«дворцы» — занимали только каган и все, кого принято называть «двор, окружение», а также обслуживающие, личная охрана. О мечетях и церквях уже сказано выше.

При моём постоянном обращении к исследованию Б.Н. Заходера с некоторыми его положениями я не могу согласиться. Первое. Объясняя разнообразие названий частей Итиля и появление в конечном итоге общего, Б.Н. Заходер неожиданно сам обращается к термину «город»: «Это [появление общего названия] значило прежде всего, что существовавшие ранее полуоседлые населенные пункты превратились в единый город». Думаю, это простительно, так как речь явно шла не о понятии «город», а лишь о слиянии разбросанных поселений в одно. Но установить, произошло ли слияние действительно, можно будет только в ходе раскопок или неразрушающими методами геофизической разведки.

Со вторым положением дело хуже. Б.Н. Заходер продолжает: «Это значило далее, что Итиль начал играть всё большую и большую роль не только как центр каганата, но и как крупнейший центр, о котором хорошо было наслышано всё купеческое каспийское побережье» (Там же. С. 197). Это не что иное, как отголосок мнений об особом месте Хазарского каганата на торговых путях и превалирующей роли торговли в его экономике. Поскольку Итиль не найден, перечислю немногое из того, чего недостаёт для оценки товарооборота по Хазарии в целом. За исключением шёлка и бус неизвестны прочие товаропотоки, впрочем, не подсчитан даже объём найденных на сегодня бус, но это импорт. Неизвестен вообще объём ни одного из вывозимых и ввозимых товаров. Неизвестен объём работорговли. Простой пример: нет картографии самой распространённой в Хазарии импортной тары — амфор и подсчета примерного их количества на уже исследованных поселениях. Исследование монетных находок само по себе не может осветить роль торговли, нуждается в корреляции с товаропотоками. В большинстве исследований монеты рассматриваются как датирующий материал (одна из последних работ: Круглов Е.В. 2005), а не как мера стоимости. И главное: нет ни малейших сведений о ценах или эквивалентах обмена на рынках каганата, прикаспийских или причерноморских. В целом торговля Хазарского каганата — тема неизмеримо более сложная, чем это представляется пишущим о ней до сих пор.

Занятие горожан — сельское хозяйство

Оставляя в стороне всё рассмотренное выше, обращу внимание на всем известный, прежде всего по письму Иосифа, факт — основой жизнеобеспечения жителей Итиля было сельское хозяйство, для чего они с весны по осень пребывают на своих полях. Добавим на огородах, бахчах, в садах, а также на выпасе скота, на заготовке кормов на зиму по крайней мере для крупного рогатого скота и молодняка всех видов. Первичная переработка урожая не могла не занимать позднюю осень, если и не начало зимы. По определению Р. Рашева, «земледельческим центром с чертами, которые его сближают скорее с селом, был Преслав, второй после Плиски административно-культовый центр Болгарии. Как в представлении болгар, так и византийцев, он не был равнозначен византийскому столичному городу» (Рашев Р. 2008. С. 132).

Помимо сельскохозяйственных забот часть населения Итиля дополнительно была занята рыболовством. Что касается ремесла, то понятно, что в значительной мере оно должно было обеспечивать опять же сельское хозяйство пахотными орудиями, серпами и косами, упряжью. Что-то из перечисленного могло изготавливаться в домашних условиях. Наиболее сложные технологические процессы находились в руках ремесленников-профессионалов (кузнецов, кожевников), однако владение ремеслом не освобождало от занятий сельским хозяйством для собственных нужд.

В итоге мы имеем крупное населённое место, в котором большая часть жителей более половины года занималась сельским хозяйством, причём не товарным. Таково было положение в столице. Ещё раз приходится убедиться в справедливости определения Б.Н. Заходера, говорившего только о начатках городской жизни. В полнокровную городскую в каганате она так и не переросла. С позиций политэкономии историческое лицо Итиля определяли не дворец кагана, кирпичные стены, храмы, мечети, а занятия жителей, среди которых первое место сельского хозяйства сомнений не вызывает.

* * *

В заканчивающемся разделе, прибегнув к помощи «Каспийского свода», я пытался в пределах возможного хоть каким-то образом выяснить, что может представлять собою памятник «городище Итиль» как объект археологической разведки и раскопок. Что касается поиска, то слой Итиля может не проявляться на современной поверхности, будучи перекрыт более поздними напластованиями, которые могут нивелировать и остатки кирпичных строений. При протяженности памятника в сотни метров его исследования займут многие десятилетия в лучшем случае. Как это, к сожалению, практикуется, вестись они будут удаленными друг от друга маленькими раскопчиками. Культурный слой, вероятнее всего, окажется очень тонким, часто исчезающим, с пересекающими его остатками простейших жилищ. Если кирпичные постройки и не сохранились (худший вариант), то безусловно можно надеяться на находки кирпичей и кирпичного лома. Абсолютно исключена уличная планировка, а пустые пространства могут превосходить застроенные: вспомним о деревьях при «дворце» царя.

В облике находок (керамика, украшения, ременная гарнитура и т.д.) должна проявиться салтово-маяцкая культура, иначе придётся говорить об изоляции «столицы» от каганата, простиравшегося до Приазовья и западных окраин бассейна Дона. Могут быть представлены вещи среднеазиатского происхождения.

Могильники должны отразить религиозную ситуацию в Итиле. Представится ли возможность выделить наконец иудейские захоронения и как они будут выглядеть, предсказать не берусь за неимением примеров. Во всяком случае, надо иметь в виду, что на Нижнем Поволжье пока неизвестна ни одна мацева. Не исключено, что это объясняется отсутствием камня.

Об окрестностях Итиля. Б.Н. Заходер обратил внимание на сообщение Истахри об отсутствии у хазар селений около города (1962. С. 187). Речь шла о земледелии, для которого в дельте пригодных мест мало (слово за палеопочвоведами). Вопреки Истахри замечу, что поселения и сопутствующие им небольшие могильники вблизи Итиля должны быть. Обращу внимание на городище Мошаик и его грунтовый могильник (Пантелеев С.А. 2006). Итиль не мог существовать в полной изоляции. Назначения и размеры посёлков могли быть самыми разнообразными. Зимники и летники скотоводов; посёлки рыболовов с сушильнями, гончаров и пр.; стойбища собственно кочевого населения; стоянки караванов (караван — это в первую очередь масса животных, вьючных и верховых). Не следует забывать о лагерях войск. Таким образом, археологически все эти населённые места могут, как обычно, проявляться скоплениями керамики, зольниками.

Примечания

1. Возможно, О. Прицак имел в виду город Амул (Амоль) на севере провинции Табаристан (позднее Мазандеран)? К северо-востоку от г. Амула есть г. Джурджан (Большаков О.Г. 2002. С. 182—183, карта).

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница