Глава II. Проблема этноконфессиональных отношений на территории Хазарского каганата в трудах советских и современных российских историков

Утверждение советской власти в стране, гражданская война и сложная социально-экономическая ситуация нач. 20-х годов временно затормозили развитие отечественного хазароведения и исследование проблемы этноконфессиональных отношений на территории каганата. Отечественная историческая наука переходила на рельсы марксистской методологии: вырабатывались новые подходы к изучению фактологического материала, отбрасывались утвердившиеся точки зрения, менялись оценки исторических явлений и событий. В условиях коренной «перестройки» научного фундамента интерес к историческому прошлому Хазарского каганата временно угас: в 20-е гг. на передний план вышли проблемы подвергшейся ревизии Отечественной истории. Это обусловило небольшие объемы научных публикаций, посвященных проблемам исторического прошлого Хазарии. Наиболее исследуемой темой истории каганата в 20-е — 50-е гг. XX в. стали славяно-хазарские отношения, рассматривавшиеся в тесной связи с критикой норманистских концепций дореволюционных историков (В.А. Пархоменко, Б.А. Греков, В.В. Мавродин). Почти забытыми оказались такие важные вопросы этноконфессиональных отношений на территории Хазарии как проблемы иудаизации и христианизации каганата, формирования дуализма верховной власти, не уделялось должного внимания изучению религиозных представлений входивших в каганат тюркских этносов.

Однако период 20-х — 50-х годов нельзя называть «потерянным» для развития отечественного хазароведения. Переход российской исторической науки на марксистско-ленинскую методологию поставил на повестку дня вопрос об уровне социально-экономического развития кочевых обществ, а также созданного хазарами государства. Тем не менее, идеологический пресс, остававшийся важным ограничивающим фактором для российских исследователей на протяжении всего существования советского режима, предопределил субъективное отношение советских ученых к этой проблеме. Если в 30-е гг. кочевой быт хазар довольно верно характеризовался как «промежуточное состояние между кочевничеством и оседлостью», при этом отмечалось развитие в стране производящей экономики (Ю.В. Готье), то к нач. 50-х гг., в самый разгар борьбы с космополитизмом, Хазарский каганат превратился в мелкое паразитарное государство, поддерживающее свое существование за счет грабительских таможенных пошлин (Б.А. Рыбаков, Н.Я. Половой). Явная догматичность последнего вывода привела к возобновлению дискуссии об уровне социально-экономического развития Хазарского государства во время «хрущевской оттепели» и ее активному продолжению в последующий период.

20-е — 50-е гг. стали важным этапом дальнейшего расширения источниковой базы по истории Хазарского каганата, благодаря открытию новых и качественному анализу старых археологических и письменных источников. Успешное развитие зарубежного и советского востоковедения в 30-е гг. способствовало появлению новых переводов арабо-персидских источников, содержащих важную информацию по истории этноконфессиональных отношений на территории Хазарии¹. В это же время завершил долгую работу по переводу и комментированию документов Еврейско-хазарской переписки известный российский гебраист П.К. Коковцов, занимавшийся анализом данной группы источников еще в дореволюционную эпоху². В 1941 г. Н.В. Пигулевская перевела и проанализировала ряд сирийских памятников, косвенно затрагивавших историю Хазарского каганата³. Таким образом, к нач. 60-х гг. советские хазароведы располагали солидным банком археологических и письменных источников, позволявших им по-новому взглянуть на проблемы истории Хазарского каганата.

Кон. 20-х годов ознаменовался возобновлением археологических работ в регионе Волго-Донья (Ю.В. Готье, М.И. Артамонов). Особую значимость имели исследования памятников хазарской эпохи, проводившиеся под руководством М.И. Артамонова. Их итогом стало издание работы, в которой археолог провел анализ как ранее известных, так и открытых им памятников, а также убедительно доказал тождество Левобережного Цимлянского городища и упомянутой в трактате Константина Багрянородного «Об управлении империей» крепости Саркел, построенной при помощи византийских инженеров⁴. Археологические работы на Левобережном Цимлянском городище были продолжены М.И. Артамоновым в 1934—1936 гг. На основе результатов проведенных изысканий исследователь пришел к выводу о том, что «население Нижнего Дона и Салтово-маяцкого района принадлежало к одной и той же культурно-этнической среде», и впервые ввел в научный оборот понятие Салтово-маяцкой археологической культуры⁵. Работы в регионе возобновились в 1949—1951 гг., когда М.И. Артамонов возглавил первую новостроечную Волго-Донскую археологическую экспедицию. Поводом для организации последней стало строительство Цимлянского моря, которое должно было затопить наиболее богатые археологическими памятниками территории Донского бассейна. В исследовании памятников М.И. Артамонову помогали такие видные советские археологи, как И.И. Ляпушкин, С.А. Плетнева и А.Л. Якобсон.

Трудно недооценить значение Волго-Донской экспедиции для дальнейшего изучения истории Хазарии: был извлечен огромный археологический материал, способный ответить на многие вопросы ученых, связанные с развитием социально-экономических отношений, материальной культуры, религиозных представлений и этническом составе обитателей хазарской лесостепи. Результаты проведенных археологических раскопок должны были продвинуть далеко вперед отечественное хазароведение. Однако в 1951 г. на фоне очередного витка сталинских репрессий и развернувшейся еще в кон. 40-х гг. борьбы с космополитизмом, началась травля специалистов по истории Хазарии и, в первую очередь, М.И. Артамонова. Появившаяся в «Правде» статья П. Иванова фактически обвиняла исследователя в намеренном завышении роли Хазарского государства в отечественной истории⁶. Публикация П. Иванова стала стартовой точкой для критики разработанных советскими учеными концепций хазарской истории и славяно-хазарских отношений в частности. Настоящему разгрому подверг взгляды М.И. Артамонова один из крупнейших отечественных исследователей — Б.А. Рыбаков, который, основываясь лишь на данных письменных источников, свел территорию Хазарии к «почти правильному четырехугольнику..., стороны которого составляли: Итиль-Волга... до устья, Хазарское (Каспийское — авт.) море... до устья Кумы, Кумо-Манычская впадина и Дон от Саркела до Переволоки»⁷. Развернувшаяся в печати критика отечественного хазароведения привела к временному прекращению археологических раскопок на связанных с Хазарским каганатом археологических памятниках, приостановке работы над извлеченным материалом и «замораживанию» публикации трудов Волго-Донской экспедиции. Затопление Левобережного Цимлянского городища нанесло непоправимый урон советскому хазароведению: под водой оказался один из ярчайших памятников Салтово-маяцкой культуры. Лишь смерть И.В. Сталина и наступление «хрущевской оттепели» привели к изменению ситуации в отечественной исторической науке. Новый поворот в судьбе советского хазароведения был отмечен изданием в 1958 г. первого тома Трудов Волго-Донской экспедиции. Окончательно публикация материалов экспедиции завершилась лишь в 1963 г.⁸.

2-ая пол. 50-х — 90-е гг. ознаменовали собой начало нового этапа в развитии отечественного хазароведения. Значительно уменьшилось давление идеологического пресса, возобновились археологические раскопки, продолжалось изучение письменных источников по истории Хазарского каганата. В 1962 г. после длительной паузы, спровоцированной статьей П. Иванова в «Правде», увидел свет фундаментальный труд М.И. Артамонова «История хазар»⁹. Построенная на основе известных науке письменных источников с использованием богатого археологического материала, работа М.И. Артамонова подводила итоги проведенных за все предшествующие годы исследований по истории Хазарии. Рассмотрев историческое прошлое хазарского этноса с момента его становления до возникновения и гибели Хазарского государства, автор затронул наиболее сложные проблемы социально-экономических и этноконфессиональных отношений на территории каганата, досконально изучил его политическую историю. С публикации данной работы в полной мере можно говорить о появлении хазароведения как самостоятельной научной дисциплины: история хазар перестала рассматриваться как составная часть исторического прошлого русского или еврейского народа. Труд М.И. Артамонова предопределил выход целого ряда научных публикаций 60-х — 70-х гг. XX в., авторы которых специализировались на изучении конкретных проблем истории каганата (Г.Е. Афанасьев, А.З. Винников, К.И. Красильников, В.К. Михеев, А.П. Новосельцев, С.А. Плетнева, В.С. Флеров и др.).

После выхода в свет работы М.И. Артамонова, давшей исчерпывающие на тот момент времени ответы на наиболее острые вопросы хазарской истории, будущее развитие отечественного хазароведения зависело от результатов археологических раскопок на территориях, некогда подвластных каганату. Дальнейшее расширение источниковой базы за счет новых письменных источников казалось сомнительным, поэтому особое внимание уделялось совершенствованию переводов уже известных памятников. В 1956 г. новый перевод «Записки» («Рисале») Ибн Фадлана представил А.П. Ковалевский¹⁰. В 60-х гг. долгую работу по отбору, анализу и комментированию сведений восточных источников о средневековых этносах и государствах Восточной Европы завершил советский востоковед Б.Н. Заходер¹¹. В 1963 г. в СССР была опубликована «История Ширвана и Дербенда...» В.Ф. Минорского с авторским переводом повествующего о хазарах отрывка «Мурудж ад-Дзахаб» Ал-Масуди, а в 1970 г. вышло дополненное и исправленное ориенталистом англоязычное издание «Худуд ал-Алам»¹². В 60-е — 90-е гг. продолжилась работа по корректировке и уточнению переводов арабо-персидских (В.М. Бейлис, Т.М. Калинина, С.Г. Кляшторный) и византийских (И.С. Чичуров) источников, напрямую или косвенно затрагивавших проблемы хазарской истории¹³. В 1989 г. появился перевод крайне важного для изучения этноконфессиональных отношений на территории Хазарии трактата Константина Багрянородного «Об управлении империей» под редакцией Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева¹⁴. При всей важности проделанной учеными работы следует отметить, что принципиально новых сведений о хазарах исследованные ими документы не содержали: основной банк письменных источников по истории каганата уже сложился. Тем не менее, в 1982 г. зарубежным исследователям Н. Голбу и О. Прицаку удалось опубликовать до того момента неизвестное «Киевское письмо», имевшее принципиально важное значение для изучения проблемы иудаизации, славяно-хазарских отношений и древнейшей российской истории¹⁵. Несмотря на крайнюю актуальность находки для отечественных ученых, в нашей стране данный документ с соответствующими научными комментариями В.Я. Петрухина был опубликован лишь в 1997 г.¹⁶. В настоящее время обнаружение дополнительных письменных источников по проблемам исторического прошлого Хазарии можно считать счастливой случайностью.

Расширение источниковой базы хазароведения в 60-е — 90-е гг. осуществлялось в основном за счет материалов археологических раскопок. В 1955 г., в довольно сложной для советских хазароведов обстановке, С.А. Плетнева начала разведки в бассейне р. Дон, длившиеся на протяжении десятилетия. Параллельно велись раскопки на Правобережном Цимлянском городище и Дмитриевском археологическом комплексе. Результатом деятельности С.А. Плетневой стала изданная в 1967 г. работа «От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура»¹⁷. «В книге, во-первых, введено в науку более 100 новых памятников из различных регионов Хазарского каганата, во-вторых, дана относительная хронология древностей Салтово-маяцкой культуры.., в-третьих, впервые поставлен вопрос о существовании в степях в хазарскую эпоху поселений разных культурно-хозяйственных типов: кочевых стойбищ, полукочевых — полуоседлых поселений и полностью оседлых больших поселков»¹⁸. В этой же работе С.А. Плетнева выделила восемь вариантов Салтово-маяцкой археологической культуры, различавшиеся географическим расположением, спецификой экономического развития и этническим составом населения. Научная критика концепции С.А. Плетневой в прессе заставила исследовательницу сократить общее число вариантов до пяти, исключив из состава Салтово-маяцкой культуры Кавказскую Аланию, а также Волжскую и Дунайскую Болгарии¹⁹. В настоящее время классификацию С.А. Плетневой принимают большинство российских археологов и историков-хазароведов.

В последующие два десятилетия бассейны Дона и Северского Донца оставались наиболее исследуемыми районами Салтово-маяцкой культуры. В 70-е — нач. 80-х гг. изучением памятников Среднедонечья занимался К.И. Красильников²⁰. Помимо него на этой же территории работали А.Г. Копыл, С.И. Татаринов, М.Л. Швецов и В.К. Михеев²¹. Последнему удалось провести тщательное доследование Маяцкого, Сидоровского и Теплинского городищ в указанном регионе, а также исследовать ряд археологических памятников в верховьях Северского Донца (Сухогомольшанский могильник)²². Археологические раскопки в низовьях Дона проводили В.С. Флеров и Е.И. Савченко, причем первый проводил археологические работы на одном из самых интересных памятников Салтово-маяцкой культуры — Семикаракорском городище. Он же продолжил анализ лощеной керамики из Саркела и раскопки на гибнущем Правобережном Цимлянском городище²³.

На протяжении 70-х — 80-х гг. активно велись археологические исследования лесостепного Донского варианта Салтово-маяцкой культуры. Особое внимание советских археологов было привлечено к Дмитриевскому (С.А. Плетнева) и Маяцкому археологическим комплексам (Г.Е. Афанасьев, А.З. Винников, Л.А. Голубева, Т.С. Кондукторова, С.А. Плетнева, В.С. Флеров)²⁴. Огромный вклад в изучение хазарских лесостепных памятников хазарского времени внес преподаватель истории Волоконовской средней школы А.Г. Николаенко, публиковавший свои работы в сотрудничестве с Г.Е. Афанасьевым и С.А. Плетневой²⁵. В течение многих лет вел раскопки в лесостепных регионах Хазарского каганата и сам Г.Е. Афанасьев (Ютановское поселение)²⁶. Проблему проникновения славянских мигрантов на территорию Салтово-маяцкой культуры изучал А.З. Винников²⁷.

В 50-е — 60-е гг. исследованием Крымского варианта Салтово-маяцкой культуры занимался видный советский археолог А.Л. Якобсон. Под его авторством вышло несколько работ, посвященных политической истории и истории культуры средневековой Таврики²⁸. В 70-х — 80-х гг. его дело продолжили И.А. Баранов, и А.И. Айбабин²⁹. Изыскания археологов показали всю сложность этноконфессиональной ситуации на полуострове, превратившемся в арену борьбы между Хазарским каганатом и Византийской империей при общем стремлении к самостоятельности населявших его этносов.

Значительные трудности ожидали советских ученых при исследовании Дагестанского варианта Салтово-маяцкой культуры и нижней Волги. В 1959—1961 гг. под руководством ученика М.И. Артамонова, Л.Н. Гумилева, было проведено несколько археологических разведок в бассейне р. Терек и дельте Волги. Результатом предпринятых экспедиций стали не уникальные археологические находки, каковых было немного, а гипотеза Л.Н. Гумилева о гибели Хазарии в результате трансгрессии Каспийского моря. По мнению ученого, уровень воды в Каспии зависел от местоположения циклонического центра действия атмосферы, определявшегося, в свою очередь, солнечной активностью³⁰. В X столетии «ложбина циклонов сдвинулась к северу», что привело к набуханию Каспийского моря и затоплению прибрежных районов, каганат превратился в «Прикаспийские Нидерланды». «К сер. X в... две трети хазарской территории оказалось под водой... Когда же в кон. XIII в. уже вся... страна была покрыта морем, остатки народа растворились в этническом многообразии Золотой Орды и превратились в астраханских татар»³¹. Теория Л.Н. Гумилева была отражена в целом ряде солидных публикаций, в которых соавторами и научными консультантами исследователя выступили видные специалисты в сфере геологии, гидробиологии и лимнологии³² (В.Н. Абросов, А.А. Алексин)³³. Предположение о гибели каганата под водами Каспийского моря, воспринятое отечественной и зарубежной историографией, привело к определенному замешательству среди советских археологов: оно убеждало в бесполезности проведения раскопок в Дагестане и на Нижней Волге³⁴. Однако опровергнуть гипотезу Л.Н. Гумилева могли только новые археологические находки из районов, считавшихся затопленными в результате очередной трансгрессии Каспия в X в. Сер. 70-х — нач. 80-х годов была ознаменована рядом публикаций дагестанского исследователя М.Г. Магомедова, который обобщил в них результаты проведенных раскопок в междуречье Терека и Сулака³⁵. Обнаруженные археологом памятники убедили ученых в том, «что Хазария не погибла в волнах Каспийского моря». Проведенный М.Г. Магомедовым анализ показал, что «культурные напластования, отложившиеся на этих памятниках, также не содержат никаких следов раннесредневековой трансгрессии или колебания уровня Каспийского моря»: гипотеза Л.Н. Гумилева была опровергнута³⁶. Хотя Дагестан считается историческим центром хазарской государственности, открытия М.Г. Магомедова не способствовали активному продолжению археологических раскопок в регионе. Основным исследователем дагестанских древностей в 70-е — 80-е гг. являлся сам М.Г. Магомедов³⁷. Среди видных советских археологов, занимавшихся изучением хазарских памятников Предкавказья, можно назвать лишь А.В. Гадло, открывшего несколько поселений с типичной для Салтово-маяцкой культуры керамикой³⁸.

Несмотря на многолетние раскопки, проводившиеся Г.А. Федоровым-Давыдовым, практически неисследованным остался район нижнего течения Волги. Открытие здесь подкурганных захоронений с ровиками позволило С.А. Плетневой говорить о появлении определяющего признака для Нижневолжского варианта Салтово-маяцкой культуры³⁹. Однако «курганы с ровиками», как особый тип погребений, приписываемый хазарам, были обнаружены также в бассейне Дона и Северского Донца и хорошо изучены местными археологами (М.В. Власкин, Л.С. Ильюков, Е.В. Круглов, Е.И. Савченко, А.И. Семенов, А.А. Ульянов, М.П. Чернопицкий и др.)⁴⁰. Это обстоятельство заставляет усомниться в возможности выделения Нижневолжского варианта только на данной основе и искать иной определяющий его признак.

Распад Советского Союза и экономический кризис нач. 90-х годов поставили под угрозу продолжение многих археологических работ на территории, занимаемой Хазарским каганатом. Выходившие в это время публикации являлись, как правило, подведением итогов проведенных в предшествующие годы разысканий⁴¹. В сер. 90-х годов, с некоторым улучшением социально-экономической обстановки в стране, археологические исследования вышли на новый уровень развития. Крушение советского режима привело, во-первых, к исчезновению идеологического пресса и политической цензуры, во-вторых, признанию альтернативных марксизму методологических подходов. Следствием этого стало обращение российских ученых к проблемам духовной культуры хазарского общества. Если раньше археологический материал анализировался преимущественно для выявления уровня развития производительных сил, социальной дифференциации и других элементов социально-экономических отношений, то теперь археологов интересовали религиозно-мифологические представления и искусство Хазарского каганата.

Во 2-ой пол. 90-х годов продолжила работу С.А. Плетнева, вернувшаяся к анализу находок с территории Левобережного Цимлянского и Маяцкого городищ⁴². Изучение Крымского варианта Салтово-маяцкой культуры оставалось целью научных изысканий А.И. Айбабина и его коллеги А.Г. Герцена⁴³. На основе лесостепных памятников в междуречье Дона и Северского Донца проблему славяно-хазарских отношений изучали А.З. Винников и В.В. Колода⁴⁴. Целый комплекс проблем, связанных с развитием этноконфессиональных отношений на территории Хазарии, находился в центре внимания В.С. Флерова. Продолжив в сер. 90-х гг. исследование материальной культуры входивших в состав каганата этносов, археолог обратился затем к изучению обряда обезвреживания погребенных, попытавшись вскрыть его причины, сущность и характерные признаки⁴⁵. Трудности проведенной В.С. Флеровым работы заключались в том, что обряд обезвреживания крайне сложно выявить на археологических памятниках, в результате чего последние часто считаются разграбленными, а их историческая ценность падает. В.С. Флерову удалось наметить общее направление для дальнейшего исследования этого тесно связанного с погребальной практикой обычая⁴⁶.

В последнее десятилетие XX в. продолжалось активное исследование приписываемых хазарам «курганов с ровиками». Обозначились две основные точки зрения на их происхождение: первая связывала возникновение подобного типа погребений с влиянием центральноазиатских кочевников (тюркютов) (А.И. Семенов, Г.И. Матвеева), вторая видела его истоки в местной скифо-сарматской среде (В.Е. Флерова (Нахапетян))⁴⁷. В настоящее время над данной проблемой, помимо Г.И. Матвеевой и В.Е. Флеровой, продолжают работать такие видные археологи как В.С. Аксенов, А.Г. Атавин, Г.Е. Афанасьев, А.А. Иванов, В.В. Ключников, Е.В. Круглов и др.

На протяжении 80-х — 90-х годов искусство Хазарского каганата оставалось сферой научных интересов известного российского археолога Н.А. Фоняковой, сумевшей выделить признаки оригинального «салтовского» стиля, формировавшегося под сильным влиянием искусства Персии, Китая и Согда, но «уходящего корнями в местную восточноевропейскую традицию»⁴⁸.

Огромный вклад в изучение религиозно-мифологических представлений Хазарии внесла В.Е. Флерова (Нахапетян). На основе богатого археологического материала она попыталась восстановить элементы религиозного сознания населения Хазарского каганата⁴⁹. Привлекая результаты раскопок, исследовательница убедительно доказала сакральный смысл бинарной схемы управления государством, подтвердив тем самым невозможность возникновения двоевластия в результате узурпации верховной власти.

Развитие советской и российской археологии в 60-х — 90-х гг. XX столетия привели к открытию и исследованию огромного числа памятников хазарской эпохи. На протяжении всего этого периода отечественное хазароведение продвигалось вперед в основном благодаря усилиям археологов, занимавшихся поиском и анализом извлеченных находок. Однако до сих пор проблемным остается публикация накопленного ими материала. Некоторые памятники остаются не изданными либо изданными не полностью, несмотря на их доскональное исследование российскими учеными (Верхнесалтовский археологический комплекс, Сухогомольшанский могильник). Сложная экономическая (а в некоторых регионах и политическая) ситуация препятствует изучению отдельных участков и даже вариантов Салтово-маяцкой культуры (междуречье Дона и Волги, нижняя Волга, Дагестан)⁵⁰. Одна из наиболее серьезных проблем современного хазароведения заключается в том, что большинство работ, посвященных истории Хазарии, основываются на местном материале и не содержат выводов, характеризующих ситуацию на территории всего каганата. Многие публикации являются типично «археологическими», то есть, построены на результатах проведенных исследователями раскопок и не используют данные письменных источников, что позволяет говорить о формировании особого «археологического» направления в отечественном хазароведении 60-х гг. XX — нач. XXI вв. Среди историков-хазароведов наблюдается обратная тенденция: крайне редкое использование археологических материалов при явном злоупотреблении письменными источниками (А.А. Архипов, Л.Н. Гумилев, И.Г. Коновалова, А.П. Новосельцев). Таким образом, помимо «археологического» можно выделить «историческое» направление в российском хазароведении, сформировавшееся одновременно с первым и в настоящий момент с ним сосуществующее. Число исследований, авторы которых применяют комплексный подход к изучению проблем истории каганата (С.А. Плетнева, В.Я. Петрухин) и таким образом работают в рамках особого «комбинированного» направления, остается ограниченным, хотя необходимость в их издании назрела давно, равно как в публикации общих трудов по хазарской археологии.

Одним из важных признаков выделившегося в самостоятельную дисциплину хазароведения стало определение круга изучаемых им вопросов. К числу таковых относится проблема этноконфессиональных отношений на территории Хазарского каганата, содержание которой можно отразить в следующих пунктах: 1.) межнациональные отношения, 2.) сосуществование языческих культов и монотеистических религий, 3.) дуализм верховной власти. Логика дальнейшего изложения будет строиться в соответствии с обозначенными пунктами проблемы. В рамках межнациональных отношений наиболее разработанными являются темы славяно- и алано-хазарских отношений, историография которых будет рассмотрена в первом параграфе данной главы. Следует также оговориться, что под алано-хазарскими отношениями в работе подразумеваются установившиеся взаимосвязи между хазарским этносом и донскими аланами, создавшими лесостепной и степной варианты Салтово-маяцкой археологической культуры.

Примечания

1. Худуд-ал-Алем. Рукопись А. Туманского с введением и указателем В. Бартольда. Л., 1930; Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Под ред. академика И.Ю. Крачковского. М.—Л., 1939; Hudud al-Alam. «The Regions of the World». A Persian Geography 372 A.H. — 982 A.D. London, 1937; Zeki Validi Togan A. Ibn Fadlan's Reisebericht // Abhandlungen fur die Kunde des Morgenlandes. Leipzig, 1939. Band 24, Nr. 3.

2. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932.

3. Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. Хроника Захарии Ритора. М.—Л., 1941.

4. Артамонов М.И. Средневековые поселения на Нижнем Дону. По материалам Северо-Кавказской экспедиции. Л., 1935.

5. Артамонов М.И. Саркел и некоторые другие укрепления в Северо-Западной Хазарии // СА. 1940. № VI. С. 162.

6. Иванов П. Об одной ошибочной концепции // Правда. 1951. 25 дек. № 359 (12196). С. 3.

7. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария... С. 83—84; Его же. К вопросу о роли Хазарского каганата... С. 148.

8. Труды Волго-Донской археологической экспедиции. Том I // МИА. 1958. № 62; Труды ВолгоДонской археологической экспедиции. Том II // МИА. 1959. № 75; Труды Волго-Донской археологической экспедиции. Том III // МИА. 1963. № 109.

9. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

10. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956.

11. Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. I. Горган и Поволжье в IX—X вв. М., 1962; Его же. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. II. Булгары, мадьяры, народы Севера, печенеги, русы, славяне. М., 1967.

12. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X—XI веков. М., 1963; Minorskij V.F. Hudud al-Alam. «The Regions of the World». A Persian Geography 372 A.H. — 982 A.D. London, 1970.

13. Бейлис В.М. Сведения о Черном море в сочинениях арабских географов IX—X вв. // Ближний и Средний Восток. М., 1962; Его же. Народы Восточной Европы в кратком описании Мутаххара ал-Макдиси (X в.) // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Т. II. М., 1969. С. 304—311; Его же. Ал-Идриси (XII в.) о Восточном Причерноморье и юго-восточной окраине русских земель // Древнейшие государства на территории СССР, 1982. М., 1984. С. 208—230; Его же. Арабские авторы IX — первой половины X в. о государственности и племенном строе народов Европы // Древнейшие государства на территории СССР, 1985. М., 1986. С. 140—149; Калинина Т.М. Сведения Ибн Хаукаля о походах Руси времен Святослава // Древнейшие государства на территории СССР, 1975. М., 1976. С. 90—101; Ее же. Сведения ранних ученых Арабского халифата. Тексты, перевод, комментарий. М., 1988; Кляшторный С.Г. Древнейшее упоминание славян в Нижнем Поволжье // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Т. I. М., 1964. С. 16—18; Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора (тексты, перевод, комментарий). М., 1980.

14. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1989.

15. Golb Norman, Pritsak Omeljan. Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century. London, 1982.

16. Киевское письмо... С. 30—31.

17. Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М., 1967.

18. Плетнева С.А. Хазарские проблемы в археологии // СА. 1990. № 2. С. 80.

19. Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии. Иерусалим — М., 2000. С. 12.

20. Красильников К.И. Гончарная мастерская Салтово-маяцкой культуры // СА. 1976. № 3. С. 267278; Его же. Изделия из кости Салтовской культуры // СА. 1979. № 2. С. 77—91; Его же. Возникновение оседлости у праболгар Среднедонечья // СА. 1981. № 4. С. 110—125; Его же. Тандыры в салтовских жилищах Подонья // СА. 1986. № 3. С. 48—60; Красильников К.И., Руженко А.А. Погребение хирурга на древнеболгарском могильнике у с. Желтое // СА. 1981. № 2. С. 282—289.

21. Татаринов С.И., Копыл А.Г. Дроновские древнеболгарские могильники на р. Северский Донец // СА. 1981. № 1. С. 300—307; Татаринов С.И., Копыл А.Г., Шамрай А.В. Два праболгарских могильника на р. Северский Донец // СА. 1986. № 1. С. 209—221.

22. Михеев В.К. Коньковые подвески из могильника Сухая Гомольша // СА. 1982. № 2. С. 156—167; Его же. Две раннесредневековые находки на Харьковщине // СА. 1983. №3. С. 212—214; Его же. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков, 1985; Его же. Сухогомольшанский могильник // СА. 1986. №3. С. 158—173.

23. Флеров В.С. Поселение VIII—IX вв. у ст. Богоявленской // СА. 1971. №2. С. 258—265; Его же. Лощеная керамика Саркела — Белой Вежи // СА. 1976. № 2. С. 57—66.

24. Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс М., 1989; Афанасьев Г.Е. Исследования южного угла Маяцкой крепости в 1977—1979 гг. // Маяцкое городище. Труды советско-болгаро-венгерской экспедиции. М., 1984. С. 26—56; Винников А.З. Жилые и хозяйственные постройки Маяцкого селища (Результаты раскопок 1975, 1977, 1978 гг.) // Там же. С. 95—135; Голубева Л.А. Шумящие подвески с изображением коня из катакомб Маяцкого селища // Там же. С. 136—141; Кондукторова Т.С. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника // Там же. С. 200—236; Плетнева С.А. Маяцкое городище // Там же. С. 3—19; Флеров В.С. Маяцкий могильник // Там же. С. 142—199.

25. Афанасьев Г.Е., Николаенко А.Г. О салтовском типе сыродутного горна // СА. 1982. № 2. С. 168175; Афанасьев Г.Е., Николаенко А.Г. Металлургический комплекс у с. Ездочное // Маяцкое городище. Труды советско-болгаро-венгерской экспедиции. М., 1984. С. 261—270; Плетнева С.А., Николаенко А.Г. Волоконовский древнеболгарский могильник // СА. 1976. № 3. С. 279—298.

26. Афанасьев Г.Е. Керамика Мокрой Балки // Средневековые древности евразийских степей. М., 1980. С. 57—78; Его же. Буртасы // Исчезнувшие народы. М., 1988. С. 85—98.

27. Винников А.З. Контакты донских славян с алано-болгарским миром // СА. 1990. № 3. С. 124—137.

28. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. Очерки истории и истории материальной культуры. М.—Л., 1964; Его же. Раннесредневековые сельские поселения юго-западной Таврики // МИА. 1970. № 168; См. также его ранее исследование: Якобсон А.Л. Средневековые амфоры Северного Причерноморья (Опыт хронологической классификации) // СА. 1951. № XV. С. 325—344.

29. Айбабин А.И. О производстве поясных наборов в раннесредневековом Херсоне // СА. 1982. № 3. С. 190—198; Его же. Погребение хазарского воина // СА. 1985. № 3. С. 191—205; Его же. Новые данные о начале хазарского господства в Крыму // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 114—116; Его же. Археологическая культура хазар в Северном Причерноморье // Хазары. Второй международный коллоквиум. Тезисы. М., 2002. С. 8—9.

30. Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М., 2001. С. 60—62.

31. Там же. С. 114.

32. Лимнология — наука об озерах, «их образовании, происходящих в них физико-химических процессах и населяющих их организмах». См.: Словарь иностранных слов в русском языке. М., 1996. С. 401.

33. Алексин А., Гумилев Л. Хазарская Атлантида // Азия и Африка сегодня. 1962. № 2. С. 52—53; Гумилев Л.Н. Хазария и Каспий (Ландшафт и этнос. I) // Вестник ЛГУ. Серия географии и геологии. 1964. № 6. С. 83—95; Его же. Хазария и Терек (Ландшафт и этнос. II) // Вестник ЛГУ. Серия географии и геологии. 1964. № 24. С. 78—88; Его же. Открытие Хазарии. М., 1966. См. также: Гумилев Л.Н. Где она, страна Хазария? // Мир Гумилева. Вып. 6. Открытие Хазарии. М., 1996. С. 161—164; Его же. Памятники хазарской культуры в дельте Волги // Там же. С. 165—169.

34. См. Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Северного Кавказа — www.kulichki.com/~gumilev/Rest/rest0301; Альтшулер Борис. Последняя тайна России. М., 1996. С. 236.

35. Магомедов М.Г. Хазарские поселения в Дагестане // СА. 1975. № 2. С. 200—216; Его же. Древние политические центры Хазарии // СА. 1975. № 3. С. 63—74; Его же. Образование Хазарского каганата: По материалам археологических исследований и письменным данным. М., 1983.

36. Магомедов М.Г. Хазарские поселения в Дагестане... С. 215.

37. Магомедов М.Г. Живая связь эпох и культур (Страна Берсилия, Хазарский каганат, царство Джидан). Махачкала, 1990.

38. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV—X вв. Л., 1979.

39. Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии... С. 12.

40. См. например: Власкин М.В., Ильюков Л.С. Раннесредневековые курганы с ровиками междуречья Сала и Маныча // СА. 1990. № 1. С. 137—153; Круглов Е.В. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли // РА. 1992. № 4. С. 176—183.

41. Афанасьев Г.Е. Донские аланы. Социальные структуры алано-ассо-буртасского населения бассейна Среднего Дона. М., 1993; Магомедов М.Г. Хазары на Кавказе. Махачкала, 1994; Флеров В.С. О социальном строе в Хазарском каганате (на материалах Маяцкого могильника) // Социальная дифференциация общества. М., 1993. С. 119—133; Его же. Погребальные обряды на севере Хазарского каганата (Маяцкий могильник). Волгоград, 1993.

42. Плетнева С.А. Саркел и «шелковый путь». Воронеж, 1996; Винников А.З. Плетнева А.С. На северных рубежах Хазарского каганата. Маяцкое поселение. Воронеж, 1998.

43. Айбабин А.И. Новые данные о начале хазарского господства в Крыму // Скифы. Хазары. Славяне. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 114—116; Его же. Археологическая культура хазар в Северном Причерноморье // Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М., 2002. С. 8—9; Герцен А.Г. Крепость Дорос: византийско-хазарское пограничье в Таврике // Скифы. Хазары. Славяне. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 118—120.

44. Винников А.З. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье (VIII — начало XI века). Воронеж, 1995; Его же. Донские славяне и Хазарский каганат // Скифы. Хазары. Славяне. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 108—110; Колода В.В. Новые материалы к проблеме изучения славяно-хазарских отношений (по памятникам Северского Донца) — www.archaeology.kiev.ua/journal/061101/koloda; Его же. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории восточных славян // Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М., 2002. С. 56—58.

45. Флеров В.С. Раннесредневековые юртообразные жилища Восточной Европы. М., 1996; Его же. Аланы Центрального Предкавказья V—VIII веков: обряд обезвреживания погребенных. М., 2000; Его же. «Семикаракоры» — крепость Хазарского каганата на Нижнем Дону // РА. 2001. № 2. С. 56—70.

46. Жиронкина О.Ю., Цитковская Ю.И. Страх перед умершими: реальность хазарского времени или психологический анахронизм? // Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М., 2002. С. 34—36.

47. Флерова В.Е. Хазарские курганы с ровиками: Центральная Азия или Восточная Европа? // РА. 2001. №2. С. 71—82.

48. Фонякова Н.А. Лотос в растительном орнаменте металлических изделий Салтово-маяцкой культуры VIII—IX вв. // СА. 1986. №3. С. 36—47; Ее же. Сюжетные изображения на сосудах и поясах Хазарии второй половины VIII—X вв. // Скифы. Хазары. Славяне. К 100-летию со дня рождения М.И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 104—106; Ее же. Черты иконографии и стиля изображений животных и человека в художественном металле Хазарии второй половины VIII — начала X веков // Хазары. Второй Международный коллоквиум. Тезисы. М., 2002. С. 101—103.

49. Нахапетян В.Е. Образ мира в изобразительном искусстве Хазарии // РА. 1994. № 4. С. 107—118; Флерова В.С. Граффити Хазарии. М., 1997; Флерова В.Е. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. М. — Иерусалим, 2001.

50. См. об этом подробнее: Плетнева С.А. Хазарские проблемы в археологии... С. 77—91; Ее же. Проблемы хазарской археологии и Саркел — Белая Вежа... С. 93—96.