Северный Кавказ в VII в. Великая Булгария

Первым отзвуком возрождения гуннских племен в Приазовье явилось отмеченное в хронике Никифора в период между 613 и 619 гг. появление в Константинополе «государя гуннского народа» (ὁ τῶν Οὔννων τoῦ ἔθνους χύριις), который прибыл в сопровождении многочисленной свиты, состоявшей из «правителей», воинов-копьеносцев и их жен. Как и во время Горда, появление вождя гуннов и его свиты завершилось торжественным крещением, одариванием всех прибывших и раздачей им почетных званий византийской «табели о рангах», что означало включение их в систему византийской военно-административной иерархии и соответственно признание их вассальной зависимости от империи. При этом сам «государь гуннского народа» получил сан патрикия.¹

Возобновление прямых контактов с Византией и внушительный состав посольства, в котором под именем «правителей» следует видеть представителей различных родо-племенных групп, находившихся в зависимости от «государя», свидетельствуют о том, что часть восточного Приазовья уже сумела сбросить власть тюрок и вступила в союз с Византией как автономное политическое образование. Целью посольства Никифор называет желание гуннов принять христианство. В этом нетрудно увидеть стремление гуннов найти в империи политическую опору и использовать ее авторитет для сохранения своей автономии в условиях возможных репрессий со стороны каганата.

Рассказ о крещении гуннского «государя» в хронике Никифора непосредственно предшествует рассказу о попытке аваров захватить императора Ираклия и нападении на окрестности столицы. Авары нанесли Ираклию чувствительное поражение.² Активизируя свою политику на Балканах, авары несомненно учитывали опыт влившихся в их состав кутригуров и стремились обеспечить свой тыл, где вновь появился союзник империи. Дальнейшее изложение событий дает основание предполагать, что авары действительно не оставили без внимания акцию гуннского «государя» и нанесли удар по Приазовью. Однако в течение 20-х годов VII в., в период подготовки и проведения персидских походов. Ираклия, борьба приазовских гуннов против аваров, естественно, не могла найти поддержки со стороны империи. В эти годы гунны Приазовья не могли также найти поддержки со стороны империи и против тюрок, в союзе с которыми Ираклий воевал в Закавказье. Только после триумфального возвращения Ираклия с востока и развала Западнотюркского каганата империя, видимо, вновь вернулась к старой идее о создании в Приазовье плацдарма для борьбы с аварами.

Никифор под 635 г. сообщает о восстании против аварского кагана, которое было поднято «государем унногундуров» Кубратом.³ Это восстание, судя по тексту Никифора, было не первым выступлением Кубрата. Он пишет: «Восстал вновь Кубрат...» Оно было отмечена хронистом особо, видимо, потому, что привело к освобождению унногундуров от ига аваров. Следствием восстания явилось посольство Кубрата к Ираклию. Между унногундурами и Византией был заключен мир, который соблюдался обеими сторонами до конца жизни императора и вождя унногундуров. Кубрат получил от Ираклия сан патрикии, тем самым приняв на себя обязанности федерата, подобно неизвестному гуннскому государю, побывавшему в Константинополе в начале столетия.

Кубрат в отличие от последнего был хорошо известен автору источника, которым пользовался Никифор. Он называет его «родственником Органы». Кто был Органа неизвестно, однако ясно, что это было настолько знакомое византийским политикам лицо, что его имя не требовало пояснений. То же следует из текста хроники Иоанна Никиуского, который называет Кубрата «князем гуннов и племянником Органы», присоединяя к этому также интересные биографические данные о Кубрате.⁴ Кубрат, как следует из этих данных, вырос в царском дворце в Константинополе и в юности был крещен. С Ираклием его связывала настолько «тесная дружба», что после смерти императора он каким-то образом попытался даже вмешаться в междинастийную смуту при византийском дворе.

О дальнейшей судьбе Кубрата и возглавляемого им объединения сообщает не только Никифор, но и Феофан. Их повествования почти идентичны. Причем оба автора обращаются к этой теме в связи с одним и тем же событием — новым крупным вторжением во Фракию булгар (679 г.), после которого империя вынуждена была начать выплату им дани (681 г.). Как следует из рассказов Феофана и Никифора,⁵ Кубрат умер во время правления Константина II (641—668 гг.). У него осталось пять сыновей, которые, несмотря на завещание отца не разделять созданную им племенную конфедерацию, «отделились друг от друга, и каждый из них отделил себе свою часть народа». Старший из сыновей Кубрата Баян (Батбаян у Феофана) остался «на родовой земле» и находился там в то время, когда составлялся источник, ставший основой рассказа (конец VII в.).

Второй сын Кубрата переправился через Танаис и «поселился напротив» Баяна. Он назван в источнике Котрагом. Это явно не собственное имя, а имя той племенной группы, территорию которой он занял. Кутригуров-котрагов на этой территории уже давно не было, но память о них безусловно оставалась, причем Кубрат, возможно, даже включал их имя в свой титул.⁶

Третий, четвертый и пятый сыновья Кубрата ушли на запад. Один из них занял местность около Дуная (Истра). Источник по вполне понятной причине знает его имя — это Аспарух, предводитель той части рассыпавшейся конфедерации Кубрата, которая с момента ее переселения стала постоянной угрозой для империи. Другой сын ушел в Паннонию и включил свою племенную группу в состав Аварской державы. И последний передвинулся еще далее к западу и дошел до северной Италии, где «стал подданным ромеев».

«Разделение и расселение» народа, «государем» которого был Кубрат, произошло только после его смерти. До этого все подчиненные Кубрату родоплеменные группы обитали за Танаисом и Меотидой. Это явно следует из обоих источников. Кубрат, как отмечено выше, был «государем» унногундуров (Феофан и Никифор). Та часть его конфедерации, которая под предводительством Аспаруха переселилась на Дунай, по данным Константина Багрянородного,⁷ вначале также именовалась унногундурами (оногундурами). Византийцы стали называть ее булгарами только тогда, когда столкнулись с ней на Дунае. В этнониме VII в. оногундуры (унногундуры) нетрудно увидеть старый этноним оногуры,⁸ появившийся в западном Предкавказье еще в V в., но в дальнейшем вытесненный именем утигуров. Источник Равенского Анонима знал страну Оногурию «к востоку от Меотийского болота по соседству с ним». Таким образом, мы можем с полным основанием фиксировать факт возрождения в западной части Предкавказья в начале VII в. племенной конфедерации оногуров, которая в ходе борьбы с Тюркским и Аварским каганатами восстановила свою силу и значение. В начале 30-х годов VII в. в Приазовье сложились благоприятные условия для консолидации местных кочевых групп. В 630 г. Западнотюркский каганат, в систему которого входили племена Северного Кавказа, распался. В том же году развернулась борьба между аварами и входившими в их державу кутригурами.⁹ Несмотря на то, что кутригуры были разбиты, влияние аваров на кочевые группы Северного Причерноморья в ходе этой борьбы, несомненно, ослабло, что и дало возможность части их свергнуть зависимость от аваров и консолидироваться.

В хрониках Никифора и Феофана страна, из которой переселилось на Дунай племя Аспаруха, названа «великой Булгарией». Это определение явно возникло после утверждения за племенем Аспаруха имени булгар, и в тексте обоих хронистов оно подчеркивает тот факт, что коренными районами расселения этого племени был не Придунайский район, а область «около Меотидского озера по реке Кофин» (Кубань), где находилась известная страна Кубрата.¹⁰

Данные византийской историографии о Кубрате и его стране дополняют свидетельства Анании Ширакаци. Он знает имя Аспаруха (Аспар-хрук) и знает, что он был сыном Кубрата (Худбард, вар. Хубраат). По его сведениям, Аспарух ушел на запад («бежал от хазар») из области, носившей название Гиппийские, или Булгарские, горы.¹¹

Что понимал Ширакаци под названием Гиппийские горы, вполне очевидно из его труда.¹² В соответствии с представлениями Птоломея он связывал Гиппийские горы с Волгой и помещал их в том районе, где от бассейна Волги в сторону Танаиса (Дона) отходит «рукав» и откуда сама система Волги поворачивает на восток. Под «рукавом», отходящим от системы Волги к Дону, можно понимать только систему Маныча, которая ограничивает с севера Ставропольскую возвышенность. Ее, вероятнее всего, и следует принимать за область Гиппийских гор. Такая локализация подтверждается другим местом «Географии», где Ширакаци при описании Азиатской Сарматии (так вслед за Птоломеем он именует область междуморья) говорит, что в ней «лежат горы Кераунские и Гиппийские», откуда вытекает «пять рек, впадающих в Меотийское море». Здесь же он говорит о Кавказе и стекающих с него (в северо-западном направлении) двух реках, под которыми явно подразумевается Кубань и два рукава ее дельты. По Страбону, Караунские горы являются северо-восточным ответвлением Кавказа. У Ширакаци поворот Волги к востоку начинается где-то вблизи Кераунских гор. Таким образом, очевидно, что автор «Географии» Гиппийские горы помещает западнее Кераунских и считает их водоразделом, с которого в западном направлении к Меотиде стекают реки, не связанные с Кавказскими горами и находящиеся севернее Кубани.

Разбирая вопрос о Гиппийских горах, М.И. Артамонов колебался между их локализацией в области Ергиней и в области Ставропольской возвышенности.¹³ Его колебания были вызваны тем, что он допускал мысль о том, что под «рукавом», идущим к Танаису, можно понимать цепь Сарпинских озер на территории Калмыкии. Однако у Ширакаци ясно говорится, что «рукав» отходит не от Волги, а от двух ее истоков, т. е. от ее системы, и, наконец, что он идет непосредственно «к Танаису», а это не соответствует положению Сарпы.¹⁴

К северу от Кубани (Валданис и Псевхрос), по Ширакаци, живут народы тюрок и булгар. Последние «именуются по названиям рек». Он перечисляет названия болгарских племен — купи-булгар, дучи-булкар, огхон-дор-блкар — пришельцы, чдар-болкар. Исследователи проявили много остроумия, пытаясь расшифровать эти наименования,¹⁵ однако согласия они добились только в одном — в локализации купи-булгар, признав, что река Купи есть Куфис—Кофин византийских писателей, т. е. Кубань.

Действительно, локализовать отдельные племена булгар, согласно этому перечню, невозможно, поскольку абсолютно не подлежат надежной идентификации реки Дучи и Чдар. Кроме того, автор явно отступает от своего тезиса о том, что булгары «именуются по рекам», называя среди них огхондор-блкар. Достоверные выводы, которые, на наш взгляд, следуют из данного места «Армянской географии», — это, во-первых, утверждение о том, что этноним «булгар» жил в междуморье и, во-вторых, что отдельные родоплеменные объединения, носившие этот этноним, были связаны с речными системами Западного Предкавказья. Несомненно также, что оногуры-огхондоры входили в систему булгарских родо-племенных групп, но рассматривались здесь как «пришельцы». То есть из текста явно следует, что купи-булгар, дучи-булкар и «чдар-болкар — это старые объединения булгарских родов, находившиеся в этом районе до прихода сюда племени оногуров. Последние, видимо, подчинив себе часть булгар и слившись с нею, стали здесь господствующей группировкой.

Как видим, сведения Анании Ширакаци и византийских хронистов Никифора и Феофана совпадают. В восточном Приазовье действительно была расположена Великая (т. е. большая, коренная) Булгария, но, как свидетельствует Ширакаци, она лежала не на побережье, а в районе Гиппийских гор. Побережье — Эвлисия — было в VI в. областью утигуров, которые первыми вошли в контакт с империей и первыми сошли со сцены, уступив место тем группам, которые обитали в глубине степи. Последние, очевидно, в начале VII в. расширили свои кочевья до побережья, вернув стране утраченное имя.

Важным памятником, отражающим собственно булгарскую (вероятнее, булгаро-оногурскую) этногенетическую легенду, является известный «Именник болгарских ханов».¹⁶ Этот памятник представляет собой состоящую из двух частей глоссу, которая попала в XV в. в текст одной из версий «Еллинского летописца». Первая часть глоссы составлена в правление Аспаруха на Дунае (681—701 гг.), вторая — в начале правления хана Умора (766 г.). Первая часть содержит пять имен булгарских вождей с указанием их рода и срока правления, которые названы по-славянски, а также их хронологического положения в булгарской устной исторической традиции. Последнее указано на булгаро-тюркском языке в соответствии с тюркской системой лунного календаря, основанного на 12-летних «животных циклах». Об этих предводителях в конце первой части сказано: «Сии пять кънязь дръжаше княжение обоноу страноу Доуная лет 500 и 15 остриженами главами». Шестым в этом перечне называется Аспарух (Есперих). Его имя заканчивает первую часть глоссы, и с него начинается ее вторая часть, где в той же системе названы имена шести (кроме Аспаруха) болгарских предводителей, правивших на Дунае. Имя седьмого правителя не указано, сохранилась лишь его характеристика.

Первая часть памятника исторична только с имени третьего лица, указанного в списке: «Гостун, наместник, два года, из рода Ерми...». После него стоит имя Курт, которое отождествляется всеми исследователями с именем Курбата. О нем сказано, что он правил 60 лет и принадлежал к роду Дуло. За ним в списке следует Безмер, происходивший из того же рода, его срок правления 3 года. За Безмером идет Аспарух (Есперих), о нем оказано (во второй части), что он правил 61 год и также происходил из рода Дуло.

К роду Дуло приписаны и два первых вождя, названные в «Именнике» — Авитохол, о котором сказано, что он жил 300 лет, и Ирник, срок жизни которого обозначен цифрой 108. Эта цифра считается ошибкой переписчика, и ее обычно исправляют на цифру 150. Род Дуло прерывается с приходом к власти Кормисоша, четвертого правителя после Аспаруха. О нем говорится: «Сий же князь измени род Дулов, рекше вихтоунь». Последнее слово следует понимать как определение к слову «Дулов», т. е. «род Дуло, называемый (род) вихтунов». Вихтоун, вероятнее всего, титул — бег-тун, т. е. первый из бегов, глава племени, князь.¹⁷ Таким образом, собственно оногуро-булгарское этногенетическое предание было преданием господствующего рода, который, по представлению сказителя, современника Аспаруха, властвовал над племенем 515 лет до переселения на Дунай.

Вполне понятно, что хронология первых бег-тунов не имеет под собой реального основания и сказитель помнит свою историю только с того момента, когда род бег-тунов был отстранен и во главе народа оказался наместник Гостун. Это должно было произойти около 614 г., т. е. в то время, когда в Константинополе появился неизвестный по имени гуннский «государь». Гостуна некоторые исследователи отождествляют с Органой, племянником которого (по Иоанну Никиускому) был Кубрат. Однако для этого отождествления нет оснований.¹⁸ Гостун, как явно свидетельствует «Именник», происходил из другого рода, и соответственно Кубрат не мог быть его наследником. Вряд ли мы достоверно восстановим события, происходившие на территории Северо-Западного Кавказа в середине второго десятилетия VII в. на Основании сохранившихся отрывочных свидетельств. Но мы можем на основании этих свидетельств утверждать, что внутри оногуро-булгарского массива в это время происходили значительные события, которые стали отправным моментом в исторической памяти сказителя. Эти события привели к утверждению во главе оногуро-булгарского объединения «наместника», вызвали посольство в Константинополь и крещение значительной части племенной элиты. Наконец, они стали причиной появления в Византии в качестве заложника представителя одного из родов, который в дальнейшем добивается для себя и своего рода ведущего положения в конфедерации.

Некоторые исследователи «Именника» склонны отождествлять Авитохола с Аттилой, а Ирника с сыном Аттилы Эрнаком. Первое отождествление явно фантастично. Авитохол — это фольклорно-эпический образ, с которым, видимо, было связано древнейшее прошлое оногуро-булгарского этноса, и отнесение этого образа к роду Дуло не что иное, как проявление социального пиетета к господствующему роду бег-тунов. Второе отождествление заслуживает внимания. Мы действительно знаем, что младший сын Аттилы ушел на восток после разгрома гуннской конференции на западе. Если от года появления Аспаруха на Дунае (в источнике этот факт принят за рубеж отсчета) отбросить годы правления перечисленных в первой части списка вождей, то мы получим 464 г., что вполне соответствует времени отхода Эрнака. Цифра 150, по мнению исследователей, может означать не реальные годы жизни сына Аттилы, а время правления его династии. Столь точное совпадение данных исторической византийской традиции (Приск — Иордан) и данных автора первой части «Именника» не может не насторожить. Очевидно, в предание попало свидетельство византийской историографии, интерес которой к происхождению рода Аспаруха явно усилился в связи с его военными успехами. Несомненно, сам род Дуло был склонен к включению в свою генеалогию известного гуннского властителя. Не подлежит сомнению также то, что автор первой части глоссы, современник Аспаруха, не мог не знать прямых предков своего сюзерена. Таким образом, перед нами сознательное стремление, введя фигуру Ирника, одновременно вычеркнуть реальных правителей оногуро-булгарского объединения, правивших в течение 150 лет до вокняжения Кубрата из рода Дуло.

Вполне вероятно, что известие об Эрнаке наложилось на древнее предание, в котором фигурировал предводитель с именем, похожим на имя Эрнака. Таким лицом мог быть предводитель гуннов Херан, который, по Егише, в марзпанство Васака Сюнийского (443—451 гг.) совершил поход в Закавказье и дошел до областей, подвластных империи.¹⁹ Возможно, образы Херана и Эрнака слились в народной памяти хайландуров-оногуров, что помогло их потомкам адаптировать в своей среде историческую фикцию о стопятидесятилетнем правлении Ирника, к которому, судя по данным «Именника», стремились возвести себя Аспарух и его потомки.

В «Именнике» обращает на себя внимание отсутствие всяких воспоминаний о периоде возвышения в Предкавказье утигуров, здесь не упомянута даже такая яркая фигура этого периода, как Сандилх. Это — явное стремление утвердить мысль об исконности рода Дуло и его преемственности от древней гуннской державы на Дунае. Такое стремление могло быть вызвано относительной молодостью рода Дуло, который занял место бег-тунов только с вокняжением Кубрата.

Исследователями «Именника» неоднократно высказывалось предположение о том, что оногуро-булгарский род Дуло представляет часть известного кланового подразделения тюркских племен — дулу.²⁰ На этом основании развитие событий на Северном Кавказе в начале VII в. представляется таким образом. Тюрки дулу захватили власть над западной частью северо-кавказской степи и около 616—619 гг. попытались отложиться от каганата, связав себя с империей. Кубрат был представителем группы дулу. Ему удалось освободиться и от тюркского каганата и от аваров и основать племенную конфедерацию, которая, однако, вскоре после его смерти распалась. «Именник» излагает не реальные отношения, а исторические претензии рода Дуло, чуждого предкавказским оногуро-булгарским группам.

При всей соблазнительности версии о том, что в родовом имени булгаро-оногурских бег-тунов проявилась их принадлежность племенному союзу Дулу, нельзя, однако, пройти мимо легенды о происхождении и странствиях предков венгерского народа, изложенной в «Хронике» Шимона Кезаи (около 1283 г.).²¹ Один из эпизодов легенды рассказывает о нападении предков венгров, достигших Меотиды, на Беляра (эпоним булгар), у которого они похитили женщин и детей. Среди похищенных были две дочери аланского князя, носившего имя Дула, которые стали женами предводителей венгров Хунора и Магора. С полным основанием можно допустить, что имя аланского князя — персонификация этнонима. Из этого можно сделать заключение о том, что род Дуло не обязательно мог быть представителем тюркского подразделения Дулу, он. мог иметь корни в местной западно-кавказской среде и, в частности, мог быть связан с одним из подразделений соседних оногурам-булгарам алан. В пользу этого мнения может свидетельствовать также имя наиболее известного из сыновей Кубрата Аспаруха, которое имеет древнее ирано-кавказское происхождение. Не исключено, что иранское происхождение имеет также имя предка Аспаруха — Курт (ср. осет. курд — кузнец по железу, перс. gurd — герой).²²

Род Дуло удержал власть над переселившейся на Дунай группой в течение 64 лет, после чего к власти пришла группа Вокиль (Укиль), которая через 20 лет с небольшим потеряла свое положение. Новая группа Угаин удержалась у власти только 3 года, после чего вновь восстановилось положение группы Вокиль. Вторая часть «Именника» была составлена через 40 дней после прихода к власти последней и, очевидно, ознаменовала ее победу. Имя группы Вокиль тождественно наименованию угорского народа вогул. Вполне вероятно, что эта группа восходила к тому угорскому пласту, который мигрировал на Северный Кавказ из Южной Сибири в составе древних гуннских групп и сохранился в недрах оногурского объединения. Как видим, «Именник» отражает внутреннюю борьбу, которой были охвачены родоплеменные группы западной части Северного Кавказа в первой половине VII в. и продолжение этой борьбы в VIII в. в Подунавье.

Автор начала X в. Ибн Рустэ на самом западе Кавказа называет народ тулас.²³ Этноним тулас легко сопоставим с родовым именем оногуров-булгар Дуло (Дула). Рядом с тулас Ибн Рустэ помещает народ лугар, имя которого может быть искаженной передачей имени венгров — мёгер (магор — мугер). Следующий традиции Ибн Рустэ автор «Худуд ал-алам'а» говорит, что тулас и лугар — две области в стране хазар.²⁴ Эти свидетельства дают основание для вывода о том, что родовое имя оногуро-булгарской династии покрыло собой в IX в. (к которому восходят данные Ибн Рустэ) все население Восточного Приазовья — потомков орды Батбаяна.

Возвышение булгаро-оногурской конфедерации и расширение ее владений на территории Северного Кавказа нашли отражение не только в западной, но и в восточной литературе. Первые арабские отряды, которые продвинулись в Предкавказье, столкнулись здесь со «страной» Баланджар (Беленджер), в имени которой, по-видимому, следует видеть один из вариантов транслитерации имени оногуров. Вопрос о Баланджаре весьма актуален в связи с дискуссией последних лет вокруг проблемы хазарских городов на территории Дагестана.²⁵

По данным ат-Табари (в персидском переводе Балами), Баланджаром называлось «целое царство и много городов».²⁶ Баланджар находился так далеко от областей непосредственной активности арабов в Иранском Азербайджане, что представлялся им лежащим на краю света, чуть ближе мифической стены, якобы построенной Александром (Зулькарнаином) для сдерживания северных народов Яджудж и Мажудж (Гога и Магога). По ат-Табари, арабский полководец Абдуррахман ибн Раби'а проник в эту страну в 652/653 г. на 200 фарсахов, что принесло ему особую славу. Подвиг его брата Салмана ибн Раби'а, по одной из версий, также достигшего Баланджара, воспевался поэтом Абдуррахманом ибн Джумани ал-Бахили, его соплеменником, наравне с подвигом Кутейбы ибн Муслима, который проник в Синистан (Китай).²⁷ В арабском мире долго жили легенды не только об Абдуррахмане и Салмане, но и об их воинах, участниках первых битв в этой далекой стране.²⁸

В рассказе ат-Табари-Балами и восходящем к нему рассказе Ибн ал-Асира о походе ал-Джарраха ибн Абдаллаха ал-Хаками на север в 721—722 гг. приводятся данные, позволяющие конкретизировать представление о Баланджаре.²⁹ Преследуя отступающих хазар, захватывая одно за другим селения Дагестана, ал-Джаррах, по ат-Табари, подошел к Баланджару, который назван «хазарским городом». Из дальнейшего описания осады «города», однако, следует, что Баланджар вовсе не был городом в обычном понимании этого термина. Это был большой лагерь, для защиты которого был применен традиционный в военной практике кочевников способ. Его территория была ограждена связанными повозками (3 тыс. штук), за которыми укрылись его защитники. В версии Ибн ал-Асира (XIII в.) Баланджар уже назван «замком». Ибн ал-Асир повторяет рассказ о том, что при обороне Баланджара были использованы повозки (в его версии 300 штук), но, не понимая их назначения, полагает, что они были поставлены вокруг стен «замка».³⁰

Во главе Баланджара стоял правитель (сахиб, михтар). Он был лицом, подчиненным хазарам, но вместе с тем достаточно независимым. Во время битвы он бежал в сопровождении небольшого отряда в Семендер, где, судя по тексту источника, в это время находились сами хазары. Поражение сахиба Баланджара никоим образом не отразилось на его престиже и положении. В дальнейшем ал-Джаррах сумел его подкупить. Сахиб Баланджара стал осведомлять арабов о действиях хазар и предотвратил их разгром.

Получив известие сахиба Баланджара, арабы решили отступить. Перед отступлением на юг для облегчения обоза ал-Джаррах приказал пленных ввиду их многочисленности топить в реке Баланджар. Локализация этой реки и места, где стоял лагерь баланджарцев во время похода ал-Джарраха, вряд ли возможна. Но из рассказа о походе ал-Джарраха вытекает, что баланджар — это этноним одного из племен, обитавших к северу от Семендера (см. ниже с. 123) (Салман ибн Раби'а, по ал-Масуди, продвигаясь к Баланджару, прошел Семендер), которое в начальный период вторжения арабов на Кавказ (годы правления халифа Османа) представляло в северо-восточном Предкавказье одну из главных политических сил. Как показывают события 721—722 гг., Баланджар уже утратил свою прежнюю независимость и оказался не только союзником хазар, но и их вассалом. В дальнейшем баланджары, видимо, подобно части суваров, барсилов и булгар, отошли из междуморья на север. Родоплеменную группу, носившую то же имя баранджар (баланджар), встретил среди волжских булгар в 922 г. Ахмед ибн Фадлан. По его свидетельству, она насчитывала пять тысяч душ мужчин и женщин.³¹

Ал-Джаррах не двинулся дальше «города», имя которого ат-Табари-Балами передает как «Вабандар», а Ибн ал-Асир — «Олубандар» (вар. «Олугбендер»). Последний также называет его, как и Баланджар, «замком». В этом «городе»-«замке», по Ибн ал-Асиру, было сосредоточено около 40 тыс. тюркских (т. е. варварских, не арабских) домов (семей). Если верить этому свидетельству, то численность «города»-«замка» достигала 200—250 тыс. человек. Это никак не согласуется с представлениями о «замке». Здесь речь безусловно идет о стране или племенном объединении. Причем имя «горо-да»-«замка» явно включает тюркское слово улу (улуг) — большой, великий. Вабандар-олубандар, несомненно, подобно баланджару, представлял одно из племенных объединений в глубине северокавказской степи. Возможно, под этим именем скрывается та группа булгарских родов, которая осталась в районе Великой Булгарин после подчинения в конце VII в. хазарам. С Олубандаром ал-Джаррах заключил мир на условии выплаты ежегодной дани. Однако «жители этих стран» пытались отрезать ал-Джарраху путь в Закавказье, и ему с трудом удалось избежать поражения.³²

При локализации Баланджара, принимая буквально арабскую характеристику его как «города», исследователи обычно стремятся проследить путь арабских войск к Баланджару и от Баланджара в Дербенд. При этом полагают, что действия арабов развертывались главным образом в приморской части Дагестана. Однако это понимание источников не совсем точно. Арабы, базируясь на твердыне Дербенда (Баб ал-абваба), совершали глубокие рейды в горы. Описание маршрута ал-Джарраха 721—722 гг. допускает предположение о том, что он попал в Баланджар, обойдя Семендер через предгорья и выйдя в степь к западу от района Семендера. Ибн ал-Асир, повествуя о походе ал-Джарраха в страну алан в 723—724 гг., говорит о том, что он действовал «за Баланджаром». Судя по тексту источника, тот же путь проделал в 727/728 г. Маслама ибн Абдулмалик. Он, двигаясь из Азербайджана, обошел Дербенд и через горы вышел к Баланджару.³³ О другом арабском полководце Мерване ибн Мухаммаде источник прямо говорит, что он «через Баланджар проник в страну Хазарскую».³⁴ Таким образом, Баланджар следует локализовать в степях центральной части Предкавказья — к востоку от страны алан и к западу от Семендера.

После событий, связанных с походами ал-Джарраха, Масламы и Мервана, описания Баланджара исчезают из арабской исторической литературы. Баланджар по традиции упоминают, но он не получает локализации. Его называют Ибн Хордадбех, Ибн ал-Факих, ал-Мукаддаси, автор «Худуд ал-алам'а» и другие авторы.³⁵ Ал-Масуди при описании рек, впадающих в Каспий (Хазарское море), при упоминании Итиля мимоходом замечает, что некогда столицей хазар был город Баланджар.³⁶ Это сообщение не находит никаких подтверждений и с полным основанием может быть отнесено к домыслам самого ал-Масуди, который точно так же считал прежней столицей хазар Семендер. Вовсе не знает Баланджара географическая традиция ал-Истахри—Ибн Хаукаля (конец IX — начало X в.). Попытки географов XI—XIV вв. приурочить ранние известия о городе Баланджаре к географической карте (ал-Бируни, ал-Идриси, Абу-л-Фида, Хамдулла Казвини) полны таких противоречий, что не оставляют сомнения в том, что они не обладали определенными и точными знаниями о Баланджаре.³⁷ Но они стойко помещают его в степях Северного Кавказа, т. е. там, где его указали источники, легшие в основу рассказа ат-Табари о первом арабском прорыве в далекую северную страну.

Известно, что сведения о походе и гибели Абдуррахмана и Салмана ибн Раби'а были доставлены халифу Осману участником похода Карзой ибн Ка'б ансаритом, а также в письменном донесении, посланном Хабибом ибн Масламой.³⁸ Очевидно, именно эта официальная информация легла в основу первых известий о Баланджаре, проникших в арабскую традицию. По этим известиям Баланджар, как мы отметили выше, «целое царство», или страна. То, что имя племени и страны превратилось в дальнейшем в имя города, а потом и «замка», — обычная вещь в арабской исторической и географической литературе. Точно так же трансформировалось имя хазар.

Наиболее раннее событие, в котором участвует племя баланджар, описано ат-Табари.³⁹ Оно относится ко второй половине 60-х годов VI в. Это вторжение в подвластную Ирану часть Закавказья (Арминию) четырех «народов» — абхазов, банджар, баланджар и «алланов». Второй раз ат-Табари называет баланджар среди северокавказских союзников тюркского кагана Синджибу (Истеми).⁴⁰ В этом повествовании баланджар названы рядом с абхазами и банджаром. Ибн ал-Асир повторяет оба рассказа ат-Табари,⁴¹ но в первом упускает имя «алланов», а во втором союзниками Синджибу (у него Синджибура) называет хазар, абхазов и баланджар. Оба известия несомненно были заимствованы из иранских источников и этнонимы б-ндж-р (б-нг-р) и б-л-идж-р (б-л-нг-р) попали в арабскую письменную традицию из иранского языка. Следовательно, в них надо видеть пехлевийские обозначения этнических групп, с которыми Сасаниды сталкивались на Северном Кавказе. Спорным остается только одно—действительно ли абхазы были названы в первоисточнике, или имя абхазов, в версии ат-Табари, заменило имя хазар. Этноним хазар был известен иранской традиции и звучал в иранском произношении почти так же, как и в арабском — Хазаран (араб, ал-хазар). Об этом писал ал-Масуди.⁴²

Какие группы кочевников Северного Кавказа в Иране называли б-нг-р и б-л-нг-р устанавливается с помощью византийских источников. Вспомним, что во второй половине 60-х годов, по данным византийских авторов, тюрки столкнулись на Северном Кавказе с ого-рами (уграми) и утигурами (булгарами-оногурами). Превращение первых в б-нг-р (б-ндж-р), а вторых в б-л-нг-р (б-ндж-р) в пехлевийской транслитерации вполне вероятно. Форма б-л-нг-р весьма близка форме в-н-н-т-р, какую сохранило имя оногуров в еврейско-хазарской переписке X в.⁴³ И. Маркварт видел в первом из этих этнонимов имя булгар, а второй сопоставлял с именем главного города дагестанских гуннов Варача-ном.⁴⁴ Однако источники корректируют это мнение. Баланджар — это значительное этнополитическое объединение с середины VI в. до 20-х годов VIII в., активно действующее в восточной части центрального Предкавказья. С момента первого появления в Предкавказье тюрок оно входит в состав Тюркского каганата и выступает его союзником. Баланджары не тождественны хазарам. Период их активности совпадает с периодом активности оногуро-булгарских племенных групп. Нам представляется заслуживающем внимания попытка Зеки Валиди Тогана⁴⁵ истолковать имя баланджар, исходя из монголо-тюркского термина «барунгар», означающего «левое крыло», который широко применялся кочевниками в практике военного и административного деления. В ирано-арабском термине балангар, таким образом, могли соединиться этническое имя булгар-оногуров и наименование конкретной восточной группы конфедерации утигуров, с VII в. оногуров.

О том, что термин баланджар перешел в арабскую географическую номенклатуру, а оттуда в исторические сочинения, описывающие события первого периода завоеваний, из иранской литературы, ярко свидетельствует сочинение Ибн ал-Факиха (около 903 г.), который многие разделы своего труда заимствовал у Джайхани (IX в.). Ибн ал-Факих, повторяя известный рассказ о строительстве Ануширвана в Арране (ал-Баладзори, ат-Табари, ал-Масуди и др. авторы), приводит версию, согласно которой Ануширван «основал Беленджер, Семендер, Джазаран (Хазаран? — А.Г.)».⁴⁶ Далее он говорит о построении знаменитой стены между владениями Ирана и хазарами, имея в виду строительство Дербенда. И наконец, прямо ссылаясь «на персидские известия», рассказывает легенду о явлении Ануширвану в Дербенде морского чудовища. Эта легенда интересна для нас тем, что строительная деятельность Ануширвана названа в ней «укреплением пограничного места Баланджара», а также тем, что строительство самого «Баланджара в землях хазарских», в противовес собственному утверждению Ибн ал-Факиха, приписывается сыну Яфета по имени Баланджар.⁴⁷ Совершенно очевидно, что Ибн ал-Факих сплетает вместе ряд источников. Один из них представляет официальную иранскую версию, гипертрофирующую деятельность Хосрова Ануширвана на севере своего государства, другой представляет фольклорно-эпическую традицию, на которой лежит отблеск библейской генеалогии.

Из данных о Баланджаре, восходящих к иранской традиции и арабской литературе, описывающей ранний этап распространения ислама, вытекает, что под именем Баланджар в VI и VII вв. понималась широко северокавказская степь от Дербенда на север до мифической стены Гога и Магога. Это имя она получила от реально существовавшего этнополитического образования, вероятнее всего, совпадавшего с булгаро-оногурской конфедерацией, а затем державой Кубрата, которая, как будет отмечено ниже, распространялась в период предшествующий хазарской экспансии до территории восточного Предкавказья, где была известна под именем В-н-н-т-р. Предание о городе Баланджаре может отражать реальный факт начала VIII в., когда по всей территории Восточно-Европейского юго-востока прошла волна оседания кочевников и возникли их постоянные селения. Упоминание в поздних источниках о городе Баланджар является отражением реального факта вхождения в состав хазарского объединения конкретной группы булгаро-оногурского массива.⁴⁸

Примечания

1. Никифора патриарха Константинопольского краткая история со времени после царствования Маврикия. Пер. Е.Э. Липшиц. — ВВ, т. III, 1950, с. 354.

2. Там же, с. 354; Theophanis Chronographie, p. 301, 26—33; 302, 1—4, 15—21.

3. Никифора... краткая история..., с. 359.

4. Златарек и В.Н. История на Първото Българско царство. Ч. I. София, 1918, с. 84—96.

5. Theophanis Chronographia, p. 356, 18—27, 357, 1—28, 358, 1—11; Nicephori archiepiscopi Constantinopolitani opuscula historica. Ed. C. de Boor. Lipsiae, 1880, p. 33; Никифора... краткая история..., с. 363, 364.

6. Theophanis Chronographia, p. 357, 11—13.

7. Константин Багрянородный. О фемах Запада, т. е. Европы. Пер. Н. Малицкого. — ИГАИМК, 1935, вып. 91, с. 45.

8. Byzantinoturcica, Bd. II, S. 218, 219; Moravesik J. Zur Geschichte der Onoguren, S. 72, 73.

9. Артамонов М.И. История хазар, с. 160.

10. Theophanis Chronographia, p. 357, 8—10 (ἡ παλαιὰ Βουλγαρία ἑστίν ἡ μεγάλη); Nicephori ... opuscula historica, ρ. 33, 14—16 (ἡ πάλαι χαλουαένη μεγάλη Βουλγαρία). О локализации Великой Булгарии см.: Чинуров И.С. Экскурс Феофана о протоболгарах. — В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. М., 1976, с. 65—86. — В (работе приведена обширная литература вопроса.

11. Патканов К. Из нового списка..., с. 29.

12. Там же.

13. Артамонов М.И. 1) Очерки древнейшей истории хазар. Л., 1937, с. 45—47; 2) История хазар, с. 167—169.

14. Представления средневековых географов о Доне как «рукаве» Волги хорошо отражены в неоднократных высказываниях по этому вопросу ал-Масуди, который, кстати, говорил о «рукаве», идущем в сторону Меотиды от страны булгар, что может быть отголоском представлений греческих авторов о Великой Булгарии (см.: ал-Масуди. Россыпи золота..., с. 192).

15. Marquart J. Die altbulgarische Ausdrücke..., p. 15, 16; Вестберг Ф. К анализу восточных источников в Восточной Европе. — ЖМНП, 1908, XIV (март), с. 45 сл.; Артамонов М.И. Очерки..., с. 42—45.

16. Кулаковский Ю.А. История Византии, т. III. Приложение II. Киев, 1915, с. 376—386. — Текст и литература о памятнике приведены Д. Моравчиком: Byzantinoturcica. Bd. II, S. 352—354.

17. Altheim F. Geschichte der Hunnen, Bd. I, S. 22, 23. — Ф. Альтхайм переводит как «княжеская родня». — Там же (с. 16—28). Он справедливо критикует попытку О. Притцака связать болгарских правителей, указанных в «Именнике», с династией шаньюев хунну (см.: Ргitzak O. Die bulgarishe Fürstenliste und die Sprache der Protobulgaren. Ural-Altaische Bibliothek, Bd. I. Wiesbaden, 1955; cp.: Haussig H.-W. Die protobulgarische Fürstenliste. — In; Altheim F., Haussig H.-W. Die Hunnen in Osteuropa. Baden-Baden, 1958, S. 9—29).

18. Marquart J. Die altbulgarische Ausdrücke..., S. 7 (см. другую точку зрения; Артамонов М.И. История хазар, г.. 161—163).

19. Егише, с. 121 (§ 133).

20. Allheim F. Geschichte der Hunnen, Bd. I, S. 28 (см. также: Артамонов М.И. История хазар, с. 162; Гумилев Л.Н. Древние Тюрки, с. 202, прим. 55).

21. Marquart J. Streifzüge, S. 145, 154, 172.

22. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. I. Л., 1958, с. 524, 610.

23. Из «Книги драгоценных камней», сочинения Абу-Али Ахмед ибн Омар ибн Рустэ. Цит. по: Караулов Н.А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане — СМОМПК, 1903. вып. XXXII, с. 43.

24. Худуд ал-алам. Рукопись А. Туманского. Пер. В.В. Бартольда. Л., 1930, с. 32.

25. Магомедов М.Г. 1) Верхне-Чирюртовское городище. — Учен. зап. НИИИЯЛ Даг. ф-ла АН СССР, 1969, т. 19, с. 147—167; 2) Хазарские поселения в Дагестане. — СА, 1975, № 2, с. 200—216; 3) Древние политические центры Хазарии. — СА, 1975, № 3, с. 63—74; Котович В.Г. О местоположении раннесредневековых городов — Варачана, Беленджера и Таргу. — В кн.: Древности Дагестана. Махачкала, 1974, с. 181 сл. — В последней работе изложена история вопроса.

26. Дорн Б. Известия о хазарах восточного историка Табари. — ЖМНП, 1844, ч. XLIII, с. 13—14 (далее — ат-Табари).

27. Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение. — Труды Института востоковедения, 1941, вып. XXXVI, с. 100.

28. Из «Тарих ал-Камиль» («Полного свода истории Ибн ал-Асира»). Пер. П.К. Жузе. Материалы по истории Азербайджана, вып. V. Баку, 1940, с. 14, 15, 14—21 (далее — Ибн ал-Асир).

29. Ат-Табари, с. 23; Ибн ал-Асир, с. 23, 24.

30. См.: Тарихи Дербенд-наме. Под ред. М. Алиханова-Аварского. Тифлис, 1898, с. 74—77. — Здесь приводится местный вариант рассказа ат-Табари о штурме Баланджара.

31. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956, с. 138.

32. Ибн ал-Асир. с. 24.

33. Ат-Табари, с. 86.

34. Там же.

35. Заход ер Б.Н. Кашинский свод..., I, с. 176—178.

36. Ал-Масуди. Книга сообщении и знаний («Китаб уль-Танбих...»). Цит. по: Караулов Н.А. Сведения арабских географов... — СМОМПК, 1908, вып. XXXVIII, с. 33, 34.

37. Гаркави А.Я. Существовала ли у хазар столица под названием Баланджар? — Изв. РАО, т. IX. СПб., 1880, с. 271—275. — А.Я. Гаркави писал: «Я рассмотрел все имеющиеся арабские свидетельства по сему предмету, и в результате оказалось, что отдельного города по имени Баланджар никогда не существовало» (с. 272).

38. Ал-Баладзори, с. 14.

39. Ат-Табари. История пророков и царей, с. 453.

40. Там же.

41. Ибн ал-Асир, с. 9.

42. Заходер Б.Н. Каспийский свод..., т. 1, с. 133.

43. Артамонов М.И. История хазар, с. 125, 126.

44. Marquart J. Streifzüge, S. 16.

45. Togan Validi A.Z. Ibn Fadlan's Reisebericht. — Abhandlungen für die Kunde des Morgenlandes. Berlin, 1939, Bd. XXIV, H. 3, S. 191.

46. Из книги о странах Ибн ал-Факиха ал-Хамадания. Цит. по: Караулов Н.А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане. — СМОМПК, 1902, вып. XXXI, с. 15, 17.

47. Ибн ал-Факих, с. 19.

48. Важно отметить, что в тюркской рукописи «Истории» ат-Табари, которой пользовался А. Казем-Бек, вместо баланджар, персидского перевода Балами, которым пользовался Б. Дорн, стоит булкер (bulkher), т. е. булгар (см.: Kazem-Beg A. Derbend-Nameh or the History of Derbend, translated from a select turkich version. SPb., 1851, p. 161, 162, 169, 175, 189).