2. Роль болгарских племен в сложении культуры Волжской Болгарии

В X в. в Среднем Поволжье складывается крупное государственное объединение, известное в исторических источниках под названием Волжской Болгарии¹. Уже само название государства говорит о том, что болгарские племена приняли активное участие в его формировании, хотя основная этническая масса населения Волжской Болгарии, как показывают материалы раскопок Танкеевского могильника, была не болгарской, а состояла из тюркских племен иного происхождения и местных финно-угорских народностей — предков мари, удмуртов, коми-пермяков и др.

Насколько велика была роль пришлых болгар в сложении культуры Волжской Болгарии домонгольского периода, может показать сопоставление материалов Больше-Тарханского и близких ему могильников с памятниками Волжской Болгарии I—XII вв. Больше-Тарханский и Кайбельский могильники расположены почти в центральной части территории Волжской Болгарии домонгольского периода. Но весьма примечательно, что ни около первого, ни около второго могильника нет поселений синхронных им. Так, в районе Больше-Тарханских могильников при работах археологической экспедиции КФАН СССР в 1949 г. было обнаружено три поселения, из которых два относятся к именьковскому типу, а третье содержало гончарную керамику домонгольского периода Волжской Болгарии, отличную от больше-тарханской². В 1957 г. в этом же районе обнаружено еще шесть селищ и два городища (Киртелинское и Кильдюшевское), которые по собранному на них материалу датируются временем не ранее X в.³ Больше-тарханского типа сосудов не обнаружено ни на этих памятниках, ни на других поселениях бассейна р. Свияги, хотя среди последних есть и такие широко изученные памятники, как городища Тигашевское⁴ и «Хулаш»⁵. Отсутствие поселений больше-тарханского времени в районах, окружающих Больше-Тарханский могильник, едва ли объяснимо слабой изученностью их. Скорее всего, на наш взгляд, такое положение объясняется характером хозяйства и быта раннеболгарских племен, которые, вероятнее всего, были в значительной степени полукочевыми скотоводами, что подтверждается анализом погребального обряда и погребального инвентаря Больше-Тарханского могильника.

Среди остеологического материала могильника абсолютно преобладают кости лошади и барана. Такой состав стада, по мнению С.И. Руденко, чрезвычайно специфичен для кочевых скотоводческих племен, у которых наиболее распространенными животными были лошадь и овца⁶. В 358 погребениях Больше-Тарханского могильника не найдено ни одного топора, что также типично для кочевников⁷, как и частое положение в могилу расчлененной туши лошади. Эти археологические материалы подтверждаются также и письменными источниками. Еще Иордан, описывая гунно-болгарские племена Причерноморья VI в., писал: «Летом они бродят по степям, раскидывая свои становища, в зависимости от того, куда привлечет их корм для скота»⁸, а сирийская хроника, в которой среди тринадцати народов упоминаются и болгары (бургар), описывает, что они «живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверями и оружием»⁹. Преимущественно полукочевой облик болгар, очевидно, сохранялся и в VIII—IX вв., ибо даже к X в. относится рассказ Ибн-Фадлана о том, что болгарская знать с наступлением весны отправлялась с кибитками в кочевье и длительное время жила в шатрах¹⁰.

Пережитки кочевнического уклада хозяйства болгарских племен не увязываются с земледельческой основой хозяйства Волжской Болгарии, где уже в I—XI вв. основными местами поселений являются долговременные укрепленные города, городки и замки и неукрепленные деревни и села¹¹.

Гончарная керамика Больше-Тарханского могильника, весьма характерная как по способу изготовления, так и по форме и обработке поверхности, имеет на первый взгляд некоторые черты сходства с керамикой Волжской Болгарии домонгольского периода. К таковым следует прежде всего отнести характерное и для первого и для второго комплексов лощение. Но лощение больше-тарханской посуды своеобразно — здесь наряду с лощением в виде тонких полосок, расположенных вертикально, реже горизонтально, чаще крестообразно, имеется сплошное лощение, чрезвычайно редкое на посуде X и последующих веков¹². На последней также не отмечено зонального лощения¹³, характерного для больше-тарханской керамики. Фактура теста больше-тарханской посуды в преобладающем большинстве рыхлая с обильной примесью органических остатков, реже шамота и песка. Большинство же сосудов Волжской Болгарии X—XIII вв. (75—96%) изготовлено из тонкоотмученной глины с примесью песка и только очень редко (1—2%) из глины с примесью растительных остатков¹⁴. Цвет керамики Больше-Тарханского могильника преимущественно серый с оттенками от черного до желтоватого. Чрезвычайно редка красноглиняная керамика. Для керамики X—XIII вв. характерно преобладание красного, коричневого и желтовато-красного или красновато-желтого цвета при очень незначительном проценте сосудов темных или серых оттенков¹⁵.

Формы гончарной керамики Больше-Тарханского могильника довольно однообразны: кувшины, кринки и кружки обычно всегда с приземистым туловом, наибольшая ширина которого приходится на нижнюю половину. Для керамики X—XIII вв. характерно разнообразие форм, причем сопоставимые формы (кувшины, кринки и кружки) своими более вытянутыми пропорциями отличны от больше-тарханских¹⁶. Эти формы в керамике X—XIII вв. в целом занимают немногим более 10% из общего числа сосудов¹⁷.

Существенную роль в украшении гончарной керамики I—XIII вв., как это отмечает Т.А. Хлебникова¹⁸, имеет орнамент, весьма разнообразный как по технике нанесения, так и по рисунку. На больше-тарханских сосудах совершенно отсутствует орнамент, характерный для X—XIII вв., если не считать орнаментации, выполненной горизонтальными канеллюрами.

Наконец, еще одна любопытная деталь — на днищах ряда больше-тарханских сосудов (табл. I. 9; III, 2; IV, 5, 12, 13; V, 2, 4, 5, 6; VIII, 3, 8, 9) имеются клейма, которые по рисунку подразделяются на семь типов с некоторыми вариациями. Точных копий этих клейм нет ни на одном сосуде X—XIII вв. Более или менее сходно клеймо в виде буквы «А»¹⁹, которое в Больших Тарханах представлено более сложной формой типа табл. VI, 3. Между прочим, на некоторых монетах X в., чеканенных от имени болгарских царей в Болгаре, имеются тамги типа перевернутой буквы «А»²⁰.

Формы глиняных напрясел из Больше-Тарханского могильника, где преобладающими являются плоскоцилиндрические (табл. XI, 1—4), изготовленные из глины с примесью растительных остатков и редко шамота, отличны от формы напрясел I—XIII вв., где наиболее распространены биконические, бочонкообразные и реже цилиндрические напрясла, изготовленные из глины с примесью песка и шамота²¹.

В целом еще раз можно подчеркнуть, что керамика Больше-Тарханского могильника едва ли легла в основу развития керамики I—XIII вв.; скорее всего, здесь определяющей была керамика, представленная в Танкеевском могильнике (рис. 20). Гончарная керамика Танкеевского могильника близка к керамике Волжской Болгарии X—XIII вв. как по общей форме, так и по деталям (рис. 26). Среди первой преобладают узкогорлые кувшины вытянутых пропорций, изготовленные из глины с примесью песка и покрытые по внешней поверхности вертикальным лощением и иногда резным орнаментом в виде горизонтальных линий и арочно-волнистых узоров (рис. 20). Подобные сосуды характерны также и для ведущей группы керамики I—XIII вв.²² Большая близость проявляется и в цвете сосудов, что можно проследить по прилагаемой табл. 12.

Рис. 26. Кувшины Больше-Тарханского, Танкеевского могильников и Волжской Болгарии. 1 — Большие Тарханы (VIII—IX вв.); 2 — Танкеевка (VIII—IX вв.); 3 — Волжская Болгария (XI—XIV вв.)

Сравнение прочего вещевого комплекса Больше-Тарханского могильника с материалом памятников Волжской Болгарии I—XIII вв. подтверждает вывод, сделанный на основе сопоставления керамики. Если мы возьмем предметы, связанные с конским снаряжением, то из разнообразных типов удил Больше-Тарханского могильника (табл. IX, 1—9) ни одно не имеет аналогий среди удил Волжской Болгарии X—XIII вв. Простые кольчатые удила с цельным или составным мундштуком и преимущественно без псалий²³ широко представлены в Танкеевском могильнике, но отсутствуют в Больших Тарханах. Единственная псалия, имеющаяся в коллекции из Болгарского городища²⁴, относится к типу крыловидных, известных в Танкеевском могильнике²⁵ и отсутствующих в Больше-Тарханском. В материалах X—XIII вв. преобладают стремена с округло-выпуклой подножкой и петлей для путлища без перетяжки²⁶, хотя единично встречается и тип стремян с прямой подножкой и рельефным продольным ободком, близкий по форме к больше-тарханским (табл. IX, 15).

Таблица 12. Состав керамики по цвету в раннеболгарских памятниках (в%)

^* Данные Т.А. Хлебниковой.

В коллекциях X—XIII вв. совершенно отсутствуют кресала больше-тарханского типа (табл. X) и преобладают калачевидные и овальные формы²⁷, а также с бронзовыми фигурными рукоятками типа кресал Танкеевского могильника.

Среди многочисленных ножей комплексов I—XIII вв. не г весьма характерных для Больше-Тарханского могильника ножей с выступающим ободком при переходе от клинка к черешку (табл. X, 6, 8).

Как уже отмечалось выше, в Больше-Тарханском могильнике совершенно отсутствуют топоры, являющиеся обычной находкой в памятниках X—XIII вв., причем все ведущие формы последних известны в Танкеевском могильнике.

Оружие благодаря своей чрезвычайно широкой распространенности и однообразию форм для разных культурных групп трудно привлекать для сопоставления. Можно лишь отметить, что в материалах I—XIII вв. отсутствуют многие типы наконечников стрел Больше-Тарханского могильника, хотя некоторые, как, например, листовидные, ромбические, а также граненые, встречаются как в первом, так и во втором комплексах. Нет также сабель, известных в Больше-Тарханском могильнике.

Для культуры Волжской Болгарии домонгольского периода весьма характерно широкое распространение костяных изделий различного назначения — от оружия и частей орудий труда до украшений и ритуальных предметов²⁸. В Больше-Тарханском могильнике костяных поделок очень немного и их назначение весьма ограничено — это части от лука и колчана (табл. XIII) и горлышки от бурдюков (табл. XVIII, 17, 18). Последние в материалах I—XIII вв. неизвестны, а сопоставляя части от луков и колчана приходится отметить, что они в I—XIII вв. иные как по форме, так и по способу прикрепления²⁹. Обилие костяных изделий характерно для Танкеевского могильника; они позволяют, наряду со сходностью многих их типов с вещами I—XIII вв., говорить об их генетической связи. Остановившись на деталях колчана, следует заметить, что форма колчанов Волжской Болгарии I—XIII вв. отличалась от больше-тарханских и, судя по имеющимся деталям, имела сходство с колчанами печенежско-половецкого типа. Между прочим в материалах I—XIII вв. совершенно отсутствуют типичные для Больших Тархан колчанные крючки и петли (табл. XIII, 1—6).

Украшения из металла и других материалов встречаются довольно часто в памятниках I—XIII вв. Так, обычной находкой для этого времени являются многочисленные бусы, имеющие разнообразную форму и варианты³⁰. Как было выше отмечено, бусы и бисер для Больше-Тарханского могильника не характерны, в то время как погребения Танкеевского могильника содержат их в изобилии. Металлические украшения Больше-Тарханского могильника, если исключить из их числа украшения марийско-мордовского типа, достаточно своеобразны и не сходны с украшениями I—XIII вв.

Если взять серьги и височные украшения, то можно говорить о том, что серьги болгаро-салтовского типа в I—XIII вв. совершенно неизвестны. Наибольшее распространение здесь получают серьги с напускными бусами (одной или тремя)³¹, в упрощенной форме встреченные и в Танкеевском могильнике.

Браслеты пластинчатые, плетеные и дротовые являются наиболее распространенным украшением I—XIII вв.³², в то же время в Больше-Тарханском могильнике на 358 погребений приходится всего лишь два браслета, из которых один изготовлен из височного кольца мерянско-муромского типа, а другой из простого дрота с заостренными концами. Сходными украшениями являются лунницы, известные как в Больше-Тарханском, так и в более поздних комплексах. Но лунницы X—XIII вв. преимущественно замкнутые, круглой формы, с небольшим отверстием³³, тогда как тарханские обычно разомкнутые и меньших размеров.

Довольно частой находкой в Больше-Тарханском могильнике являются медные и бронзовые «костыльки» (табл. XIV, 19—23), служившие в качестве застежек одежды. В материалах I—XIII вв. подобные предметы отсутствуют, что, очевидно, объясняется употреблением в качестве застежек не костыльков, а костяных полушаровидных³⁴ или бронзовых пуговиц, таких, как в Танкеевском могильнике. Правда, в погребениях Больше-Тарханского могильника встречены и бронзовые пуговки (табл. XIV, 1—4), но они обычно небольшие, шаровидной формы, без орнамента, тогда как в материалах I—XIII вв. и Танкеевского могильника преобладают крупные пуговицы каплевидной и шаровидной формы с рельефным геометрическим и растительным орнаментом³⁵.

Другой особенностью состава украшений X—XIII вв. является обилие шумящих подвесок с различными привесками³⁶, что также весьма характерно и для Танкеевского могильника. Очевидно, в этом сказалось сильное воздействие на культуру Волжской Болгарии I—XIII вв. прикамских племен — предков удмуртов и коми, для которых подобные украшения специфичны.

К сожалению, сопоставление погребального обряда Больше-Тарханского могильника и кладбищ Волжской Болгарии после X в. невозможно провести, ибо для последних характерен мусульманский погребальный ритуал, снивелировавший все этнические особенности.

Правда, А.М. Ефимова, обследовавшая погребения I—XIII вв. на Бабьем бугре городища Великие Болгары, отмечает в погребении 40 некоторые реликтовые черты, которые она объясняет сохранением традиций раннеболгарского погребального обряда³⁷. Это женское захоронение, совершенное по мусульманскому обычаю в глубокой яме с положением костяка головой на запад. Но при костяке обнаружены некоторые вещи: серьги у черепа, зеркало в области плечевых костей, железные ножницы у бедра. Набор и характер вещей не имеет аналогий в Больше-Тарханском могильнике, поэтому производить сопоставление указанного погребения с раннеболгарскими, типа больше-тарханских, невозможно. Но наряду с этим на Бабьем бугре имеется интересная группа захоронений (№ 174, 186, 196, 203, 208, 215, 216), могильные ямы которых в нижней части были обложены каменными плитами. Этот обряд не характерен ни для мусульманских, ни для больше-тарханских погребений. А.М. Ефимова склонна его рассматривать как сохранение местного обряда финно-угорских племен, известного еще с ананьинского времени³⁸. Нам кажется, что этот обряд находит хронологически более близкие аналогии в погребениях тюркских кочевников Западной Сибири, где ямы с каменными обкладками известны в I тысячелетии н. э.³⁹, а также в погребениях Северного Кавказа.

Итак, вышеприведенное сопоставление погребального инвентаря и обряда Больше-Тарханского могильника с материалами памятников Волжской Болгарии I—XIII вв. позволяет утверждать, что роль культуры населения, оставившего Больше-Тарханский и близкие ему могильники, в формировании культуры Волжской Болгарии была невелика. Очевидно, определяющая этно-культурная основа последней была иная, во всяком случае отличная от больше-тарханской.

Как уже неоднократно отмечалось выше, болгарская культурная принадлежность населения, производившего захоронения на Больше-Тарханском и Кайбельском могильниках, не вызывает сомнения, так же как и прямая генетическая связь его с болгарскими племенами Приазовья. Поэтому археологическое подтверждение прихода болгарских племен из Приазовья на Волгу в конце VII—VIII вв. неоспоримо. Также очевидна и активная роль этих групп населения в формировании первого государственного объединения в Волго-Камье, в названии которого (Волжская Болгария) и одного из стольных городов (Болгары) сохранилось название болгарских племен. Чем же объяснить тогда, что культура болгарских племен не легла в основу культуры этого государства? Такое положение могло сложиться лишь при том условии, что преобладающая этнокультурная основа Волжской Болгарии была иная и, скорее всего, не болгарская, в ее больше-тарханском варианте. Действительно, как неоднократно отмечалось, наибольшая близость с культурой Волжской Болгарии домонгольского периода проявляется в материалах Танкеевского и близкого ему могильников, которые были оставлены населением, в этническом и культурном отношении отличным от болгарских племен. Численность этого населения, вероятно, значительно превосходила болгар, о чем свидетельствует простое сопоставление размера Больше-Тарханского и Танкеевского могильников. Если в первом число погребений доходило до 800—850, то во втором оно в несколько раз больше, — около 5,5—6 тыс. К тому же количество могильников танкеевского типа больше могильников больше-тарханского типа.

Письменные источники IX—X вв., относящиеся ко времени образования Волжской Болгарии, отмечают сложный этнический состав населения Средней Волги в интересующий нас период. Так, один из наиболее ранних арабских географов Ибн-Хордадбех в конце IX в. перечисляет тюркские племена Евразии и помещает между Уралом и Волгой печенегов⁴⁰.

Наиболее подробные сведения о Волжской Болгарии начала X в. изложены у Ибн-Русте и Ибн-Фадлана. Первый из них, наряду с сообщением о территории болгар, пишет, что «Болгары делятся на три отдела: один отдел зовется Берсула, другой Эсегель, а третий Болгар»⁴¹. Ибн-Фадлан вслед за Ибн-Русте пишет о многоплеменном характере того объединения, которое он застал на Волге. Здесь наряду с верховным царем Алмушем, обычно называвшимся царем «сакалибе»⁴², дважды упоминается царь племени эскель⁴³, народ сиван (суваз) с князем по имени Вириг⁴⁴ и домочадцы в количестве 5 тыс. душ под именем баранджар⁴⁵. Примечательно, что все они объединяются под общим названием не болгар, а «сакалибе»⁴⁶, обозначавшим население в более широком понимании, чем только узкую этническую группу одного племенного объединения. Не останавливаясь здесь на расшифровке термина «сакалибе», который рядом авторов трактуется по-разному (А.П. Ковалевский — славяне⁴⁷, З. Валиди — светлокожие тюрки, тюрко-финны⁴⁸), следует заметить, что едва ли «сакалибе» обозначала только славян, так как в том же тексте Ибн-Фадлана дается подробное описание славян, но под именем русов⁴⁹, а не «сакалибе».

Имя «сакалибе» упомянуто у Ибн-Фадлана всего 16 раз, тогда как «болгары» — один раз, при чтении хутбы от имени Алмуша: «О Аллах! Сохрани царя йылтивара, царя булгар»⁵⁰. Исходя из этой фразы и некоторых сопоставлений, А.П. Ковалевский считает, что «титул «царь болгар» означал царя, или точнее князя, одного только племени болгар, а не всех болгарских племен»⁵¹. Возможно, что другие племена, упоминаемые Ибн-Фадланом (эсегель, сыван), были не болгарскими, так как в противном случае не было бы смысла выделять их как племена, имевшие собственное этническое название.

В состав складывающегося государства в первой половине X в. входили башкиры, печенеги и огузы, встречи с которыми в непосредственной близости от Волжской Болгарии описывает Ибн-Фадлан⁵². Интересно в связи с этим замечание Этрека, начальника войска гузов, который называет Алмуша своим зятем⁵³. Очевидно, Алмуш взял себе в жены дочь или сестру Этрека.

В последние годы Б.Н. Заходер предпринял попытку обобщения всех сведений арабских и персидских источников о Поволжье в «Каспийский свод сведений о Восточной Европе». В первой части этого свода «Горган и Поволжье в IX—X вв.» дан конспект сведений о территории, населении и сопредельных районах Волжской Болгарии⁵⁴. В этом конспекте весьма примечательно упоминание о том, что царь болгар Алмуш является ставленником небольшой группы — «у него сородичи числом пятьсот человек»⁵⁵. При локализации болгар, отмечено «на восток и юг от болгар — горы, к западу — река Итиль, на севере — область печенегов»⁵⁶. Упоминания о печенегах, как непосредственных соседях болгар, имеются и в разделе «Буртасы»: «Буртасы постоянно воюют с печенегами... К востоку от области буртасов река Итиль, к югу — хазары, к западу — в. н. нд. рр., к северу — тюркские печенеги»⁵⁷. Учитывая то, что почти все источники помещают буртас между хазарами с юга к болгарами с севера⁵⁸, следует полагать, что тюркские печенеги здесь локализуются рядом с болгарами. Более конкретно эта мысль выражена в разделе о мадьярах-тюрках: «Начало границ мадьяр — между страною печенегов (или булгар) и булгарскими а. с. к. л. (эсегель)»⁵⁹.

В начале XI в. крупнейший ученый Средней Азии Ахмед ал-Бируни в своем географическом сочинении «Китаб ат-тафхим» писал, что «область, занимаемая седьмым климатом, проходит через горы Башхарт, через пределы печенегов, города Сувар и Булгар»⁶⁰. Современник ал-Бируни энциклопедист тюркских языков Махмуд ал-Кашгари (Кашгарский) в своем сочинении «Диван лугат ат-тюрк» (1072—1074 гг.) отмечает сходство или близость языков «булгар, сувар и печенегов (бяжяняк)»⁶¹.

Даже к XII в., когда этнический состав Волжской Болгарии уже в значительной степени снивелировался, источники упоминают о многочисленности тюркоязычных племен, обитавших около Болгара. Так, Абдулхамид ал-Гарнати (1136 г.) пишет: «Он [Булгар] город, выстроенный из соснового дерева, а стены его из дубового дерева, вокруг него (живут) турецкие племена, не сосчитать их»⁶². Крупнейший арабский географ XII в. Абу-Абд-Аллах Мохаммед Идриси в своем географическом своде значительное место уделяет описанию земель Волжской Болгарии⁶³. Весьма примечательно, что на территории Волжской Болгарии он помещает две группы населения: у г. Болгара — землю тюркских болгар (булгар мин ал тюрк), а северо-восточнее, в Прикамье, жителей под названием также тюркских болгар⁶⁴. Севернее их им упоминается область, занятая тюркскими печенегами.

Эти сообщения древних авторов свидетельствуют о значительной тюркизации болгарских племен на Средней Волге.

Если мы обратимся к антропологическим данным, то сравнение антропологического типа населения Волжской Болгарии I—XIII вв. и населения, оставившего Больше-Тарханский могильник, показывает резкое различие между ними. М.С. Акимова (см. приложение), сопоставляя черепа с кладбища г. Болгары I—XIII вв. на Бабьем бугре с черепами Больше-Тарханского могильника, пришла к выводу о невозможности этнической увязки этих двух крупных серий. Следовательно, с уверенностью можно полагать, что болгарское население, оставившее могильники Больше-Тарханского типа, не приняло какого-либо существенного участия в формировании населения Волжской Болгарии. Тем более, что даже в самой столице этого государства, где должна была быть прослойка выходцев из собственно болгарской среды, население антропологически резко отличалось от последних. В то же время исследование антропологического типа Танкеевского могильника, проведенное В.П. Алексеевым, показывает значительное его сходство с антропологическим типом населения Волжской Болгарии I—XIII вв., тем самым подтверждая вывод о превалирующем участии населения танкеевского типа в формировании культуры и этноса Волжской Болгарии. Итак, опираясь на письменные и археологические источники, можно полагать, что на Средней Волге пришлые болгары встретились со значительной массой тюркоязычных племен, включивших в свою среду, как показывают материалы Танкеевского могильника, и группы местного финно-угорского населения. Если экономически эти племена и стояли на одном уровне с болгарскими, а может быть даже и превосходили их благодаря переходу к оседлому земледелию, то в отношении военной и социальной организации болгары, по-видимому, занимали ведущее положение. Б.Д. Греков полагал, что болгарский царь Алмуш имел военную дружину («хуанэ»), которая являлась его основной опорой⁶⁵. По-видимому, болгарская знать с дружиной в IX—X вв. сумела захватить власть в складывающемся государстве в свои руки, поэтому естественно это государство получило название от имени господствующей группы. Здесь, на Средней Волге, очевидно, повторилась та же картина, которую можно было наблюдать в I тысячелетии для ряда ранних государственных объединений Азии и Европы. В качестве примера можно привести образование государства сельджукидов, хазар, дунайских болгар и т. п.

Особенно в этом отношении интересен процесс сложения Дунайской Болгарии⁶⁶. В 70-х годах VII в., как известно, болгарская орда Аспаруха появилась на Дунае и, продвинувшись в области, заселенные славянским союзом «семь племен», обложила последних данью. Хан Аспарух объявил себя главой государства, а болгарская знать, опиравшаяся на сильную военную организацию, «заняла первое место, оттеснив на второй план славянскую знать. Государство, известное до тех пор, как «семь славянских племен», стало именоваться Болгарией»⁶⁷.

Но кочевники-болгары «не внесли никаких изменений в существовавшие у славян производственные отношения и вскоре сами переняли их строй жизни»⁶⁸. То же можно отметить и в отношении культуры. Хозяйственное и культурное превосходство славян над пришлыми болгарами и численный перевес первых привели в конечном итоге «к полному растворению болгар в славянской среде. Лишь имя болгар в названии государства Болгария и его населения осталось живым свидетельством этих далеких» времен⁶⁹. И на Волге в период образования Волжской Болгарии один из первых болгарских царей Алмуш, выдвинутый болгарской знатью, обложил данью все остальные племена, причем дань или подать бралась не только с каждого дома⁷⁰, но и от свадьбы⁷¹, от торговли⁷² и от добычи при набегах⁷³. Следует полагать, что в основном данью облагались те подчиненные племена, которые находились под властью царя болгар⁷⁴.

Власть Алмуша, а следовательно власть болгарской знати, в первой половине X в. еще не была достаточно прочной. Племена, формально подчинявшиеся Алмушу, часто выходили из повиновения. Ибн-Фадлан отмечает, как отказалась часть племенной группировки «саван» подчиниться приказу Алмуша произвести перекочевку. «Они же отказали ему. И разделились на две партии. Одна партия — с отребьем, и над ними провозгласил себя царем по имени Вирыг»⁷⁵. Алмушу пришлось прибегнуть к угрозе — «кто будет мне противиться, того я поражу мечом»⁷⁶, чтобы заставить повиноваться эту племенную группировку. Очевидно, именно больше с целью упрочить свое положение в этой сложной обстановке Алмуш и обратился к арабскому халифу Муктадиру с просьбой помощи в «постройке крепости, чтобы укрепиться в ней от царей, своих противников»⁷⁷. В этой фразе совершенно отчетливо звучит мысль о многочисленности противников Алмуша. Конечно, при этом нельзя забывать и о другом, уже внешнем враге Волжской Болгарии — царе хазар, которого Алмуш вынужден был остерегаться⁷⁸.

Вероятно, междоусобная борьба за власть шла с переменным успехом, ибо в X в. столицей государства, где чеканились монеты от имени царя, становятся то Болгар, то Сувар⁷⁹, а в конце XI — начале XII в. — Великий город Биляр, или Бюляр⁸⁰. По мнению С.А. Яниной, в середине X в. даже существуют два независимых друг от друга княжества — одно с центром в Волгаре, а другое — с центром в Суваре, причем изучение нумизматических материалов позволяет ей говорить не только о политической независимости Сувара от Болгара в середине X в., но и о том, что Сувар был особым государством независимых от Болгара племен⁸¹.

Интересно также в связи с этим сообщение анонимного персидского географа в сочинениях X в. «Хӯдӯд ал-'Āлем» о булгарах: «Их три группы: бахдула, ишкиль и булгар; все находятся в войне друг с другом; когда же появляется враг, они становятся друг с другом друзьями»⁸².

В конечном итоге борьба за власть, очевидно, завершилась победой болгарской знати и, начиная с X в. вплоть до конца XIV в., государственное объединение тюркоязычных народов Среднего Поволжья продолжало сохранять имя болгар.

Примечания

1. А.П. Смирнов. Волжские булгары. Тр. ГИМ, вып. XIX. М., 1951.

2. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Итоги археологических работ..., стр. 108.

3. Отчет о полевых работах археологической экспедиции КФАН СССР в 1957 г. Архив КФАН, ф. 5, оп. 40, ед. хр. 1, лл. 49—53, 131—143.

4. Г.А. Федоров-Давыдов. Тигашевское городище. МИА, 111 1962.

5. Н.Ф. Калинин и А.Х. Халиков. Итоги археологических работ..., стр. 85—90. Раскопки городища «Хулаш» начаты в 1962 г. Поволжской археологической экспедицией.

6. С.И. Руденко. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. МЭ, вып. 1. Л., 1961, стр. 4—5.

7. М.К. Кадырбаев. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана. ТИИМЭ АН Каз. ССР, т. 7, Алма-Ата, 1959.

8. Иордан. О происхождении и деянии гетов. Getica. М., 1960.

9. Н.В. Пигулевская. Сирийские источники по истории народов СССР. М.—Л., 1941, стр. 165.

10. А.П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956, стр. 139.

11. А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 30—31.

12. Т.А. Хлебникова. Гончарное производство волжских болгар X — начала XIII в. МИА, № 111, 1962, стр. 133.

13. Там же.

14. Там же, стр. 130.

15. Там же, стр. 137.

16. Там же, стр. 130.

17. Там же, стр. 132, рис. 32.

18. Там же, стр. 133.

19. Там же, стр. 151.

20. С.А. Янина. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в. МИА, № 111. М., 1962, стр. 192.

21. Т.А. Хлебникова. Указ. соч., стр. 129.

22. Там же.

23. Т.А. Хлебникова. Основные производства волжских болгар X — начала XIII в. Рукопись. Архив КФАН СССР. Коллекции ГМТР, инв. № 5427—140, 28.

24. ГИМ, инв. № 28414.

25. ОАК за 1904 г. 1907, стр. 135.

26. Коллекции ГМТР, инв. № 5395 и др.

27. Коллекция ГМТР, инв. № 8834 (Билярск).

28. А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 126—128.

29. A.M. Tallgren. Collection of Zaossailov, II, 1918, табл. VI, 8.

30. А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 126.

31. Там же, стр. 124.

32. Там же, стр. 124—126.

33. В.В. Гольмстен. Лунницы Российского исторического музея. Отчет Исторического музея за 1913 г. М., 1914, стр. 103—105.

34. А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 128.

35. Т.А. Хлебников а. Металлургия и металлообработка меди и сплавов у волжских булгар X — начала XIII в. Рукопись. Архив КФАН СССР.

36. Там же.

37. А.М. Ефимова. Указ. соч., стр. 184, 191.

38. Там же, стр. 191—192.

39. М.К. Кадырбаев. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана, стр. 180.

40. Материалы по истории туркмен и Туркмении. Ашхабад, 1939, стр. 144—145.

41. Д.А. Хвольсон. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах и руссах Ибн-Даста. СПб., 1869, стр. 22.

42. А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 121, 131.

43. Там же, стр. 139, 141.

44. Там же, стр. 139.

45. Там же, стр. 138.

46. Там же, стр. 140, 148.

47. Там же, стр. 159, прим. 9.

48. A. Zeki Validi Togan. Ibn Fadlan's Reisbericht. Deutsche Morgenlandische Gesellschaft. Leipzig, 1939, стр. 295—331.

49. А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 141 и сл.; стр. 234—235.

50. Там же, стр. 132. Второй раз имя болгар отмечается в этом же обращении, когда Ибн-Фадлан предлагает свою формулу той же хутбы: «О Аллах! Сохрани раба твоего Джафара Ибн-Абдаллаха, повелителя булгар, клиента повелителя правоверных» (А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 133).

51. А.П. Ковалевский. Чуваши и болгары по данным Ибн-Фадлана. Чебоксары, 1954, стр. 135.

52. А.П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана..., стр. 129—130.

53. Там же, стр. 129.

54. Б.Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX—X вв. М., 1962, стр. 26—33.

55. Там же, стр. 27.

56. Там же.

57. Там же, стр. 28.

58. Там же.

59. Там же, стр. 29.

60. Там же, стр. 95.

61. М. Кошгарский. Туркий сузлар девони, т. I. Ташкент, 1960, стр. 66.

62. G. Fernand. Al-Garnati. Tuhfal al-Albab. Paris, стр. 236—237.

63. A. Jaubert Géographie d'Edrisi, vol. II. Paris, 1840, стр. 402—403.

64. Там же.

65. Б.Д. Греков, Н.Ф. Калинин. Булгарское государство до монгольского завоевания. «Материалы по истории Татарии», вып. I. Казань, 1948, стр. 164.

66. «История Болгарии», т. I. М., 1954, стр. 57.

67. Там же.

68. Там же, стр. 58.

69. Там же, стр. 59.

70. А.П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана..., стр. 136.

71. Там же.

72. Там же.

73. Там же, стр. 140—141.

74. Там же, стр. 139, 141.

75. Там же.

76. Там же, стр. 139.

77. Там же, стр. 121.

78. Там же, стр. 141.

79. А.П. Смирно в. Волжские булгары, стр. 38—39.

80. Там же, стр. 39.

81. С.А. Янина. Указ. соч., стр. 194—196.

82. Хӯдӯд ал-'Āлем. Рукопись Туманского. Л., 1930, стр. 32.