Глава II. Скотоводство и земледелие

Историю развития сельского хозяйства у салтовского населения степного и лесостепного Подонья необходимо рассматривать на основе изучения совокупности письменных, археологических, этнографических, иконографических и лингвистических источников. Их изучение позволит охарактеризовать ряд вопросов, связанных с процессом седентаризации кочевого населения, возникновением и развитием в исследуемом регионе комплексного земледельческо-скотоводческого хозяйства, более автаркичного, чем хозяйство номадов. Большой интерес с точки зрения воссоздания истории развития производственных сил и производственных отношений в Подонье представляет исследование технических достижений салтовского населения в области сельского хозяйства. Наиболее изучен, на наш взгляд, процесс оседания кочевников на юге Восточной Европы, в частности в Подонье, который совпал с периодом наибольшего могущества Хазарского каганата. Такие вопросы, как развитие сельского хозяйства, домашних ремесел и промыслов, в работах по салтовской культуре почти не освещались.

Виды животных, их содержание и использование. Наряду с земледелием одной из основных отраслей сельского хозяйства у населения салтово-маяцкой культуры являлось скотоводство. Эти две отрасли хозяйства были тесно взаимосвязаны и дополняли друг друга.

В различные периоды истории Подонья и в зависимости от типа поселений соотношение между поголовьем мелкого и крупного рогатого скота изменялось. Для ранней формы развития поселений (стойбищ) показатели такого соотношения отсутствуют. Остеологические остатки на месте кочевий дают возможность говорить о преобладании мелкого рогатого скота. В лесостепном Подонье и по берегам степных рек, где большая часть населения вела оседлый образ жизни, зимой практиковались прикормка скота и его содержание в специальных хозяйственных сооружениях. О стойловом содержании скота свидетельствуют животноводческие помещения, обнаруженные при раскопках Карнауховского поселения [115, с. 269] и на Среднем Донце [91, с. 122]. Постройки для содержания скота (молодняка) существовали на селище возле Маяцкого городища [40, с. 122]. Отметим, что на салтовских поселениях с ярко выраженной оседлостью выявлено больше костей крупного рогатого скота, чем других видов животных. Например, на Правобережном Цимлянском городище они составляют 39%, Карнауховском поселении — 30, Дмитриевском селище — 29, поселении Рогалик — 48,6, в селищных слоях Подгаевки и Новолимаревки соответственно 45,6 и 59,8, Верхнем Салтове — 44,5, Маяках — 31%. Но эти данные еще не являются доказательством численного преобладания крупного рогатого скота. Анализ костного материала с Маяцкого археологического комплекса показал, что здесь больше всего насчитывалось особей мелкого рогатого скота (овец и коз), затем свиней и крупного рогатого скота. Но с точки зрения получения мяса предпочтение отдавалось разведению крупного рогатого скота, затем лошадей, свиней и, наконец, мелкого рогатого скота [129, с. 239—240]. На значение крупного рогатого скота в хозяйственной жизни салтовцев указывают изделия художественного литья и ковки: бронзовая головка бычка, использовавшаяся как амулет (Верхнесалтовский могильник), и голова быка, украшающая железный крюк для подвешивания котла на очажной цепи и символизирующая охранное животное (с. Пятницкое) (рис. 12, 14; 18, 1), а также изображения коров и коз на камнях Маяцкого городища [157, с. 93].

Костные остатки лошадей составляют 24% остеологического материала с Правобережного Цимлянского городища, 18% — с Карнауховского поселения, 24% — с Дмитриевского селища и 29% — с Верхнесалтовского поселения. На Маяцком городище имелись малорослые и среднерослые особи лошадей [129, с. 245]. Анализ рисунков коней на камнях этого городища позволил установить наличие двух пород коней: длинноногих с крупным крупом и маленькой головой и коротконогих, тяжеловесных, с большой головой [157, с. 93]. Салтовцы использовали коней в основном для верховой езды и как гужевой транспорт. У кочевников на стадии оседания в некоторых случаях одна лошадь могла служить для верховой езды и в качестве тягловой силы колесного транспорта, а возможно, и санного. Для этих целей применялся полужесткий деревянный хомут, обмотанный мягким материалом, защищавшим шею лошади от растирания. В аварский период в Европе получили распространение более мягкие хомуты из ремней, скрепленных костяными соединителями [265]. Как тягловую силу колесного транспорта древние болгары использовали и волов. Например, в обозе хана Крума при осаде Цареграда в 813 г. насчитывалось 10 тыс. волов и 5 тыс. повозок, окованных железом. Примечательно, что в ответах папы Николая I праболгарам волы и кони наряду с золотом и серебром фигурируют как дорогое приданое [61, XLIX].

Среди археологических материалов салтовской культуры значительное место занимают предметы, связанные со скотоводством. Конское снаряжение, сопровождавшее мужские погребения и захоронения коня, встречается в могилах не только воинов-всадников, но и земледельцев-всадников, воинов-скотоводов. Это подтверждается материалами раскопок поселения Маяки. В комплекс вещей, найденных в тайнике возле погребения № 34, входили пара стремян, пряжки от сбруи, удила, серп и коса. В комплексе № б содержалось 4 серпа, коса, струг, 3 стремени, 2 удила и копье (рис. 16, 5). Эти находки указывают ва то, что земледельцы и скотоводы мели лошадей, основная часть снаряжения которых (стремена и удила) не отличалась от снаряжения лошадей у воинов-всадников. О развитии коневодства свидетельствуют предметы материальной культуры, например различные коньковые подвески, а также изображения лошадей на камнях Маяцкого городища, кирпичах Саркела, костяном горлышке от бурдюка из Верхнесалтовского могильника. Подобные изображения коней зафиксированы на рисунках из Плиски, Преславе и Мадары [145; 204].

Для стреноживания лошадей применялись железные конские путы (рис. 19, 12). Благодаря овальному сечению они предохраняли ноги животных от растирания. Иногда путы запирались замками. Очевидно, железные путы для лошадей имела зажиточная часть населения, а остальные использовали путы из ремней, Салтовские путы из железа стандартны по форме. Аналогичные путы имеются в коллекции Преславского музея. Кроме того, путы найдены на селище Печина могила в Болгарии¹, а обломок подобных пут — в Бирке. Мало отличаются от салтовских и древнерусские путы XI—XIII вв.

Наибольшее развитие у населения салтовской культуры Подонья получила такая отрасль скотоводства, как овцеводство. Оно являлось главным занятием древних болгар на стадии таборного кочевания и играло большую роль после их перехода к оседлому образу жизни. Это подтверждают письменные источники, а также костные остатки, предметы и орудия, связанные с овцеводством, которые обнаружены при раскопках салтовских памятников. К таким предметам относятся металлические ботала и пружинные ножницы. Различаются три типа ботал: колоколовидные (рис. 19, 13), цилиндрические (рис. 19, 14), трапециевидные (рис. 19, 15). Наибольшее распространение получили трапециевидные ботала, которые появляются в первые века н. э. (болгарские археологи называют их «римскими» звонками). Они были широко распространены к северу от Балкан, на территории нынешних Болгарии и Румынии. Находки таких ботал известны и на территории СССР. Применение ботал связано с пастушеским скотоводством, которое было сопряжено с определенными трудностями при выпасе стад. Ботала надевали на овец и коз, а иногда и на крупный рогатый скот при помощи кожаного ремня или деревянного обруча, чтобы не повредить шею животных (рис. 19, 16). Предварительно перевязь покрывали жиром, маслом, дегтем. Обычно самые большие ботала надевали на вожаков, которые могли отделиться от стада.

При раскопках салтовских памятников попадаются находки так называемых «овечьих» пружинных ножниц, которые предназначались для стрижки овец (рис. 19, 11), В Подонье возрастных овец стригли в начале лета, а подросший молодняк — осенью. Шерсть широко использовалась на различные хозяйственные нужды. Можно предположить, что один человек мог остричь такими ножницами от 30 до 60 овец в день. При этом каждая овца давала, по-видимому, 1—2 кг шерсти. Пружинные ножницы применялись также в повседневной жизни людей.

Большая роль в пастушестве принадлежала собаке. У населения салтово-маяцкой культуры она считалась ритуальным животным. На Саркельском могильнике встречаются захоронения собак в круглых ямах. Погребения собаки, собаки и поросенка со сломанным хребтом, собаки без головы и нижних частей лап выявлены в ямах салтовского культурного слоя на месте Самбекского городища XVIII в. В дромосе одной из катакомб Дмитриевского могильника найдены череп и передние лапы собаки, в катакомбе Яг 30 Маяцкого могильника — череп собаки. Совместное захоронение собаки и коровы обнаружено при раскопках Богоявленского поселения на нижнем Дону [190, с. 262]. Смысловое значение этого захоронения заключается в том, что собака олицетворяет животное, охраняющее стадо. Погребение собаки обнаружено автором в круглой яме на Сухогомольшанском селище. В жилище № 1 поселения Маяки скелет собаки лежал возле домашнего очага. Возле специальных хлевов (овчарен) для укрытия мелкого рогатого скота от холода отводилось место для сторожевых собак. Собаки помогали пастухам собирать животных, отбившихся от стада, и охранять их от хищных зверей и воров.

Собака и конь считались священными животными у тюркских народов. У праболгар существовал культ собаки. Охридский епископ Теофилакт писал, что они почитали собак и приносили им жертвы [30, с. 25]. Это сообщение подтверждается анонимным византийским источником.

В качестве вьючных животных использовались верблюды, с помощью которых осуществлялась караванная торговля. Изображения верблюда с ведущим его за узду человеком и двухколесной повозкой, в которую запряжено животное, имеются на костяном горлышке от бурдюка из Подгоровского могильника [155, с. 250], на каменном блоке, найденном в завале юго-западной стены Маяцкого городища [157, с. 78—80].

Наиболее близкие к салтово-маяцким изображения верблюдов, в том числе н с двухколесной повозкой, зафиксированы среди рисунков знаменитой писаницы около с. Сулек в Хакассии [80, с. 629, табл. 60; 219, Авв. 84].

Вьючным животным был также осел. Пасущийся осел изображен на костяном изделии из Саркела, бронзовой подвеске, обнаруженной в ямном погребении с подбоем возле шахты № 19 в Донецкой области (рис. 20, 6, 9), на каменном блоке из Маяцкого городища [120, рис. 15].

На салтовских памятниках в больном количестве найдены ножи различных типов [139]. Среди них выделяются ножи с узким и длинным (до 42 см) лезвием и длинной (до 11,5 см) металлической ручкой, заканчивающейся петлей (рис. 19, 17—20). Аналогичные ножи известны только по археологическим материалам из Плиски и других мест Болгарии (рис. 32, 1—3). Возможно, этот тип ножей предназначался для убоя скота в ритуальных целях. С их помощью закалывали животных во время жертвоприношений. Последние были широко распространены и строго соблюдались особенно в тех семьях, члены которых находились вдали от дома на скотоводческих или земледельческих работах. Обряд закалывания животных появился у праболгар с принятием христианства [61, ХС]. Подобный языческий обряд, существовавший у скифов, описан Геродотом [51, IV, 60].

Заготовка кормов. Убедительным подтверждением существования развитого скотоводства и стойлового содержания скота являются многочисленные находки кос. Наибольшее количество этих орудий (20 экз.) обнаружено на поселении Маяки. Кроме того, косы найдены в Саркеле, на Правобережном Цимлянском городище и селище Жовтневое. По конструктивным особенностям они делятся на две группы: группа I — косы с отогнутой пяткой и шипом на ней (рис. 21, 1—6) и группа II — беспяточные косы с отверстием в начальной части клинка (рис. 21, 7—10). В каждой группе различаются две подгруппы клинков: А — прямые, Б — изогнутые. По деталям формы подгруппы делятся на типы (1, 2, 3...). Пользуясь буквенно-цифровыми обозначениями, все орудия можно отнести к определенной подгруппе и типу: IА1, IБ1 и т. д. Тип IА1 (рис. 21, 3, 4). Длина кос равна 41—43 см, длина клинка — 33—35 см, ширина — 3—3,5 см, т. е. ширина клинка составляет 1/10 часть его длины. Длина пятки — 8—10 см. Пятка отогнута от линии клинка под углом 45°. Клинок оканчивается вогнутым срезом. Тип IБ1 (рис. 21, 1, 2). Длина кос равна 34—37 см, длина клинка — 28—31 см. Изогнутость клинка слабая, так как высота дуги лезвия составляет 1/46 длины основания, а у орудий со сработанным клинком — до 1/30. Угол отклонения пятки равен приблизительно 50°. Конец клинка округлый. Тип IБ2 (рис. 21, 5, 6). Отличается от предыдущих типов резко отогнутой пяткой, угол отклонения которой равен 85—90°. Тип IIА1 (рис. 21, 7). Длина косы равна 43 см, ширина клинка — 4 см, длина пятки — 6—8 см. В пятке есть прямоугольное или круглое отверстие. Место соединения пятки с клинком отмечено со стороны лезвия острым выступом. Клинок оканчивается прямым срезом. Тип IIБ1 (рис. 21, 9). Длинные (до 47 см) и узкие косы с пяткой, как у кос типа IIА1, Ширина клинка составляет 1/16 его длины. Конец клинка заострен. Лезвие прогнуто немного больше, чем у кос типов IБ1 и IБ2.

Очевидно, салтовские косы имели различное назначение. Угол наклона пятки к линии лезвия позволяет отнести косы группы I не к собственно косам, а к так называемым коротким косам — полукоскам или горбушам с короткой рукояткой. Такие орудия хорошо известны по этнографическим и иконографическим материалам Евразии. При археологических исследованиях выявлены не только металлические клинки коротких кос, но и целые косы с деревянными ручками, а также отдельные ручки к клинкам. Горбуши с прямыми косовищами длиной 75—84,3 см найдены в Ла-Тене; короткие изогнутые косовища — в Новгороде. Салтовские короткие косы по соотношению ширины клинка и его длины занимают промежуточное положение между новгородскими, средне- и южнорусскими типами кос XI—XIII вв., а по изгибу лезвия они похожи на южнорусские косы. Аналогичные косы встречаются на памятниках, территориально близко расположенных к Подонью и хронологически одновременных. Это косы из Белой Вежи [109, с. 89; 181, с. 167] и Новотроицкого городища [114, с. 167]. Беловежские косы, выделенные В.П. Левашевой в особый юго-восточный вариант русских кос, генетически связаны с салтовскими и с косами XI—XIV вв. нижневолжского типа [109, с. 89, рис. 18, 11, 13], что можно объяснить сходными природно-климатическими условиями этих районов и культурно-технической преемственностью в развитии орудий труда.

О способах соединения клинка кос группы I с деревянным косовищем можно судить по сохранившимся железным кольцам-замкам (рис. 21, 1, 2, 18—20). В среднем диаметр косовищ равнялся 3 см. Для прочного соединения косовища с клинком между ним и кольцом забивался деревянный клин. Круглые кольца считались более удобными, чем сегментовидные, так как они позволяли вбивать клин, а если необходимо, то и контрклин (рис. 21, 15—17). Пятка косы и начальная часть косовища крепились также без кольца, с помощью кожаного ремня или замоченных в воде прутьев лозы и березы, расчлененных по длине. Благодаря значительной длине шипа (до 3 см) и косому срезу на конце косовища положение клинка по отношению к рукоятке могло регулироваться так, что они находились под углом друг к другу. При этом плоскость клинка при кошении косой с длинным косовищем была параллельна земле. У современных кос такое положение достигается за счет конструкции клинка. Считают, что косы группы I имели короткую рукоятку и применялись для косьбы двубочным способом. Этнографические материалы свидетельствуют, что горбуша использовалась для уборки хлеба редко. Вопрос о длине косовищ средневековых кос и их функциональном назначении окончательно не решен.

Основная разница между древними и современными косами заключается в углах, под которыми клинки крепились к косовищу. В настоящее время полотна кос крепятся к косовищу под углом менее 90°. Подобные косы известны по археологическим и иконографическим материалам начиная с XIV в. [225, s. 65, 67]. Указанный угол не является постоянным, его можно менять в зависимости от выполняемой работы. Для покоса хлебов полотно косы отпускают на «отляг», т. е. угол между косовищем и клинком увеличивают на ширину ладони и превращают из острого или прямого в тупой. Это делается для того, чтобы захватить на косу большее количество стеблей. При такой косьбе легче махать косой, она поднимается выше и оставляет стерню. На лугах этот способ покоса непригоден, так как травы здесь густые и коса, захватывая землю и камни, быстро тупится. С. Подвинска доказала, что в раннее средневековье применялись орудия с клинком горбуши и длинными прямыми ручками, реже — с короткими. Постепенно эти орудия превратились в современные косы и горбуши с короткой рукояткой [246, s. 160—162]. Как уже отмечалось, салтовские косы группы I отличаются друг от друга углами, под которыми пятка расположена к клинку, при необходимости устанавливаемому параллельно земле. При скреплении клинка с косовищем получались орудия двух вариантов: с клинком, расположенным по отношению к косовищу под прямым или почти прямым углом, и — тупым углом. Вероятно, в отдельных случаях косы типа IА1 и IБ1 применялись для уборки хлебов, в то время как косы типа IБ2 — только при кошении трав. Косьба трав была основной функцией всех полукосков. Для уборки зерновых они использовались редко. Но, например, в Прикамье горбушей косили только хлеба. В Западной Словакии в XVII—XVIII вв. короткие косы применяли при кошении сена, изредка—зерновых [235, s. 144], в Болгарии — для покоса трав и житных растений с низким стеблем. Об уборке хлеба косами свидетельствуют средневековые миниатюры [246, rys. 97, 110]. Славяне Киевской Руси с помощью кос убирали некоторые виды зерновых и бобовых культур. При этом, по мнению В.И. Довженка, пшеница, жито и просо в отличие от ячменя, овса и гороха были непригодны для кошения косой-горбушей, так как при ударе косы по стеблям у них обламываются колоски [65, с. 151]. Это положение нуждается в уточнении. Дело в том, что пшеница, как и ячмень, устойчива к ударам косы, если не переспела. Считается, что средневековые короткие косы, как и горбуши, держали двумя руками, взмахивали ими влево и вправо. Однако не обязательно эти косы должны были иметь короткую ручку. Кроме того, не все этнографические источники содержат сведения о двусторонней косьбе. Украинцы, например, такого способа кошения не знали [55, с. 80].

Салтовские косы группы II соединялись с деревянной рукояткой наглухо при помощи металлической заклепки или заклепок, железного кольца и дополнительных жестких креплений. Этнографические данные свидетельствуют, что рукоятки кос были короткими, закреплялись перпендикулярно клинку или по линии клинка (рис. 21, 11—14). Среди материалов других археологических культур Европы подобные косы не зафиксированы. Этнографически они отмечены на Украине («Скiски») и в Венгрии. Такие косы служили для заготовки растений с твердыми стеблями — тростника, камыша, бурьяна, кукурузы, подсолнечника, а также кустарниковых растений. «Скiски» имеют ручку длиной 40—80 см. Некоторые исследователи полагают, что косы этого типа напоминают орудия соседних восточных народов и представляют собой промежуточную форму между серпом и косой [Там же]. Наличие двух групп кос у населения салтовской культуры указывает на различный характер выполняемых работ, т. е. в данном случае можно говорить об определенной специализации в хозяйстве салтовцев. В этом нас убеждает находка кос типа IБ1, IБ2 и IIА1 в одном закрытом комплексе — хозяйственном помещении № 47 с поселения Маяки. По конструктивным особенностям косы группы II похожи на венгерские косы. Отметим, что слово «коса» имеет иранское происхождение. Венгерское слово «gaz» — сорная трава, сорняк в некоторых местах Большой Венгерской низменности и производные от него слова, обозначающие покос, сбор сена и даже корм скота, также иранского происхождения. Протовенгры заимствовали эти слова у населения южно-русских степей [252]. Здесь они познакомились с употреблением коротких кос. Этот факт подтверждается и другими венгерскими учеными [256].

Большое значение для косьбы имели инструменты, использовавшиеся при заточке кос: наковаленка, молоток и точильный брусок. Данные предметы встречаются на памятниках салтовской культуры. Специальная наковаленка — металлическая бабка найдена в Маяках. Аналогичная наковаленка обнаружена на раннеславянском Новотроицком городище [114, рис. II, 5]. Эта простейшая форма бабок отличается от более поздних отсутствием специального упора. В Нижнем Подонье подобные примитивные приспособления известны с римского времени [202, с. 76]. К орудиям для отбивки кос относят железные предметы в виде небольших брусочков с загнутыми краями (рис. 19, 10). Аналогичные изделия, найденные в Бискупине, также считаются наковаленками. Они вбивались в деревянные напильники, с помощью которых производилась доводка лезвий кос. В такие напильники втирался песок [55, с. 87; 254]. Возможно, брусочки с загнутыми краями использовались в качестве кресал с деревянной ручкой для захвата пальцами руки.

Орудия обработки почвы. Пашенное земледелие занимало важное место в хозяйственной деятельности населения салтовской культуры. Считают, что вспашка производилась плугом, возможно, типа «дьонмедже» с колесным передком [8, с. 37; 116, с. 126; 154, с. 145—146]. Имеющиеся материалы позволяют дать классификацию салтовских пахотных орудий. Предлагаемая классификация металлических частей почвообрабатывающих орудий построена с учетом основных принципов, разработанных рядом авторов [65; 98; 101; 109; 246; 247].

По характеру соединения с деревянной частью пахотных орудий салтовские наконечники делятся на черешковые и втульчатые. Первые представлены наконечником, найденным в Маяках (рис. 23, 3). Это тяжелый железный стержень длиной 69,4 см с поперечным сечением, равным 2,4×1,4 см. Рабочая часть имеет вид выпуклоовальной лопатки длиной 10,2 см и наибольшей шириной 4,9 см. Противоположный конец орудия расплюснут в виде лопатки длиной 11,5 см и шириной 3,5 см. Аналогичный наконечник длиной около 60 см и рабочей частью, равной 13×6,5 см, найден в Саркеле—Белой Веже [181, рис. 1, 13]. Близкие по конструкции и размерам копьевидные наконечники отмечены в археологическом материале раннего железного века и средневековья [42, с. 12, рис. 6; 49, с. 592, рис. 7; 97, с. 37; 99, с. 63; 197, с. 23, рис, 4; 247, s. 53, obr. 25, tab. 1, 25]. К пахотным орудиям, составной частью которых были так называемые «дополнительные» наральники, относятся кривогрядильное рало, найденное на территории Польши в Даберготце (датируется 733 г. ±80 лет), и рало из Токаревского торфяника (Сумская область) [217, рис. 4, 10]. Подобные пахотные орудия изображены на наскальном рисунке (конец бронзового — начало железного веков) из Богуслена в Южной Швеции [232, s. 24], а также на рисунке в византийской рукописи «Слов» конца XI в. Считается, что это одинаковые по конструкции орудия в виде полозных кривогрядильных рал с наклонно закрепленным копьевидным наральником [97, с. 40]. Этнографические и археологические материалы подтверждают наличие подобных наконечников на территории Болгарии [43, с. 12, рис. 6; с. 23, рис. 4; 49, с. 592, рис. 7, 1]. Здесь копьевидные наральники закреплялись в наклонном положении на полозных кривогрядильных ралах с деревянными «ушами», иногда с череслом. У раннесредневековых рал «уши» отсутствовали. Новизна этого приспособления заключалась в том, что земледельцы при повторной вспашке снимали «уши» с рал [266, s. 10]. Существование отмеченной разновидности полозных кривогрядильных рал объясняется фракийским влиянием в земледельческой технике [97, с. 41], а их появление в Подонье в хазарское время — этнокультурными контактами с населением, проживавшим на территории современной Болгарии. Как и во всем ареале распространения, в Подонье такие рала служили для обработки сравнительно твердых почв. После вспашки землю приходилось дополнительно обрабатывать пахотным орудием другого типа или мотыгой.

По классификационным признакам втульчатые наконечники делятся на две группы. К группе I (рис. 22, 1—11; 23, 1) относятся 17 наконечников с шириной втулки (d₁) 6,0—8,5 см, при этом отношение общей длины наконечника (L) к его ширине (d₁) равно 1,4—2,1. В месте соединения ширина лопасти больше ширины втулки. Поперечное сечение втулки овальное. Рабочий конец лопасти заостренный, на некоторых отдельных наконечниках — умеренно заостренный. Встречаются наконечники с едва заметной или явно выраженной асимметрией. Отношения между основными измерениями и корреляция этих отношений с отдельными основными измерениями дают на координационной сетке поле точек, которое входит в границы поля группы I железных наконечников Восточной Европы по классификации Ю.А. Краснова [98, рис. 1]. К оригинальным экземплярам группы I относится наконечник, найденный на Сидоровском городище (рис. 22, 5). Его размеры: L — 4,2 см, длина втулки (1) — 1,5 см, d₁ — 1,6 см, d₂ — 3,0 см. Судя по малым размерам наконечника, он не использовался в практических целях и являлся скорее всего частью детской игрушки в виде рала или вотивным предметом, связанным с земледельческим культом. Группа II представлена одним наконечником, обнаруженным на салтовском селище у с. Красное Артемовского района Донецкой области (рис. 23, 2). Это крупный и массивный наконечник, d₁ — 14,1 см, L/d₂ = 1,5. Поперечное сечение втулки овальное. Лопасть сделана асимметричной и укреплена с широкой стороны наварной полосой металла. Рабочий конец заострен. Точка характеристик наконечника находится на корреляционной сетке в поле размещения группы IV по восточно-европейской классификации. По признаку относительной ширины лопасти и втулки различаются две подгруппы наконечников: А — со слабо выраженными плечиками, выступающими за края втулки не более чем на 1 см; Б — широколопастные².

Среди втульчатых наконечников выделяются следующие типы. Тип IА1 (рис. 22, 1). Наконечник, L — 18 см, рабочий конец заострен. Втулка открытая, сильно расширяющаяся к тыльной части, 1 = 1/3L, d₁ = 1 /2l. Лопасть в продольном сечении отогнута в сторону втулки. Этот тип генетически связан с восточно-европейскими типами IА1 и IА3, распространенными в 1-й половине I тыс. н. э. на территории современных Болгарии, Румынии, юго-западных областей СССР, а во 2-й половине I — начале II тыс. н. э. — Среднего Поднепровья, западных районов европейской части СССР, Посеймья, Среднего Поволжья и на Кавказе. Тип IБ1 (рис. 22, 2, 3). Пять крупных симметричных наконечников, L — 26—28 см, с признаками непреднамеренной асимметрии и заостренной рабочей частью лопасти. L/d1 = 3,5—4,0. L/1 = 3,5—3,7. Лопасть в продольном сечении отогнута в сторону втулки. Зафиксирован наконечник с наваркой полос железа по краям лопасти. Наконечники этого типа генетически связаны с наконечниками типа IА1. Известны в Средней и Восточной Европе с 1-й половины I тыс. н. э. С начала II тыс. н. э. распространяются в Среднем Поволжье. Тип IБ2 (рис. 22, 6—8). Семь наконечников, L — 20—24 см, с незначительными признаками непреднамеренной асимметрии. Лопасть заострена. Втулка слегка расширяется, 1 = 3,7—4,6L, L/d₁ = 2,7—3,0. Имеется экземпляр с наварными полосами металла по краю лопасти. Левая сторона лопасти у отдельных наконечников стерта в процессе работы. Этот тип орудий близок к типу IБ1, но отличается от него меньшими размерами, более широкой и менее короткой втулкой и общими пропорциями. В римское время наконечники типа IБ2 были распространены в Карпатском регионе [222, s. 427, fig. 8], во 2-й половине I тыс. н. э. — в Среднем Поднепровье [28, рис. 20, 7; 184, рис. 53, 11), в начале II тыс. н. э. — в Придунайской Болгарии³ и у волжских болгар [79, рис. 3, 1, 2; 213, табл. 1, 1—3]. Тип IБ3 (рис. 22, 9). Симметричный массивный наконечник весом 1460 г, L — 25,5 см, рабочий конец заострен. По краям лопасти и вдоль продольной оси наварены толстые железные полосы. L/l = l,6; L/d₁ = 3,4. От наконечников IБ1 и IБ2 отличается основными пропорциями, короткой втулкой, тупыми боковыми краями лопасти в верхней части и общей длиной. Такие наконечники встречаются редко. Находка аналогичного орудия, которое датируется IX в., зафиксирована на территории Венгрии [248, ris. 62, 3]. Тип IБ4 (рис. 22, 10). Наконечник этого типа обнаружен в кладе изделий возле поселения Маяки. Втулка коническая, 1 = 1/3, L/d₁ = 3,4. Данный тип орудия приближается к типу IБ1, с которым связан через типы IБ2 и IБЗ. Отличается от них основными пропорциями, наличием преднамеренной асимметрии. По краю лопасти наварены полосы металла, которые с левой стороны заострены. Тип IБ5 (рис. 22, 11; 23, 1). Два наконечника, L — 19—21 см, с прямой втулкой, рабочий конец заострен. Конец лопасти находится в одной плоскости с краями втулки — признак, характерный для всех наконечников подгруппы Б. По основным показателям (L/d₁ = 2,7—3,0 и L/1 = 3,7—4,2) наконечники этого типа почти не отличаются от наконечников типа IБ2. Существенные различия между ними заключаются в преднамеренной асимметрии не только лопасти, но и втулки, свойственной типу IБ5, Поперечное сечение лопасти у наконечников типа IБ5 неодинаково, что позволяет разделить их на два подтипа. Подтип 1 (рис. 22, 11). Обе стороны лопасти острые, режущие. Подтип 2 (рис. 23, 1). Левая сторона лопасти утолщенная, тупая, а правая — острая. Наконечники, аналогичные типу IБ5, относятся ко 2-й половине I — началу II тыс. н. э. Б Северо-Восточной Болгарии они обнаружены на селище VIII—XI вв. у с. Дончево⁴, в кладе сельскохозяйственных орудий VIII—XI вв., найденном в с. Долгопол⁵, в Силистре⁶ и Преславе [42, рис. 5, 6]. Аналогичный наконечник VII—IX вв. найден на территория Чехословакии [247, tab. V, 62]. Тип IIВ1 (рис. 23, 2). Как отмечалось, к группе II относится один наконечник. Это широколопастный симметричный наконечник, L — 32 см, с незначительно расширяющейся втулкой. По показателям корреляции признаков (L/d₁ = 2,3; L/1 = 3,6 и L/d₂ = 1,5) он ближе всего стоит к типу IБ5, что можно объяснить наличием между ними генетической связи. Но общие показатели типа IIБ1 меньше, чем у типа IБ5, а абсолютные размеры основных признаков в 1,2—2 раза больше, что обусловило особое место наконечников данного типа среди втульчатых наконечников салтовской культуры. В археологическом материале 2-й половины I тыс. н. э. такие наконечники отсутствуют. Восточно-европейские аналогии датируются более поздним временем, чем салтовский наконечник из с. Красное, — начало II тыс. н. э. Они зафиксированы в славянских землях [98, рис. 4, 2; 109, рис. 6, 2].

Среди находок сельскохозяйственных орудий труда известны чересла. Два чересла обнаружены на Правобережном Цимлянском городище [117, рис. 14; 154, рис. 38, 10], три — в Маяках. Салтовские чересла отличаются большими размерами. Их длина равна 44,5—52,5 см, длина и ширина рабочей части — 16—23×4,5—5,5 см (рис. 23, 4—7). Все чересла, за исключением одного, являются симметричными. Среди них выделяются орудия с короткой и длинной рабочей частью. Интересно, что в Маяках чересла обнаружены в закрытых комплексах вместе с копьевидным и втульчатыми наконечниками типа IБ1, IБ2 и IБЗ, одно чересло — в раскопе VI с наконечником типа IБ5 подтипа 1. На Правобережном Цимлянском городище чересла найдены с наконечниками типа IБ1, IБ2 и IБ5 подтипа 2. Наличие чересел, даже асимметричных, не доказывает существования одностороннего плуга для загонной вспашки, во время которой чересло вертикально разрезает почвенный слой, а наконечник горизонтально подрезает пласт земли, поднимает его и при помощи отвальной доски отодвигает в сторону, частично или полностью переворачивая. Чересло могло использоваться как рабочая деталь самостоятельного пахотного орудия, ставиться на орудие, не имеющее металлического наконечника, перед наральниками симметричных рал и асимметричными лемехами в плугах с отвалом. Находки чересел вместе с наконечниками типа IА1 не зафиксированы. Эти наконечники закреплялись на деревянной конструкции орудия в слегка наклонном положении, о чем свидетельствует угол сточенности носа лопасти, равный 18—20°. Наконечник типа IБ1 найден в Маяках вместе с череслом. Можно предположить, что все наконечники этого типа применялись с череслами. Следы сточенности левой лопасти у некоторых экземпляров говорят о наклоне орудия во время пахоты. Наконечники типа IБ2 и IБЗ во время работы находились в горизонтальном положении. Утолщение вдоль продольного сечения указывает на то, что наконечник имел небольшой наклон к почве. Характерно, что наконечники типа IБ2 применялись вместе с череслами с короткой рабочей частью, типа IБЗ — с длинной. Однако полной уверенности, что орудия с этими приспособлениями использовались для загонной вспашки, нет. В дальнейшем на их основе возникли асимметричные наконечники плужного типа. У наконечников типа IБ4 отмечены не только плоскостная асимметрия, но и значительное утолщение левой лопасти, что позволяло предотвращать ее износ с противоположной стороны. Эти наконечники, как и наконечники типа IБ5, употребляли в качестве лемехов для плугов при односторонней загонной вспашке.

Сопоставление имеющихся материалов приводит к выводу, что некоторые металлические наконечники салтовской культуры группы I применялись на одноручных прямогрядильных ралах со слабо наклоненным к земле полозом. В конструкции рал имелись длинные чересла с короткой рабочей частью. На песчаных пойменных и рыхлых старопахотных почвах рала использовались без чересел. Деревянная стойка, соединяющая полоз с грядилем, была необязательной частью остова или скелета рала. На каменном блоке из стены первой столицы Болгарского царства — Плиски изображена одна из разновидностей такого однорукояточного прямогрядильного рала (рис. 23, 8)⁷. На подобных ралах применялись наральники типа IБ1 и, очевидно, типа IА1. Наконечники типа IБ2 и IБЗ надевались на полоз рал со стойкой и длинным череслом с длинной рабочей частью. Эти орудия сходны с ралом, изображенным на известковом блоке, встроенном в угол одной из церквей в Малом дворце Плиски (рис. 23, 9). Церковь была построена накануне крещения болгарского народа в 865 г. и позднее разрушена. Ст. Станчев (Ваклинов) считает, что на рисунке изображено полозное чало с череслом и симметричным лемехом [2491. Такая конструкция орудия свидетельствует о существовании рала, с помощью которого можно осуществлять распашку целинных земель. Стойка в этой конструкции предполагает наличие отвала, но на рисунке он не изображен. Поэтому нельзя утверждать, что в данном случае нарисован плуг, а не рало. Вряд ли здесь умышленно не изображен отвал, как, например, по мнению некоторых исследователей в росписи Воронецкого монастыря специально не воспроизведен плуг [60, с. 56], Конструкция прямогрядильных рал послужила основой для создания различных вариантов подобных орудий. Один из них на завершающей фазе развития зафиксирован на рисунке из Плиски. Это орудие с череслом, стойкой, развитым полозом и ярмом на прямом грядиле. Несмотря на наличие симметричного наконечника, это орудие постепенно превратилось в плуг, в остове которого с помощью необходимых деревянных деталей зафиксирован односторонний отвал. Симметричные наконечники имели некоторые римские прямогрядильные плуги с череслом, стойкой и отвалом [243, obr. 12, 2; 264, fig. 109], а также более поздние, известные по этнографическим материалам [244, s. В 180; 257, taf. II]. Переход от рала к плугу и симметричных наконечников к асимметричным был постепенным (это не исключает их одновременного существования), что выразилось в попытках создать наконечники с преднамеренной асимметрией, подобные наконечникам типа IБ4. Их устанавливали на небольшие однорукояточные плуги. Такие наконечники, как и наконечники типа IБ5, относятся к малым лемехам. Имея генетическую связь с симметричными наральниками, они являлись составной частью малых плугов четырехугольной конструкции с асимметричным полозом и двумя ручками [247, s. 77—78]. Наконечники типа ПБ1 использовались на больших двух-рукояточных плугах с асимметричной конструкцией остова, череслом и фиксированным односторонним отвалом. По размерам они уступали плугам XVIII—XX вв. Применение прямогрядильных малых и больших плугов в рамках одной этнокультурной общности подтверждается этнографическим материалом [124, с. 122; 126, с. 131, 133]. Предполагают, что салтовские плуги были колесными, типа болгарского «дьонмедже». Однако достоверных сведений, о существовании колесного плуга у земледельцев салтовской культуры нет.

Основной тягловой силой при вспашке был крупный рогатый скот, например волы. На них надевали деревянное ярмо или полужесткую упряжь, а на коней — только упряжь. По-видимому, салтовцы не использовали лошадей как тягловую силу для пашенных орудий. Применение лошади в этом качестве на территории Восточной Европы относится к началу II тыс. н. э. О форме, конструкции и способах соединения ярма с грядилем можно судить по изображениям этой части упряжи на рисунках. На рисунке рала на блоке Малого дворца в Пляске изображено прямое пахотное ярмо шейного типа. Аналогичное ярмо вместе с ралом воспроизведено на черепице римского времени, найденной в Мадаре [261, Abb. 20 А]. Такое ярмо отличается от тележного тем, что оно имеет прямую верхнюю перекладину и длиннее, хотя последний показатель в определенной степени зависит от рослости скота. У тележного ярма для двух животных верхняя планка изготовлялась с двумя изгибами для более удобного соприкосновения с шеей животного. Ярмо для одного животного также делалось с изгибом в верхней части. Кроме того, у тележного ярма посередине есть отверстие для шпильки, соединяющей наложенное сверху дышло, или, наоборот, отверстие расположено в дышле, куда вставляется планка ярма. Пахотное ярмо соединялось с грядилем под верхней планкой ярма, а не сверху. Поэтому реконструкция способа соединения ярма с грядилем, предложенная Ст. Станчевым на основе анализа рисунка из Плиски, представляется неточной [249, fig. 2, 5]. У пахотного ярма вместо отверстия посередине имелись нарезы, ограничительные колышки или деревянные дощечки для кожаных соединительных ремней, кольца и другие приспособления, скреплявшие верхнюю планку с концом грядиля, который соединялся с планкой ярма. На конце грядиля находились вырезы, отверстия, колышки, крючки и другие приспособления (рис. 23, 10—12). Отметим, что у древних рал перекладина ярма скреплялась с концом грядиля при помощи естественного крючка—сучка ветки, о чем свидетельствует наскальный рисунок из Богуслена [232, fig. 51]. Ярмо из Плиски имело четыре боковых стержня, по два на каждой стороне, в которые пропускались обручи из гибкого дерева. Оно было без нижней планки и крепилось к грядилю с помощью одного из указанных способов. Обычно ярмо изготавливалось из легкого дерева, например липы [125, с. 99]. Салтовское ярмо могло отличаться от древнеболгарского, так как этнографически установлено, что, хотя определенные типы ярма характерны для тех или иных территорий, в одном и том же регионе эти орудия бывают и разнотипными [240, s. В 225].

К пахотным орудиям можно отнести некоторые салтовские тесла-мотыжки, которые были универсальными (рис. 8, 29; 10, 48; 12, 15). Часть из них имела короткую коленчатую рукоятку и применялась в качестве деревообрабатывающего инструмента и земледельческого орудия для дополнительной обработки земли после вспашки. Кроме того, тесла служили для очистки рал и плугов от прилипших к ним комков почвы, травы. Это подтверждается этнографическим и иконографическим материалом Чехословакии, Болгарии и Молдавии. Тесла-мотыжки на длинной деревянной ручке использовались как инструмент для управления тягловыми животными. Для этой цели употребляли и палки с полым наконечником из рога сайги или благородного оленя. Они отмечены тамгами, на них нанесены изображения рыб и животных: осла, коня, оленя (рис. 20, 1—5). Аналогичные наконечники известны на территории СССР и Болгарии: в Плиске, на древнеболгарских могильниках Нови Пазар и Кюлевча, селище у с. Полина. Палки с роговыми наконечниками были необходимым орудием пастухов. На каменном блоке из Плиски изображены табун лошадей и табунщик с длинной палкой на плече [204, табл. 55]. Такие палки с петлей служили для ловли овец и ягнят. Роговые наконечники с отверстиями могли применяться как рукоятки плеток.

Для различных земляных работ использовались мотыги, заступы и топоры. Они встречаются в закрытых комплексах вместе с наконечниками рал и плугов, череслами, серпами, иногда — с предметами вооружения.

Проушные мотыги — массивные сельскохозяйственные орудия труда весом до 1 кг. Общая длина мотыг — 18—22 см, ширина лезвия 8—11,5 см, диаметр отверстия под рукоятку — от 1,5×2,5 до 3,2×4,2 см (рис. 24, 1—8). Мотыги, аналогичные салтовским, появились в римскую эпоху. Многочисленные находки этих орудий труда зафиксированы на славянских и близлежащих землях в материалах памятников 2-й половины I — начала II тыс. н. э., например, на Кавказе. Мотыгами разбивали комья земли с дерном, рубили корни деревьев, выкорчевывали пни. Своеобразную форму имели мотыги с Правобережного Цимлянского городища и из второго Маякского клада (рис. 24, 8). Они напоминают кетмени с округлой рабочей частью и типологически близки античным сельскохозяйственным орудиям для обработки почвы из Боспора [102, с. 169—171] и мотыге для обработки огородов из Волжской Болгарии [73, рис. 1, 7]. Чаще всего мотыги использовались в садоводстве, огородничестве, виноградарстве [241, р. 145, taf I, II].

В земледелии широко применялись проушные хозяйственные топоры двух типов: с узким и широким лезвием (рис. 24, 9—20). Как и мотыги, проушные топоры найдены в закрытых комплексах вместе с сельскохозяйственными орудиями, например, в первом и во втором Маякских кладах. В состав второго клада входили узколезвийный топор, серпы и наконечник копья. Топоры встречаются и в кладах, обнаруженных на селище Пеньковской культуры в урочище Макаров остров [29; 46, с. 183—184], на Пастырском городище VII—VIII вв. [66, с. 127] и в Драгословени (Румыния) [228, fig. 3]. Наличие топоров в кладах не случайно. Око указывает на то, что эти орудия использовались в сельском хозяйстве для подготовки земли под пашню: вырубки деревьев и кустарников, выкорчевывания пней и перерубывания корней. Топоры были вспомогательными земледельческими орудиями труда, но в условиях лесостепи, где приходилось очищать участки земли под пашню, им принадлежала важная роль в обработке земли. Это подчеркивал Ф. Энгельс [2, с. 32].

Значительно реже на памятниках салтовской культуры встречаются железные оковки деревянных заступов. Известны два типа оковок: выемчатые и прямоугольные. Выемчатые оковки овальной формы, охватывающие деревянную лопасть снизу и с боков, были без ушек или с двумя боковыми ушками и отверстиями в них (рис. 24, 21, 22). Длина оковок первого типа равна 20—25 см, второго типа — 9—10 см, ширина — 9—9,5 см. Прямоугольные оковки крепились к деревянной основе двумя-тремя железными заклепками (рис. 19, 2, 3). Деревянные, обитые железом заступы широко применялись в римское время в Италии и на островах Британии [177, с. 207; 264, fig. 7]. Во 2-й половине I тыс. н. э. оковки первого типа существовали у населения славянских земель, Подунавья и Поднепровья, были известны в Волжской Болгарии. Они найдены вместе с сельскохозяйственными орудиями в кладе X в. у с. Долгопол в Болгарии, а также в Румынии. Но наибольшее распространение выемчатые оковки получили в славянских землях, причем вплоть до недавнего времени ими пользовались на территории Украины, Молдавии, Болгарии и Чехословакии. Оковки второго типа не имеют аналогий в древнеславянских памятниках. Они найдены в бассейне среднего течения Северского Донца, где славянское влияние было слабее, чем в пограничных с Хазарией землях.

Цикл сельскохозяйственных работ, связанный с обработкой земли, завершался боронованием. Деревянные бороны появились одновременно с упряжными пахотными орудиями [100, с. 52]. Отметим, что наличие различных орудий боронования объяснялось неодинаковыми почвенными характеристиками и системами земледелия. Во время работ безотвальным ралом на старопахотных землях вспашка была неглубокой. Поверхность пахотного поля становилась относительно мягкой и рыхлой, мелкокомковой. На таком поле могли использоваться простейшие орудия боронования, в конструкцию которых входили деревянная основа для скрепления веток хвороста и приспособление для прикрепления тягловой силы. Существовали, вероятно, и более примитивные орудия боронования, но они не могли использоваться при глубоко вспаханной плугом целине, так как не сглаживали поле и не очищали его от сорняков. Перед посевом семян или после требовалось разрыхлять почвенный слой. Для этого употребляли бороны с деревянными, а позднее — железными зубьями. Поэтому появление деревянных рамных борон с деревянными зубьями следует связывать с применением орудий плужного типа с череслом и деревянным отвалом.

Агрикультуры и характер земледелия. Основными зерновыми культурами у салтовского населения были карликовая пшеница, двурядный ячмень, просо и рожь [8, с. 37; 116, с. 126; 94, с. 68]. Большинство ботаников относят карликовую пшеницу к подвиду мягкой, центром распространения которой является Юго-Западная Азия. Различные популяции карликовой пшеницы, открытые на территории европейской части СССР, позволили выделить два этапа в ее распространении: в первобытном периоде (в популяции с полбой) — через Балканы и в эпоху средневековья (в популяции с мягкой пшеницей) — через Кавказ и причерноморские степи [217, с. 78—96]. Проникновение карликовой пшеницы на Нижний Дон относится к V в. до н. э. С этого времени мягкая пшеница выращивалась на территории нынешних Краснодарского края, Ростовской области и в Крыму [102, с. 184—185; 193, с. 117—118], Сюда она была занесена из Закавказья и соседних районов Передней Азии. Вероятно, в хазарское время мягкая пшеница получила массовое признание в Подонье. В Восточной Европе она являлась основным видом выращиваемой пшеницы, а карликовая — культивировалась значительно реже. Что касается двурядного ячменя, то о его появлении в Подонье можно судить в общих чертах, поскольку в средневековый период были распространены различные формы ячменя. В частности, с первых веков нашей эры пленчатые формы ячменя начинают преобладать над голозерными. Ячмень являлся важным продуктом питания населения Северного Причерноморья в раннем железном веке. Его знали тавры, скифы, синды и меоты. Наряду с ячменем в Восточной Европе выращивали просо. Свидетельством этого служит находка просяной соломы в катакомбе № 4 Подгоровского могильника [155, с. 243]. Население степной зоны Восточной Европы культивировало рожь, причем на Нижнем Дону ее возделывали в чистом виде [203, с. 76]. Это объяснялось близостью Кавказа — основного очага распространения сорно-пыльцевой ржи, где она оформилась в чистую культуру. В бассейне Дона и близлежащих районах находки зерен ржи обнаружены на городищах Титчиха, Донецком и Новотроицком [114, с. 211; 140, с. 65; 189, с. 8]. Оседавшие на землю кочевники освоили и проводили культивацию указанных сельскохозяйственных культур на техническом уровне, достигнутом земледельческими народами юга Восточной Европы.

Ценные сведения о выращиваемых в Восточной Европе сельскохозяйственных культурах содержатся в письменных источниках, например, арабских. Древние болгары выращивали такие зерновые растения, как пшеница, ячмень, просо и др. [70, с. 23]. «Пища их (волжских болгар. — В.М.) — просо... но и пшеница и ячмень у них в большом количестве...» [83, с. 136]. Просо наряду с хлебом и мясом входило в состав приношения болгарского царя посольству багдадского халифа Муктадира, о чем сообщает Ибн-Фадлан [83, с. 131]. Персидский историк XV в. Мирхонд писал, что после того, как родоначальник хазар отделился от своих сыновей и пришел на Волгу, он основал город и засеял в его окрестностях просо [39, с. 409]. Но в других письменных источниках указано, что пища хазар в основном состояла из риса и рыбы [75, с. 45; 76, с. 112]. Палеоботанические исследования подтверждают данные письменных источников, за исключением сведений о рисе.

Кроме земледелия обитатели Подонья занимались огородничеством, бахчеводством и виноградарством. На это указывают находки ручных орудий обработки почвы, а также остатков бахчевых и огородных культур — зерен дынь и огурцов, найденных в Саркеле [8, с. 37]. Нижнее Подонье представляло собой виноградарскую область Хазарии. Здесь виноградарство появилось в раннее средневековье. Речные террасы правобережья Дона и степное водораздельное плато Нижнего Придонья, включая долину Северского Донца, были пригодны для выращивания винограда. История развития виноградарства в Подонье тесно связана с Восточным Кавказом, главным образом с Северным Дагестаном. Отдельные сорта винограда распространились не только на Дону, но и в бассейне Дуная. Возможно, этому способствовали уход болгар из Великой Болгарии в VII в. и переселение кабар в начале IX в. [165, с. 22—24; 166, с. 27—52].

О возделывании винограда в Хазарии свидетельствует письмо царя Иосифа, в котором он отмечал, что его страна «плодородна и тучна, состоит из полей, виноградников, садов и парков. Все они орошаются из рек» [8, с. 87]. Нижнее Подонье являлось самой северной зоной виноградарства. Здесь прежде всего занимались приготовлением вина.

Что касается выращивания винограда, то почву под виноградную лозу обрабатывали обычными лопатами и разравнивали мотыгой. Лозу сажали рядами в ямки-дырки, проделанные деревянным колом, который применяется и в настоящее время (рис. 19, 4—6) [37, с. 141, 125, с. 135]. Ямки затаптывали ногами или утрамбовывали с помощью специальных приспособлений [241]. Дальнейший уход за лозой — окапывание, зарывание корней, подрезание, перевязка — зависел от местных условий. Например, в Подонье нужно было обязательно прикапывать лозу для предохранения ее от морозов. В Южном Приазовье также укрывали виноград зимой. Страбон писал, что «у Боспора виноградная лоза приносит плоды, но грозди там мелкие, а на зиму ее закапывают в землю» [182, I, 1, 16]. Срезали виноградные кисти специальными ножами. Они найдены на Правобережном Цимлянском городище (рис. 19, 7) и поселении Маяки (рис. 19, 8). По классификации Винце различают ножи с топориком и без него [263, с. 61]. Нож с Правобережного Цимлянского городища представляет собой позднюю модификацию античных ножей. В отличие от античных виноградарских ножей со втулкой для ручки [102, с. 177—179] он имеет топорик на внешней стороне лезвия. Лезвие ножа из Маяк обоюдоострое. Конструктивно он также напоминает античные ножи. Оба ножа использовались как для срезания гроздей винограда, так и для подрезания отростков. С этой целью применялись и складные серпы, которые похожи на специальные складные ножи (рис. 19, 9). Подрезка лозы ножами с зазубренным лезвием практикуется сейчас в Болгарии и Албании [218, s. 323, 336, 350]. На наш взгляд, виноградарство и производство вина в хазарском Подонье не достигло крупных масштабов. Судя по многочисленным находкам амфор и их фрагментов на салтовских памятниках, здесь употребляли вино не только местного производства, но и импортное: таманское и крымское. Подтверждением этого является надпись на амфоре конца IX в. с поселения Маяки: «X (единиц) всего; (сюда) X (мер) входит (помещается). Белое сухое вино» (81, с. 274]. Безусловно, вино местного производства не могло конкурировать с привозным. Следует отметить, что в Подонье ввозилось именно сухое вино как наиболее пригодное к перевозкам. Культивирование винограда говорит о прочной оседлости населения, поскольку выращивание этой культуры требовало опыта, постоянного и упорного труда земледельца.

Из других сельскохозяйственных растении в Подонье возделывалась конопля [8, с. 37]. В санскритских источниках она упоминается как целебное растение. В VIII в. до н. э. конопля шла на изготовление одежды (20, с. 23]. По сообщению Геродота, в V в. до н. э. эта техническая культура выращивалась в Скифии [51, IV, 74]. Как видно по находкам в Саркеле, конопля культивировалась на Дону и в эпоху раннего средневековья.

На территории Хазарского государства существовало два типа земледелия: орошаемое и богарное. Для Северо-Западного Прикаспия, где обитали собственно хазары, характерно орошаемое земледелие. Об этом свидетельствует письмо Иосифа [85, с. 87, 103]. Судя по остаткам ирригационных каналов на территории Терско-Суланского междуречья, хазары были знакомы с орошаемым земледелием задолго до Иосифа, в VII—VIII вв. (112; 119, с. 98; 161, с. 29]. В источниках приведены сведения о пашнях, расположенных возле поселений или на расстоянии 20 фарсахов⁸ от них. Пашни находились и в долинах рек, и в степи [75, с. 45; 76, с. 112]. Разбросанные пашни представляли собой так называемые «отхожие поля», «поля в придаче» или «в наезде». Они обрабатывались «наездом», так как до них приходилось добираться несколько дней. Такие поля встречались у азовских татар по Северскому Донцу, а у крымских — по Орели и Самаре [23, с. 150; 50, с. 153]. Разбросанные пашни характерны для полукочевников, которые стремились сочетать земледелие со скотоводством, быстро переходя от одного занятия к другому в зависимости от обстоятельств.

В отличие от домена Хазарского каганата в Подонье в VIII—X вв. было развито богарное земледелие, при котором поля засеивались под дождь и земля содержала достаточное количество влаги для роста сельскохозяйственных культур. Малая плотность населения в VI—VII вв., второстепенность занятия земледелием по отношению к скотоводству у оседавших кочевников способствовали развитию простейшего способа обработки земли — нерегулярного перелога. Обрабатываемые земли эксплуатировались несколько лет, затем забрасывались или оставлялись для покоса. Они превращались в залежь, зарастала сорными растениями, однолетними и многолетними травами, кустарником. В этом случае имело место однопольное земледелие, существовавшее у полукочевых народов. С усилением процесса седентаризации экстенсивное использование свободных земель постепенно привело к урегулированию обработки земли с целью повышения ее плодородности. Изменилась переложная система, являвшаяся до этого по существу залежно-переложной. Ранее засевавшийся участок оставлялся под временную залежь (перелог), чтобы в дальнейшем, после восстановления плодородности почвы, использовать его под посев. Благодаря прочной оседлости населения поля, расположенные в непосредственной близости от поселений, находились под постоянным контролем. Продолжительность их использования в качестве залежи регулировалась, т. е. такие поля переводились в перелог, сроки которого уменьшались до тех пор, пока вся система переложного земледелия не переходила в двуполье, а затем в трехполье. Насколько глубоко проникли эти изменения в земледелие салтовского населения, судить трудно. Так, Ибн-Якуб (середина X в.), сведения которого относятся, по-видимому, к славянам Юго-Восточной Европы, сообщал, что славяне собирают два урожая в год и сеют дважды: летом и весной [69, с. 54]. Можно предположить, что и населению Северо-Западной Хазарин, как и хазарам, были известны озимые и яровые посевы.

При развитом пашенном земледелии у салтовцев наличие топоров и мотыг — древних орудий труда, использовавшихся для освоения лесных участков при подсечно-огневом земледелии, не может служить основанием для вывода о применении этой системы на территории Подонья в VIII—X вв. Как установлено, подсечно-огневое земледелие не применялось на лесостепной территории Украины уже в раннем железном веке [205, с. 54]. Вместе с тем находки топоров и мотыг на памятниках салтовской культуры не позволяют утверждать, что подсечно-огневое земледелие отсутствовало в Подонье. Топоры и мотыги встречаются наряду с другими сельскохозяйственными орудиями, имевшими непосредственное отношение к обработке тех полей, которые оставлялись под залежь. Вторичное использование таких полей требовало определенных затрат рабочей силы и труда, чтобы вернуть их в прежнее агротехническое состояние. Для этого применяли топор и мотыгу. Это был мелиоративный способ обработки земли, этап в подготовке ее к посеву.

Уборка урожая. Основным орудием уборки зерновых культур был серп. В Подонье на ряде поселений найдено более 100 экз. этих орудий труда. Салтовские серпы составляют одну из крупнейших в Восточной Европе коллекций средневековых орудий уборки урожая. Основой коллекции являются серпы (более 60 экз.), обнаруженные на поселении Маяки. Такая коллекция позволяет определить место салтовских серпов среди других изделий этого назначения. Исследователи проделали большую работу по изучению серпов, их классификации [12; 96; 109; 135; 223; 246; 250].

Пользуясь общепринятыми признаками характера изгиба лезвия (рис. 25, 1), все серпы салтовской культуры можно разделить на группы, подгруппы и типы. Группы выделяются по способу скрепления металлической части орудия с деревянной или костяной рукояткой: группа I — столбиковые, II — черешковые, III — складные. Группы делятся на подгруппы: подгруппа А — асимметричные серпы с вершиной дуги лезвия (Д), смещенной к концу клинка; Б — симметричные серпы с точкой Д, проектирующейся на основание дуги лезвия (АВ); В — асимметричные серпы, у которых вершина дуги лезвия смещена к начальной части клинка. В подгруппах выделяются типы в зависимости от основных показателей высоты дуги лезвия (СД) по отношению к АВ. Они получают численно-буквенные обозначения с указанием принадлежности к группе и подгруппе. Например: IА1, IА2, IБ1, IВ1 и т. д.

Группа I (рис. 25, 2—7). По численности орудия этой группы составляют приблизительно 1/3 всех найденных серпов. Плоская пятка серпов является непосредственным продолжением клинка. Она составляет с ним одну прямую, иногда слегка изогнута. Конец пятки имеет шип, который входил в деревянную рукоятку. Рукоятка дополнительно крепилась с пяткой при помощи мягкой обмотки или железной обоймы. Размеры серпов различны, от 15 до 30 см, но преобладают орудия с АВ = 20—30 см. Все лезвия серпов этой группы зазубрены.

Группа II (рис. 25, 8—16). К этой группе относится распространенная форма серпов с узким и длинным черенком для насадки на деревянную рукоятку. Судя по размерам черенков, длина рукояток была равна 9,5—14 см. В этой группе насчитывается более 50% всех найденных серпов. В ней преобладают орудия с АВ = 20—30 см. Серпов с АВ менее 20 см немного, а с АВ = 30 см и более — нет. Зазубренность лезвия характерна не для всех серпов данной группы.

Группа III (рис. 26, 1—5). Складные или шарнирные серпы с деревянной или костяной ручкой-обоймой. Обоймы из кости обнаружены в Саркеле (рис. 25, 17) и на других средневековых памятниках Европы [234, s. 59; 237, s. 558]. Клинки серпов закреплялись в подвижном положении между вырезами или створками ручки-обоймы при помощи металлического штыря, подобно лезвиям опасных бритв и складных ножей. Длина клинков по АВ = 10—19 см. Лезвия клинков зазубрены.

В группу I входят серпы всех трех подгрупп: А, Б и В. Анализ серпов по основным показателям и особенностям клинков позволяет выделить 11 типов орудий: IА1 —3 типа, IБ1 — 6 типов, IВ — 2 типа. Группу II составляют серпы двух подгрупп (Б и В) и пяти типов: IIБ — 2 типа, IIВ — 3 типа. Среди серпов группы III выделяется одна подгруппа Б с двумя типами. Из-за недостаточной информации о серпах других эпох и культур идентификация их типов затруднительна. Отметим следующее. Серпы группы I известны начиная с раннего железного века. В пределах Восточной Европы они характерны в большей степени для степных и лесостепных районов, включая Прикамье, Поволжье и Северный Кавказ. Небольшие серпы таких типов, как IА3, IБ4 и IБ5 с АВ = 15—16 см (рис. 25, 2, 4), появляются в скифскую эпоху на территории степи и лесостепи и одновременно на южной границе леса с лесостепью в Приднепровье и Посеймье. В 1-й половине I тыс. н. э. они встречаются на памятниках Черняховской культуры и на территории азиатского Боспора. Различные по величине серпы группы I получили широкое распространение со 2-й половины I тыс. н. э. в лесостепи и прилегающей к ней южной части лесной зоны Восточной Европы от Поднепровья до Поволжья. В начале II тыс. н. э. горбушеобразные серпы постепенно исчезают.

Попытки усовершенствовать горбушеобразные серпы при помощи отгиба рукоятки неоднократно предпринимались населением западных территорий Восточной Европы в латенское и римское время (27, с. 172—173], меото-сарматским населением Приазовья и Прикубанья [6, с. 150, рис. 1, 2], а также салтовским населением, что прослеживается на серпах типа IБ6 (рис. 25, 7). Среди материалов других средневековых археологических культур этот тип серпа неизвестен. Можно предположить, что он сформировался самостоятельно у населения, входившего в состав Хазарского каганата. Генетическая связь серпов IБ6, как и вообще всех больших серпов группы I, с малыми серпами типа IА3, IБ4 и IБ5 не вызывает сомнений. По конструкции серпы IБ6 могут быть отнесены к переходному типу, давшему начало современной форме серпа, что выразилось в появлении серпов типа IIБ1 (рис. 25, 8).

Серпы группы II продолжают эволюционный ряд серпов группы I на новой основе, которая выступает в виде узкого и длинного черенка различной отогнутости. Наиболее развитые типы IIВ2 и IIВ3 (рис. 25, 11—16) имеют признаки, характерные для серпов X—XIII вв. киевского и юго-западного типов, выделенных В.П. Левашевой [109, с. 72—73]. Формирование серпов этих типов, как и менее развитых серпов группы II, проходило на значительной территории Центральной и Восточной Европы, занятой в третьей четверти I тыс. н. э. раннеславянскими племенами. В этот период развитые типы серпов появляются в Молдавии, о чем свидетельствуют находки на селище VI—VII вв. Ханска II [168, с. 29].

Аналогичные серпы из Болгарии датируются последними двумя веками I тыс. н. э. [43, рис. 14 в; 63, рис. 31; 133, рис. 9]. В Подонье они найдены на селище Пеньковской культуры в урочище Макаров остров [30, рис. 9, 14, 15; 31, рис. 3] и на Новотроицком городище [120, рис. 20, 3]. На юго-востоке европейской территории СССР серпы распространяются под влиянием славянской техники уборки урожая. Здесь они существовали и после X в., о чем свидетельствуют находки серпов в Белой Веже [181, рис. 16, 6]. Салтовские серпы группы IIВ, по-видимому, повлияли на конструкцию серпов начала II тыс. н. э. на территории Волжско-Камской Болгарии.

Значительный интерес представляет вопрос о применении серпов. А.В. Арциховский отмечал, что «серп издревле и доныне орудие женское, так же как коса — орудие мужское» [13, с. 96]. Действительно, в древнерусских курганах X—XIII вв. серпы обычно сопровождают женские погребения [109, с. 60]. На территории Чехословакии они встречаются как в женских, так и в мужских погребениях, но чаще в женских [223, s. 113—114]. Имеющиеся данные позволяют заключить, что в эпоху средневековья серпами жали и женщины, и мужчины [246, s. 162]. Складные серпы Подонья обнаружены только в мужских погребениях или в комплексах вещей с оружием. Этнографические материалы указывают на возрастное разделение в применении серпов: серпами с малыми клинками работали дети, а с большими — взрослые [141, с. 61].

Салтовскими серпами архаической формы (IА3, IБ4, IБ5) с маленькими зазубренными лезвиями и острым концом пользовались для заготовки трав. Как и «этнографические» серпы с малым захватом клинка (АВ = 10—15 см), они были удобны для срезания дикорастущих трав под корни. Траву срезали, захватывая небольшой пучок. Этими серпами могли срезать ветки деревьев, заготавливать камыш. Остальные типы серпов группы 1 и особенно серпы группы II считались наиболее пригодными для уборки зерновых. Первые имеют, как отмечалось, зубчатые лезвия и приплюснутый конец клинка, захватывающий стебли растения в пучок. Ими жали, стоя близко к растениям, захватывая левой рукой стебли сверху в пучок и отделяя его приплюснутым концом серпа, натягивали к себе и подрезали снизу. Такая работа шла медленно, но без потерь зерна. Точно так же жали и серпами группы II с зазубренным лезвием. Кроме того, большие симметричные серпы групп I и II были очень удобны для вязания снопов. Гладкими серпами типа IIВ3 работали во время жатвы несколько иначе. Этими серпами жали с размахом на некотором удалении от стеблей, которые отводились рукой немного в сторону. Такая жатва осуществлялась быстро, но с некоторыми потерями зерна. Гладкие серпы служили и для подбирания сжатых стеблей после жатвы серпом и после косьбы косой там, где этот вид уборки применялся [259]. Ранее считалось, что при жатве складными серпами клинки держали, зажав их в ладони [54, с. 66; 128, с. 48]. По предположениям ряда исследователей, эти серпы принадлежали конным воинам [223, s. 112; 234, s. 59; 246, s. 163]. В настоящее время установлено, что складными серпами работали так же, как обычными столбиковыми или черешковыми, держа их за деревянную или костяную ручку. Можно выделить три района распространения складных серпов VIII—X вв. Один из них — Подонье, другой — Верхнее и Среднее Поволжье (селище Попадвинка, Крюковско-Кужновский и Больше-Тарханский могильник) [48, табл. 10, 9; 68, табл. 19, 7; 187, рис. 39, 6], третий — Северо-Западный Кавказ (станица Бесленеевская⁹, Геленджик¹⁰, Дюрсо, Борисовский могильник) [175, табл. 3, 20]. В закрытых комплексах Сухогомольшанского могильника складные серпы находились вместе с богатым набором оружия, конской сбруи, орудий труда и предметами быта. Поэтому нет сомнения, что они входили в снаряжение конного воина, причем не просто воина, а дружинника. Складные серпы были компактны, безопасны при ношении и удобно крепились к поясу или седлу. В условиях походной жизни их использовали для срезания трав и зерновых на местах стоянок. В этом отношении любопытно сообщение Ибн-Мискавейха о русах, касающееся похода 943—944 гг.: «В обычае у них, чтобы всякий носил оружие. Привешивают они на себя большую часть орудий ремесленников, состоящих из топора, пилы и молотка и того, что похоже на них» [215, с. 65], Складные серпы являются изобретением кочевников степей Восточной Европы, откуда они распространились на территорию Восточной и Центральной Европы.

Основной зерновой культурой Подонья была пшеница — короткое и устойчивое к полеганию соломины растение. Возделывание пшеницы вполне отвечало условиям переложной системы земледелия. Она легко осыпалась на стадии зерновой спелости, поэтому ее убирали серпами. Что касается производительности серпов, то она различна. Наиболее продуктивно велась уборка серпами второй группы. Они дают кривую углов резания, идущую параллельно линии идеала (50°) и находящуюся в пределах 45—55°. При уборке пучки пшеницы, проса, ячменя, ржи связывали в снопы. Способы их укладки до молочения могли быть различными [258, s. 281]. Сжатые хлеба, как об этом свидетельствуют письменные источники, перевозили на повозках и на судах по рекам [76, с. 112].

Молотьба осуществлялась различными способами. Чтобы получить зерно для нового посева, снопы обмолачивали «сыромолотом» или «сыробоем». Снопы ударяли колосьями о землю или деревянную стойку, отчего из колосьев выпадали наиболее зрелые и тяжелые зерна, пригодные для посева. Домолачивание таких снопов и обмолот обычных снопов для получения пищевого зерна производились с помощью деревянных прямых или коленообразных изогнутых палок, а позднее цепов. Точное время появления цепа не установлено, но предполагают, что он возник при пашенном земледелии [100, с. 81—82]. Самое древнее изображение молотьбы цепом относится к XIII в. [251, fig. 4]. Примитивность этого орудия, дошедшего до наших дней, позволяет считать, что в период раннего средневековья пользовались подобным цепом. Другим способом молотьбы был обмолот ногами животных, телегой и доской-мялкой. Он широко применялся на территории Украины и Ростовской области, где молотили табунами коней и «украинскими возами» [55, с. 97—98]. Необходимо отметить, что наряду с молотьбой ногами животных, получившей распространение в той или иной местности, применялась и молотьба цепами. Применение цепа обусловливалось тем, что, например, на строительные нужды требовалась целая, а не ломаная солома. Такую солому можно было получить только при обмолоте цепом или «сыромолотым» способом.

О способах хранения зерна можно судить по материалам археологических раскопок и этнографическим данным. На салтовских поселениях обнаружены многочисленные хозяйственные ямы цилиндрической или колоколовидной формы. Часть из них являлась зернохранилищами. В ямы устанавливались такие пифосообразные сосуды, в которых хранили продукты. Вероятно, в ямах откармливали свиней, как это делалось до недавнего времени на Украине и в Венгрии [236, lap. 78]. Некоторые ямы служили погребами, другие, после их использования под зернохранилища, превращались в мусорные. Ямы под зерно специально оборудовались, чтобы предохранить зерно от проникновения влаги, грызунов и засорения почвой. Для этого они выжигались, а иногда и белились. Над ними делали перекрытие, которое далеко не всегда можно обнаружить при археологических раскопках, так как оно не углублялось в материковую почву. Исключение составляют те зерновые ямы с шалашевидным перекрытием, опоры которого достигают материка. Остатки такого перекрытия зафиксированы над ямой № 60 с поселения Маяки. По окружности верхнего края колоколовидной ямы диаметром 180 см и глубиной 210 см было расположено 13 небольших ямок, в которых закреплялись жерди перекрытия. По внешнему облику ямы с перекрытием похожи на подобные сооружения с Новотроицкого городища [114, рис. 115, 3, 4). Нам неизвестны зерновые ямы со специально обожженными стенками, хотя следы обмазки плотной материковой глиной, смешанной с резаной соломой, были зафиксированы [262, с. 12]. Обжиг стенок зерновых ям мог вообще не применяться населением Подонья, особенно, если это были ямы, вырытые в меловой скальной основе. Для защиты зерна стенки ям, вырытых в мергелевом сыпучем слое или глиняном материке, обшивались гибким древесным материалом или соломой. Обшивка закреплялась деревянными с сучком колышками, удерживающими ее на стенках ямы. Археологически такую конструкцию проследить трудно, поскольку стенки ям покрыты темными круглыми пятнами, которые могут быть кротовинами или следами от колышков. Поэтому о существовании деревянных, или соломенных конструкций можно судить по наличию древесных угольков и золы. Для хранения зерна использовались не только хозяйственные ямы, но и различная керамическая, деревянная и плетеная тара, мешки. Причем в этой таре скорее всего хранили муку.

Переработка продуктов зернового хозяйства. Переработка зерна на муку и крупу проводилась на ротационных мельницах, ручных поставах с каменными легкими жерновами. Последние изготавливались из местных пород камня — ракушечника, песчаника и кварцита, которыми богат бассейн Северского Донца. Здесь имелся и специальный жерновой камень [52, с. 31; 179, с. 262—263; 188, с. 188]. Кроме продуктов зернового хозяйства, на жерновах дробили, возможно, продукты животноводства, что характерно для народов с развитым скотоводством.

Разностороннему изучению жерновов уделяется большое внимание как у нас, так и за рубежом [72; 109, с. 94—120; 134; 172, с. 420—423; 224; 227; 230; 234, s. 73—78]. По конструктивным различиям жерновых камней салтовские ручные поставы можно разделить на две группы.

Группу I составляют жернова без углубления под порхлицу, а группу II — с углублением для порхлицы. По специальным приспособлениям для вращения верхнего жернова они делятся на две подгруппы. Подгруппа А — жернова без углубления под рукоятку, подгруппа Б — с углублением для деревянной ручки. Различий в размерах жерновых камней обеих групп не наблюдается. Диаметр жерновов равен 37—57 см при средней толщине — 6—9 см. Верхний край отверстия для засыпки зерна приблизительно в два раза больше нижнего. Наименьший диаметр расположен на 1/3—1/5 высоты отверстия. Один из жерновов имеет бункер для засыпки зерна (рис. 27, 11). По форме рабочей поверхности жерновов, которая может быть конусовидной (или сферической) и плоской, выделяют 6 типов жерновов: IА1 (рис. 27, 1, 2), IА2 (рис. 27, 3), IБ1 (рис. 27, 4), IБ2 (рис. 27, 5—7), IIБ1 (рис. 27, 8, 9) и IIБ2 (рис. 27, 10, 11). Диаметр углублений для ручек равен 2,5—4,0 см, а глубина — 3,0—6,8 см. Они проделаны перпендикулярно или наклонно к плоскости вращения. Среди жерновов салтовской культуры известны такие, которые имеют отверстие в нижнем камне. Это усовершенствование относится к середине I тыс. до н. э. [163, с. 59]. Некоторые исследователи считают, что оно появилось несколько позднее и, начиная со 2-й половины I тыс. н. э., составляет конструктивную основу всех ротационных жерновов. К концу I — началу II тыс. н. э. такие жернова распространяются по всей Европе. Появление ручных жерновов с пазом для порхлицы относится к VI в. и. э. [245, s. 90—99]. Находки жерновов, относящихся к концу I тыс. н. э., очень многочисленны [134; 224, s. 193; 227, s. 504]. Полагают, что порхличные жернова сформировались из беспорхличных. М. Беранова отмечает, что распространенные в первых столетиях нашей эры на территории восточных и западных римских провинций массивные жернова с порхличным пазом, которые не могли вращаться человеческой силой, стали основой для дальнейшего усовершенствования ручного жернового постава [224, s. 194]. Конструкция ротационных жерновов менялась от конических к горизонтальным [163, с. 55]. До изобретения порхлицы конические жернова имели преимущество перед плоскими, так как они способствовали правильной посадке бегуна на нижнем камне. Появление конических плоскостей явилось несомненным прогрессом в технике мукомольного производства. Однако с изобретением порхлицы отпала необходимость центрировать жернова при помощи конических поверхностей, хотя жернова с такими поверхностями существовали даже в эпоху водяных мельниц.

Вероятно, верхний камень у жерновов без отверстия для рукоятки приводился в действие через боковой подшипник длинным маховым штоком. Деревянные подшипники такого назначения найдены в Новгороде [88, с. 76], а принцип системы вращения хорошо известен по иконографическим и этнографическим материалам [II, с. 189; 134, с. 107; 144, с. 318—319; 233, s. 65]. Салтовские поставы с углублением в верхнем камне вращались короткой деревянной ручкой-рычагом. Подобная конструкция жернового мельничного постава зафиксирована у башкир, киргизов, казахов, украинцев н других народов [25, рис. 10; 55, табл. 16, 3; 170, рис. 84]. Важно отметить, что в материалах салтовской культуры имеется одна находка железной порхлицы в виде металлического бруска длиной 12,7 см и шириной 2,3 см с утолщением в средней части, на котором расположено конусовидное углубление диаметром 1,0 см и глубиной 1,5 см (рис. 19, 1). Порхлица обнаружена при раскопках Маяков, где был найден и металлический наконечник с округлой конусовидной головкой для опорной деревянной оси постава, совпадающий по размерам с углублением в порхлице (рис. 19, 1а). Малочисленность находок металлических порхлиц объясняется тем, что большинство этих приспособлений делалось из дерева. Имеющиеся данные позволяют реконструировать салтовские поставы группы II в одном из вариантов с искусственной регулировкой зазора между бегуном и нижним камнем. Имелся ли при этом специальный столик, судить трудно. Возможно, так же, как у средневековых поставов варианта Б третьей группы по классификации Р.С. Минасяна [134, с. 108] и некоторых поздних украинских и болгарских поставов с металлической порхлицей и короткой ручкой [260, Taf. 34, 246 I], такой столик не использовался. Р.С. Минасян, специально изучавший жердовые поставы Восточной Европы, установил, что с VI—VII вв. наличие поставов с деревянной планкой, укрепленной на периферии верхнего камня для закрепления в ней махового штока, является признаком культуры восточнославянского населения. С VIII в. такие поставы появляются на раннеславянских памятниках лесостепного Днепровско-Донского междуречья [134, с. 110]. Поставы другой конструкции — с углублением для ручки в верхнем камне — характерны для памятников салтово-маяцкой культуры. С VIII в. они широко распространяются в Подонье, Приазовье, Нижнем Поволжье, Кубани и Северном Кавказе [Там же, с. 108—109]. Верхние камни с углублением попадаются и на памятниках раннеславянской ромейской культуры, например, на Донецком городище [206, с. 305, рис. 121]. Находки жерновов этой группы на Новотроицком городище объясняются близостью памятников салтово-маяцкой культуры [134, с. 110]. Вместе с тем находки верхних камней жерновов без углубления для ручки на памятниках салтово-маяцкой культуры говорят о том, что ближайшими соседями салтовцев было население раннеславянской ромейской и боршевской культур. Взаимное проникновение жерновых поставов различных конструкций позволяет высказать предположение о присутствии салтово-маяцкого населения на раннеславянских поселениях и, наоборот, — раннеславянского населения на поселениях салтово-маяцкой культуры.

Имеющиеся источники дают основание полагать, что на рубеже VIII—IX вв. донская пойма и низовья Дона со степными и лесостепными плато надпойменных террас составляли единый хозяйственно-культурный регион. Населявшие его этносы — хазары, аланы, праболгары и, возможно, угры белые, несмотря на самобытность, приобрели ряд общих черт, свойственных археологическим культурам, формирование которых протекало в рамках одного государства, в данном случае Хазарского каганата. В результате прочной оседлости населения преимущественное развитие получает земледелие. Не вызывает сомнений пашенный характер салтовского земледелия. Наряду с земледелием салтовцы имели развитое пастушеское или отгонно-пастбищное скотоводство, которое предполагало заготовку большого количества кормов на зимний период. Об этом можно судить по многочисленным находкам сельскохозяйственных орудий труда. На памятниках салтово-маяцкой культуры зафиксирована и полуоседлая форма ведения хозяйства с отхожими полями в сезонные откочевки меньшей части населения. Эта форма хозяйства также предполагала заготовку кормов.

Изучение земледельческих орудий труда указывает на происхождение земледелия в Северо-Западной Хазарин. Оно появляется в процессе седентаризации кочевников и заимствования ими основных земледельческих орудий у оседлого населения Восточной Европы, прежде всего славянского. Немаловажное значение для развития земледелия имели тесные связи Подонья с древними земледельческими районами Днепровского и Дунайского бассейнов. Роль Кавказа в этом прослеживается менее четко, хотя, несомненно, определенное влияние было оказано на процесс освоения техники виноградарства.

Примечания

1. Коллекция Археологического музея Софийского университета (инв. № 1).

2. Подгруппы А и Б салтовских наконечников соответствуют восточно-европейским подгруппам Б и В, выделенным Ю.А. Красновым [98, с. 103].

3. Коллекция музея в г. Перник (инв. № 32).

4. Музей в г. Толбухин (инв. № 793 а).

5. Музей в с. Долгопол (без инв. №).

6. Музей в г. Силистра (инв. № 524).

7. Блок с изображением хранится в лапиларии музея Плиски.

8. Приблизительно 120—140 км.

9. Коллекция Государственного Эрмитажа (инв. № 2232/131 и 150).

10. Коллекция Государственного Эрмитажа (инв. № 3300/41).