9. Таманский полуостров и Предкавказье

Таманский полуостров, отделенный от Крыма узким проливом, исследован археологами так же обстоятельно, как и крымские земли (рис. 36). Карта археологических памятников полуострова начала составляться еще в 20-х гг. сотрудниками Темрюкского музея, а в 80-е гг. была значительно дополнена и скорректирована Я.М. Паромовым, проведшем там многосезонные разведки [Паромов, 1992, с. 140—145; Паромов, 1993, с. 111—148]. В результате он разделил все открытые памятники на несколько хронологических периодов. Хронологическая периодизация опирается в подавляющем большинстве на подъемном материале — в основном амфорных обломках. Для нас представляют интерес два достаточно убедительно выделенные им этапа: VI—VII и VIII—IX вв., соответствующие двум этапам развития культуры народов Хазарского каганата. К первому этапу Я.М. Паромов отнес всего 22 памятника, и фактически все они являются остатками византийских поселений. Количество их так невелико, что создается впечатление о «затухании» жизни на полуострове того времени. У морских берегов эти поселения располагались на развалинах античных городов — Гермонассы, Фанагории, Патрея и др.; остальные размещались вдоль дорог или речушек. По материалам, собранным с них, невозможно определить тип поселения, т.е. было ли поселение стационарным, кочевым или даже просто «обитаемой полосой».

Зато в следующий период жизнь здесь вновь закипела. Слои и находки VIII—IX вв. встречены на 69 памятниках. Они, как и предыдущее время, локализуются в портах и вдоль дорог, которые удается проследить благодаря цепочкам поселений, явно связанных дорогой, а также на берегах крутосклонных глубоких балок, служивших им естественной защитой. По дну балок нередко текли ручейки из источников. В удобных для земледелия (виноградства) местах возникали поселения. В то же время на землях, пригодных для скотоводства, население занималось пастушеством. В портовых городах помимо торговли развивались ремесла. Подъемный материал позволяет говорить, что прекрасно сформованные из отощенных разными примесями глин сосуды расходились по всему полуострову. Это была не только хозяйственная посуда, но и тарная: амфоры для вина и высокие красноглиняные кувшины с плоскими ручками для транспортировки нефти (рис. 37). Громадное количество их обломков и целых экземпляров на Таманском городище (хазарской Таматархе), очевидно, может быть косвенным доказательством массового производства этих сосудов именно в этом городе. Производство это продолжалось и в следующие века, когда город стал называться Тмутараканью и поэтому мне представляется правомерным именовать эти кувшины «тмутараканскими», хотя, конечно, они изготовлялись во многих городах и поселениях Тамани и Крыма [Плетнёва, 1963, с. 54—58].

Таматарха стала в VIII—IX вв. крупным хазарским портовым городом. Культурный слой этого этапа покрывает всю центральную площадь древнего города Гермонасса (примерно 400×200 м) (рис. 38). К сожалению, Таманское городище сильно пострадало от позднейших строительных работ на нем, в частности, при строительстве на городище в XVIII в. по приказу А.В. Суворова береговой крепости. Тем не менее можно уверенно говорить о Таматархе как об одном из наиболее развитых экономически и богатых городов Хазарии [Плетнева, 1963, с. 66—68; Макарова, 1963, с. 94], связанном торговыми путями с Византией, Сирией, всем хазарским миром и своим ближайшим соседом — Крымом и его не менее богатыми городами, в особенности с Херсоном. Недаром в культурном слое Таматархи были найдены монеты херсоно-византийского чекана 60—80 гг. IX в. [Кропоткин, 1963].

Что касается городского строительства IX — начала X в., то от него в городе сохранились только отдельные небольшие не тронутые перекопами участки или же обрывки кладок, по которым можно только предположительно восстановить план или только направление стен жилищ хазарского времени. Тем не менее дошедшие до нас материалы позволяют констатировать, что жилища были неглубокими полуземлянками с опущенными на дно котлованов каменными цоколями, сложенными «в елочку». Печи, сооруженные из камней и глинобита, располагались всегда в углах жилища. Иногда, несмотря на присутствие вполне благоустроенной печи, в центре пола помещался, следуя древней кочевой традиции, открытый тарелкообразный очажок. Стены у домиков были глинобитные; кровли, в отличие от великолепных черепичных византийских, всегда были соломенными с глиняной обмазкой. Что касается расположения домов (или усадеб?) в городе, то, возможно, что оно было «квартальным» или уличным, хотя данных у нас для такого предположения или «реконструкции» немного. Во всяком случае, перепутанность разновременных кладок на раскопках не дает возможности уловить характерную для хазарского времени «гнездовую» планировку.

В 21 км восточнее Таматархи, на том же берегу Таманского залива, находился другой город-порт, также процветавший в хазарское время — Фанагория. В первые века средневековья жизнь в нем медленно затухала: слой VI—VII вв. прослеживается на первой террасе (в береговых обрезах) далеко не всюду. Берег и в наши дни сильно размывается, так что, возможно, часть города тех веков была просто размыта морем. Расцвет жизнедеятельности средневековой Фанагории следует, видимо, относить ко второй половине VIII — первой половине IX в. Город тогда занимал всю первую террасу берега (в античное время он поднимался по склонам холмов и на вторую террасу, занимая втрое большую площадь, чем в средневековье). Тем не менее размеры были и в позднее время внушительны: в длину — вдоль берега 1000 м, в ширину — от кромки берега в наше время до подножия холмов — 200 м. Отметим, что такие размеры и расположение характерны для поселений и кочевий хазарской эпохи как в Приазовье, так и в бассейне Дона.

Раскопки городища ведутся уже более 150 лет (с 1853 г.). С тех пор на городище заложено громадное количество разрозненных раскопов [Кобылина, 1956, с. 15 и сл.; Паромов, 1993, с. 111—148] (рис. 39). Большинство раскопов было заложено вне территории средневекового города, культурный слой которого достигает здесь 2 м и является препятствием для исследования античного города, раскопки которого многие годы вели и ведут антиковеды. Наиболее полно средневековый участок города VIII—IX вв. представлен в раскопе, заложенном почти в центральной его части. Там на площади в 600 м² [Плетнёва, 1981, с. 16, рис. 6] прослежен длинный (20 м) отрезок улицы, шириной 3 м и примыкающие к ней с севера три переулка. К северу же, т.е. к морю, сворачивала и мостовая самой улицы. Мостовые замощены черепками посуды (в основном, хорошего обжига амфор) и костями животных. Мостовая улицы четырехслойная, что свидетельствует о длительном и активном использовании этой дороги, которую приходилось временами ремонтировать и подновлять. Вдоль улицы и переулков сохранились остатки домов: в основном каменных цоколей, сложенных «в елочку». Вокруг них сохранились заплывы глины, видимо, от саманных или глинобитных стен. Дома, как правило, были двухкамерные, к ним примыкали дворики, огороженные стенами, аналогичными стенам домов. Внутри двориков вкопаны громадные пифосы или же выкопаны большие ямы, обмазанные глиной и часто обожженные. В полу одного из домов было совершено захоронение мужчины брахикрана «зливкинского типа».

Находок в культурном слое, помимо множества обломков керамики и обломков костей животных, немного. Исключение составляет замечательный набор каменных литейных форм, свидетельствующих о развитом литейном производстве в Фанагории. В формах отливались серьги, подвески, копоушки, наконечники ременной гарнитуры. Все эти вещи находят аналогии в могильных инвентарях погребений на территории степной и лесостепной Хазарии (см. рис. 39).

Керамический комплекс изобилует обломками кухонных горшков с линейным орнаментом и прекрасно выполненными и разнообразными лощеными столовыми сосудами. Изредка среди кухонной посуды попадаются обломки котлов с внутренними ручками, типологически близких к обычным горшкам. Значительное количество обломков амфор типично для всех крымских и таманских городов, а также связанных с ними торговыми отношениями поселений и крепостей Нижнего Дона. Однако в Фанагории очень немного обломков «тмутараканских кувшинов». Очевидно, причина состоит в разнице хронологий слоя Фанагории со временем расцвета производства и распространения кувшинов: конец IX—X в. По-видимому, на рубеже двух веков слой в городе перестал наростать, и жизнь в нем постепенно затухала. Причины этого явления различны. Вполне вероятны изменения геофизической обстановки: уничтожение морем гавани и значительного района города, обмеление моря на этом участке берега, усыхание речек (источников), снабжавших город пресной водой, и пр. [Атавин, 1987]. Может быть, и более тотальное и внезапное разрушение города ворвавшимися в конце IX в. в степи печенегами. Ослабевший город, вероятно, с резко уменьшившимся населением не смог защищаться. Как бы там ни было, но слой X в. в Фанагории не прослеживается.

Средневековые Фанагорийские могильники фактически не раскапываются, хотя можно говорить о местах их расположения. Обычно их открывают при исследовании античных могильников. Как правило, это несколько безынвентарных захоронений, которые трудно связать с какими-либо определенными эпохой, этносом, религией. До нас дошли следы только одного религиозного обряда, а именно иудейские надгробия, кое-где попадавшиеся на городище, но не связанные с конкретными захоронениями. На обратной стороне некоторых из этих надгробий — глубоко врезанные в поверхность камня знаки, напоминающие тюркские тамги. Можно было бы предположить, что это надгробия хазар-прозелитов, но тамги по начертанию напоминают сарматские, а потому время самих надгробий возможно много старше — минимум на полтысячелетия.

Помимо Таматархи и Фанагории, на морском берегу большие работы проводились еще на двух античных поселениях — в Кепах и Патрее. На обоих античный слой перекрыт культурными наслоениями V—VII и VIII—IX вв. В Патрее было обнаружено погребение, ориентированное головой на юго-запад [Паромов, 1993а, с. 148]. В одном из них находились лощеная кубышка, бедро барана, два ножика и в черепе (видимо, положенная в рот) обнаружена византийская золотая монета второй половины VIII в. Судя по погребальному обряду, погребение принадлежало болгарину.

В отличие от больших городов, в Патрее, видимо, не соблюдалась чуждая кочевническим традициям квартальная планировка. Там было обнаружено хорошо датированное обломками керамики семейное «гнездо» из нескольких жилищ, спланированных относительно друг друга «по кругу». Таким образом, несмотря на склонность населения Таманского полуострова к земледельческо-пастушескому хозяйству, кочевнические традиции не исчезали полностью. Что касается этнической принадлежности, то вполне вероятно, что в основном это были болгары. Оставаясь под властью хазар, они немного изменили домостроительство, внесли некоторые новшества в погребальный обряд, иногда сопровождая умерших оружием и даже останками коней и, главное, заметно преобразовали хозяйство, в котором значительную роль стало играть пастушество с короткими маршрутами перекочевок и возвращением на зиму в свои постоянные поселения.

Следует отметить, что сложившаяся в салтово-маяцкий этап хазарская культура получила очень широкое распространение по восточноевропейским степям и даже в Предкавказье, где столкнулась с не менее стойкой и богатой культурой алан. Интересно, что, несмотря на несомненное влияние, а точнее, вливание аланской культуры в салтово-маяцкую, процессы диффузии проходили также и в обратном направлении, в значительной степени нивелируя эти две культуры.

Большую роль в этом процессе слияния сыграли болгары, продвинувшиеся из Приазовья вдоль Кубани к ее среднему течению. Там, на берегах водохранилища, было обнаружено разведками несколько крупных поселений, подъемный материал с которых представлен типичной салтово-маяцкой керамикой (кухонной и столовой), а также большим количеством обломков амфор IX — начала X в.

Кроме того, там же был открыт и исследован Казазовский могильник [Тарабанов, 1983]. Погребения в нем произведены по традиционному «зливкинскому» обряду, но ориентированы головами на север, северо-восток, восток. Во многих погребениях попадаются предметы вооружения (сабли, копья, луки и пр.), детали конской сбруи, украшения. Такое изобилие вещей, сопровождавших мужские и иногда женские погребения, объясняется, очевидно, тем, что здесь, на южном хазарском пограничье, нужны были сильные военизированные отряды.

Памятником, подтверждающим процесс укрепления южной границы каганата, является знаменитое Хумаринское городище [Биджиев, 1983]. Крепость обнесена каменными стенами с башнями. Двухпанцирные стены поставлены без фундаментов, сложены из крупных песчаниковых блоков и забутовки щебнем между панцирей. Датируется памятник IX—X вв. Жилища в крепости юртообразные и прямоугольные турлучные, обычно с очагами в центре пола. Керамический комплекс аналогичен остальным памятникам этого этапа хазарской культуры.

Интересной находкой на городище являются развалины небольшого квадратного святилища (7,0×6,2 м) со входом на летний восход солнца. Стены постройки сложены панцирной кладкой, без фундамента. Внутри внешнего квадрата сооружен из двойного ряда блоков еще один квадрат, на дне которого сохранились следы долгого горения. Святилища с близкой планировкой обнаружены на Маяцком поселении.

Этническая принадлежность строителей и жителей крепости, видимо, болгарская, но приказали строить ее хазары для контроля и охраны верховий Кубани и перевала через горный хребет. На стенах крепости сохранились графитти, написанные руническим «кубанским» или болгарским алфавитом [Кызласов, 1994, с. 13—35], что подтверждает болгарскую принадлежность ее обитателей.

Особенно много типичного хазарского вооружения и украшений попали в кремированные погребения, могильники которых — одна из характерных особенностей Западного Предкавказья. Аналогии им, как мы видели, часто встречаются в Донецком пограничном со славянами регионе. Этническая их принадлежность остается пока неопределенно гипотетичной, хотя ряд молодых исследователей склонны считать их касогами. Мы можем только констатировать факт насильственного переселения части населения, кремировавшего своих умерших родичей, из Предкавказья в хазарское западное пограничье (на Северский Донец). Подобное переселение случилось и с некоторой частью алан, занимавших Центральное Предкавказье, о чем мы говорили выше.

Необходимо отметить, что после арабского погрома некоторое количество хазар и других тюркоязычных народов, обитавших в дагестанских степях и предгорьях, под давлением арабов отступило в предгорные районы. Правда, археологических следов они оставили немного. По мнению М.Г. Магомедова, памятниками, оставленными этим, преимущественно хазарским населением, являются склеповые и фунтовые могилы, относящиеся к VII—XI вв. Наиболее известный памятник этого типа — Агачкалинский могильник [Смирнов, 1951], состоявший из богатых предгорных склеповых могил с разнообразным, нередко драгоценным инвентарем и расположенными рядом со склепами фунтовыми могилами коней. К этой же группе относится еще ряд могильников и отдельных захоронений, разбросанных в предгорьях (Тарки, Каранай, Урцеки и др.). Несомненно, есть некоторые основания считать эти богатые вещевыми комплексами и сопровождаемые погребениями коней захоронения хазарскими. Они появились на дагестанских предгорьях в VII в. (век появления на исторической арене Хазарского каганата) и полностью исчезли после окончательной гибели этого мощного государства [Магомедов, 1983, с. 92—94]. Добавим, что в хазарские войска, как в Тамани и Крыму, могли входить и другие тюркоязычные народы, и не исключено, что часть склепов оставлена была ими. Однако это требует самого тщательного анализа как уже имеющихся материалов, так и новых раскопок подобных памятников.

* * *

Итак, заключая главу, следует признать, что мы уделили особенно пристальное внимание салтово-маяцкому этапу хазарской культуры, датирующемуся концом VIII — первой половиной X в. Причины этого — несомненные сила и жизнестойкость хазарского государства.

Несмотря на весьма значительные его территориальные размеры, на этническую, а иногда и языковую пестроту населения, разбросанного по необъятным пространствам степей и лесостепей, на ряд военных неудач, политических ошибок, вероятно, не очень организованного, стоявшего у власти административного аппарата, государство просуществовало на этой громадной захваченной территории более 300 лет. Каганат заставил платить себе дань все соседние народы, в том числе и крупное объединение государственного типа — Волжскую Болгарию. Кроме того, многочисленные пошлины текли в каганскую казну от караванов, проходивших по сухопутным и водным путям через хазарские степи.

Однако мы видели, что каганат отнюдь не был паразитирующим на других странах и народах военизированным объединением.

Согласно выявленным в первой главе закономерностям развития кочевнических сообществ, Хазарский каганат в Восточной Европе представлял собой заключительную стадию развития кочевничества, самым ярким проявлением которого является переход большинства населения данного государственного образования к оседлости и земледелию. Занимаясь земледелием, бывшие кочевники изменяли и форму скотоводства: вместо постоянных перекочевок они перешли к пастушеству.

В это опиравшееся на крепкую сельскохозяйственную базу государство входили десятки древних городов и значительно больше вновь возникавших городов ''степного типа». В городах, кроме использования и развития архитектурно-строительных приемов, люди занимались самыми разными ремеслами и торговлей, связывающей все регионы Хазарии в одно экономическое целое. В то же время в каганате на разных территориях создавались специализированные ремесленные центры: железоплавильные, кузнечные, нефтепромыслы и гончарство. Впрочем, последнее развивалось всюду, но в разных регионах существовала своя специфическая направленность. Так, в отдаленных провинциальных районах предпочитали ограничивать свою деятельность изготовлением горшков с линейным орнаментом и довольно однообразным набором лощеной столовой посуды: кувшинами, кружками, иногда мисками. Нередко пользовались и просто лепной посудой. В городах посуда была много разнообразнее и изготовлена, как правило, качественно. Особенно пышно расцвело гончарство в Крыму. Здесь делали сложные крупные сосуды — пифосы, а также характерную для эпохи в целом амфорную тару и красноглиняные «тмутараканские» тоже тарные кувшины, фляжки для вина, а в некоторых мастерских осваивали уже поливную керамику.

В каганате широко распространилось руническое письмо двух палеографических школ: «донской» и «кубанской», которые с некоторым «допуском» можно считать хазарской и болгарской [Кызласов, 1994].

Наконец, в Хазарии под воздействием и влиянием Византии, Ирана, Согда, отчасти Китая зародился и развился собственный сложный и пышный стиль в прикладном искусстве. Изделия, украшенные узорами этого стиля (в основном, гарнитура воинских поясов), расходились по всей восточноевропейской степи (рис. 40). Последние два фактора играли особо объединяющую роль в каганате.

Такую же роль, как и многие традиции, играли обряды и идеалы. В частности, жива была идея «всадничества» — своеобразного степного рыцарства, а это означало, что каждый житель Хазарии готов был в любое время стать под бунчук своего хана и превратиться в воина. Каждый всадник, если возвращался домой с удачного похода, становился на более высокую общественную ступень, тем более, что обычно он привозил с собой и добычу. Так образовывалось и сплачивалось среднее хазарское воинское сословие, на котором держалась мощь этого государства.

Тем не менее различные исторические события и, возможно, климатические изменения привели Хазарию к упадку. С востока на ослабевшую страну ринулись из-за Волги сначала венгры, затем печенеги, разрушившие в степях земледельческую базу каганата. Гузы, оставшиеся еще на левобережье Волги, постоянно зимой (по льду) подходили к Итилю и понемногу грабили и ослабляли его.

А в 965 г. случилась трагедия. Князь Святослав Игоревич решил очистить пути по Дону и Волге от хазар. И с этой целью он двинулся вниз по Оке и Волге к Итилю. Несмотря на то, что сам каган возглавил свое войско, Святослав разбил его, взял город, разграбил его и далее, видимо, по Дону спустился к Саркелу, также взял его, разорил и сжег. После этого удара Хазария, очевидно, уже не восстановилась. Археологические данные подтверждают гибель этого государства, хотя, возможно, в отдельных районах этой обширной страны жизнь еще как-то теплилась.