Северный Кавказ и Хазария в VIII—X вв. в освещении хазарских, византийских и грузинских источников

Свидетельства арабских писателей о Северном Кавказе IX—X вв. находят себе полное подтверждение в документах еврейско-хазарской переписки. Среди них особое значение имеет ответное письмо царя Иосифа, часть которого прямо посвящена описанию интересующего вас региона. Естественно, что царь Хазарии описывает страну и ее население с позиций официальной политической концепции, сложившейся в эпоху наивысшего расцвета Хазарского государства. В начале 60-х годов X в., когда создавался документ, Хазария уже не представляла—об этом, в частности, свидетельствуют и рассмотренные выше источники — той реальной силы, которая объединяла этнические общности Северного Кавказа. Таким образом, описание Хазарского государства в письме Иосифа — это реальность прошлого, скорее всего середины VIII—IX вв., когда в борьбе с арабским нашествием создавалась хазарская политическая общность и когда племена Северного Кавказа искали опоры в своей борьбе с арабскими завоевателями у кочевников предкавказской степи.

Иосиф описывает свою державу, совершая ее обзор с востока на запад.¹ На юге (на Кавказе) он первым называет С-м-н-д-р (Семендер), который, по его представлению, находится «в конце (страны) Т-д-лу» и тянется «пока (граница) не поворачивает» к «Воротам» (Баб ал-абвабу). Таким образом, Иосиф совершенно определенно под именем Семендер понимает не город, а страну, или область, занимавшую прибрежную полосу Дагестана и соответствующую Джидану ал-Масуди или более раннему царству «гуннов». Под термином Т-д-лу, очевидно, понималась область, соответствующая пространству от резиденции кагана до Семендера, т. е. приморская полоса Прикаспийской низменности.

От Семендера (или ал-Баба), по словам Иосифа, граница «поворачивает к горам». Иосиф исчисляет протяженность своих горных владений в «два месяца пути» — от «Гирканского моря» до моря «Кустандины» и перечисляет народы, которые платят ему дань в этих пределах. Первыми в его тексте названы «народы», «расположенные на очень высоких горах». Они обитают к востоку от алан. Это — горцы восточной части Кавказа — Дагестана и Чечено-Ингушетии. Приведенные в тексте источника имена с трудом поддаются отождествлению с именами современных общностей. Первым в списке этих народов называется Азур, расположенный «в конце (страны) Б-г-да». За ним идут С-риди, в котором обычно видят Серир, страну аварцев, далее — Кутун, Ар-ку, Шаула, С-г-с-р-т. За этими именами следуют три имени, которые, по справедливому замечанию А. Гаркави, привлекают к себе внимание тождеством окончаний. Это — Ал-бус-р, Ухус-р, Кирарус-р. В этих словах А. Гаркави выделил составную частицу сар, т. е. иранское голова, вершина. П.К. Коковцев был склонен видеть иранизм также в терминах Шаула (сау—Иран, черный) и С-г-с-р-т (саг — олень, сар — голова, та — суффикс множественности). Вслед за этими группами идут два термина Циг-л-г и Зуних, не получившие удовлетворительного толкования.²

После перечисления горных «народов» в тексте названы аланы, причем подвластная (платящая дань) хазарам группа обозначена чрезвычайно широко: «все аланы до границы Аф-кана». Аф-кан, по толкованию А. Гаркави и Ф. Вестберга, означает страну абхазов, что вполне согласуется с данными византийской и арабской традиции.

За аланами названы «все живущие в стране Каса и все племена Киял, Т-к-т, Г-бул». Каса, по мнению И. Маркварта, означает общность кашаков-касогов, т. е. адыгские группы Западного Кавказа. Последние три наименования не поддаются достоверному определению. Вполне вероятно, однако, что это названия тех родовых оногуро-булгарских групп, которые оставались в западной части Предкавказья и населяли степь до хазарской крепости Саркела, с которого начинается в документе перечень подвластных хазарам земель и народов, обитающих на западе.

Подробный перечень данников Хазарии представлен в пространной редакции «Письма» Иосифа. В краткой редакции только указано, что на юге Хазарии живут 15 народов «многочисленных и сильных, которым нет счета»; и что они находятся в горах. Из этих народов выделены только Баса (Каса) и Т-н-т (Т-к-т), о которых Сказано, что «все жители» этих стран «до моря Кустантинии», на протяжении двух месяцев пути, все «платят дань».³

Как бы ни было сложно положение Хазарии того периода, когда писал царь Иосиф, невозможно не признать, и это подтверждается другими источниками, что в период своего расцвета хазары включали в свою систему все перечисленные области и племена как степной, так и горной части Северного Кавказа. Разумеется, конкретные формы связей между Хазарией и другими общностями региона были в разные периоды хазарского политического преобладания различны, но общей формой зависимости, по-видимому, являлась форма дани, представлявшая начальный этап феодальной эксплуатации Военно-аристократической верхушкой каганата общин и крупных политических образований области междуморья.

За описанием границ государства и областей, входящих в орбиту хазарской экспансии, в источнике следует определение собственного домена хазар. Территория собственно хазар — это группа зимовников, расположенных в низовьях Волги. Как и арабские авторы, Иосиф говорит о внутреннем делении этой части страны. Он выделяет город царицы, город торгово-ремесленного люда — своеобразный посад и, наконец, город царя, где обитают «истинные хазары» и войско. В последнем живет сам царь, его князья, его рабы, служители и приближенные «к нему виночерпии», возможно, личная гвардия.⁴

До конца существования хазарского государства, как свидетельствует письмо Иосифа, хазары не прекратили кочевания. Жизнь в городах-зимовниках составляла только часть обычного цикла. В месяце нисане хазарское население городов снималось с мест и уходило на кочевку. В период кочевки часть населения, по-видимому, занималась скотоводством, а часть обрабатывала расположенные вне зимников поля и сады. Как бы повторяя данные арабских авторов, Иосиф говорит: «...мы выходим из города и идем каждый к своему винограднику и своему полю и к своей (полевой) работе». Из городов выходят и царь, и его князья, и «рабы», т. е. хазары всех сословий. Царь и его окружение кочуют. Они идут до большой реки, называемой В-д-шан (В-р-шан), расположенной от Итиля на расстоянии в 20 фарсахов (около 100 км). Затем обходят вокруг страны пока не возвращаются в город на зимовку. Территория собственно Хазарии рисуется весьма ограниченно — 20 фарсахов на восток (около 100 км) по направлению к морю (что свидетельствует о том, что Итиль был расположен не в устье Волги, а западнее его), 30 фарсахов на юг до реки Уг-ру (около 160 км), столько же на запад до реки Бузан, 20 фарсахов на север до той же реки Бузан и «склона» Итиля (Волги) к морю.⁵ По существу это ограниченная племенная территория, лежавшая вдали от тех «народов» и «стран», которые считались данниками царя хазар и его вассалами.

Область собственно Хазарии в X в. представлялась страной относительно густо заселенной и земледельческой. «Страна наша тучна, в ней очень много полей, лугов... все они орошаются из (нашей) реки...». На острове, на котором живет царь, находятся также «поля и виноградники». Очевидно, за время существования хазарской державы были приняты меры к развитию на «острове» земледельческой культуры, которая, вероятнее всего, была создана руками массы пленников и переселенцев из-за Закавказья и северокавказских областей, бывших почти в течение 300 лет объектом эксплуатации со стороны верхушки Хазарского каганата.⁶

По свидетельству «Кембриджского анонима»,⁷ страна, в которой обитали хазары, называлась Ар-к-нус, что воспринимается интерпретаторами текста как еврейская передача (книжный вариант) античного греко-латинского термина Гиркания, а столица носила наименование Хазар. Текст не сохранил описания соседних с Хазарией стран и народов, но в нем содержится упоминание стран и народов, воюющих с хазарами. Это — Асия, Баб ал-абваб, Зибус (по предположению П.К. Коковцева, правильное чтение — Зикус, т. е. зихи), турки и Лузния.

Большая часть сохранившегося фрагмента посвящена одному факту новейшей истории хазар — войне с русами. Эта война происходила в середине 40-х годов X в. Она затронула западные пределы Хазарии и территорию Таврики. Рассказ о войне с русами дает основание для вывода о том, что в середине 40-х годов X в. хазары еще довольно крепко держали фронты на западе своей державы, хотя, как сообщает тот же источник, на юге Баб ал-абваб и на юго-западе Зибус вели с ними войны. Отражение войн хазар с ал-Бабом имеется в «Та-рих ал-Баб».

Аноним приводит два примера из истории хазаро-аланских отношений. Оба факта отражают относительно поздний период истории Хазарии. В дни царя Вениамина возник конфликт между Византией и Хазарией, в который оказались втянуты цари Асии, турок, Пайнила и еще ряда образований, имена которых в тексте не сохранились. Под названными этнонимами понимают обычно западную часть Алании — осов-асов, тюрок — гузов (или мадьяр) и печенегов. Названные народы выходят на историческую арену Предкавказья в конце IX — начале X в., что и определяет дату событий. В сложной политической ситуации, в которой оказались, таким образом, хазары, «только царь алан был подмогою». Аланский царь, как говорит источник, пошел на земли врагов и нанес им поражение. Это в конечном итоге привело к победе хазар. В дни царя Аарона, отца Иосифа, автора ответов Хаздаи ибн Шафруту, сложилось иное положение. Теперь против хазар выступил подстрекаемый империей царь Алании. Выступление против хазар их давнего союзника Алании — очень существенный признак падения хазарского влияния в Предкавказье в первой половине X в. С помощью «турок» Аарону удалось победить алан. Царь алан попал в плен к хазарам, которые использовали этот факт для восстановления старого союза. Союз был скреплен присягой «в верности» и браком Иосифа с дочерью аланского царя. Возобновление союза с аланами, по мысли Анонима, вновь подняло престиж Хазарии. Однако оно, конечно, не разрешило тех противоречий, которые назрели в Предкавказье. В перечне врагов Хазарии Аноним вновь называет турок и Асию.⁸

* * *

Арабские и хазарские источники освещают в основном восточные районы Предкавказья. Запад остается им почти не известен. Исключение, как мы выше отметили, представляет труд ал-Масуди, который использовал не только информацию своих современников-арабов, но широко пользовался также свидетельствами, поступавшими из пределов империи. Византийская историография IX—X вв. также мало знает Предкавказье. Единственным источником этого периода, который заслуживает специального внимания, является трактат Константина Багрянородного «Об управлении государством». Он был составлен около 950 г. специально ко дню совершеннолетия наследника престола будущего императора Романа II и представляет практическое руководство по основам внешней политики Византийского государства.

В период, когда составлялся трактат Константина, в центре внимания византийских политиков в Северном Причерноморье находились племенные объединения печенегов, в которых империя видела противовес против своих северных соседей: Руси, Хазарии, Болгарии и Венгрии. Поэтому автор трактата уделил особое внимание племенной структуре и расселению печенежских племен. Наряду с характеристикой печенегов он сообщает много важных подробностей об их потенциальных союзниках и врагах.

На Северном Кавказе Константина привлекают прежде всего взаимоотношения Хазарии и Алании.⁹ Алания в его представлении — независимое политическое образование, «властитель которой» имеет возможность в силу положения своего объединения оказывать давление на Хазарию. По существу Константин, говоря об Алании, формулирует программу ее использования против Хазарии. Алания, по его данным, может двумя путями оказывать давление на каганат. Во-первых, она может нарушать снабжение Хазарии «средствами к жизни», поскольку, как следует из текста, к Алании «прилегают» девять хазарских областей (климатов), из которых Хазария получает «все довольство», и, во-вторых, она может препятствовать перемещению хазар по территории Предкавказья в направлении Таврики и даже в направлении Подонья.

Информация Константина о «климатах», обеспечивающих Хазарию «средствами к жизни», и о небезопасности хазарских перемещений по территории Предкавказья исключительно важна. Это еще одно подтверждение отмечаемого почти всеми источниками факта изоляции хазарского этнополитического объединения в границах политического образования — Хазарской империи, к которой собственно хазарская этническая общность пришла к 40-м годам X в. Сообщение Константина о взаимоотношениях Алании и хазар дает основание сделать еще один существенный вывод. Оно несомненно зафиксировало уже имевшие место прецеденты хазаро-аланских столкновений и использования Византией Алании в качестве противовеса Хазарии в Таврике. «Кембриджский аноним», как мы отменили выше, по-видимому, прямо указал один из таких прецедентов — это война Алании и Хазарии в дни царя Аарона.

В свой трактат Константин включил части перипла, содержащего описание северного и восточного побережий Понта. Данные этого перипла являются наиболее важным источником для характеристики северо-западной части Предкавказья. Здесь Константин называет следующие образования: Таматарху, которая в его представлении является и городом, и прилегающей к нему областью, протянувшейся почти на 20 миль; Зихию, которая тянется вдоль берега на 300 миль; Папагию, лежащую «выше» Зихии (т. е. в глубине материка) и Касахию, за которой находятся Кавказские горы, отделяющие Касахию от Алании.¹⁰ Как следует из другого места текста, Папагия не являлась самостоятельной областью, а представляла часть Зихии.¹¹ Константин называет ряд зихийских селений: Сапакси, Хамух, Паги и город Никопсис, расположенный на границе Зихии и Авазгии. Зихия представляется ему населенной и «возделанной» страной. Она подвергается нападению алан, но ее взаимоотношения с Аланией, судя по тексту, не имеют характера установившейся зависимости. Неясно и отношение Зихии к Хазарии. «Кембриджский аноним», как мы отметили выше, говорит о войне народа зибус (зихи) с хазарами. Иосиф не знает термина близкого к имени зихов. Но он говорит о том, что «все живущие в стране Каса» платят ему дань. Можно думать, что «страна Каса», в представлении Иосифа, включала все племена адыгской общности, в том числе и зихов, как в понятие зихи (зибус) западные авторы включали всю касожскую часть адыгов. В этом отношении показательно, что русские источники, известия которых непосредственно восходили к информации, шедшей из Тмутороканя, соседнего зихам, не знают их имени. Они пользуются тем термином, который был известен хазарам и арабам — кашак-касоги. По-видимому, и город касогов, о котором говорят ал-Масуди и автор «Худуд ал-ала-м'а», мог быть только зихским городом. Крупнейшим торговым центром Зихии был Никопсис.

У адыгских народов Северного Кавказа сохранилось генеалогическое предание, повествующее о предке наиболее крупных княжеских династий и аристократических родов. Их родоначальником предание называет «князя» Инала, которому приписываются объединение адыгских племен, ряд внутренних административно-судебных реформ и удачные войны с опсами (осами-ала-нами) и абхазами. Предание говорит о том, что деятельность Инала не получила продолжения и все его начинания были утрачены при его сыновьях, против которых адыгами было поднято восстание. В русских родословных XVII в. Инал был известен под другим именем — Акабгу, которое может быть принято за тюрко-хазарский титул ак-ябгу, имевший широкое распространение во второй половине I тыс. Имя Инал также представляет социальный термин, распространенный как в Тюркском, так и в Хазарском каганате. Эти обстоятельства наряду с рядом других реалий, сохраненных адыгским фольклором, дали нам основание высказать предположение о том, что в предании об Инале сохранилось воспоминание о периоде временной консолидации адыгов, которая совпала с деятельностью на территории юго-западного Предкавказья представителя Хазарского каганата.¹² К середине X в., когда писали ал-Масуди и Константин, объединение адыгов, видимо, уже распалось. Появление хазарского «наместника» в юго-западной части Предкавказья, вероятнее всего относить ко второй половине VIII в., когда хазарские войска принимали активное участие в событиях, происходивших на территорий Абхазии, что, как известно, завершилось браком правителя Абхазии Льва I и дочери кагана Хазарии.

Некоторые сведения о Северном Кавказе VIII—X вв. могут быть почерпнуты также из грузинской литературы. Выше мы отмечали, что те представления, которые грузинские авторы имели о Северном Кавказе эпохи Хазарского каганата, вошли во все части свода летописей «Картлис Цховреба». Этнонимика VII—X вв. проникла даже в разделы, посвященные древнейшей истории Закавказья. Собственно периоду VIII—X вв. посвящены два самостоятельных произведения, включенные в свод. Это агиографическое произведение Леонти Мровели «Мученичество царя Арчила» и анонимная хроника «Матиане Картлиса» («Летопись Картли»). Информация о Северном Кавказе, заключенная в них, может быть дополнена сведениями, содержащимися в произведении Иоане Сабанисдзе «Мученичество Або Тбилели» (80-е годы VIII в.).

В представлении грузинского литератора и историка XI в. (время составления свода) на Северном Кавказе существовали те же крупные этнополитические общности, которые отмечаются и арабской традицией. Это Хазарйя, Осетия-Алания и Джикия-Зихия — страна касогов. В восточной части Большого Кавказа грузинский автор выделяет Дурдзукию (область вейнахов), Дидоетию и Лекетию (Дагестан). Дурдзукия и Дидоетия почти не находят отражения в повествованиях о Северном Кавказе восточных авторов. Имя Лекетии, видимо, покрывает собой все этническое многообразие Восточной части Кавказа, и в нем же скрывается конкретное наименование страны Серир. Столь же двойственное отношение проявляет грузинская традиция к Хазарии. Хазария — это весьма удаленная область (3 месяца пути днем и ночью до Абхазии, по представлению Иоане Сабанисдзе) и вместе с тем вся степная территория междуморья. Эту двойственность мы отмечали также и у восточных авторов. Отмечается она и в представлениях о Хазарии царя Иосифа.

Новым и весьма существенным, что вносит грузинская традиция в представление о Хазарии, является информация о ее подразделении на Великую (Большую) и Малую.¹³ Малая Хазария — это западная часть Предкавказья. Она лежит за рекой, которая с севера, со стороны Эгриси, подходит к краю Кавказа, т. е. за Кубанью. Великая Хазария — это северо-восточная область Предкавказья. Волга — река Великой Хазарии. Это подразделение отражает реальное соотношение территорий, входивших в состав Хазарской державы: коренная Хазария в низовье Волги и Малая Хазария — северокавказские районы, населенные нехазарами, возможно те «девять климатов», о которых упоминает Константин Багрянородный.

Продвижение хазар в Западное Предкавказье и их закрепление в районе Керченского пролива, что имело место еще в конце VII в., как можно судить на основании грузинской традиции, создало основу для установления взаимоотношений между каганатом и политическими образованиями Западной части Закавказья. Эти взаимоотношения несомненно усилились в период борьбы народов Кавказа против арабской экспансии. «Картлис Цховреба» сохранила яркие картины борьбы грузинских и абхазских владетелей с войсками Мервана ибн Мухаммада, дошедшего, согласно этому источнику, до Анакопии на Черноморском побережье.¹⁴ Временное ослабление хазар после похода Мервана в Восточное Предкавказье (737 г.), видимо, не подорвало их авторитета как важнейшей силы, противостоящей натиску арабов. Между абхазским владетелем Леоном I и хазарским каганом устанавливаются родственные отношения. Такие же отношения в 731 г. установились между каганом и византийским императором. Леон I и Константин IV Капроним были женаты на сестрах, дочерях кагана. Эти браки были заключены в период самого разгара арабо-хазарских войн.

В «Житии» царя Арчила сохранился любопытный документ — ответ абхазского царя Леона II, сына хазарской принцессы, царю Арчилу, в котором Леон указывает границы своих владений, якобы утвержденных за ним и его потомками императором.¹⁵ Северной границей своей страны Леон называет «реку Великой Хазарии». Такое гипертрофированное представление о размерах своих владений могло возникнуть у абхазского владетеля только вследствие его родства с каганом (он был внуком кагана) и, возможно, передачей правительством Хазарии (при заключении династического брака) абхазскому владетелю каких-то феодальных прав на территории Малой Хазарии. По современному представлению грузинских историков, события, изложенные в «Житии», относятся к середине VIII в. «Матиане Карт-лиса» о Леоне II сообщает, что с помощью хазар он «отложился от греков и завладел Абхазети и Эгриси... назвался царем абхазов».¹⁶ По хронологии Вахушти, Абхазское царство возникло в конце 70-х — начале 80-х годов VIII в.

Попытка со стороны хазар распространить династический союз «Хазария—Византия—Абхазия» на области Восточной Грузии нашла отражение в предании о сватовстве кагана к младшей дочери царя Арчила Шушан, которое включено в состав «Матиане Картлиса»,¹⁷ По мнению И.А. Джавахишвили, это предание отражает события, имевшие место в начале 60-х годов VIII в. Предание рассказывает, что к наследникам Арчила был послан хазарский посол, который от имени кагана «просил Шушан в жены и обещал помощь против сарацин» (арабов). Наследники Арчила отвергли предложение кагана, рассчитывая на помощь Византии. Вследствие отказа хазары, видимо, заинтересованные в получении базы для вторжения в арабские области Закавказья, предприняли попытку принудить восточногрузинских владетелей к союзу. Через три года после сватовства в Восточную Грузию «по Лекетской дороге», т. е. через Дагестан в обход Дербенда, вторглось хазарское войско во главе с Блучаном, который назван спасаларом кагана. Блучам взял крепость в Кахетии, где скрылась семья Арчила, пленил Шушан и ее брата Джуаншера, затем вторгся в Картли, разгромил Тбилиси и через Дарьял направился обратно в Хазарию. По дороге в Хазарию Шушан приняла яд. Это разрушило замысел кагана. Блучан по возвращении в Хазарию был казнен. Семь лет провел сын Арчила в плену у хазар, которые, видимо, рассматривали его как заложника царствовавшего в Восточной Грузии его брата Иоване.

События, изложенные в «Житии» Або Тбилели, относятся к 775—786 гг., периоду непрекращавшейся борьбы с арабами.¹⁸ «Житие» содержит рассказ о пребывании правителя Картли Нарсе на Северном Кавказе и, таким образом, является единственным свидетельством современника о внутреннем состоянии Хазарии. Нарсе был свергнут арабами и через Дарьял бежал на север с отрядом верных ему воинов и свитой. Поездка Нарсе в Хазарию несомненно имела политические цели. Возможно, он рассчитывал на утверждение того союза, которого добивались хазары в начале 60-х годов.

Автор «Жития», повествуя о хазарах, механически смешивает стереотипное представление о северных варварах — «сынах Магога» — с реальными впечатлениями о Хазарии, которые дошли до него, вероятно, от участников поездки Нарсе. Он говорит о хазарах, что это народ «далекий, страшный по виду, звероподобный, едящий сырое мясо и не имеющий никакой религии...» В то же время он сообщает, что хазары признают «бога-творца», что в их стране «много селений и городов», причем таких, жители которых «беспрепятственно» исповедуют христианство. В стране хазар принял христианство спутник Нарсе — арабский юноша Або, истории «мученичества» которого посвящено произведение. Нарсе, как можно думать, побывал в Итиле. «Житие» говорит, что он добрался до «северной страны», где находились «стоянка и лагерь» хазар.

* * *

Несмотря на то, что археологическое обследование Северного Кавказа в настоящее время не завершено и на его археологической карте еще значительное место занимают белые пятна, уже сейчас, в основном благодаря работам, проведенным в послевоенные десятилетия, можно сделать некоторые выводы, существенно дополняющие материал письменных источников.

На археологической карте Северного Кавказа VIII—X вв. в настоящее время довольно четко обозначился ряд культурно-бытовых комплексов, за которыми нельзя не увидеть крупные этнические общности. Такие общности обозначались на юго-западе Предкавказья — в Закубанье, в Центральной части Предкавказья между Лабой и Аргуном, в Восточной части — от Аргуна до Каспия, в степной зоне междуморья — от Кубани на юге до Маныча на севере и от Тамани на западе до среднего течения Кумы на востоке. Внутри этих крупных комплексов выделен ряд локальных групп, представляющих отдельные племенные или территориальные объединения.

Археологические памятники юго-западного района несомненно представляют адыгские племена, ту зихско-касожскую общность, которая фиксируется письменными источниками. Особенностью материальной культуры этого района, отражающей особенности территориального положения адыгских племен, является ее многовариантность. Здесь сталкиваются элементы культуры, присущие причерноморско-византийским памятникам Крыма (Побережье), салтово-маяцким памятникам Тамани и Приазовья (Закубанье), аланским памятникам Центральной части Предкавказья (междуречье Лабы и Зеленчука). Как и в других районах средневекового Северного Кавказа, здесь одновременно сосуществует несколько различных форм погребальной обрядности, что ярко отражает незавершенность этнической и идеологической консолидации адыгов.¹⁹

Памятники Центральной части Северного Кавказа изучены значительно лучше. Они охватывают ту область, которая на основании письменных свидетельств может быть определена как территория Аланского политического объединения. Внутри аланской территории также не существовало культурно-этнического единства. Здесь четко выделяются западный и восточный ареалы, граница между которыми лежит в районе Кисловодской котловины.²⁰ На севере памятники аланской культуры (восточный вариант) заходят далеко в степь. Они обнаружены по правому берегу Кумы вплоть до ее поворота на восток в сухие Прикаспийские степи.²¹ В основном же они охватывают зону предгорий. Синхронно аланской культуре, распространенной в предгорьях и на плоскости, существовали локальные культурно-бытовые комплексы в горах, представлявшие автохтонные этнические группы, слабо втянутые в процесс культурной интеграции, проходившей в рамках Аланского объединения.²²

Благодаря работам А.А. Иессена, А.П. Круглова, Е.И. Крупнова, В.А. Кузнецова, Е.П. Алексеевой, В.Б. Виноградова, И.М. Чеченова, T. М. Минаевой, В. Б; Ковалевской, А.П. Рунича, Г.Е. Афанасьева и других исследователей, в (настоящее время получен большой фактический материал для характеристики различных сторон экономики и социальной структуры аланского массива. Главное, что характеризует район, занятый аланской этнополитической общностью, — это стабильность родо-племенных групп, их оседлость и относительно высокая плотность. На территории Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Чечено-Ингушетии открыто большое количество укрепленных поселений, представляющих места обитания отдельных родовых и Территориальных общин, открыты поселения городского облика, цитадели-замки. Некоторые из них были исследованы раскопками.

В Материальной культуре памятников, распространенных на аланской территории, слились черты, присущие памятникам степной сарматской (сармато-аланской) культуры и автохтонной культуры населения кавказских предгорий первых веков н. э. Естественно, что на огромной территории, охваченной Аланским объединением, процессы этнической интеграции проходили по-разному и имели разное направление. В одних случаях побеждал местный компонент, в других преобладание принадлежало пришлому населению. Не могли не оставить следов и многочисленные переселения отдельных групп, происходившие неоднократно, как это обычно имело место в эпоху феодальных войн, внутри самого Аланского политического объединения. Несмотря на это, в. границах Аланского государства в течение второй половины I тыс. сложился в целом единый и настолько специфический комплекс культурно-бытовых признаков, что уровень этнической консолидации в Алании можно характеризовать как уровень, свойственный средневековой народности.

К востоку от территории Аланского, этнополитического массива, в районе Терско-Сулакской низменности и в зоне обращенных на север предгорий, расположена группа памятников, которые в последнее десятилетие привлекают к себе пристальное внимание и интенсивно исследуются.²³ Эти памятники представляют ряд укрепленных поселений, расположенных в степи, и городищ-крепостей, закрывающих проходы по речным ущельям из степи в Нагорье. В систему этих крепостей входит также расположенное у крайней восточной точки горной гряды городище Тарки (на южной окраине г. Махачкалы), которое ряд исследователей (основательно, на наш взгляд) отождествляет с Семендером.²⁴

Все памятники Терско-Сулакского района (за исключением Шелковского городища) однотипны и по своей, стратиграфии близки памятникам степной Алании. Средневековые слои городищ покоятся на мощных слоях сарматского периода. Время наибольшей интенсивности жизни в Терско-Сулакском районе — V—VII вв. Напластования, синхронные периоду существования Хазарского государства, выражены на этих памятниках слабее, а представленные в них формы материальной культуры (керамика) прямо не связаны с формами предшествующего периода. Культура V—VII вв. своими корнями уходит в местную восточнокавказскую культуру предшествующего времени. Она не является культурой оседающих кочевников (о чем ярко свидетельствует состав стада, восстанавливаемый на основании костного материала), а представляет общины земледельцев и. пастухов предгорной зоны, которые в период становления Хазарского каганата и арабо-хазарских войн покинули места своего древнего расселения.²⁵

В период возвышения Хазарского каганата на территории покинутых аборигенами городищ появилось новое население, которое принесло сюда традиции (в частности, погребальные обряды и формы керамики), свойственные западным оногуро-булгарской и аланской культурам (Верхнечирюртовский могильник). Культура памятников Терско-Сулакского района не может рассматриваться как собственно хазарская культура. Терско-Сулакская низменность и предгорья для хазар были такой же периферией, как и территория Алании, Западного Предкавказья, Крыма и Подонья. Об этом красноречиво свидетельствуют также рассмотренные выше письменные источники. Свидетельством притока кочевников на рубеже VII—VIII вв. в область предгорий являются только курганные некрополи, один из которых был частично исследован М.Г. Магомедовым в окрестностях Верхнечирюртовского городища.²⁶ Некрополь показал, что кочевники — М.Г. Магомедов считает их хазарами — не сливались на первом этапе своего проникновения в предгорья с местным населением. В то же время они, видимо, использовали созданные аборигенами укрепления в качестве крепостей и своих административных центров. Таким центром в начале VIII в., как следует из свидетельства ал-Масуди, был Семендер-Тарки. Таким же центром была Таматарха-Тмуторокань на Тамани, такой центр был создан в VIII в. в верховье Кубани на оживленном торговом пути — Хумаринское городище, и в Подонье — Саркел и др.

Часть междуморья, лежащая к северу от Кубани, включая Тамань, Приазовские степи и Ставропольскую возвышенность, являлась областью распространения памятников зливкинского варианта салтово-маяцкой археологической культуры, носителем которого, очевидно, были потомки оногуро-булгарских групп, вошедших в конце 70-х годов VII в. в состав Хазарской державы.²⁷ В отличие от других бытовых памятников раннего средневековья на Северном Кавказе памятники салтово-маяцкой культуры относительно хорошо датированы. На балтовских поселениях встречено большое количество фрагментов амфорной тары, которые позволяют установить период бытования этих поселений. Они возникли в конце VII в. и просуществовали до середины X в. Амфорный материал с полной достоверностью показал, что не только приазовский район, но и степная область Центрального Предкавказья в период Хазарского каганата были ориентированы в своих связях на запад. Население, обитавшее к востоку от Кумы, этих связей пойти не имело.

Салтово-маяцкие памятники Северного Кавказа в массе своей Представляют более или менее долговременные открытые селища, связанные с различными стадиями развития кочевого и полукочевого хозяйства. Исключением из массы памятников этого типа являются большие города — административные центры, возникшие в хазарский период на Тамани, — Тмуторокань и Фанагория, упомянутая крепость в верхнем Прикубанье — Хумаринское городище, а также крепость, построенная хазарами на р. Сал, — Семикаракорское городище, через которую, по-видимому, шел путь с Северного Кавказа в Подонье. Наблюдение над внутренней топографией салтово-маяцких селищ Северного Кавказа я их территориальным размещением приводят к выводу о том, что Приазовская низменность и Ставропольская возвышенность представляли единый в экономическом отношении район, связанный цикличностью скотоводческого хозяйства. Таким же районом, как можно судить по Письму Иосифа, была очерченная им территория коренной Хазарии, по-видимому, такой же район представляли предгорья Северного Дагестана и Терско-Сулакская низменность.

Несмотря на неоднократно предпринимавшиеся попытки обнаружить археологические памятники коренной Хазарии до сих пор не удалось. Исключением является открытый Л.Н. Гумилевым на бугре Степана Разина, в дельте Волги, могильник, где был вскрыт ряд погребений, подобных погребениям, характерным для зливкинского варианта салтово-маяцкой культуры.²⁸ Ряд типичных салтовских сосудов был найден в окрестностях Астрахани. Это дает основание предполагать что на территории Большой Хазарии была распространена археологическая культура, родственная оногуро-булгарской культуре Подонья и Западного Предкавказья. Какие группы населения она представляла, остается неясным.

Таким образом, археологический материал VIII—X вв. помогает реальнее представить те этнические общности, которые развивались на Северном Кавказе в период их вхождения в состав Хазарского каганата. Этот материал позволяет сделать вывод о том, что в политических границах каганата, несмотря на явное культурное сближение ряда областей, продолжали сохраниться специфические признаки отдельных общностей. Выступив в конце VII—VIII вв. в авангарде борьбы разрозненных этнических групп Северного Кавказа против арабской экспансии, хазары помогли им. сблизиться и отбить натиск арабов, но в дальнейшем, став политической надстройкой над ними, они, видимо, затормозили процесс их этнокультурной интеграции. В течение VIII—X вв. на территории Северного Кавказа не сложилась единая культура, но вместе с тем были созданы предпосылки для. сложения такой культуры в течение последующих столетий.

В отечественной историографии изучение истории народов Северного Кавказа X—XI вв. неразрывно связано с изучением начального этапа истории Древнерусского государства. С конца IX в. по «Хазарскому пути» — через Керченский пролив, Дон и переволоку, а также с верховьев Волги через Булгар и земли буртасов — в Нижнее Поволжье устремились группы воинов и купцов, которых арабские и хазарские источники называют именем русов.²⁹

В X в. русы стали хорошо известны в Прикаспийских странах. Неоднократно их торговые, вначале мирные караваны превращались в грозные отряды воинов, которые нападали на прибрежные области. Особенно крупные вторжения русов произошли в 912/913 и 943/944 годах. Несмотря на то, что эти вторжения были связаны с определенными внешнеполитическими акциями государства и несомненно отражали его интерес к торговым путям, ведшим через Каспий на Восток, они не были предприятиями, организованными из Киева.

Отдельные группы русов оседали в городах Прикаспия, сливаясь с их торгово-ремесленным населением, или вступали в ряды воинов-наемников. Так началось проникновение на территорию Северного Кавказа сведений о славянских землях, древнерусской культуры и славянского языка.

Объективно обусловленный процесс объединения восточнославянских земель вокруг Киева и шедшее параллельно ему развитие феодальных отношений внутри Древнерусского государства привели к столкновению Руси и Хазарии. Начатая в 964 г. Святославом борьба за присоединение к Древнерусскому государству земли вятичей, южные районы которой, видимо, еще ориентировались на ослабевший каганат, послужила поводом для похода русских дружин в его глубинные области.³⁰ В 965 г. Святослав, пройдя вниз по Волге, разгромил войска кагана и разрушил Итиль. Оттуда он двинулся к Семендеру, который также подверг разрушению. От Семендера русские дружины повернули вдоль Кавказского хребта на запад. Они проняли через земли алан («ясов») и адыгов («касогов») и, очевидно, вышли к Керченскому проливу, где находился сильный хазарский гарнизон, преграждавший пути, ведшие из Черного моря в Азовское и из Таврики на Тамань. Как развивались события в этом районе, мы можем лишь предполагать, но вполне достоверно то, что из страны касогов, т. е. от Низовьев Кубани, Святослав двинулся на Дон, где им была взята хазарская крепость Саркел, а затем пошел в земли вятичей, которые, как сообщает «Повесть временных лет», были им побеждены и с 966 г. стали его данниками.

Успешные действия Святослава в приволжской Хазарии и его поход от Семендера к стране касогов были возможны только благодаря союзу между Русью и печенегами, кочевавшими к востоку от Дона. Не случайно некоторые арабские источники сам факт разгрома Хазарии, который они, подобно летописи, относят к 965 г., приписывают не русам, а тюркам (Ибн Мискавейх, Ибн ал-Асир), имея в виду печенежско-гузские племена Поволжья и Предкавказья.³¹ Можно представить, что печенеги следовали по Кавказским предгорьям за дружинами Святослава, производя разгром городов и селений. И, разумеется, чем дальше вглубь степей уходили русские дружины, тем больше возрастала опасность превращения этих союзников во врагов.

Восточный поход Святослава сокрушил главного соперника Киевской Руси в Восточной Европе—Хазарский каганат и ликвидировал препятствия для расширения эксплуатации киевскими князьями и их дружинниками населения северо-восточных славянских земель, но он не привел к закреплению за Русским государством ни Поволжья, ни Северного Кавказа, ни Приазовья. Вскоре после похода Святослава Нижняя Волга стала окраинным владением Хорезма, Южное Приазовье подпало под власть Херсонской фемы Византии, а Подонье и хазарский торговый путь сделались достоянием печенегов, которых больше не сдерживали ни авторитет кагана, ни хазарские гарнизоны, ни дружины русского князя.

Разгром Хазарского каганата благотворно отразился на дальнейшем развитии тех этнополитических объединений, которые сложились на Северном Кавказе к X в. Семендер был вновь населен и отстроен и к концу столетия превратился в крупнейший торговый центр Северо-Западного Прикаспия. Серир и союзные ему горные области получили возможность выйти в северные предгорья и даже расширить свои владения в сторону плоскости. Аланское царство, очевидно, включившее в свой состав часть южных владений каганата, превратилось в крупнейшую политическую силу края и даже начало борьбу за выход к Каспию.

После работ М.И. Артамонова и И.И. Ляпушкина в Подонье и раскопок Б.А. Рыбакова в Тмуторокане в литературе широко распространилось суждение, что поход Святослава открыл путь русской колонизации на Дон и в Приазовье.³² Однако вряд ли это суждение можно принимать буквально и полагать, что по путям, только что пройденным Святославом, устремились на юг волны славяно-русских переселенцев. Поход Святослава уничтожил власть хазарской военно-аристократической верхушки на водных и степных путях Юго-Востока, но не ликвидировал главную силу, которая могла препятствовать продвижению славян-земледельцев, — печенежские «роды и колена». Возрастание печенежской активности в южнорусской степи, которое фиксируется источниками вслед за походом Святослава в Хазарию, несомненно препятствовало продвижению славян на юг, в Таврику, в Приазовье и на Северный Кавказ в 60—80-е годы X в.

До недавнего времени оставалось незамеченным одно важное свидетельство древнерусской житийной литературы, которое может служить указанием на время массового проникновения славяно-русского населения в эти районы. Это — упоминание «черных людей» среди участников похода Владимира на Корсунь в «Житии Владимира особого состава».³³ Разбор общей политической ситуации, которая сложилась в 988—989 гг. в Причерноморье, и разбор обстоятельств, связанных с походом Владимира в Таврику, вынуждают признать, что более подходящего момента для установления русского влияния в Приазовье и появления русского населения и русского княжества (Тмуторокань) на Кавказском побережье Керченского пролива не представлялось.³⁴ Ни в княжение Игоря, ни в княжение Святослава Русское государство, несмотря на походы отдельных дружин и даже крупные военные предприятия, подобные походу в Хазарию, еще не могло ставить перед собой задачи выхода широким фронтом к югу, как это было сделано во времена Владимира. Только в эпоху Владимира, когда в Северном Причерноморье создалась благоприятная политическая ситуация, стало возможно массовое передвижение на юг вслед за дружинами киевского князя земледельческого и ремесленного люда. Памятники XI в., связанные с Тмутороканем и его округой, — знаменитый камень с надписью Глеба Святославича, иконки с русскими надписями, русские граффити на керамике, печати «от Ратибора» и др. — свидетельствуют о широком распространении в Северо-Западном. Предкавказье русского языка и русской письменности.

Так с конца X в. русский этнический компонент влился в состав разноязычных этнических общностей Северного Кавказа и, установив с ними тесные и разносторонние связи, стал активным участником экономической и политической истории северокавказского региона XI—XIII вв. и одним из создателей общей средневековой культуры населявших его народностей.

Примечания

1. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932, с. 100 с л. (пространная редакция).

2. Там же, с. 104, прим. 8, 10.

3. Там же, с. 52 (краткая редакция).

4. Подробнее см.: Артамонов М.И. История хазар, с. 385 сл.; Заходер Б.Н. Каспийский свод..., с. 167 сл.

5. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария (к исторической географии Хазарии). — В ки.: Сб. статей ко дню семидесятилетия академика Б.Д. Грекова. М., 1952, с. 76—88.

6. Вопросы социально-экономической истории Хазарии детально рассмотрены в монографии С.А. Плетневой (см.: Плетнева С.А. От кочевий к городам. М., 1967).

7. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. 113—123.

8. Об отождествлении Асии см.: Артамонов М.И. История хазар, с. 356—360; Кузнецов В.А. Аланские племена Северного Кавказа. М., 1962, с. 123—131; Гаглойти Ю.С. Аланы и вопросы этногенеза осетин. Тбилиси, 1966, с. 167 сл.

9. Constantine Porphyrogenitus, 10, 11. — В литературе существует распространенное мнение о том, что называемая Константином (12, 65—64 и 42, 186—187) Черная Булгария находилась на территории Западного Предкавказья. Мы полагаем, что источник не дает основания для такой локализации (см.: Гадло А.В. О черных и внутренних болгарах. Одна из спорных проблем исторической этногеографии южнорусской степи. — Доклады по этнографии. Л., 1968, вып. 6, с. 3—25).

10. Constantine Porphyrogenitus, 42, 90—103.

11. Ibid., 53, 495—506.

12. Гадло А.В. Князь Инал адыго-кабардинских родословных. — В кн.: Из истории феодальной России. Л., 1978, с. 25—33.

13. Brosset M. F. Histoire de la Géorgie, vol. I. SPb., 1849, p. 18, 172.

14. Ibid., p. 237—247.

15. Ibid., p. 248.

16. Матиане Картлиса. Перевод, введение и примечания М.Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976, с. 28.

17. Там же, с. 27, 28.

18. Грузинская проза, т. I. Пер. под редакцией К. Лордкипанидзе и С. Чиковани. М., 1955, с. 17—20.

19. Алексеева Е.П. 1) Материальная культура черкесов в средние века (по данным археологии). — В кн.: Труды Карачаево-Черкесского НИИ. Ставрополь, 1964. Сер. историческая, выл. IV, с. 167, сл., 2) Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии (вопросы этнического и социально-экономического развития). М., 1971, с. 77—108, 3) Погребальный обряд и материальная культура раннесредневековых адыгейских племен. — МАДИСО, т. III. 1975, с. 41—49.

20. Кузнецов В.А. 1) Аланские племена Северного Кавказа. М., 1962; 2) Аланская культура Центрального Кавказа и ее локальные варианты в V—XIII вв. — МАДИСО, 1975, т. Ill, с. 21—34.

21. Гадло А.В., Найденко А.В. и др. Работы в Ставропольском крае. — АО, 1973 г. М., 1974, с. 103—105.

22. Багаев М.Х. 1) Раннесредневековая материальная культура Чечено-Ингушетии. Автореф. канд. дис. М., 1970; 2) Некоторые черты материальной культуры вайнахских племен в раннем Средневековье. — МАДИСО, 1975, т. III.

23. Атаев Д.М., Магомедов М.Г. Андрейаульское городище. — В кн.: Древности Дагестана. Махачкала. 1974; Магомедов М.Г. 1) Верхне-Чирюртовское городище. — Учен. зап. НИИ ИЯЛ Даг. фил. АН СССР, 1969, т. 19; 2) Хазарские поселения в. Дагестане. — СА, 1975, № 2; 3) Древние центры Хазарин. — СА, 1975, № 3; 4) Погребальные сооружения хазар. — МАДИСО, 1975, т. III; Федоров А.Я., Федоров Г.С. 1) Прикаспийский Дагестан в первые века н. э. — Учен. зап. НИИ ИЯЛ Даг. фнл. АН СССР, т. 19, 1969; 2) К вопросу о южной границе Хазарии. — ВМГУ, 1970, № 3; Федоров А.Я. Хазария и Дагестан. — КЭС, 1972, вып. V.

24. См. с. 152, прим. 220.

25. Гадло А.В. К этнической истории Восточного Предкавказья. — В кн.: Древности Дагестана. Махачкала, 1974.

26. При определении этнополитической принадлежности памятников так называемой верхнечирюртовской культуры весьма плодотворным нам представляется суждение о них Д.М. Атаева, обратившего внимание на то, что мощные оборонительные сооружения в районе Верхнего Чирюрта «построены против врага, двигавшегося с напольной стороны» и на этом основании полагавшего, «что они могли представлять политическую границу» царства Серир (см.: Атаев Д.М. Основные итоги историко-археологического изучения средневековой Аварии. — Учен. зап. НИИ ИЯЛ Даг. Лил. АН СССР, 1963, т. 11, с. 191, 192).

27. Плетнева С.А. (С. Плетньова). 1) Номадски поселища през VII—IX в. в Приазовието и басейна на река Дон. — В кн.: Археология. София, 1964, кн. 4, с. 1—8; 2) От Кочевий к городам. М., 1967; Гадло А.В. Памятники салтово-маяцкой культуры в Центральном Предкавказье. — В кн.: Проблемы отечественной в всеобщей история, вып. 3. Л., 1976.

28. Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. Л.. 1966. с. 130—154.

29. Походам русов на Каспий посвящена большая литература. Наиболее значительные из работ по этой теме: Бартольд В.В. Арабские известия о русах. — Советское востоковедение. 1940, вып. I; Насонов А.Н. Тмуторокань в истории Восточной Европы X в. — ИЗ, 1940, № 6; Якубовский А.Я. О русско-хазарских и русско-кавказских отношениях в IX—X вв. — Изв. АН СССР, 1946, т. 3, № 5; Мавродин В.В. Начало мореходства на Руси. Л., 1949; Полевой Н.Я. О маршруте русских на Бердаа и русско-хазарских отношениях в 943 г. — ВВ, 1961, т. XX; Артамонов М.И. История хазар, с. 365—384, 426—437; Заходер Б.Н. Каспийский свод..., т. I, с. 31—33; т. II, с. 77—126.

30. Подробнее см.: Гадло А.В. Восточный поход Святослава (к вопросу о начале Тмутороканского княжения). — В кн.: Проблемы истории феодальной России. Л., 1971, с. 59—67.

31. Новейший разбор известий восточных авторов о походе русов в 965 г. дан в работе: Калинина Т.М. Сведения Ибн Хаукаля о походах Руси времен Святослава. — В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. М., 1976, с. 90—101.

32. Подробнее см.: Гадло А.В. Проблема Приазовской Руси и современные археологические данные о Южном Приазовье-VIII—X вв. — Вести. Ленингр. ун-та, № 14, с. 55—65.

33. Шахматов А.А. Корсуньская легенда о крещении Владимира. — В кн.: Сб. статей, посвященных В.И. Ламанскому, ч. II. СПб., 1906 (отд. оттиск).

34. Гадло А.В. О начале славяно-русской миграции в Приазовье и Таврику. — В кн.: Славяно-русская этнография. Л., 1973, с. 79—91.