Глава 3. Отечественные историки XVIII—XX веков о влияние хазар на создание государства у восточных славян

I

С возникновением в XVIII веке в России научной исторической мысли одним из ключевых её вопросов становится вопрос о возникновении Русского государства и о влиянии извне на его создание. Историческая наука только делала свои первые шаги, что не могло не отразиться на исследовании таких аспектов, как проблема возникновения Древнерусского государства. В этот период и встает ключевой вопрос сложения Древнерусского государства — норманский. Но практически параллельно с норманской появляются антинорманские гипотезы возникновения государства. Одной из этих теорий, возникшей как реакция на норманскую теорию, была «хазарская проблема» или гипотеза о роли и влияние Хазарского каганата на возникновение государственности у Восточных Славян. Вопросы славяно-хазарских экономических контактов и военных столкновений мы рассмотрели выше, но эти два направления являются лишь составляющими основного вопроса славяно-хазарских отношений — вопроса влияния хазар на создание государства у Восточных Славян. В данном исследовании мы вынуждены будем прибегать как к использованию словосочетания «хазарская проблема», отдавая дань принятому в отечественной историографии сочетанию, так и к словосочетанию «вопрос о влиянии хазар на создание государства у Восточных Славян».

Проблема эта, можно сказать, постоянно находилась в тени «своего старшего собрата» — норманской теории. Хазарская проблема, была менее актуальной, менее политизированной, так как была мало связана с современностью.¹ Однако, и она нашла отражение в трудах исследователей. Как отмечал А.П. Новосельцев, историки в «XVIII—XIX вв. спорили, главном образом, о происхождении Киевской династии и названии «Русь»».² Спор шел и об этнической принадлежности призванной династии.³ Именно при решении этнических аспектов и возникла первая теория о хазарском происхождении Руси. Главной особенностью первого периода существования «хазарской проблемы» был вопрос состояния источников, введения их в оборот и их перевода. Исследователи напрямую были зависимы от состояния источников.

Что касается «этнической общности» славян и хазар, то по этому поводу высказался ещё В.Н. Татищев. Он считал, что, во-первых, так как болгары и славяне единоплеменники, то и хазары являются славянами. Во-вторых, Кирилл Солунский сложил для хазар письмена славянские и вере Христианской учил. В-третьих, «град их Белавежа есть суще название славянское...». В-четвертых, хотя возможно, что имя «хазары» турецкое, но его могли взять себе и славяне. И в-пятых, при переселении хазар «в Русь по градам» нигде не говориться о разности языка.⁴ Мы далеки от мысли связывать данные взгляды автора с «хазарской проблемой». Как отмечалось выше, в XVIII веке историческая наука в России делала свои первые шаги, но данное мнение, при всей его парадоксальности на сегодняшний день, несомненно, заслуживает внимания; хотя сама эта гипотеза и осталась стоять в историографии особняком.^*

В свою очередь и И.Н. Болтин и Екатерина II считали, что именно из-за притеснения хазар, которые «обладали градом Киевом и прочими около лежащими областями», киевские славяне вынуждены были призвать к себе варягов Рюрика.⁵ представители же другого направления, прежде всего Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлецер, считали, что Древнерусское государство возникло путем завоевания с севера — норманнами.⁶ Хотя, следует заметить, что в работе «Изображение Российской истории» А.Л. Шлецер писал: «Гостомысл, по своим летам и ревностным к отечеству мыслям почитаемый, присоветовал своим согражданам избрать правителями чужестранных князей, а между тем, предложил им Хазаров и Варягов, из коих последние единогласно предпочтены были».⁷ Такого же мнения придерживался и И.М. Стриттер.⁸ Таким образом, эти исследователи отдали должное версии о том, что и хазары участвовали «в процессе призвания».

Но именно взглядам Миллера и Шлецера на возникновение государства у Восточных Славян противопоставил свою работу И.Ф.Г. Эверс. Разработку «хазарской проблемы» он начинает антитезой: «Русское государство при Ильмене озере образовалось и словом и делом до Рюрикова единовластия, коим однако Шлецер начинает Русскую Историю». Историк делает вывод: «Призванные князья пришли уже в Государство, какую бы форму оно не имело...».⁹ Что же предшествовало призванию Рюрика? У автора не вызывает сомнения сам факт «призвания», но он пытается разобраться откуда оно произошло. Во-первых, исследователь считал, что наиболее надежным источником по этому вопросу являются свидетельства восточных авторов. Во-вторых, он предполагал, что Нестор о происхождении руссов знал «столь же мало, сколько нам и говорит о том», так как он жил спустя двести пятьдесят лет после описываемых им событий, и мог не знать о хазарском происхождении Руси.¹⁰ Какие же доводы находит историк в арабских источниках: Во-первых, это следующий перевод с арабского на английский: «Хозра близко, на берегах Ателя, есть народ Бертасы, они называются Бертасами, но вообще земля называется Хазарскою, Русскою или Сериром». На основании данного текста автор делал вывод, что Хазары и есть Руссы.¹¹ Во-вторых, его догадка о хазарском происхождении руси строилась на следующем арабском свидетельстве: «Руссы есть многочисленный народ турок и соседи Славян».¹² Этнографическая история руссов автору представляется таковой: руссы произошли от роксоланов, родственных аланам. Он полагал, что аланы в свою очередь родственны узам и хазарам: «Первобытные руссы наверняка были турецкого и, вероятно, козарского племени».¹³ Руссы изначально обитали при Хазарском (Восточные авторы), Русском (Нестор) — Чёрном море. После рассмотрения данных восточных источников Эверс делает следующие выводы:

1. Так как хазары и руссы один народ, то «и естественно искать Руссов при русском море, нежели при Варяжском».¹⁴ Святослав воевал за Тмутаракань, так как это была его родина — его родовое владение.¹⁵

2. Выражение «пошёл за море» к варягам значит — пошёл за Азовское море: «Славяне, призывая первых князей своих из Козарии, могли идти за море...».

3. Руссы называли своих правителей каганами, так же как и хазары.¹⁶

4. Именно руссы из Крыма (тавроскифы) совершили поход против Константинополя в 866 году, а не шайки шведов с севера, как об этом пишет Шлецер.¹⁷

5. И руссы, и хазары могли быть варягами, так как они служили в гвардии Византии и оттуда привезли этот термин.¹⁸ Именно эти «варяги», а не скандинавы Шлецера поставили церковь Св. Ильи в г. Киеве.¹⁹

6. Славяне приняли имя именно от этих руссов.²⁰

7. Личные имена русских князей тюркского происхождения.²¹

8. «Из известий Византийцев никто не упоминает о козарах между 834—888 гг., в течение коих произошло основание Русского государства и был поход Аскольда и Дира на Константинополь. Нельзя ли предположить догадку, что два сии происшествия слишком возвысили русское племя, и главная масса народа заслонилась оным».²² На основании чего он приходит к обобщению: «Как бы то ни было, о происхождении Руссов нельзя вывести никакого заключения, только весьма вероятную догадку, что они были весьма близки с козарами, поелику имена обоих почитались синонимическими».²³ Таким образом, мы видим, что Эверс считал руссов и хазар родственными народами тюркского происхождения. Исходя из данного постулата, он и рассматривает историю влияния хазар на создание государства Восточных славян. Словенам, притесняемым скандинавами, «не могло быть неизвестным, что Поляне благоденствовали под кротким правлением Козаров...». И они принимают решение идти «за море» — Азовское, для призвания к себе правителей. Как мы отмечали выше, Эверс исходил из тех же посылок в данном вопросе, что и И.Н. Болтин, Екатерина II, А.Л. Шлецер и И.М. Стриттер, но приходит к абсолютно противоположным выводам. Он пишет далее: «Новгородские словены выбрали себе князя из народа, коему страна их была столько известна, что посланные должны были хвалить её пред ним...».²⁴ Эверс полагал, что по пришествии на Север, Рюрик разместил гарнизоны в крепостях: в Ладоге — для борьбы с норманами, в Белоозере — для борьбы с пермяками, в Изборске — для борьбы с летами²⁵ Рюрика, отправляющегося в словенскую землю, сопровождали «начальствовавшие» над уграми Аскольд и Дир. Они были не руссами, а уграми и были зависимы от хазар. Так как, считает Эверс, они не смогли найти счастье с русским князем, то отправились в Киев,²⁶ жители которого были подданными могучего Кагана Козар.²⁷ То, что они были уграми, подтверждают следующие свидетельства:

1. Нигде в летописи не говорится об их русском происхождении;

2. Аскольд и Дир похоронены на Угорской горе;

3. Олег, пытаясь заманить их, назвался угорским купцом;

4. Аскольд и Дир не могли бы править семнадцать лет против воли хазар; Исследователь рассуждал так: «Или не принять ли мнение, что два шведа пришли в 865 г. в Киев, и, узнав о платеже дани Козарам, поселились между полянами вследствие заявления, что «и мы Шведские князья», и основали княжение в козарских владениях, которое было прозвано каганом?... Шлецер сам говорит, что Олег отнял Киев от Козар; стало быть, он думал, что Аскольд и Дир находились под покровительством Козаров».²⁸ Данное пространное цитирование мы предприняли с единственной целью, чтобы показать насколько далеко от критического анализа источников отошел Эверс в борьбе со взглядами Шлецера. Кто же такой Олег, и почему он убил Аскольда и Дира, автор не разъясняет. Но то, что Олег не встретил сопротивления у хазар, исследователь объясняет суровостью климата.²⁹ В конце своей работы историк рассмотрел имена начальной летописи, и отнес их к турецким именам.

Так И.Ф.Г. Эверс заложил основы «хазарской проблемы». Но, нужно подчеркнуть, что он не считал «призвание» отправной точкой создания русского государства. Если южные племена Восточных Славян были «подданными» кагана, то словени, по мнению автора, и как мы видели выше, уже имели свою государственную организацию, и призвали хазаров-руссов лишь для защиты от внешних врагов. При всей источниковедческой слабости данной гипотезы она нашла своё продолжение в последующей отечественной историографии.^** Более того, она дала мощный толчок в развитии тезиса об антисеверном происхождении русского государства. Именно в эту гипотезу уходит корнями теория южного, впоследствии, славянского происхождения Руси, и именно поэтому даже в конце XIX века историки-норманисты обращали свои взоры на гипотезу Эверса, как на источник антинорманизма всего XIX века.³⁰ Но рассмотрение данного направления увело бы нас далеко от «хазарской проблемы».

Первым откликнулся на работу Эверса Н.М. Карамзин. Историк писал о его труде: «Он пишет умно, приятно; читаем его с истинным удовольствием и хвалим искренно: но не можем согласиться с ним, чтобы варяги были козарами?». Но Карамзин коснулся лишь отдельных доводов Эверса, и не затронул основного тезиса его труда: «...По нашим современным летописям варяги в исходе XII века имели торговлю и церковь в Новгороде: скажет ли г. Эверс, что сии купцы и сия церковь козарская? Не говоря уже о том, что один русский Летописец средних времен называет именно шведов варягами...».³¹

В поддержку взглядов Эверса в своем письме к нему выступил его друг И.Е. Нейман. И данная поддержка была очень важна, так как изданные Х.Д. Френом переводы арабских источников давали возможность усомниться в выводах Эверса по «хазарской проблеме».^*** Обращаясь к историографии вопроса, Нейман писал: «Новое мнение состоит в том, что сии древнейшие Руссы были не с Севера первоначально переселившиеся Скандинавы, но народ Турецкого происхождения, обитавший ещё прежде в юго-восточной части нынешней Руси: они были Козары».³² Тем не менее, автор, продолжая своё письмо, отметил, обращаясь к Эверсу: «Сколько мне известно вы не стоите уже за Козаров...».³³ Лишь данная фраза является свидетельством того, что Эверс отказался от Хазарского происхождения Руси, сам же исследователь об этом не писал, что и вызвало в дальнейшей литературе множество вопросов по этому поводу. Нейман же остался в стороне от хазарской проблемы, хотя и считал руссов народом турецким. Работа Эверса и письмо к нему Неймана, переведенное на русский язык и опубликованное М.П. Погодиным, породили целое направление историков, разделявших их мнение на «хазарскую проблему».

В 1824 году будущий противник скептической школы П.Г. Бутков изложил свой взгляд на «хазарскую проблему». Он утверждал, что хазары обитали на Днепре до прихода туда славян с Дуная: «Сначала род Хазарский, и каждый род славянский жил здесь особо, и управлялся своим старейшиною отдельно от других; причем Кий, княживший у сих Хазаров, построил с братьями своими Щеком и Хоривом малый городок в земле Полянской».³⁴По смерти Кия, которого, как мы видим, автор считал хазарином, произошло объединение хазарских и славянских родов. Историк даже употребляет термин Хазаро-Поляне.³⁵ «Поляне, — продолжает исследователь, — присоединились на тот же конец к Хазарским, подчинили себя господству Киева рода, и сим сообщением смягчились в нравах и обычаях своих суровость...».³⁶ Данное объединение позволяло Полянам противостоять другим «княжениям». Как же объясняет автор свидетельство о подчинении Полян Хазарам? Он, в отличие от Шлецера, переводит данное свидетельство таким образом: «Мы род или потомки Кия и его братьев платим дань Хазарам», что, по его мнению, указывает на то, что Кий и его род были хазарами.³⁷ Тем самым Бутков косвенно подтверждал, что Поляне, по крайней мере, зачатки государственности приобрели от Хазар.

В свою очередь М.Т. Каченовский и его ученики, поддержали идеи Эверса. Они использовали доводы, предложенные Эверсом, для противостояния сторонникам норманизма. Отметим, что их наблюдения не вносили ничего нового в развитие взглядов Эверса, а лишь повторяли их. М.Т. Каченовский, возражая Н.М. Карамзину по поводу хазарских варягов, писал, повторяя вслед за Эверсом, что были варяги как скандинавские, так и хазарские. Впрочем, этим, а так же цитатами из работ Эверса Каченовский в популяризации его идей по «хазарской проблеме» и ограничился.³⁸ Как отмечал П.Н. Милюков, Каченовский не решался публиковать окончательных своих заключений в письменных работах, он излагал их на лекциях студентам.³⁹ Ученик Каченовского С. Скромненко писал: «Долго никто не осмеливался, открыто восстать против этого авторитета, находившегося под эгидой Шлецера, а в последствии и Карамзина. Наконец явился муж, который с удивительным самоотвержением вооружился против целой фаланги ученых: — я разумею Эверса...». Весь свой пафос автор сводит к следующим выводам: «В чем же состояло преступление Эверса и Неймана? В том, что они осмелились не признавать Руссов за Норманнов, и что они, оставивши тот же театр, ту же драму, те же декорации, осмелились переменить только актеров: у них главную роль играли не Норманны, а Руссы — народ азиатского происхождения».⁴⁰ Такого же взгляда придерживался и другой «скептик» И. Бодянский. К сожалению, ничего нового их работы не добавляли к взглядам Эверса.⁴¹ Споры вокруг «хазарской проблемы» были частью страстей, разгоревшихся вокруг Скептической школы. Они послужили мощным стимулом в развитии источниковедения, изучения и привлечения новых источников. Были осуществлены новые переводы арабских и пересмотрены данные византийских источников. Получили новое развитие исследования по древнерусским источникам. Но, говоря о дискуссиях вокруг этнических проблем, связанных с возникновением русского государства, надо подчеркнуть, что без работ критиков изложение этой темы было бы не полным. М.П. Погодин отмечал, что и на него подействовала гипотеза Эверса.⁴² «Эверс, — писал он, — один из мужей, в последнее время, наиболее пользы Российской истории, своими сочинениями (кроме Черноморских нелепостей)... принесший».⁴³ Исследователь утверждал, что именно глава Скептической школы способствовал популяризации идей Эверса о хазарстве Руси⁴⁴ После предварительных замечаний он рассмотрел доводы Эверса. Во-первых, Погодин оспорил мнение последнего по поводу незнания Нестора о родстве Руссов с Хазарами: «...Знал же он описанные обстоятельства, что Поляне и другие народы платили дань Казарам и Варягам... И ещё, если бы он говорил о руссах и казарах только отдельно, то можно бы как-нибудь положить, что они могли быть одноплеменными; но он совершенно противу пологает одних другим... и притом именно говоря о том, когда произошло основание Государства»⁴⁵ (курсив наш). Историк ни в коем случае не мог допустить, чтобы создание русского государства могло быть осуществлено кем-то другим кроме «Варяго-Руссов» — скандинавов. Во-вторых, Погодин писал, что Эверс, пользуясь неправильными переводами с арабского, смешал этнографические и географические понятия.⁴⁶Сам же автор использовал уточненные переводы Х.Д. Френа: «Таким образом, почти все восточные известия, на коих Эверс основывал свое мнение, обращаются против него самого, будучи представлены Френом по подлинникам»^{47 ****} Он настаивал на том, что в арабских, византийских и древнерусских письменных памятниках Хазары и Руссы различаются везде.⁴⁸

Что же касается событий, изложенных Эверсом, то Погодин предполагал, что в повествовании об избрании Рюрика Нестор выражается предельно четко. Более того, «в Никоновском списке даже именно сказано, что в совете об избрании Государя были предлагаемы Козары, но отвержены, а избраны Варяги-Русь».⁴⁹Автор развивает свою мысль дальше. Рюрик привел с собой малочисленное скандинавское племя Русь, а если бы они были хазары, вряд ли их племя было малочисленным. Маловероятным кажется Погодину и мысль о переселение хазар с юга на север: «Сам Эверс говорит, что Казары не везде жили между покоренными народами, потому, может быть, что, привыкши к теплому климату». Поэтому они и не жили в Киеве, как считал Эверс.⁵⁰ Олег, если бы он был хазарином, вряд ли бы заставлял племена, платившие дань Хазарам платить её себе.⁵¹ Ни один русский князь в борьбе с внешними врагами не прибег к помощи хазар, а наоборот они наносят оскорбление за оскорблением Хазарии: Аскольд и Дир захватили Киев, Олег — Радимичей и Вятичей, наконец, Святослав разгромил их царство.⁵²И разве, восклицает критик, разгром Руссов после их похода в Закавказье не является свидетельством против гипотезы Эверса.⁵³ Оригинальностью отличается рассмотрение Погодиным и такого словосочетания как «иду за море». На мнение Эверса по этому поводу он пишет так: «Если скажут: «Не сказано нигде, что к Руси ездили за Черное море, нигде не сказано, что и за Балтийское». Но, другой имеет право сказать, что к Руси ходили за Атлантическое море, потому что не сказано: за Балтийское. Кажется, что должно смотреть на все слова вокруг, чтобы определить неопределенное «за море»».⁵⁴ Естественно, он считал, что Аскольд и Дир — скандинавы, воспользовавшись внутренними проблемами в Хазарии, захватили Киев и выдержали в нем хазарскую осаду. Но, — продолжает исследователь, — Аскольд и Дир не были знакомы с городом Киевом. Он пишет: «Теперь спрашивается, при допущении мнения Эверсова, каким образом, живя прежде на юге, шед с юга на север с Рюриком в Новгород, могли они не знать о Киеве, который платил дань их единоплеменникам?». И почему Аскольд и Дир, будучи венграми, предпочитают морские походы? Исходя из выше изложенного, исследователь полностью отрицает взгляд на Аскольда и Дира как на единоплеменников хазар.⁵⁵ Довод по поводу тюркского происхождения имён русских князей Погодин отмел на том основании, что считал доказательства Эверса, имеющими скорее лишь «внутреннюю силу убеждения», чем строгую систему доказательств.⁵⁶

Таким образом, оспаривая выводы Эверса, Погодин развил идею о том, что никакого государства у южных славян с хазарами не было, так как, по его мнению, хазары не управляли славянами, а лишь брали у них дань. Стремясь подкрепить тезис Эверса о том, что новгородцы призвали хазар, видя как южные славяне хорошо живут под управлением последних, он довел его до абсурда: «Если данники Козарские были столь счастливы, что возбуждали зависть в других народах, то, как счастливы, должны были быть сами Козары! И сих счастливцев заставляют целыми племенами переселиться на Север, к народу неизвестному, или, по крайней мере, иноплеменному!».⁵⁷ Историк исчерпал все свои доводы, направленные против «хазарской теории» происхождения Руси. Об этой теории автор пишет в заключении: «Едва ли в ученом свете было когда-либо историческое мнение, столь много подверженное возражению». Но, как и Н.М. Карамзин, Погодин писал о гипотезе Эверса: «должно согласиться впрочем, что оно [предположение Эверса — В.Э.] изложено с отличнейшим искусством и Цицероновской хитростью; в этом отношении останется навсегда образцовым».⁵⁸

П.Г. Бутков в борьбе со «скептической школой» не мог пройти мимо хазарской проблемы. Но исследователь обратился не к основным доводам, приведённым Эверсом, а к разночтениям в источниках. Во-первых, он на основании ошибочного перевода с греческого полагает, что Эверс ошибался, говоря, что Руссы появились на Чёрном море и Дунае уже в 774 году. Во-вторых, он не соглашался с Эверсом по поводу того, что уже Договор 911 года подтверждает власть Руссов над всем северным побережьем Чёрного моря. И, в-третьих, то, что византийцы в 866 году называли Россов скифами, вовсе не означало, что они азиатского происхождения; так как византийские авторы, следуя античной традиции, все народы Северного Причерноморья называли Скифами.⁵⁹Так исследователь сосредотачивается на частностях и не обращает внимания на более важные упущения в «хазарской теории». Упущения, непосредственно вытекающие из довольно вольной трактовки летописного текста. Что же касается поддержки, оказанной Эверсу скептиками, то П.Г. Бутков писал: «Нельзя не удивляться, что скептики, предприняв попытку оказать услугу Эверсу, не обратили внимания на пять важных обстоятельств». Во-первых, Эверс, в своей работе «Древнейшее русское право», касаясь порядка наследования, рассуждая о Вирах и Тиунах, ищет источник им в Европе, а не в Азии. Во-вторых, среди имен послов нет ни одного Турецкого. В-третьих, совет, на который собирал Святослав свою дружину, имел название комент, от германского или финского языков. В-четвертых, россы Святослава не любили и не умели сражаться на конях, в отличие от турецких народов. В-пятых, ни один азиатский народ, включая хазар, не был мореходом, в отличии от Руссов — Норманов, подводит итог автор.

Таким образом, и П.Г. Бутков и М.П. Погодин выступили с критикой «хазарской теории» Эверса. Споры вокруг неё имели ряд особенностей:

1. Свою теорию Эверс противопоставил «норманской теории» происхождения Русского государства.

2. Популяризацией взглядов Эверса занимались историки антишлецеровского направления — скептики.

3. Эта дискуссия, как часть борьбы со скептицизмом, дала толчок как к изучению русских источников, так и работе над научными переводами иностранных источников по истории Древней Руси.

4. Дискуссия эта подытожила достижения русской историографии в XVIII веке, и показала, что в XIX веке преобладающим будет критический подход к источникам.

5. Укрепила позиции сторонников «норманнской теории» в русской историографии. Так как сам Эверс, и вслед за ним его последователи отказались от «хазарства» Руси, то спор этот в данном разрезе сошел на нет.⁶⁰По меткому замечанию А.А. Куника, «парадокс Эверса нашел защитников, которые заменяют недостаток позитивного знания фанатизмом нового учения, и ожесточаются там, где им необходимо было бы поучиться».⁶¹

Спустя некоторое время, В.Н. Юргевич свою систему хазарского влияния на создание государства Восточных Славян строил на иных «этнических» началах, чем Эверс. Он связывал в один тюркский народ не Руссов и Хазар, а Венгров и Хазар в один финский народ. Естественно, свое построение автор рассматривает как антитезу «норманнской теории»: «Правда, норманнская школа, водрузившая свое знамя на русской земле со времен Байера, Тунманна и Шлецера, может до сих пор считаться господствующею, как имеющая на своей стороне более по-видимому правдоподобных ученых доводов; но и она не удовлетворяет критике, как это основательнее других доказал уже Эверс и недавно ещё... Гедеонов. Не пускаясь в разбор положений, на которых основывают свои теории её представители и противники, я намерен в настоящей статье заняться объяснением древнейших русских, ложно считаемых норманскими...». Такую задачу ставит исследователь в своей работе. Исходя из этого, он развивает идеи И.Н. Болтина об угорском происхождении названий речных порогов, но, как считает сам, на более высоком методологическом уровне (сравнительная филология): начинает он с Днепровских порогов. Автор причислил росское название порогов к венгерскому языку.⁶² Из чего следует, что венгры жили в районе порогов в VII в., до образования Древнерусского государства.⁶³ Он полагает, что и топонимы свидетельствуют о наличии в этих местах венгров: и наименование Киева — Самватас, и Угорское. Юргевич вообще считает, что венгры были знакомы с плаванием по Днепру. «Рассматривая вышеперечисленные свидетельства о поселениях Угров, — отмечал историк, — мы не можем объяснить себе, почему столь близкое их соседство к Киеву осталось неизвестным Нестору и другим русским летописцам; упоминающим только об их походе мимо Киева, согласно с венгерскими историками, и сообщающим нам только о господстве Хазар и дани, которую платили Хаганам подвластные им Киевские и другие Славяне».⁶⁴ На самом деле исследователь связывает Угров (Белых Угров) с Хазарами. К этому выводу он пришёл на основании следующего летописного свидетельства: «По сем приидоша Угри Белии и наследиша землю словенскую, согнаша Волохи; сии бо Угри почаша быти при Иракли цари, иже находи на Хозроя царя Перскаго». На основании данной, очень спорной трактовки летописного текста автор относит Венгров и Хазар к одному этносу. Таким образом, с Хазарами-Уграми Юргевич связывает следующие свидетельства исторических памятников: в полюдье ходили руссы-венгры⁶⁵, Хортица — топоним хазарского происхождения, обряд у священного дуба культивировали и хазары.⁶⁶ Наконец, большинство летописных имен историк возводит к венгерскому языку.⁶⁷ Что касается Киева, то автор рассуждает так: «Сомневаться в том, что Киев построен был Хазарами, и что они владели им до времени Олега, может только тот, кто захочет по своему усмотрению понимать и поправлять летопись и доказывать, что в предании об основании Киева Кием, Щеком и Хоривом в словах «и мы сидим платяче дань родом их Козарам», «родом их» есть позднейшая (неизвестно с какой целью сделанная) вставка, но и в таком случае остается факт, что Хазары до прихода Олега взимали дань с полян». Автор со ссылкой на Эверса утверждал, что Аскольд и Дир были уграми и княжили в Киеве. «Замечу только, — пишет он, — что мнение этого ученого получит ещё большую силу, если мы отнесем указание летописи на Угров прямо к Белым Уграм Нестора, т. е. к Хазарам».⁶⁸ Таково происхождение нового взгляда на «хазарскую проблему»; и снова, как мы отмечали выше, в качестве противовеса ей выступала «норманская проблема». Но надо отметить, что эти этнографические построения не получили продолжения в историографии. На наш взгляд, это связано с двумя причинами: во-первых, историки, против которых были направлены стрелы критики, главных своих противников видели в лоне «антинорманской школы» («антинесторианской» в терминологии второй половины XIX века). И, во-вторых, уровень филологических изысканий в исторической науке стал настолько высок, что методологические разработки, подобные работам Юргевича, перестали приниматься во внимание (не всегда заслуженно). Так А.А. Куник продолжает видеть своим главным оппонентом Эверса (при этом борясь с Гедеоновым!). Он пишет в работе, опубликованной в 1878 г., что «Эверс впервые открыл этих Северных Скифов [Руссов — В.Э.] в тактике императора Льва и, увлеченный своей хазароманией, он с радостью воскликнул: «это ведь уже не норманы»; он считал их азиатами и, в конце концов, объявил их Хазарами! Как сын своего времени, Эверс не имел ни малейшего понятия об этнологической критике». Автор считает Хазар степными наездниками, которые никогда не могли бы быть моряками. В подтверждение своих слов он ссылается на перевод Массуди, сделанный Френом: «Этот царь (хазарский) не имел кораблей, и его подданные не сведущи (малоопытны) в судоходстве».⁶⁹Данные рассуждения Куника мы привели для того, чтобы показать, насколько шаткими были построения Юргевича. Так и вся борьба вокруг «хазарской проблемы» была борьбой вокруг переводов и, соответственно, трактовки источников. Только для В.Н. Татищева хазары были славянами, большинство же его современников смотрели на хазар, как на не славянское племя. В них видели «первопричину» призвания варягов и возникновения их княжеств. Такого мнения придерживались И.Н. Болтин, Екатерина II, А.Л. Шлецер и И.М. Стриттер. Теория Эверса была выдвинута как своеобразная реакция на «стихийный норманизм». В основе её лежал «этнический фактор», согласно которому и Хазары и Русы были народами турецкого происхождения, призванными в Новгород и Киев. Они и принесли с собой государственные институты из Азии. Это мнение было поддержано «скептической школой» и любителем русской истории Нейманом. Резкая критика со стороны представителей «норманской теории», а так же точные переводы арабских источников вынудили Эверса отказаться от своей гипотезы. Производной от теории Эверса была теория о черноморской Руси, занимавшей не малое место в отечественной историографии. И лишь в середине XIX века «хазарская проблема» была возрождена Юргевичем. В.Н. Юргевич выдвинул смелую, но не актуальную теорию, т.к. она, по своей сути, «не пришлась ко двору» ни норманистам, ни антинорманистам, разрабатывавшим взгляд на русь как на славянское племя.

II

Но если взгляды В.Н. Юргевича остались стоять особняком в русской историографии, то представлениям В.О. Ключевского о воздействии хазар на русскую государственность предстояла долгая жизнь. Эти взгляды мы подробно изложили в I и II главах. Если и И.Ф.Г. Эверс и В.Н. Юргевич сводили «хазарскую проблему» к этнической проблеме, основным вопросом которой был вопрос: кто же были те руссы, призвание которых и привело к созданию русского государства, то последующие исследователи в основу своих построений положили рассмотрение экономического, политического и культурного влияния Хазарского каганата на создание государства у Восточных Славян. Так В.О. Ключевский в основу своих наблюдений положил «экономическую теорию», согласно которой, ещё до прихода Варягов славяне попали под владычество Хазарии, и были втянуты последней в торговые связи с Востоком. Вооруженный торговый город стал первой политической формой у Восточных Славян. Автору трудно оценить значение влияния хазар на становление этих политических центров, но, несомненно то, что оно имело место: «Мы не знаем, писал он, как Хазары сбирали дань с подвластных им славянских племен, как правители со своих данников, посредством ли своих или туземных уполномоченных. Во всяком случае, вооружение города, оборона торговых путей, расширение области и укрепление власти над ней — все это создавало большому промышленному городу много новых забот».⁷⁰ Такой подход В.О. Ключевского нашел огромное число последователей, как противостоящих сторонникам «норманской теории», так и объяснявших возникновение государства на основах экономических, что было созвучно концу XIX — началу XX века.

В противовес В.О. Ключевскому, который по сути, лишь отмечал некоторое влияние Хазарии на возникновение государственных институтов у Восточных Славян, В.И. Ламанский по существу возрождает «хазарскую проблему». Он, в отличие от Эверса и Юргевича, не придаёт ей этнической окраски, а сводит всё к причинам генезиса государства. «Выход наш, — писал историк, — то есть русских славян, из форм племенного быта и соединение отдельных племён под верховной властию одного государя или одной семьи (династии) и ознакомление с высшей культурой началось не в первой половине IX в., а идёт с конца VII в., когда наши славянские племена начали платить дань хазарам и признавать верховную власть их кагана». Правда, исследователь не указал на то, из чего следует, что славяне признали верховную власть кагана. Но он полагал, что Древняя Русь составляла большую часть Каганата: «Неизвестные нам по имени хаганы хазарские (VIII—IX в.) были такими же нашими инородными государями, как первые Рюриковичи вплоть до Владимира». Мы видим, что Ламанский противопоставляет, как и его предшественники, норманнскую и хазарскую гипотезы происхождения Русского государства. В этом противопоставлении он видит два существенных различия: во-первых, Рюриковичи жили среди славян, а хазарские каганы управляли издали. Во-вторых, культура хазарская была гораздо выше скандинавской и славянской.⁷¹ Хазарский период в истории генезиса Древнерусского государства длился сто пятьдесят лет: «Начатки же государственного строя положены были не Рюриком, а неизвестным хаганом хазарским...». Итак, историк резюмирует: «В первом периоде страна и государство — русских (впоследствии) славян называлась Хазарией или Хазары...». И даже термин Gardhariki — не самостоятельное слово, а народная переделка слов Козары, Хазария. Этот свой довод автор подкрепляет наблюдениями Ф.А. Брауна и К.Ф. Тиандера над скандинавскими источниками, в которых хазарская тема вообще не нашла отражения.^{72 5*} В своем исследовании автор опирается на следующие источники: арабские, византийские, армянские, русские летописи и нумизматические находки. В конце своей работы историк констатирует: «Киевская область стала называться русской только с Олега, а до того времени у греков и других соседей она называлась Хазария, хазары».⁷³

Взгляды В.И. Ламанского нашли поддержку только в лице С.М. Середонина, считавшего, что благодаря азарам русские славяне вышли из формы племенного быта и объединили несколько племен под властью государя. Благодаря хазарскому влиянию славяне познакомились с еврейской культурой, и произошло это в конце VII века.⁷⁴ То есть, по мысли автора, именно благодаря данническим отношениям славян с Хазарией, у первых развились зачатки государственности и культуры.

Но П.Н. Милюков подверг критике взгляды Ламанского именно на «хазарскую проблему». Он писал следующее: «в годы своего расцвета (VIII в.) хазары распространили своё влияние на левый берег Днепра и верховье Оки». Это дало повод проф. Ламанскому «начинать русскую историю с «хазарского периода» — без достаточного основания, конечно, так как кратковременная и поверхностная власть над названными племенами на периферии двух возникавших государств нисколько не изменила основного характера того и другого. Старое, основное население Хазарии даже не потеряло ещё окончательно своего кочевого образа жизни, тогда как новые элементы, среди которых оно затерялось, сошлись исключительно под влиянием выгодного торгового положения нового (после передвижения на север) хазарского центра».⁷⁵Так Милюков смог оспорить положения, выдвинутые Ламанским, не прибегая к «норманнской теории».

Близко к выводам Ламанского был и В.А. Пархоменко. В работе 1913 года он писал, о том, что хазары включили в состав своего обширного государства южную Русь, центры её он определял как Киев и Тмутаракань.⁷⁶ Хотя он считал, что хазарское влияние на Русь Азово-Тмутараканскую «фактически-научно обосновать трудно».⁷⁷ Автор достаточно сдержан в своих оценках, поэтому и выступает с критикой теории Ламанского. По его мнению, Ламанский, придерживаясь норманской теории, не допускает существования южно-приморской Руси и, естественно, вступает в противоречие с предположением Пархоменко о Южно-славяно-хазарском союзе. На гипотезу Ламанского он реагирует следующим доводом: «Ламанский не имеет, однако, у себя в данном случае твердой почвы под ногами — ввиду отсутствия каких-нибудь подтверждающих его мнение документальных данных».⁷⁸

В 1924 году В.А. Пархоменко в работе «У истоков русской государственности (VIII—XI в.)» не только реанимировал «хазарскую проблему», но и вывел её на новую ступень. Причем, стоит заметить, что он по своим взглядам очень приблизился к гипотезе В.И. Ламанского. Как и прежде «хазарская проблема» противопоставляется «норманской проблеме». Автор утверждает, что в последней нельзя видеть «альфу и омегу государственности древней Руси».⁷⁹ Но историк заявляет, что он не противопоставляет данные теории: «Соответственно роли норманов на северо-западе, на другом конце русской территории — на юго-востоке — на другую группу русско-славянских племен имели господствующее влияние «козаре», но значение их тут было несколько иное».⁸⁰

Пархоменко считал, что четыре племенные группы: поляне, северяне, вятичи, радимичи относились к группе «хазарской». Так он условно определяет эту группу Восточных Славян, отличая их от другой группы, обитавшей на юге: древлян и угличей. Последние, соответственно, находились под воздействием Дунайской Болгарии и византийских колоний. Предками «хазарской» группы были анты. «Артавия, или надо думать, Русь по преимуществу — это, разумеется, юго-восточная хазарская группа, от которой к одному из её племен — Полянам, по свидетельству нашей летописи, перешло надолго, по преимуществу перед другими восточными славянскими племенами, имя «Русь».⁸¹ «Очевидно, — писал исследователь, — что в VIII—IX веках Поляне, Северяне, Вятичи и Радимичи жили гораздо ближе к Азовскому морю и стоявшему на Волге хазарскому Итилю, чем это было в эпоху летописцев».⁸² Историк подчеркивает, что существует ряд доказательств того, что Русь, в особенности Поляне, пришли из Приазовья. К ним он относит следующие свидетельства: во-первых, летопись, говоря о событиях 20-х годов XI века в Тмутаракани, ничего не знает о дате её основания. А это и есть свидетельство того, что Тмутаракань принадлежала Руси с долетописных времен, а не была завоёвана в X веке. В этом Пархоменко абсолютно не согласен с Фр. Ф. Вестбергом. Во-вторых, поход Святослава «скорее понятен в смысле движения к старорусским, давно знакомым местам». Как мы знаем, эта мысль далеко не новая в историографии, и автором её является Эверс, но приводится она без ссылки на автора. В-третьих, если рассматривать победу Мстислава над Ярославом вне имеющегося контекста, считает автор, то данное событие кажется просто странным и изумляет многих исследователей этого вопроса. В-четвёртых, все русские княжества расположились вдоль пути из Варяг в Греки, и лишь Тмутаракань лежит вне его, что и свидетельствует о её глубокой древности и принадлежности к Руси.⁸³ Поляне имели, как «международное» имя — Русь, так и по месту нахождения — Поляне. И имя это было от слова «степь» — «поле» (берега Дона и Северного Донца), в отличие от коренных жителей лесистого Поднепровья — Древлян.⁸⁴

Таким образом, историк делает вывод: «...юго-восточная Русь легко переносила свою связь с Хазарией, черты жизненного уклада и взаимоотношений каковой дополняют, по сравнению с краткими летописными упоминанием, восточные писатели, говоря о признании Славяно-Руссами авторитета хазарских судей и о службе их в войске и при дворе хазарского кагана, при возможности, однако самостоятельных отдельных выступлений Руси». Пребывая в лоне хазарского царства, Славяно-Руссы, видимо, пользовались городом Итиль как объединяющим торговополитическим центром. Он располагался на Нижней Волге и имел в числе своих жителей значительное количество Славяно-Руссов. Когда же имели место данные события? «Но, позаимствовав от хазар начало государственности, вероятно, не позже II половины VIII века, с происшедшими изменениями религиозной политики и начавшимся упадком хазарского царства, заметным уже в середине века и особенно в конце его, и с расширением своих военных операций на Чёрном море, а потом и на Каспийском, — уже во второй половине IX века юго-восточная Русь должна была образовать самостоятельный центр, каковым по летописным данным к началу IX века оказалась Тмутаракань...».⁸⁵

Для того чтобы увидеть элементы государственности, «приобретенные» Русью у Хазар, рассмотрим, как автор трактует политическую историю в данном регионе. Мы не будем останавливаться на всех подробностях гипотезы Пархоменко, а опишем лишь ключевые моменты. Исследователь полагал, что из-за религиозно-этнических столкновений в Хазарском каганате, а также из-за натиска кочевников на степи Восточной Европы, «Юго-Восточная группа — Русь, под влиянием хазар и других торгово-кочевых элементов юго-востока, образовала союз не чисто племенной, а военный, смешенный...».⁸⁶ И они начали войну за Приднепровье в целях овладения, опять же, по примеру хазар, важной торговой дорогой. В этой борьбе гибнут древлянские князья Аскольд и Дир. А Киев становится Полянским городом лишь при Игоре Старом. После чего Святослав начинает борьбу за родовые земли. И в XI веке под воздействием кочевников сюда же устремляется Мстислав, который хотел пересилить в Киев ясов и хазар. Как мы видели выше Русь, по мнению автора, усвоила такие элементы государственности как суд, торговля, «наклонности к набегам и грабежам».⁸⁷ Влияние хазар усматривал Пархоменко и в плане идеологии. Так божества Хорс, Сим, Регл, Мякошь — воздействие Ирана и Кавказа, осуществленное, надо полагать, через хазар. И здесь мы встречаем явное противоречие. С одной стороны, историк полагал, что с полянами в Киев пришли иудеи (первоначальное название Киева, считал автор, было еврейское — Самбатас).⁸⁸ Однако, Русь оставалась языческой, а не иудейской. И, наконец, такой атрибут государства, как титул его главы, тоже был заимствован у хазар, чего не могло быть, если бы «Поляне были связаны с хазарами лишь старинной, кратковременной, давно кончившейся данью...».⁸⁹ Сложившееся в недрах каганата государство Руси представляло собой ни что иное, как «Примитивно-торговое государство». Историк здесь вторит «торговой теории» и теории «примитивно-торгового государства», но в отличие от их авторов, расстановку сил он видит по-другому. Хотя и здесь присутствуют гости, как движущая сила государства, но это не норманны, а евреи, греки, арабы. Именно гости и дружина создают торговый город Киев и ещё несколько городов. Они приспособили обычное право — «Русскую Правду» к своим интересам. Но окончательному устройству данного вида государства мешала третья сила — старая земледельческая деревня.⁹⁰На этом В.А. Пархоменко закончил свои изыскания. Как мы видим, в своей работе он придал «хазарской проблеме» наибольшую законченность. Далеко в прошлое отошли наивные представления об этнической общности хазар и славян. Автор рассматривает данную теорию в иной плоскости, а именно, с точки зрения непосредственного влияния на создание Древнерусского государства. Безусловно, во многом работа историка оригинальна, но гипотеза, предложенная им, во многом перекликается со взглядами его предшественников по «хазарской проблеме».

Ради справедливости надо отметить, что в этот период было написано много работ, в которых затрагивались славяно-хазарские политические контакты.

А.Е. Пресняков, критик многих положений теории В.О. Ключевского, также считал, что «хазарские отношения вводили славян в соприкосновение, прежде всего, с турецким и арабским миром». Мир этот был своеобразной средой яркой «варварской» культуры. По мнению автора, мир этот пленил не только славян, но и такой «цивилизованный» народ как греков.⁹¹ Но он не приемлет взгляда В.О. Ключевского на то, что государство складывалось на пути торговли. И полагает, что путь этот — путь завоевания.⁹² Как мы видели выше, в представленных работах был поднят ряд вопросов, связанных с влиянием Хазарского государства на потестарные и раннегосударственные институты Восточного Славянства.

С другой стороны, М.К. Любавский, развивая взгляды В.О. Ключевского, как и он считал, что под покровом Хазарии славяне занимались торговлей, осваивали южные степи, и, добавляет от себя автор, служили в хазарском войске. Что же касается споров между сторонниками норманской и хазарской теорий, то их противоречия историк разрешает следующим образом: «В деле объединения восточного славянства варяги имели своих предшественников — хазар... В хазарском царстве славяне получили первую подготовку к широкому политическому объединению для борьбы за существование. Подчинение власти киевских варягов для славян нашего юга было только простой сменой властителей. Наша летопись чрезвычайно выпукло отметила этот факт».⁹³

И. Берлин, на основании т.н. «Кембриджского документа» и свидетельств летописей пишет о том, что Восточные Славяне платили дань хазарам.⁹⁴ В связи с этим, он считал, что «правое побережье среднего Днепра находилось известное время под верховенством хазар, которые должны были иметь здесь свои гарнизоны и свою администрацию...».⁹⁵В связи с этим, хазары оказали огромное влияние на культуру Древней Руси. Надо полагать термин «культура» автор употреблял в смысле «народного хозяйства». И в этом он мало отличался от своих современников, потому что видел влияние хазар на торговлю и титулатуру князя.⁹⁶Он полагал, что это воздействие продолжилось и позднее, когда в 1117 году на Русь пришли Беловежцы: он считает, что это было массовое переселение хазар. Автор также отождествляет хазар и жидов древнерусских источников. Он считает, что еврейская колонизация в Древней Руси началась с IX века, и шла она под покровительством хазар.⁹⁷ Берлин, как и Ю.В. Готье, был сторонником «торговой теории» В.О. Ключевского. В работах Готье взгляды его учителя получили новое развитие: «Культурная жизнь юго-востока нашей страны от Кавказских гор, Каспийского моря и нижнего течения Волги до течения Северного Донца за довольно долгий период, который тянется примерно от эпохи переселения народов до времени возникновения Киевской русской державы, обычно связывают с господством над всем краем племени хазар».⁹⁸ Автор утверждал, что и славяне входили в Хазарское государство. Этому государству были свойственны политическая мягкость и терпимость, правда, на этом фоне исследователь никак не разъясняет связь подобной политики с взимаемыми со славян данями, которые историк рассматривает очень подробно.⁹⁹ Как и Ключевский, Готье писал о том, что «в образовании южных городовых областей хазары имели какое-то значение; но учесть его и объяснить мы, за недостатком источников, к сожалению, не можем».¹⁰⁰ Но суждения А.Е. Преснякова, И. Берлина и Ю.В. Готье можно связывать непосредственно с «хазарской проблемой» лишь при большом желании. Точнее, можно сказать, что они несколько преувеличивали роль «хазарского фактора» в процессе образование государства Восточных Славян.

Большинство исследователей, занимавшихся проблемой влияния хазар на возникновение государства Древней Руси, сходились во мнении, что это влияние было достаточно большим. Вместе с тем, им приходилось соглашаться с отсутствием прямых указаний в источниках на это влияние. Совершенно в духе времени рассматривали влияние хазар В.О. Ключевский и его последователи (М.К. Любавский, И. Берлин, Ю.В. Готье). Они считали, что влияние это осуществлялось через экономические (торговые) связи. Даже А.Е. Пресняков, будучи противником взглядов Ключевского, допускал определенное воздействие хазарской культуры на быт и мироощущения славян.

С другой стороны, такие историки как В.И. Ламанский и С.М. Середонин предполагали, что славяне, находившиеся сто пятьдесят лет под непосредственной властью каганата, приобщились к началам государственности и восточной культуры. С резкой критикой подобных взглядов выступил П.Н. Милюков, считавший, что Хазария находилась на таком уровне развития, что не о каком влиянии на государственное и культурное начало у Восточных Славян не приходится говорить.

Наконец, наиболее полное обоснование «хазарская проблема» нашла в работе В.А. Пархоменко. Конечно, автор был сторонникам взглядов В.О. Ключевского, но, несомненно и то, что он воспользовался многими построениями В.И. Ламанского. Таким образом, получилась достаточно стройная теория, согласно которой, обитавшие на территории каганата славянские племена освоили такие государственные институты как суд, торговлю, войско. И в идеологическом плане также произошло заимствование (языческие божества, влияние иудеев). Весь этот «багаж» позволил славянам создать свое государство. Необходимо подчеркнуть, что «хазарская тема» в генезисе государства Восточных Славян, возникшая в конце XIX века, как реакция на норманизм, получила свое завершение уже в середине 20-х годов XX столетия. Но это было уже другое время.

III

Период конца 20-х — начала 30-г годов в отечественной историографии отличался многими особенностями, от «мирного сосуществования» марксистского и немарксистского направлений происходит резкий поворот, «завершившийся разгромом русской национальной историографии».¹⁰¹ Неслучайно, говоря о влиянии В.О. Ключевского на развитие взглядов относительно славяно-хазарских отношений, мы не проводили границы во мнениях его последователей до 1917 года и после, так как этой границы не существовало. И после революции в этом направлении работали его ученики, сторонники и оппоненты.¹⁰² Естественно, что после событий 30-х годов эта историографическая линия была прервана, но не надолго.^6* Новый подход к проблеме возникновения государства нашел свое отражение и в вопросе влияния тех или иных народов на возникновение государства у Восточных Славян. Речь идет о том, что «государство являлось производным от классового общества».¹⁰³ В этом направлении с начала тридцатых годов и начинают издаваться работы историков-марксистов.

В 1937 году М.И. Артамоновым был опубликован труд, посвященный собственно истории хазар, точнее, древнейшей истории этого народа. Взаимодействию хазар и восточных славян в этой работе было уделено всего несколько строчек, но и именно они, впоследствии, станут доказательством обвинения историка в приверженности «хазарской проблеме». Автор совершенно четко определяет и государство хазар, и Древнюю Русь как классовые, феодальные государства, с момента их возникновения: «В хазарском государстве варварское общество юго-восточных степей впервые нашло форму классовой организации, не осложненную привнесениями античной цивилизации. В этом своём виде оно оказало весьма сильное влияние на позднейшие аналогичные по своей социально-экономической природе образования, важнейшим из которых было Киевское феодальное государство». Историк абсолютно отвергает гипотезы, предложенные Эверсом, Юргевичем — о хазарском происхождении Руси, и Пархоменко — о возникновении русской государственности в недрах Хазарии. Но, он ещё раз подчеркивал, что «все же Хазарское государство нельзя не учесть как важнейшее условие образования киевской Руси в тех конкретно-исторических формах, в какие это государство вылилось как в политическом, так и в культурном своём содержании».¹⁰⁴ С подобными достаточно сдержанными выводами трудно не согласиться, тем более, что историк, выступив исследователем истории Хазарии, ни коим образом не затронул «хазарскую проблему».

С классовых позиций подошел В.В. Мавродин к теме образования Древнерусского государства. В связи с чем, он всесторонне рассмотрел вопрос политического влияния Хазарии на славян. Также как и М.И. Артамонов он придерживался мнения о том, что Хазария играла исключительно важную роль в истории древней Руси. Эта роль заключалась в том, «что хазарская «держава мира» на два века закрыла «ворота народов», прекратив или, во всяком случае, ослабив натиск кочевых орд на оседлое население лесостепной полосы, связала русские племена с Востоком..., способствовала распространению начал восточной культуры...».¹⁰⁵ В таких условиях проходило формирование Русского государства. Автор использует теорию Н.Я. Марра для вскрытия процессов описанных в источниках. И делает далеко не бесспорные выводы. Так на основании восточных свидетельств и «жиросала» автор приходит к заключению о том, что уже в VII веке русские воины служили в войске Хазарии.¹⁰⁶ Он считал, что славяне жили на землях хазарского каганата вплоть до Кавказа.¹⁰⁷ Именно к ним направляются греческие просветители.¹⁰⁸Не обошлось и без влияния иудаизма.¹⁰⁹ Его влияние историк видел в том, что в «Легенде об испытании вер» присутствуют и хазарские иудеи. Тесная связь князя Мстислава с касогами, ясами и хазарами была обусловлена «вековечными социально-политическими, экономическими, культурными и этническими связями народов северокавказского яфетическо-тюрко-иранского мира с народами славянского Приднепровья и Подонья, связями, уходящими в древний, скифо-сарматский мир».¹¹⁰ Историк резюмирует: Хазария оказывала влияние на культуру, язык славян.¹¹¹ Мы видим, что на основе письменных источников Мавродин считал, что политическое воздействие Хазар на Славян происходило в военной области, области культуры, некоторых политических институтов (каган), идеологической и этнической области. Автор полагал: «Хазарский каганат, ослабевший и подорванный кочевниками, становится препятствием для дальнейшего роста Руси, на обширных просторах которой складывается Древнерусское государство». Далее исследователь продолжает: Хазарское владычество должно было пасть и пало под ударами русского меча. Подводя итог, он писал о том, что Киевская Русь — прямая наследница державы кагана, «сохранившая в себе ещё в течение длительного времени следы былой общности политической жизни русских племен и хазар». Мавродин усматривал эволюцию политических отношений Руси и Хазарии: «Хазарское владычество из стимула развития Руси становится её оковами...».¹¹² Ещё раз отметим, что данные наблюдения были получены на основе достаточно спорной методологии Марра, но на основании только этого очень трудно причислить исследователя к сторонникам «хазарской проблемы».

Однако, «хазарская проблема» снова воскресла в самом начале пятидесятых годов. И воскрешена она была её же противниками. Отсчет здесь даёт работа И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». В целом данная работа ни в коей мере не касалась каких-то конкретных исторических положений, в ней лишь была подвергнута достаточно справедливой критике теория Н.Я. Марра. Но она бумерангом ударила по тем исследователям, которые в своих работах опирались на изыскания Марра. «Догматическое следование сталинским положениям» оставило свой след и на рассмотрении данной темы.¹¹³

25 декабря 1951 года газета «Правда» опубликовала статью П.В. Иванова «Об одной ошибочной концепции». В статье были подвергнуты критике взгляды В.А. Пархоменко и М.И. Артамонова по «хазарской проблеме». Автор статьи считал, что «Хазарский каганат — примитивное государственное образование, существовавшее в VII—X веках», не могло влиять на создании Древнерусского государства. Русско-славянские племена не могли заимствовать от хазар начала государственности. Но особое возмущение Иванова вызывает «неправильная оценка исторической роли Хазарского каганата» в трудах видного археолога профессора М.И. Артамонова. Первое, что ставится в укор Артамонову, это «изобилие ссылок на академика Марра». Во-вторых, мнение Артамонова о том, что «Хазарское государство нельзя не учесть как важнейшее (!?) условие образования Киевской Руси». В-третьих, осуждается то, что Артамонов считал Хазарию равной Византии и Халифату. Автор подводит итог: все эти рассуждения не имеют ничего общего с историческими фактами, и рисует свою картину исторического процесса, в которой дикие орды хазар вели полукочевой образ жизни. Война была их постоянным промыслом. Наконец, со ссылкой на мнение Б.Д. Грекова, Иванов пишет: «Хазарский каганат, представлявший объединение различных племен, не играл никакой положительной роли в создании государственности восточных славян. К тому же государственные образования у восточных славян, как повествуют древние источники, возникли задолго до известия о хазарах». К каким же выводам приходит автор статьи? «Извращая историю древней Руси, профессор Артамонов пытается приспособить историю к своей надуманной схеме. Во имя этой ложной схемы он превозносит хазарское «наследство», проявляет непонятное любование хазарской культурой». И далее: «в идеализации хазарского каганата приходится видеть пережиток порочных взглядов буржуазных историков, принижавших самобытное развитие русского народа. Ошибочность этой концепции очевидна. Такая концепция не может быть принята советской исторической наукой».¹¹⁴

Прозвучавшая со страниц газеты «Правда» суровая отповедь «хазарской теории» означала определенный поворот в историческом сознании. На этом этапе крамольной становится «норманская теория». Наступает период борьбы с «безродными космополитами», под суровую длань которой и попадают якобы сторонники решающей роли Хазарии в становлении Древнерусского государства. Конечно, исторические условия, в которых находился Советский Союз, послевоенные проблемы и «холодная война» косвенно способствовали этому. Так, «норманская проблема» из спора исторического превращалась в спор идеологический.¹¹⁵ В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнин, подводя итог дискуссии по периодизации истории России эпохи феодализма, писали: «Исследованиями советских историков и археологов доказано, что процесс классообразования на территории Руси отмечен в источниках начиная с IV в. и к IX в. завершился сложением раннефеодального Киевского государства. Этот вывод имеет огромное значение в деле разоблачения антинаучных измышлений норманистов».¹¹⁶В споре же вокруг «хазарской проблемы» особую роль играло не вмешательство партийных органов, а участие самих историков. Это был неоднозначный спор, выходящий далеко за рамки исторической дискуссии. Под воздействием вышеуказанной работы И.В. Сталина был издан сборник статей, целью которого было стремление преодолеть последствия «вульгаризаторских псевдомарксистких концепций Н.Я. Марра в археологии...». В этом сборнике была опубликована работа Н.Я. Мерперта «Против извращения хазарской проблемы». Автор четко увязывает «хазарскую проблему» с проблемой «создания русской государственности».¹¹⁷ Исследователь обращается к предыстории данного вопроса в отечественной историографии, предваряя его вступлением: «Между тем в буржуазной историографии издавна появились «теории», принижавшие историческую роль восточных славян, приписывавшие создание крупнейшего славянского государства не самим славянам, а их врагам, неоднократно терпевшим поражение от славян и не оставивших в Восточной Европе ничего, кроме отдельных довольно смутных упоминаний в источниках».¹¹⁸ К ним он относит «норманнскую теорию», «в значительной мере подобна ей «хазарская теория», имевшая меньшее распространение, чем норманская, породившая меньшую специальную литературу, но также извращавшая древнейшую историю Русского государства». Какой же смысл вкладывал автор в данную теорию? «Согласно этой «теории» русская государственность «вызревала» в недрах хазарского каганата — примитивного государственного образования полукочевых тюркских племен».¹¹⁹ Итак, Мерперт обращается к истокам теории, которая берет свое начало в русской дворянской историографии, «для которой, по мнению автора, была характерна общая тенденция преувеличения роли нерусских народностей в историографии Древней Руси».¹²⁰ К исследователям — сторонникам данной теории был отнесен В.В. Григорьев, у которого «идеализация хазар сочетается... с непреодолимым влиянием «норманизма»».¹²¹ Отнесение данного автора к сторонникам «хазарской теории» вытекало из того, что он определил поход Святослава — «великое дело преодоления разобщенности Восточнославянских племен» обычным грабительским походам.¹²² К сторонникам данной теории был отнесён и В.О. Ключевский за предположение о том, что хазары первыми открыли для славян торговые пути. По мнению же Мерперта, именно грабительские торговые пошлины и «вероломные нападения на торговые караваны» препятствовали торговой деятельности славян. В дореволюционной историографии сторонникам «хазарской теории» противостояли, такие исследователи как Д.И. Иловайский, считавший, что хазары подверглись влиянию более одаренных народов славянских.¹²³ Как полагал исследователь, дальнейшее развитие «хазарская проблема» получила в работах М.Н. Покровского: «В его антиисторических построениях, извращавших основные вопросы древней истории Руси, вновь появляются хазары, как особая сила в создании русской государственности».¹²⁴Мерперт считал, что Покровский, «лишив восточных славян древнейшего государства... тем самым «снимает» и вопрос о его происхождении или, вернее, оставляет в неприкосновенности и «норманскую», и «хазарскую» теории».¹²⁵ Тем самым, он подводит итог о том, что и «буржуазная историография и «школа» Покровского оставили плохое наследие для изучения хазарского вопроса». И на этом круг историографических работ предшествующего периода по «хазарской проблеме» ограничился, хотя автор и отмечал, что он не претендует на полное историографическое освещение этой проблемы, упомянув при этом таких исследователей как А.Е. Пресняков и В.А. Пархоменко.¹²⁶ По мнению историка, ответственность за то, что впоследствии исследователи не смогли отойти от «хазарской теории», лежит на Н.Я. Марре. Посвятив десять страниц своей работы теории Марра в свете статьи И.В. Сталина, автор далеко отклонился от рассматриваемой темы. Тем не менее, он пришел к выводу, что, «рассмотренные выше извращения хазарской проблемы принесли большой вред нашей исторической науке и оказали пагубное воздействие на ряд исследователей».¹²⁷ К ним он, вслед за газетой «Правда», причисляет М.И. Артамонова и В.В. Мавродина. Трудно спорить с доводами автора, упоминающего работы вышеназванных историков, в которых они опираются на разработки Марра. Но нет никакой прямой зависимости, в данном случае, между ошибочной теорией Марра и выводами этих исследователей, связанными с «хазарской проблемой». Об этом уже говорилось выше. Так и в данном конкретном случае пространные рассуждения Мерперта об этническом происхождении хазар у М.И. Артамонова никакого прямого отношения к «хазарской проблеме» не имеют,¹²⁸ как и взгляды В.В. Мавродина на собственную историю хазар. Выводы автора явно тенденциозны и имеют мало отношения к научной критике по содержанию, хотя являются таковыми по форме.^7*

Не менее патетично против «хазарской теории» выступал Б.А. Рыбаков: «Историческая роль Хазарского каганата нередко преувеличивалась. Хазарию представляли огромной державой, почти равной по значению Византии и арабскому халифату. Считалось, что Хазария защищала степи Восточной Европы от кочевников и способствовала вызреванию в недрах каганата русской государственности».¹²⁹ После чего автор перечисляет исследователей, которые, по его мнению, придерживались подобных взглядов. Но, кроме В.А. Пархоменко, ни В.О. Ключевский, ни М.И. Артамонов ничего подобного не утверждали. Историк рассуждает о «хазарской теории»: «Переоценка исторической роли Хазарии приводила к искажению всей истории Восточной Европы».¹³⁰ И, по мнению автора, ввиду наличия хазарской и норманской теорий «самостоятельному, внутреннему развитию славянских племен не оставалось места».¹³¹ Автор обращается к источникам, прежде всего археологическим. Здесь он находит преувеличение роли Хазарского каганата у В.А. Бабенко и Д.Я. Самоквасова.^8* Б.А. Рыбаков писал, что вопреки очень серьезной аргументации о том, что салтовцы принадлежат к аланской культуре, «хазарская теория была вновь воскрешена в работах М.И. Артамонова и следовавшего ему В.В. Мавродина». В чем же видел Рыбаков их ошибки? «Речь идет не столько об этническом определении области салтовцев, сколько о включении [Салтовцев — В.Э.] в состав собственно хазарских земель. Включение в состав Хазарской державы белокаменных крепостей по Северному Донцу и Дону и многотысячного дружинного кладбища Салтова, с одной стороны, должно было способствовать укреплению и подтверждению этих самых ошибочных взглядов».¹³² И далее, «таким образом получалось, что могущественная Хазария оказывалась в непосредственном соседстве с русскими землями».¹³³ А это в корне противоречило взглядам Рыбакова на Хазарию, как на маленькое государственное образование в районе нижнего течения Волги. Далее исследователь обращается к письменным источникам, на основании которых он приходит к следующим заключениям: Во-первых, арабские источники не говорят о данях славян Хазарии. Во-вторых, летописные свидетельства «внутренне противоречивы». Среди кочевников, нападавших на Русь, хазары не упоминаются. В-третьих, сказание о мечах является свидетельством военной силы полян. В-четвертых, хазары не могли нападать на коренные славянские земли. И в-пятых, «в восточных источниках IX—X вв. Русы и хазары выступают как две равноправные величины. Но, подводит итог Рыбаков, паразитарное государство хазар с низким уровнем производительных сил не могло быть устойчивым. Славяне в IX—X вв. энергично проникали в глубь Хазарского каганата, подготавливая его падение».¹³⁴ И на основании данных рассуждений автор делает далеко идущий вывод: «Хазарская теория постепенно подменяла собой устаревшую норманскую теорию, строительство Русского государства начинают связывать не с варягами, а с хазарами». Поэтому автор полностью соглашается с «суровой и справедливой критикой на страницах «Правды»» взглядов М.И. Артамонова. Но, как считает исследователь, с особой силой влияние «хазарской теории» сказалось в работах В.В. Мавродина. Так в вину Мавродину было поставлено и его рассуждение о торговле хазар, и признание Хазарии сильной державой, и оценка им походов Святослава в Хазарию.¹³⁵ Но данные рассуждения не дают повода для отнесения и М.И. Артамонова, и В.В. Мавродина к приверженцам «хазарская теория». Недаром А.Н. Новосельцев связывал работы Б.А. Рыбакова начала 50-х годов с проходившей борьбой с космополитами.¹³⁶

А.Н. Насонов, работавший над вопросом образования территории Древнерусского государства, не мог пройти мимо столь важной проблемы как влияние хазар на создание государства у Восточных Славян. Историк, в поисках границ «Русской земли» на юге Восточной Европы, пришел к «выводу, что границы эти определились ещё в условиях хазарского ига, слабевшего в течение второй половины IX в., что население «Русской земли» первоначально состояло из тех славянских племен, которые были подчинены ранее хазарам...». Автор, сам того не подозревая, проводит тезис о том, что один из важных признаков государственности — территориальное единство — сложился не в борьбе с врагами восточного славянства — Хазарами, а при их непосредственном участии, путем попадания этих земель под иго Каганата. Но, далее автор делает важную оговорку: «Очевидно, территориально она [Русская земля — В.Э.] отличалась в очень древние времена, в период спада хазарского преобладания на юге и борьбы с хазарами. На территории «русской земли» обитали как раз славянские племена, преимущественно (или полностью) подвластные хазарам...».¹³⁷ Таким образом, надо отметить, что А.Н. Насонов допускал, что формирование раннегосударственного образования у Восточных Славян все же происходило под воздействием внешних сил.

С изменениями, произошедшими во внутренней политике Советского Союза, дискуссия (хотя она скорее напоминала монологи) вокруг «хазарской проблемы» потеряла свою остроту, так как на поверку выяснилось, что и сторонников данной теории не было, а был лишь взвешенный, всесторонний подход к данному вопросу. Этот подход и нашел свое отражение в работе М.И. Артамонова.^9* Он писал в ответ своим оппонентам: «Не вызывает сомнения, вместе с тем, полная несостоятельность проявившегося после выступления «Правды» уклона в сторону отрицания какого бы то ни было исторического значения хазар».¹³⁸ В этом же направлении развивает он свои взгляды: «Хазария была первым государством, с которым пришлось столкнуться Руси при её выходе на историческую арену. Это исторический факт, который невозможно опровергнуть и который необходимо учитывать в полной мере для того, чтобы правильно понять ход исторического развития не только Руси, но и всей Восточной Европы. Три века существования Хазарского государства не могли пройти бесследно, и умалять историческое значение хазар столь же, если не больше, неправильно, как и, наоборот, преувеличивать сыгранную ими роль».¹³⁹ Вместе с этим исследователь не мог согласиться с Б.А. Рыбаковым, «больше всего озабоченным, по мнению Артамонова чтобы представить Хазарию незначительным ханством...».¹⁴⁰ 3атрагивая, в этом контексте, влияние Хазарии на восточнославянский мир, историк отмечал: «Те незначительные переданные через Хазарию восточные элементы в русской культуре, которые обычно имеются в виду, когда дело касается вопроса о культурных связях руси и хазар, не проникли в глубь русской культуры, а оставались на поверхности, имели кратковременное и малое значение. Они не дают никакого основания выделять особый «хазарский» период в истории русской культуры».¹⁴¹ Таким образом, как мы отмечали выше, взгляды М.И. Артамонова никак не были связаны с приверженностью «хазарской проблеме».

Другой ленинградский археолог, И.И. Ляпушкин своеобразно представлял процесс политического влияния хазар на восточных славян. Он считал, что существовали сборщики даней — хазарские наместники. Они, «оседая» в тех или иных славянских общинах на правах господствующего слоя, тем самым способствовали более быстрой дифференциации населения».¹⁴² Так историк видел воздействие хазар, если не во влиянии на классообразование, то, по крайней мере, на расслоение первобытнообщинного общества.

Совершенно с другой точки зрения подходит к «хазарской проблеме» В.П. Яйленко. Он попытался показать процесс раннего влияния на Восточных Славян союзников хазар — венгров. Он исходил из того, что под натиском печенегов граница Лебедии сдвинулась к среднему Поднепровью, «включив в свою периферию Киев». Именно венгры дали наименование поселениям — Киев и Лебедь, название первого усвоили норманы в виде Chun-gard. Автор считает, что венгры и куны были союзниками хазар. Яйленко полагает, что обряд захоронения, принятый киевской знатью, подобен салтовскому, «т.е. хазарскому (в широком смысле этого понятия) обряду».¹⁴³ Автор предполагает, что этническое и политическое объединение Восточного Славянства происходило в тесном контакте с тюркскими, угро-финнскими и прочими этносами.¹⁴⁴Таким образом, исследователь уже на современном этапе пытается обосновать тезис, сформулированный некогда Юргевичем.

В работе «Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах» Н.Ф. Котляр обратился к «хазарской проблеме». Он полностью разделяет мнение Б.А. Рыбакова на Хазарский каганат, как на маленькое, «паразитарное» государство. По поводу сторонников значимой роли Хазарии в судьбах Руси он пишет: «Действительно, ведь не так давно известный историк А.Е. Пресняков говорил об «огромном значении Хазарского государства в ранней истории восточных славян», а В.В. Мавродин в работах 1940-х годов вообще предлагал назвать время VII—VIII вв. в историческом прошлом древнерусской народности «периодом Хазарского каганата».¹⁴⁵ Сам же автор, с опорой на «новейшие научные исследования», считает, что взаимоотношения между Хазарией и Русью строились так же, как это описано в легенде о мечах.¹⁴⁶Этими замечаниями исследователь и ограничился.

Другой украинский археолог П.П. Толочко выступил с критикой «современных буржуазных историков» Н. Голба и О. Притцака, которые писали об исключительно благотворном влиянии «мирного торгового государства» хазар на культурное и государственное развитие Восточных Славян, а также придерживались мнения о том, что именно хазары, завоевавшие Поднепровье, основали Киев. Исследователь убедительно показал несостоятельность построений прежде всего О. Притцака, который сознательно не учитывал данные археологии, указывающие на общеславянский облик киевских археологических слоев с незначительными хазарскими находками. Толочко писал: «Наличие связей Среднего Поднепровья и Киева с хазарским миром никогда и никем не отрицалось, но это вовсе не значит, что можно произвольно объяснять хазар его основателями».¹⁴⁷ Автор считал, что если и рассматривать «заслугу» Хазарии в деле государственного строительства славян, то она заключалась в том, что в борьбе с хазарской угрозой произошла консолидация славянских племен в государство «Русская земля». Победа Святослава над хазарами ещё больше способствовала этому объединению племен вокруг Киева, и отвергла претензии Хазарии на господство над восточнославянскими племенами.¹⁴⁸ Критика построений зарубежной историографии носила позитивный характер, так как она показала с точки зрения анализа имеющихся в распоряжении современной историографии источников несостоятельность выводов историков, опирающихся исключительно на один источник — хазаро-еврейскую переписку. Эта критика станет снова актуальной спустя десять лет, когда работа Н. Голда и О. Притцака будет переведена на русский язык. Но об этом ниже. В остальном же Толочко рассматривал воздействия хазар на становление государства у Восточных славян в русле сложившихся на эту тему взглядов в советской историографии.

В 1990 году в историографической части своей работы А.П. Новосельцев обратил внимание на некоторые перипетии, связанные с «хазарской проблемой». Он справедливо отмечал, что «славяно-хазарские отношения могут и должны изучаться не сами по себе, а в тесной связи с событиями, происходившими на северо-западных рубежах Хазарской державы».¹⁴⁹ Автор писал о том, что «в русской историографии кануна Октябрьской революции утвердилась точка зрения о положительной роли хазар в истории славян... Была затронута и проблема влияния хазарской политической структуры на государственный строй Древней Руси...».¹⁵⁰ Важной вехой в развитии этого вопроса, по мнению исследователя, был период «борьбы с космополитизмом». Историк подчёркивал, что статьи Рыбакова, последовавшие за выступлением «Правды», извращали подлинную «хазарскую теорию». И в этом он солидарен с М.И. Артамоновым.¹⁵¹

И.Я. Фроянов также обратился к вопросу о влиянии Хазарии на создание раннегосударственного объединения у южных племен Восточных славян. «Распространение хазар, — пишет он, — в Приазовье и Подонье в VIII столетии послужило толчком к сплочению восточнославянских племен Среднего Поднепровья в рамках «Русской земли», т. е. к созданию крупного межплеменного объединения типа суперсоюза или союза союзов. По мнению М.И. Артамонова, консолидация восточнославянских племен происходила как бы под эгидой хазар».¹⁵² Автор приводит мнение М.И. Артамонова, который отмечал, что под прикрытием хазар со стороны степей сложилось «воинственное Русское государство», которое вскоре стало угрожать и самой Хазарии. Рассмотрев мнение Б.А. Рыбакова по этому вопросу, И.Я. Фроянов пишет: «Необходимо заметить, что в вопросе о возникновении государства Б.А. Рыбаков склонен более к стереотипам, чем к поискам нестандартных решений». И далее автор делает важные общеисторические выводы, которые достаточно четко выявляют позицию исследователя по конкретной проблеме. «Полностью отвергая внешние импульсы при зарождении Русского государства, он [Б.А. Рыбаков — В.Э.] повторяет как неопровержимую истину расхожую мысль о том, что «государство не импортируется извне». Нельзя сегодня изучение конкретной истории подменять теоретическими заклинаниями. Это — прошлый день советской историографии. Но сила инерции, однако, велика... Следовательно, объединение племен в границах «Русской земли» невозможно понять, абстрагируясь от внешних импульсов. Именно внешняя опасность со стороны хазар соединила славянские племена для отпора завоевателям».¹⁵³ И.Я. Фроянов ни в коем случае не отвергает влияние Хазар на создание раннегосударственного объединения у Восточных Славян, но к выводам этим он приходит не на основании гипотетических умозаключений, а исходя из тщательного анализа источников (прежде всего, Древнерусских летописей), что делает данные наблюдения особенно ценными.

Своеобразной реакцией на взгляды, сложившиеся относительно причинно-следственных связей генезиса государства Восточных Славян в советской историографии, стали работы Л.Н. Гумилева.^10* Автор считал, что раннюю историю Древней Руси надо рассматривать, как последовательность русско-хазарских связей....¹⁵⁴Попытки славян создать свое государство три раза натыкались на противостояние, и огромная роль в этом противостоянии принадлежит Хазарии,¹⁵⁵ к власти в которой пришли купцы евреи-рахдониты. Летописная история от 859 года представляется исследователю как момент, в котором «два хищника», хазарские рахдониты и викинги, договариваются о разделе сфер влияния будущих завоеваний в Восточной Европе.¹⁵⁶ Что касается собственно руси, то автор разделяет мнение М.И. Артамонова, что это не славянский этнос.^11* Он считал, что это германский этнос, обитавший в Крыму, на границах которого в VIII и IX веках были остановлены хазары. Эти же русы захватили в 852 году Киев, от противоборства славяне и русы пришли к сотрудничеству. В 860—880 гг. правительство Аскольда и Дира было настолько сильным, что могло не опасаться агрессии со стороны Хазарии и их союзников скандинавов.¹⁵⁷ Вражда Аскольда и Дира с другим руссом Рюриком, по профессии варягом, привела к захвату Киевского каганата норманами Олега. «Полного завоевания Киева хазарскими евреями не произошло. Но княжество киевских варягов стало вассальным общине хазарских иудеев». С 900 года купеческая организация рахдонитов стала гегемоном в Восточной Европе.¹⁵⁸ Хазария использовала варягов и руссов как наемников в борьбе против своих противников, вследствие непродуманной политики Игоря происходит отпадение земель от Киева, многие из которых занимают прохазарскую позицию (Северская земля). В таких условиях в Киеве происходит переворот, и к власти снова возвращаются славяно-руссы Ольга и её сын Святослав. Это, а также ориентация на христианскую Византию решило исход дела. Хазария была разгромлена Святославом: «Центр сложной системы исчез».¹⁵⁹ Следовательно, мы видим, что и для Л.Н. Гумилева важнейшей проблемой в период формирования государства Восточных Славян выступает противодействие Хазарии. Становление государства он рассматривает на широком международном фоне. В построениях автора мы наблюдаем мысли, некогда уже высказанные в историографии. Вместе с тем, наблюдается крайне завышенная роль еврейского купечества в раннесредневековой истории, и явная модернизация многих явлений древней истории. Но, то, что автор концентрировал своё внимание именно на огромной роли внешнего фактора (а именно Хазарии) в сложной политической обстановке в период становления славянского государства, следует отметить как положительный момент.

В 1995 году в своей работе «Полюдье: явление отечественной и всемирной истории цивилизации» Ю.М. Кобищанов рассмотрел структуру государства хазар. «Судя по всему, — пишет он, — империя хазар состояла из владений четырех или более категорий». Киевское княжество, как и Семендерское и Булгарское эльтеберство исследователь относит к четвертой категории — вассальных государств. Этот вассалитет он выводит из того, что некоторые славянские племена платили дань хазарам. Автор предполагает, что дань собиралась местными князьями, обходящими полюдьем свои владения, или путем прямого похода хазарских полководцев против мятежных вассалов, как это сделал Песах, согласно письму царя Иосифа, совершивший поход на вассальный Киев.¹⁶⁰ На вопрос, когда и как Киев стал вассалом Хазарии, автор не отвечает. Так некритическое следование источникам, попытка усмотреть в них лишь иллюстрацию собственным концепциям приводит к фактическим ошибкам и неточностям. Как продолжение начатой темы, хотелось бы остановиться на двух работах Р.Г. Скрынникова. В этих работах (в большей мере, в работе изданной в 1997 году) историк опирается на источниковедческий анализ О. Прицака.^12* Так автор считает, что ранняя история славян тесно связана с историей хазар, впрочем, в такой же мере, как и с историей Византии и норманов.¹⁶¹На этом фоне историк рассматривает слово Σαμβατας. Он на основе анализа данного слова приходит к выводу, что оно хазарского происхождения. «Как полагают, — пишет он, — основателями Киева были хазары (Г.В. Вернадский, О. Притцак)».¹⁶² Но данные взгляды О. Притцака подверг критике ещё в начале 90-х годов киевский исследователь П.П. Толочко.¹⁶³И далее Р.Г. Скрынников делает вывод: «Малочисленное племя полян не могло расположить свою «столицу» на самой границе с «великой степью», так как их город был бы немедленно сметён кочевниками... Однако безопасность Киева обеспечивалась не хазарскими укреплениями, а военной мощью Хазарии...».¹⁶⁴ К таким далеко неоднозначным заключениям приходит автор, при полном игнорировании предшествующей историографии. Конечно, мы далеки от мысли причислять автора к сторонникам «хазарской проблемы». Но, в его исследованиях мы видим ряд моментов, повторяющих наблюдения данной теории. Повторимся, что подобные построения были возможны лишь при полном безразличии к работам предшественников по этой теме.

Итак, в советской историографии, начиная с 40-х годов, наметилось два взгляда на проблему воздействия Хазарии на становление государства. Надо отметить, что представители обоих направлений стояли на позициях марксизма. Историки, по вопросу генезиса Древнерусского государства, считали, что государство не может быть привнесено извне, а возникло в недрах восточнославянского общества. Этот прогрессивный взгляд на возникновение государства, тем не менее, был отягощен классовым подходом к проблеме. Первое направление было представлено исследователями, которые внимательно и осторожно подходили к этому вопросу. У истоков его стояли М.И. Артамонов и В.В. Мавродин. Представители другого направления полностью отвергали какое-либо воздействие Хазарии на славян. Мнение это сложилось под воздействием идеологической борьбы 40-х годов касательно «хазарской проблемы», а начало было положено статьей в газете «Правда». Это направление развили в своих работах Б.Д. Греков, Н.Я. Мерперт, и в особенности Б.А. Рыбаков. Отличительной чертой столкновения двух этих направлений было и то, что в сугубо историческую проблему привносились идеологические вопросы. Это стало возможным только после того, как «норманская проблема» была подвергнута сокрушающей критике. И «хазарская проблема», остающаяся долгое время в тени, вышла на передний план. С ослаблением идеологических рамок в 60-е годы продолжалось развитие вышеуказанных направлений. Но, большая часть исследователей все же стояла на позициях принижения роли Хазарии в истории Восточной Европы (Б.А. Рыбаков, Н.Ф. Котляр). С другой стороны, рассматривались такие проблемы как влияние хазарской дани на расслоение по имущественному признаку у некоторых племен Восточных славян (И.И. Ляпушкин), хазаро-венгерское влияние на политические институты на юге Древней Руси (В.П. Яйленко). Двойственную позицию по вопросу воздействия Хазарии на консолидацию Русской земли занял Н.А. Насонов, предполагавший, с одной стороны, что консолидация эта происходила в рамках каганата, а с другой стороны, считавший, что в борьбе с Хазарией и могло сформироваться первое государственное объединение Восточных славян. Важными были наблюдения П.П. Толочко и его спор с представителями зарубежной историографии по «хазарской проблеме», в ходе которого автор снова подтвердил вывод о том, что государство не привносится извне. И.Я. Фроянов на конкретном материале показал роль внешних факторов (Хазарии) в деле объединения восточнославянских племен на юге.

Таким образом, на «хазарскую проблему» имели воздействие следующие факторы. Во-первых, определённую роль сыграла «дискуссия» начала 50-х годов. Во-вторых, безусловное преобладание в рамках советской исторической науки сторонников решающей роли восточного славянства в становлении Древнерусского государства. В-третьих, несомненно, высокий уровень источниковедческого анализа советской исторической науки, который не позволял возвращаться к гипотетическим наблюдениям ранних периодов историографии. В-четвертых, иногда принципиальное замалчивание предшествующей историографии (так называемой «дворянской» и «буржуазной»).

Несколько иначе стала складываться ситуация после 1991 года. Особенность этого «пограничного» времени состоит в том, что темы, начатые в советский период, продолжают развивать авторы, работавшие над ними в 60—80-е. годы. И в этом есть определенные трудности. Так, взгляды Л.Н. Гумилева получили широкую огласку ещё в 70—80-е годы, но работы стали публиковаться лишь в 90-е годы. Своеобразие автора состоит в том, что классовому подходу на историю Древней Руси он пытается противопоставить этносоциальный подход. В таком же ракурсе он рассматривает и «хазарскую проблему». Тем не менее, исключая различие в трактовке конкретных событий, автор приходит к тем же выводам, что и большинство советских историков, считавших, что хазарская угроза была консолидирующим фактором в деле объединения Восточных славян в первое крупное государственное образование. В работе Ю.М. Кобищанова, также наблюдается подход, сформированный ещё в советский период. Так он рассматривает Русь в феодальной системе Хазарской державы, где ей выделяется место вассала. Новой по форме, можно определить работу по «хазарской проблеме» Р.Г. Скрынникова, написанную на основе западных разработок. Но именно некритический подход к ним, а также пренебрежение к предшествующей историографии делает выводы исследователя малоубедительными. Так, и после 1991 года историография движется в русле проблем, заложенных в советской историографии.

Говоря же вообще о развитии темы «хазарской проблемы» в историографии с 40-х по 90-е годы включительно, надо отметить, что споры вокруг неё сошли на нет. Но, дискуссионными продолжают быть темы о степени воздействия Хазарии на восточнославянское общество в целом, и отдельные племена, в частности, на формирование институтов русского государства. Этому вопросу и будет посвящена последняя часть III главы.

IV

С начала XIX века, большинство сторонников «хазарской проблемы» сводили воздействие Хазарии к влиянию на государственные институты Восточных славян (по аналогии с «норманской проблемой»). Но, если большая часть политических институтов, которые славяне якобы заимствовали в Хазарии, выстраивалась гипотетически, то тюркский термин каган просуществовал в титулатуре Древнерусского государства до XI века включительно. На рассмотрении данного термина в отечественной историографии мы остановимся отдельно.

Титул каган привлек внимание исследователей ещё в XVIII столетии. Надо отметить, что его трактовка зачастую была связана с проблемой влияния норманнов на возникновение Древнерусского государства. Дело заключалось в том, что термин каган интересовал исследователей постольку, поскольку он мог пролить свет на народ Рос Бертинских анналов. И лишь с середины XIX века, с введением в науку новых письменных свидетельств, а также после публикации работ антинорманской направленности (как сторонников «хазарской теории», так и славянской) термин каган стали рассматривать как отдельный объект исследования.

В рамках проблематики данной работы мы коснемся лишь вопроса о преемственности термина каган от Хазарии к Древней Руси.

Г.Ф. Миллер первым обратил внимание на термин каган. Он считал, что послы народа Рос были норманами. А монарший титул каган употребили лишь потому, что грекам он был известен от Хазар и Печенегов. Но, автор не разъясняет, почему именно этот титул приняли варяги, а не какой либо иной.¹⁶⁵ Г.З. Байер предполагал, что цари до Рюрика писались хазарским титулом — хакан.¹⁶⁶

А В.Н. Татищев был близок к трактовке Г.Ф. Миллера. Он писал, что термин каган употреблялся греками для обозначения государя у славян и сарматов.¹⁶⁷ Как мы видели выше, автор считал и хазар славянским племенем, и поэтому писал следующее: «Козаре... однако ж, особых владетелей, или каганов имели, и до пришествия Оскольдова или Ольга в Киев всею оною страною владели...».¹⁶⁸ Но это высказывание вовсе не означало, что историк связывал перенос данного термина от хазар на славян. Скорее он видел в нем попытку византийских авторов найти точное определение для древнерусских князей: «Греческие писатели скифских государей (в котором имени сарматы и славяне заключались) василеус, латинский реке именовали, а иногда каган, кахан, кахас и кахань... Сей титул кахан даван от грек русским государям, как в молитве акафиста о Ингоре. В историях Зонара и Кедринове Ингоря и Святослава василеус, и монархус и каган имяновали».¹⁶⁹ Таким образом, исследователь думал, что «мунгальское» имя каган древнерусские князья получали исключительно в литературе. Следует ли отсюда, что термин этот не применялся на практике? Об этом В.Н. Татищев не говорит.

И.Н. Болтин допускал, что каган, возможно, слово происходящее из турецкого языка.¹⁷⁰ Впрочем, автор не знает, от кого произошел этот термин, но он продолжает: «...Довольно для меня сказать, что Русские Государи никогда Коганами не называлися, что Руссов название заключалось токмо в пределах новгородских, и северным писателям, писавшим о России, слово Каган было неизвестно».¹⁷¹

Наконец, Струбе де Пьермонт отмечал, «что слово Хакан, будучи ни мало не сходно с титлом, приписываемым Татарами..., ни что иное есть, как собственное и довольно известное слово, Гакон (Haquinus) как ясно из самого слова по имени vocabulo, которое означает у писателей среднего века имя собственное». Далее автор продолжил свои размышления: епископ Лиутранда писал «rex Inger vocabulo» — по имени Нигер». «Что касается до двойной буквы ch, то известно, что она во многих древних именах означает то же, что и просто h...».¹⁷² Данные мысли Струбе де Пьермонта нашли благодатную почву в последующей историографии. Один из водоразделов проблемы, связанной с термином каган, поделит историков на сторонников и противников Хакана Бертинских анналов как имени собственного. Повлияет он и на разрешение вопроса преемственности титулатуры от хазар к государству восточных славян.

Таким образом мы видим, что в XVIII веке исследователи не придавали большого значения титулу, по их мнению, не имевшему ничего общего с титулатурой славян. И лишь предположению Струбе де Пьермонта была уготована долгая историографическая жизнь.

Первым поддержал Струбе де Пьермонта А.Л. Шлецер. Он, обращаясь к Бертинским анналам, предполагал, что Хакан — это имя собственное: «Я думаю, писал историк, что в вышесказанном Греческом донесении стояли такие же слова; почему и перевожу: «царь их, именем Гокан (Hakan). Его название столь же было обыкновенно в Скандинавии, как неизвестно в чужих странах, от чего и подверглось искажению и изменениям...». Автор рассуждал так: «...Константинопольские ученые знали название Хакана, означавшее владетеля хазаров, и других азиатских великих народов точно так как, султан, шах и пр.; почему они тотчас и вообразили, что это есть не имя собственное, а общий титул повелителей». Поэтому они ошиблись, посчитав имя собственное за титул.¹⁷³ На доводы же критиков, что в истории Швеции не встречается имя короля Хакана, Шлецер отвечал так: «Ежели кому вздумается опровергать вышесказанное мое объяснение о Гаконе тем, что в Шведской истории не говорится, что был тогда король сего имени, тому отвечаю я вопросом: есть ли у нас тогдашняя Шведская история».¹⁷⁴

Естественно, И.Ф.Г. Эверс не соглашался со Струбе де Пьермонтом и Шлецером в том, что Chacanas vokabulo — это имя собственное, скандинавское. Он считал, что история не знала никакого короля Гакона. И далее, ссылаясь на исследование Байера, Эверс пишет: «Довольно заметить, что если даже точно Хакан в Бертинских Летописях не есть титул, а имя, и тогда нельзя ещё отнести оное с точностию к Скандинаву, ибо имя принадлежит не одному Скандинавскому Северу».¹⁷⁵Историк ведет преемственность в переходе данного титула от хазар (руссов-хазар) к славянам: «Сей титул, который и словенские Руссы (впрочем, по хазарскому образцу) придавали своему князю, имел Козарский государь, властвовавший, без сомнения, черноморскими руссами».¹⁷⁶ Данные, весьма важные наблюдения, были отягощены «хазарской теорией» Эверса. Но, его изыскания по термину каган имели важные последствия.

Н.М. Карамзин, будучи критиком Эверса, развивал взгляды Струбе де Пьермонта и Шлецера. Он разделял их точку зрения на кагана Бертинских анналов, как на имя собственное — Hakan. Имя это ничего общего с хазарским титулом не имело. В этом он не согласен с Болтиным. Хотя, с другой стороны, исследователь подчеркивал, что киевские князья именовались каганами.¹⁷⁷ Скептик Н.С. Арцыбашев не разделял мнение Шлецера, а уж тем более Карамзина на термин каган. Он предположил, что от тюркского слова каган произошло русское слово князь, которое, по его мнению, значило царик.¹⁷⁸

В.Н. Юргевич, автор одной из гипотез, относящихся к «хазарской проблеме», также считал, что термин этот был заимствован у тюрков. Для него употребление термина каган на Руси означало, что первоначально восточнославянские земли входили в Хазарское государство. И именно там был заимствован этот титул.¹⁷⁹

Так мы видим, что до середины XIX века историки, разделявшие взгляды Эверса на «хазарскую проблему» предполагали преемственность в переходе титула каган от одного государства к другому. В свою очередь, сторонники Хагана как имени собственного не разделяли данных взглядов, соответственно не признавая хазарского влияния в титулатуре.

В середине столетия спор вокруг термина каган приобрел особую остроту. В данной работе мы не ставим задачу рассмотреть эту важную и поучительную дискуссию, так как она увела бы нас далеко от главной цели исследования. Но приведём мнение основных её участников. Так, А.А. Куник в работе 1844 года считал, что титул «Chacanus» мог быть воспринят как имя собственное. С другой стороны, он предполагал, что русские князья, освобождавшие славян от хазарского владычества, заменили последних.¹⁸⁰ А славяне, не имевшие тогда развитых государственных понятий, не знали другого верховного главы, кроме Кагана. К этому мнению присоединяется и антинорманист Д.А. Хвольсон, полагавший, что великий князь, который жил в Киеве, носил титул «Хакан-Русь».¹⁸¹

С.А. Гедеонов тщательно проработал вопрос, связанный с титулом каган. Здесь он выступает против мнения Струбе де Пьермонта, А.Л. Шлецера, что данный титул — имя собственное, призвав на помощь исследования других норманистов — Круга и Куника.¹⁸² Он считал, что «до водворения в Киеве варяга Олега, южная Русь состояла под властию Хаганов, по всей вероятности наместников великого Хагана Хазарии».¹⁸³ В 864 году Хаканом (наместником?) южной Руси являлся Аскольд. Он и Дир, по мнению автора, были венграми, связанными с Хазарией. Память утро-хазарского правления отразилась и в название Киева — Szombat. «С водворением в Киеве варяго-славянского Олега, титул Хагана исчезает для русских людей».¹⁸⁴ Хотя и продолжает жить в народной памяти.¹⁸⁵ В данном случае историк впервые в историографии приводит полный список источников^13*, известных в XIX веке, в которых упоминается титул каган, в связи с использованием его в Древней Руси: сообщение Ибн-Даста, «Похвальное слово митрополита Иллариона», «Слово о полку Игореве».¹⁸⁶

М.П. Погодин в свойственной ему саркастической манере, высмеивает тезис Гедеонова о том, что в Киеве был не настоящий каган, а его наместник, но носящий тот же титул: «Читатели видят, что все-таки это не настоящий каган, а только его помощник, ну да это куда не шло!».¹⁸⁷ Сам же автор вслед за предшественниками-норманистами считал Chacanus именем собственным. Историк также не соглашался с точкой зрения Куника.¹⁸⁸ Ф. Брун присоединился к мнению Погодина, но с определенными оговорками. Тем не менее, он не принимает доводов Гедеонова, продолжая утверждать, что Хакан является именем собственным.¹⁸⁹

Рассматривая спор вокруг термина каган, хотелось бы ещё раз подчеркнуть, что данная дискуссия была развернута скорее в контексте «норманской теории» (этнической принадлежности кагана Рос). Исследователи, принявшие участие в ней касались в основном источниковедческих и филологических вопросов, связанных с Бертинскими анналами. Введение в оборот других источников, осуществленное в ходе данного спора Гедеоновым, было важно для сравнительно-исторического анализа, хотя и не все участники признавали его.¹⁹⁰Как мы видим, большинство историков не оспаривали тюркское (хазарское) происхождение данного термина, но, уравнивая это слово с именем Гакон, они исключали преемственность в титулатуре. А.А. Куник, сделавший блестящий анализ источников, пришел к неоднозначному выводу: это не имя собственное, но возможно титул.¹⁹¹ В заключении обзора данной дискуссии хотелось бы подвести итог словами А.А. Куника: «Chacanus vocabulo ждет ещё своего истолкования».¹⁹² Возвращаясь к теме преемственности в титулах, необходимо отметить, что в своей более поздней работе А.А. Куник, писал о том, что «восточные взгляды до того вошли в плоть и кровь народа, что он и новых властителей своих из племени Русов, т. е. Аскольда и Дира назвал «каганом» и совершенно естественно перенес это звание на Рюриковичей (напр. «великий каган нашей земли Владимир»)».¹⁹³

Н.И. Костомаров подошел к рассмотрению термина каган с точки зрения характера власти. Он полагал, что хазарское влияние сказалось на деспотических наклонностях князя Владимира. «Недаром, в речи своей на память Владимира, оратор назвал его «хаганом». Как скоро хазарское слово «каган» вошло в Русь, то, конечно, вошли до известной степени и восточные понятия. Может быть хазарским нравам следует приписать и это сладострастие Владимира, толпу жен и наложниц».¹⁹⁴ Так исследователь отождествлял титул «каган» исключительно с деспотизмом, и преемственность видел лишь в том, что руссы заимствовали черты деспотизма у хазар.

С упоминанием термина Каган в Бертинских анналах Д.И. Иловайский связывает «первое достоверное известие о существовании Русского княжества в Южной России...». Люди, народа Рос, посланы от имени своего князя, именуемого каганом. «Под именем этого хакана или кагана, конечно, разумеется, киевский князь, а не какой-нибудь из скандинавских владетелей...».¹⁹⁵ Автор считал, что этот титул принадлежит «народам прикавказским». То есть, по мнению историка, он не мог изначально принадлежать хазарам, но был приобретен ими у народов кавказских.¹⁹⁶ Иловайский утверждал: «Хазары же являются именно смесью пришлых Турок с разными туземными элементами, каковыми угорский, славянский и особенно черкесский».¹⁹⁷ Мы видим, что Д.И. Иловайский не видел связи между титулом каган у Руси и Хазарами. Без опоры на источники он утверждал, что термин этот связан с кавказскими народами.

И.Е. Забелин тоже рассмотрел вопрос о титуле каган, в том числе и в связи с сообщением Бертинских анналов: «Но если, существовала Русь в Швеции со своим королем Гаконом, от которого не осталось никакой памяти, то в то же время в Киеве в самом народе существовало наименование тамошнего владыки каганом, вероятно для более сильного выражения и определения предержащей власти. Об этом имени каган сохранилась большая память еще в 11 веке, когда коганом именуют св. Владимира и никто другой, как русский же митрополит, который тем же титулом именует и Ярослава. Значит каган, резюмирует автор, еще и в это время был родной титул для Руси, обозначавший понятие о царе».¹⁹⁸ Откуда же появился этот титул в Древней Руси? Историк считает, что он достался еще от авар, а в IX веке был закреплен посредством хазарской власти над Киевом.¹⁹⁹ И, продолжает исследователь, «очень вероятно, что от этого хазарского хагана, если, не от своего собственного, ходили и наши Россы послами к Феофилу. Они ведь в то время платили дань хазарам, следовательно, могли действовать от имени своего повелителя или от его наместника, жившего в Киеве, и по естественным причинам устраивавшего домашние, местные, чисто Киевские выгоды».²⁰⁰ Так исследователь видит не только преемственность в термине. Он полагал, что славяне «проходили выучку» у каганов хазар, не забывая и собственные выгоды.

В свою очередь, П.В. Голубовский рассматривал преемственность в титулатуре от Хазарии к Руси с точки зрения общего хода истории. «Не выражает ли, — восклицает автор, — в этом случае, может быть совершенно случайно, идея передачи Руси миссии Хазарии — быть оплотом Европы против Азии?»²⁰¹ Так исследователь разглядел в термине каган некий символ передачи «щита Европы».

Что же касается В.О. Ключевского, то он не дает точного разъяснения термина каган. Он считал, что его заимствовали варяги-князья у хазар, и тем самым «клали заимствованные черты на власть... и осложняли её, сообщая ей характер верховной государственной власти».²⁰²

Знаменательно, на наш взгляд, что у С.Ф. Платонова термин каган вызвал замешательство. С одной стороны автор считает, что Русы — не славянское племя, с другой стороны он не мог соотнести термин «хаган» с этим именем. Он писал так: «Таким образом, в 839 году Россов относят к шведскому племени, чему в то же время как будто противоречит имя их царя — «Chacanus» — хакан, вызвавшее много различных толкований. Под этим именем одни разумеют германское, скандинавское имя «Гакон», другие же прямо переводят это «Chacanus» словом «каган», разумея здесь хазарского хана, который назывался титулом «каган»». В результате автор приходит к выводу, что «во всяком случае, известия Бертинских летописей сбивает до сих пор все теории».²⁰³ Во взглядах на данную проблему С.Ф. Платонова нашла отражение двойственность подхода всей историографии, когда субъективная приверженность той или иной школе или направлению натыкается на неразрешимые противоречия в источниках. В данном случае, С.Ф. Платонов близок по своим взглядам А.А. Кунику.

М.Ф. Владимирский-Буданов смотрел на титул каган с точки зрения влияния, которое имели хазары на славянские племена: «В то время как северными славянскими племенами владели варяги, южными владели хазары, которые оставили следы своего влияния в титуле Киевского князя («каган» — в слове Иллариона), в наименованиях многих селений около Киева...»²⁰⁴

A Фр. Ф. Вестберг оспорил мнение о том, что Хакан руссов (Ибн-Руст и Гардизи) и chacanus Пруденция имя собственное. Он считал, что это тюркский титул, которым величали на Руси славянских князей. «Откуда следует, писал он, что соседние не тюркские народы усвоили себе это слово для обозначения представителей высшей власти».²⁰⁵ Этим автор и ограничился. Но, хочется подчеркнуть, что он сознательно не соотносит данный термин с конкретным тюркским народом.

В.В. Святловский считал, что сын и внук Святослава по праву носили «славный титул кагана», так как Святослав покорил хазар, а князь Владимир и Ярослав «владели областями, ранее принадлежавшими хазарскому кагану».²⁰⁶ Таким образом, титул этот перешел к русским князьям путем завоевания. Но, отметим, что в этот период мнение Святловского осталось стоять особняком в историографии.

М.К. Любавский, выводивший из хазарской дани политическое владычество хазар над «всеми вообще славянскими племенами, расселившимися по южным областям», полагал, что первым государем у славян был хазарский каган²⁰⁷: «Вот почему именем «каган» впоследствии пользовались для обозначения уже русского государя: первый митрополит из русских Илларион составил «похвалу» кагану Владимиру».²⁰⁸

А.А. Шахматов вообще предполагал, что преемственность в переходе титула каган надо рассматривать не от хазар к славянам, а от хазар к русам-скандинавам. «Русский конунг, — писал он, — подражал, очевидно, хазарскому владыке».²⁰⁹

Подводя итог рассмотрению термина каган в дискуссии 60—70-гг. XIX века и до 20-х годов XX века, подчеркнем, что финалом ее стало утверждение в исторической науке мнения о том, что термин каган был заимствован Древней Русью у Хазарии. Утверждению данного мнения способствовало и то, что историки, которые обращались к изучению этого термина, были в основном антинорманистами (Н.И. Костомаров, Д.И. Иловайский, И.Е. Забелин). Но даже А.А. Куник согласился с этими доводами. Прекращение споров открыло широкое поле деятельности для изучения термина каган не только с узко филологической точки зрения, но и с точки зрения исторического процесса вообще: от характера власти, отразившегося в титулатуре, до исторической преемственности от одного народа к другому. Одни исследователи видели в нем свидетельство о первом русском государстве (Д.И. Иловайский), другие — заимствование славянами или руссами государственной атрибутики у хазар (И.Е. Забелин, М.Ф. Владимирский-Буданов, Фр. Ф. Вестберг, В.О. Ключевский, М.К. Любавский, А.А. Шахматов). Наконец, третьи, — свидетельство военных побед русских князей над хазарами (В.В. Святловский). Таким образом, на первый план в исследованиях вышла проблема преемственности термина и то, как она отразилась в источниках, а также вопрос о том, что символизировала эта преемственность, что означала. Далеко в прошлом остался спор норманистов и их противников о Хаконе как имени собственном. Вопросы, связанные с преемственностью в титулатуре, поднимаемые в историографии 20-х годов мало чем отличались от предшествующего периода.

Так И. Берлин соглашался с тем, что несомненное хазарское влияние на древнерусскую культуру нашло отражение в термине каган. Первые русские князья, по его мнению, заимствовали этот титул у хазар и носили его.²¹⁰

А В.А. Пархоменко подошел к рассмотрению титула каган с точки зрения своего видения «хазарской проблемы». Автор вопрошает: почему именно «каган», а не конунг или базелевс? Историк так отвечал на поставленный перед собой вопрос: «Несомненно, что титул «кагана» для киевских полян — слушателей проповедника — имел ещё определённое реальное содержание и ясное историческое значение вследствие сравнительно недавнего переселения Полян из недр Хазарского царства и продолжающихся связей с юго-востоком...». Что было бы совершенно невозможно, утверждает исследователь, если бы «Поляне были связаны с Хазарами лишь старинной, кратковременной, давно кончившейся данью...». Таким образом, мы видим, что объяснение титула каган превращается у Пархоменко в краеугольный камень его «хазарской теории». «Поляне, — писал он, — уйдя из Хазарии, принесли оттуда с собой в Киев черты хазарского государственного устройства и уклада жизни...». Недаром этот термин встречается и у Ибн-Даста, и в Бертинских анналах. Его исчезновение историк объясняет так: последним его носителем был князь Мстислав, представитель Хазаро-Кавказского элемента в Древней Руси. После его смерти и с укреплением прозападноевропейского князя Ярослава употребление этого термина сходит на нет. Но, ещё в XII веке этот термин встречается в «Слове о полку Игореве».²¹¹ Так мы видим, что Пархоменко и выводы по вопросу о термине каган сводит к своей разработке по «хазарской проблемы». Но в целом они перекликаются со взглядами на эту проблему всей предшествующей историографии второй половины XIX века — начала XX века. Но, он полагал, что наличие этого титула в древней Руси подчеркивало то, что восточнославянское государство зарождалось в недрах Хазарии.

В.В. Бартольд отмечал, что русский каган в истории упоминался раньше, чем князь. Он думал, что послы русского кагана, прибывшие в Византию в 839 году, были представителями государства, находившегося на Севере, в районе Новгорода. Из этого исследователь делает вывод: «Титул «каган» показывает, что даже до этих пределов доходило влияние Хазарского царства».²¹² Если Бартольд связывал местоположение каганата с Севером, то П.П. Смирнов нашел его на Юге. Автор предполагал, что титул каган носили Росские каганы государства, находившегося в бассейне Дона и Азовского моря. «Только известные права на этот титул своих князей», позволяли говорить о нем, как о титуле, непосредственно связанном с додревнерусской государственностью, а не с титулом хазарских, аварских или болгарских каганов.²¹³

В свою очередь, А.И. Лященко считал, что память о хазарах в Киеве сохранилась именно в титуле каган, которым именовались и князь Владимир, и Ярослав.²¹⁴

Таким образом, мы видим, что большинство исследователей, обращавшихся к термину кагана в 20-х годах XX века, следовали в русле предшествующей историографии. Иной подход наблюдается с 30-х годов. Становление государства теперь рассматривается с классовых позиций. При таком подходе, любой государственный термин имеет классовую подоплеку. Так С.В. Бахрушин подошёл к термину каган с точки зрения набирающих силу феодальных отношений в Древней Руси. Он писал: «Владимир, подлинный киевский князь, тесно связанный с территорией Приднепровья и с феодализирующимися группами местного населения». Поэтому следующим шагом было принятие нового титула. «Усиление княжеской власти подчеркивает титул кагана, заимствованный от хазар».²¹⁵ Надо думать, что автор предполагал существование феодализма у полукочевых народов. Иначе как мог Владимир, князь «феодализирующегося государства», заимствовать титул не из феодальной империи? Данный вопрос автор оставил без^14* разъяснения.

Для В.В. Мавродина народ кагана Рос — народ древней Руси. Как же появился этот титул в Древней Руси? Автор отвечает на этот вопрос так: «...из глубины хазарского мира, Русь заимствовала название «хаган», «каган». Этот титул достался от Хазарского каганата, владевшего восточнославянскими землями, посредством дани. ««Каганом» называют своего правителя русские послы в Бертинских анналах, «каганом» («хаканом») именуют своего государя руссы по Ибн-Дасту (Ибн-Росте) и персидскому анониму Х в. «Каганом» называют Владимира и Ярослава «Похвала» митрополита Иллариона, «Слово о полку Игореве», надписи на фресках Софийского собора в Киеве. И вполне понятно. Для древних русских «каган» был олицетворением высшей государственной власти». Автор считал, что каган был для славян верховным властелином и, когда поляне освободились от хазарского владычества, то назвали своего правителя каганом, что означало «царь».²¹⁶ Что же касается сообщения Бертинских анналов, то автор так рассуждает об этом событии: «Этих людей (из народа Рос — В.Э.) посылал к императору Феофилу царь их, названием хакан (rex illorum, Chacanus vokabulo) для засвидетельствования ему своей дружбы... Когда их стали подробнее расспрашивать, кто они такие, оказалось, что они были шведского происхождения. Очевидно, что была русь, находившаяся на службе кагана хазарского (и впоследствии, в X веке, русь и славяне по известиям арабов, обычно проживали в столице Хазарии)».²¹⁷ Таким образом, историк считал, что каган Бертинских анналов был хазарский каган, владевший славянскими племенами. В преемственности он скорее усматривал не классовую подоплеку, а символ государственного суверенитета Древней Руси.

Для П.Н. Третьякова, как и для Бахрушина процесс генезиса государства не отделим от классообразования. А так как в советской исторической науке господствующим стало мнение о том, что в период VII—IX веков идет формирование класса феодалов,²¹⁸ то, рассматривая сообщения Бертинских анналов, он видел в нем свидетельство существования государства хагана народа Рос, т. е. Русского государства, предшественника Древнерусского государства. И это у автора «не вызывает никаких сомнений»²¹⁹ Таким образом, термин каган наполнился классовым содержанием, следуя схеме: государство невозможно без классов. А глава государства, его титул несет на себе печать классовости.

Согласно своим воззрениям на «хазарскую проблему» и вопреки предшествующей историографии Б.А. Рыбаков утверждал, что термин каган был известен славянам от авар, а не от хазар. «Сложение Русского государства в IX веке позволило великому Киевскому князю закрепить за собой титул «каган»». Кто мешал обладать этим титулом Киевскому князю, автор не разъясняет, но считает, что этот титул позволил Древнерусскому государству стать вровень не только с Хазарией, но и с Византией.²²⁰ Историк путает форму и содержание, так как принятие, пускай самого громкого титула, в период средних веков не значило ровным счётом ничего, если титул этот не был подкреплён реальным содержанием: прежде всего военной силой. Тем не менее, исследователь старается подобрать факты таким образом, чтобы Хазария представлялась малозначительным государством. В другой своей работе Б.А. Рыбаков писал: «А равенство титулатуры хазарского кагана (ещё до 839 г.), окончательно отвергает возможность признания киевского князя вассалом хазар».²²¹ Автор не только пренебрегает всей предшествующей историографией, но и достаточно вольно трактует источники (например, использование термина вассал). Зато эта терминология как нельзя лучше подходила для иллюстрации феодальной формации в Древней Руси.

М.И. Артамонов с опорой на Бертинские анналы считал, что имя «русь» связано не с северным, а с южным, среднеднепровским политическим образованием. Он предполагал, что на юге России обитал неславянский народ «рос», который был уничтожен хазарами, а его наименование было перенесено на поселившееся в этих регионах славянство.²²²«Главной действующей силой в указанных выше событиях были не варяги и даже не новгородские славяне, а население Среднего Днепра. О том же, по мнению историка, свидетельствует и титул главы этой Руси — каган, который невероятен для северных славян, но вполне понятен для славян среднеднепровских, находившихся под властью хазар». Автор резюмирует: «Принятием этого титула киевские князья заявляли о своей независимости от хазар и равноправии Руси с Хазарским государством». Титулом каган великие киевские князья именовались и в X—XII вв.²²³

В.Т. Пашуто титул каган рассматривал также с классовых позиций. Он писал, что Древнерусское государство вначале освободило славянские земли, а затем покорило и Хазарию, «узурпировав (как это делали позднее московские цари) титул каган».²²⁴ Отметим, что историк предполагал, что во внешней политике, как и во внутренней государство проводило классовую политику угнетения, для иллюстрации которой как нельзя лучше подходит слово «узурпация». Но, понятие это мало отражает сущность преемственности в титулатуре.

Любопытно, что и М.Н. Тихомиров, рассматривая термин каган, применил тот же метод, что и В.Т. Пашуто. Он считал, очевидно, по аналогии с более поздними периодами, что если для собственно Киевской Руси Владимир является князем, то, для покоренных земель Хазарии — он хазарский каган.²²⁵ И титулом этим символизирует победу русских над хазарами.²²⁶

Линия на противостояние Руси и Хазарии, нашла свое отражение и в работе С.С. Ширинского. Он усматривал в принятии титула каган древнерусскими правителями первый акт «равноправия рядом с грозным соседом», что неотвратимо вызвало «блокаду молодого государства».^15* С одной стороны, мы видим, что автор на основе принятия хазарского титула, считал, что это событие могло произойти лишь в государстве. А с другой стороны, он делает далеко неоднозначные выводы о блокаде этого же государства лишь на основе нумизматических данных.²²⁷ Этот взгляд не получил поддержки в историографии.²²⁸

В.В. Мавродин в 1978 году снова обратился к происхождению термина каган. Он считал, что этот, несомненно, тюркский термин, своими корнями уходит «в хазаро-болгарский мир». Так как летопись называет князей Владимира, Ярослава, Святослава — каганами, то, считает автор, и народ рос Бертинских анналов обитал в Поднепровье.²²⁹

А.Н. Сахаров подробно рассмотрел проблему интерпретации словосочетания «Каган народа Рос». Он отметил, что такие историки как И.Ф.Г. Эверс, Д.И. Иловайский, Д.И. Багалей видели в этом титуле хазарское влияние. Но, в целом автор ставил себе иные задачи (этническое происхождение послов народа Рос), поэтому вопрос о происхождение данного термина и о его преемственности не поднимался.²³⁰

В свою очередь А.П. Новосельцев термину каган посвятил отдельное исследование. Он писал о том, что этот термин, в отношении правителей Древней Руси употребляется с IX века, так Илларион именовал князя Владимира, титул этот носили Ярослав и его сыновья. Последним, кто имел этот титул, согласно «Слову о полку Игореве», был князь Олег, правивший некоторое время в Тмутаракани.²³¹ Автор сразу же оговорил, что вопрос об этнической принадлежности народа Рос, он попытается не затрагивать. Далее он отмечает, что разработка проблемы, связанной с термином каган не получила глубокой проработки ввиду того, «что исследователи не всегда отчетливо понимали смысл и значение титула КАГАН в Восточной Европе VIII—X вв. А между тем, — продолжал историк, — именно это наиболее важно уяснить для понимания, почему даже креститель Руси Владимир и его преемник — Ярослав — ещё носили этот ставший в ту пору архаическим титул».²³² Новосельцев, достаточно подробно рассмотрев источники и формы данного термина в различных литературных памятниках, утверждал, что именно напрямую из Хазарии он пришел на Русь.²³³ Исследователь, изучив ситуацию с посольством Бертинских анналов, полагал, что состояние источников не позволяет дать однозначный ответ на вопрос: почему посольство прибывает от независимого правителя, когда, в то же время ПВЛ сообщает о зависимости Полян от Хазарии. Новосельцев предположил, что возможно посольство Руссов, направившееся по Днепру в Константинополь, не могло вернуться тем же путем (мадьяры, заставы хазар на Дону). И по совету, находившихся в посольстве шведов, решило вернуться через Западную Европу. Автор не разъясняет, как посольство народа Рос превратилось у него в посольство Руссов. И как могли помешать заставы на Дону возвращению из Константинополя. Но подчеркнем, что это всего лишь версия событий 839 года, что и отмечал Новосельцев. Так он пишет: «Можно дать и другие объяснения. Но важен факт, что хакан руссов был независим от хазар уже в ту пору».²³⁴ Историк, отождествляя возникновение государства с возникновением классов, пишет следующие: «Присвоение этого титула в условиях формирования раннеклассового общества у русов символизировало претензии принявшего данный титул лица на главенство среди других князей и правителей, ибо он изначально подразумевал такой смысл. Собственно восточнославянским соответствием ему был «великий князь» — титул часто фигурирующий в ПВЛ». К сожалению, автор, так тщательно подошедший к особенностям термина каган у хазар, не подверг подобному анализу термин «великий князь». Поэтому и подобный вывод не представляется убедительным. Однако, нельзя не согласиться с другим доводом историка: «Претендуя на такое положение, русский владыка в условиях IX века мог заимствовать верховный титул только у хазар... Короче говоря, в ту пору, когда русский властитель стал именоваться хаканом, этот титул, — во всяком случае, в пределах Восточной Европы — означал верховного сюзерена, претендующего на господство в регионе».²³⁵ С принятием Христианства применение данного титула остается актуальным. Так как он символизирует независимость от Византии (Илларион).

Отметим следующие положения, которые сформулировал А.П. Новосельцев в отношении преемственности термина каган:

1. В IX веке он означает, что под властью Киева находились другие князья.

2. Титул этот был закреплён за киевским князем.

С принятием Христианства титул этот символизирует независимость Древней Руси от Византии.

В работе 1994 г. А.В. Гадло высказал мнение о том, что титул каган получил князь Владимир как соверен одной из областей Хазарии — Тмутаракани.²³⁶ Данный взгляд на преемственность в титулатуре не совсем стыкуется с утверждением автора о том, что хазарский каган — живой бог хазарского государства, «в лице которого персонифицировались мощь и жизнь хазарского государства».²³⁷

И, наконец, в 1998 году В.Я. Петрухин высказал мнение, что русские князья получили право на титул каган по «праву сильнейшего» — путем разгрома Хазарии.²³⁸

Подводя итоги изучения термина каган, ещё раз подчеркнём, что вопрос о трактовке слова Chacanus стал камнем преткновения для всей историографии XVIII—XIX веков. Сторонники Chacanus как имени собственного являлись и сторонниками норманской теории. И, наоборот, противники данной теории, были сторонниками трактовки слова Chacanus как титула каган. После дискуссий середины XIX столетия большинство исследователей, ввиду сложности трактовки источников и под воздействием новых свидетельств в письменных памятниках, отходят от полярных позиций рассмотрения данного термина. У большинства из них не возникает сомнения, что к термину каган необходимо подходить с точки зрения преемственности в титулатуре от Хазарии к Древней Руси. Разногласия наблюдаются лишь в трактовке. Мнение это становится главенствующим тем дальше, чем больше исследователи Древней Руси переходили на позиции антинорманизма. Отход от трактовки термина каган как имени собственного способствовал возможности внимательно анализировать различные аспекты заимствования этого термина Восточными Славянами, что мы и наблюдали в конце XIX — первой трети XX столетия. Говоря об оценке термина каган в советской исторической науке надо сказать, что с конца 30-х годов наметился классовый подход в рассмотрении этого термина. Из чего следовало, что государство имеет классовый характер, а титул главы государства также несет на себе этот отпечаток. Подобные утверждения, в целом, не препятствовали развитию идей, наметившихся ещё в досоветский период, о том, что путем принятия титула каган раннегосударственное объединение Восточных Славян на юге подчеркивало свой суверенитет. Таким образом, в отечественной историографии, в независимости от различных идеологических подходов, признается преемственность в титулатуре от Хазарии к государству Восточных Славян.

Собранный в данной главе материал позволяет нам сделать ряд выводов о состоянии и тенденциях развития исторической науки XVIII—XX вв. по вопросу влияния хазар на создание государства Восточных Славян. Эти наблюдения естественным образом проистекают из проблем, рассмотренных в I и II главах. «Хазарская проблема», как мы видели выше, занимала немаловажное место в отечественной историографии. На первом этапе её сторонники придерживались мнения о том, что руссы были этнически близкими хазарам. И все древнерусские политические институты были привнесены хазаро-руссами. На смену им пришла другая трактовка «хазарской проблемы», в которой формирование государственных институтов Восточных славян происходило в рамках Хазарского государства. Эти взгляды, естественно, подвергались мощной критике со стороны представителей других направлений. Особенно здесь выделялись сторонники «норманской теории». На смену этим представлениям пришли взгляды об экономическом влиянии, как важнейшем в вопросе становления государства, в частности воздействия «торгового народа» хазар на славян. Марксистское представление, в том понимании, которое сложилось в СССР в 30—50 гг., о генезисе государства исходило из того, что возникновение государства зависит от классообразования. Позитивным же в этой концепции было то, что государство вызревает в недрах самого общества (Восточнославянского) и его невозможно занести извне. Этот взгляд на определенных этапах развития исторической науки в Советском Союзе имел положительное воздействие, но, впоследствии догматизация этих постулатов привела к торможению исторической мысли, что в особенности сказалось на изучении собственно Хазарской истории. В таких условиях успехи, достигнутые советскими историками, в вопросах изучения различных тем Древнерусской истории диссонировали с представлениями о роли Хазарии в истории становления восточнославянской государственности. И образовавшийся вакуум был заполнен. В 90-е годы, наряду с работами, выдержанными в традиционном ключе, появились также работы, в которых многие, справедливо отвергнутые предшествующей историографией, положения по «хазарской проблеме» возрождаются на основе некритического подхода к новым публикациям источников или их новым трактованиям.

Изучение «хазарской проблемы» было важной вехой в рамках всей отечественной историографии, вместе с тем, накопленный материал за прошедший период является основным условием для разработки этой актуальной темы из истории Древней Руси в современных условиях.

Примечания

*. Свой взгляд на хазар как славянский народ В.Н. Татищев противопоставил Г.З. Байеру, считавшему хазар — турками. [Байер Г.З. Из Константина Порфирородного о Руссии и близких к ней пределах и народах, собранное Сигридом Беером // Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. I. С. 187.]

**. Поэтому, вряд ли можно согласиться с мнением автора монографии о норманской проблеме в отечественной исторической науке А.А. Хлевова о том, что «фантастическая гипотеза» Эверса не имела сторонников «и осталась в историографии мимоходом». [Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. С. 20.]

***. В трех работах, опубликованных Х.Д. Френом в 20-х годах, был дан новый, критически переведенный материал об истории хазар, булгар и руссов: Fren Ch. Veteres memoriae Chasarorum ex Ibn-Foszlano, Ibn-Haukale et Schems-Eddino Damasceno. S-Pb., 1821; Fren Ch. Ibn-Foszlan's und anderer Araber Berichte über die Russen älterer Zeit. S-Pb., 1823; Fren Ch. Die ältesten arabischen Nachrichten über Wolga-Bulgare aus Ibn-Foszlan's Reiseberichten. S-Pb., 1823. Так Х.Д. Френ особое внимание уделяет отрывку из арабских географов в переводе Дегиня, который считал, что русские есть род турецкий. Френ опроверг данный перевод. [Fren Ch. Ibn-Foszlan's und anderer Araber Berichte über die Russen älterer Zeit. S. 23—24.].

****. Отметим, что Эверс написал свою работу в 1814 г., тогда как первые критические переводы арабских источников, были опубликованы Френом в 20-х годах.

5*. В отличие от Ф.А. Брауна И. Бороздин, вслед за Т. Арне, полагал, что Sarkelland скандинавских источников означает страна Саркела (Хазария), которая была известна скандинавам. [Бороздин И. Из области русско-скандинавских отношений. М., 1916. С. 280.]

6*. Знаменательно, что в своей статье, посвященной генезису Салтовской культуры, Н.Я. Мерперт ни разу не упомянул о связях иранского населения с Хазарией. [Мерперт Н.Я. О генезисе салтовской культуры // КСИИМК. 1951. Вып. 36.]

7*. Но как данное преувеличение соотносится с собственно «хазарской проблемой»? Никак. Да, и Бабенко и Самоквасов, как мы видели в главе И, связывали Верхне-Салтовский могильник с хазарами.[Бабенко В.А. Памятники хазарской культуры на юге России // Труды X археологического съезда в Новгороде. М., 1914. С. 437; Самоквасов Д.Я. Могилы Русской Земли. М., 1908. С. 233.]Да и Спицын А.А., определивший салтовцев как алан, не отрицал связи последних с хазарами. [Спицын А.А. Историко-археологические разыскания // ЖМНП. Январь. 1909. С. 83.]

8*. Высокую оценку работе М.И. Артамонова «История Хазар» дал Л.В. Черепнин. [Черепнин Л.В. 50-летие советской исторической науки и некоторые итоги изучения феодальной истории России // История СССР. № 6. 1967. С. 86.]

9*. Л.Н. Гумилев основывался на разработанных им оригинальных теоретических построениях. Говоря, о государстве Хазарии, он отрицал её феодальную сущность, называя такое государственное устройство этносоциальной системой. Подобные взгляды Гумилева вступали в резкое противоречие со сложившимися классовыми представлениями об обществах Восточной Европы в раннее средневековье, что не могло не отразиться на его трудах, многие из которых увидели свет спустя 10—15 лет после написания. См.: Итс Р.Ф. Несколько слов о книге Л.Н. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли» // Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. С. 13; Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1992. С. 4—8.

10*. Несмотря на подобное развитие событий, следует подчеркнуть ту преемственность, которая наблюдалась в отечественной историографии. Особенно показательны, в данной связи, взгляды Б.А. Рыбакова, высказанные им до 1951 года, в которых он предстает сторонником взглядов В.О. Ключевского на влияние торговли между Русью и Хазарией.

11*. Л.Н. Гумилев помогал в работе М.И. Артамонову над его трудом «История хазар».

12*. Притцак О. считает, что необходимо игнорировать хронологию и рассказы ПВЛ до середины X века. Подобный выборочный подход к источникам, как нам представляется, вряд ли способствует целостности восприятия событий. [Голб Н., Притцак О. Хазароеврейские документы X века. М.; Иерусалим, 1997. С. 225.].

13*. Следует отметить, что и до Гедеонова историки использовали данные письменные свидетельства, но он первым связал их воедино, объединив не только тематически, но и общей теорией преемственности.

14*. О феодализме в кочевом обществе в 1955 году была развернута дискуссия. Хотя он и был определен термином «патриархально-феодальных отношений», но он вряд ли применим к такому обществу как хазарское. См: Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники в Восточной Европе X—XIV вв. М., 1966. С. 4.

15*. Выражение «блокада молодого государства» как-то не соотносится с реалиями Древней Руси, и явно позаимствовано из других периодов истории.

1. Алпатов М.А. Варяжский вопрос в дореволюционной литературе // ВИ. 1992. № 5. С. 34.

2. Новосельцев А.Н. Мир истории или миф истории // ВИ. 1993. № 1. С. 27.

3. Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 75.

4. Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. I. М., 1994. С. 203.

5. Екатерина II. Записки касательно Российской истории. Ч. 1. СПб., 1787. С. 34; Болтин И.Н. Критические примечания на 1-й том Истории князя Щербатова. СПб., 1793. С. 184.

6. Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 1997. С. 8, 13.

7. Шлецер А.Л. Изображение Российской истории, сочиненной г. Шлецером. Перевод Николая Назимова. Без даты. С. 6.

8. Стриттер И.М. История Российского государства. Ч. 1. СПб., 1800. С. 21.

9. Эверс И.Ф.Г. Предварительные критические исследования для Российской истории. Кн. 1, 2. М., 1825. С. 84.

10. Там же. С. 204.

11. Эверс И.Ф.Г. Предварительные критические исследования для Российской истории. С. 178.

12. Там же. С. 186.

13. Там же. С. 196, 186—187.

14. Там же. С. 205.

15. Там же. С. 207.

16. Там же. С. 275.

17. Там же. С. 257.

18. Эверс И.Ф.Г. Предварительные критические исследования для Российской истории. С. 276.

19. Там же. С. 252.

20. Там же. С. 271.

21. Там же. С. 287—289.

22. Там же. С. 271.

23. Там же. С. 185.

24. Там же. С. 277.

25. Эверс И.Ф.Г. Предварительные критические исследования для Российской истории. С. 275.

26. Там же. С. 219.

27. Там же. С. 214.

28. Там же. С. 215.

29. Там же. С. 175.

30. Куник А. Розен В. Известие Ал-Бекри и других авторов о Руси и Славянах. Ч. 2. СПб., 1903. С. 97.

31. Карамзин Н.М. История государства Российского в 12 томах. Т. I—II. М., 1991. С. 320.

32. Нейман И.Е. О жилищах древнейших Руссов. М., 1826. С. 2.

33. Там же. С. 3.

34. Бутков П.Г. История о полянах и о Киеве // Северный Архив. 1824. Ч. IX. С. 121—122.

35. Бутков П.Г. История о полянах и о Киеве. С. 124.

36. Там же. С. 124.

37. Там же. С. 126.

38. Каченовский М.Т. Примечание // Ф. От Киевского жителя его другу // Вестник Европы. 1819. № 5. С. 46—47.

39. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913. С. 29.

40. Скромненко С. О недостоверности древней Русской Истории, и ложности мнения касательно древности Русских летописей // Сын отечества. 1834. № 49. С. 391—392.

41. Бодянский И. О мнениях касательно происхождения Руси // Сын отечества. 1835. № 51. С. 64, 131.

42. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции. Т. I. С. 329.

43. Там же... С. 190.

44. Там же... С. 327.

45. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции. М., 1846. Т. II. С. 241.

46. Там же. С. 221.

47. Там же. С. 236.

48. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции. Т. II. С. 236—240.

49. Там же. С. 241.

50. Там же. С. 242.

51. Там же. С. 242.

52. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции. Т. II. С. 243.

53. Там же. С. 251.

54. Там же. С. 261.

55. Там же. С. 267.

56. Там же. С. 132.

57. Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции. Т. II. С. 268—269.

58. Там же. С. 277—278.

59. Бутков П.Г. Оборона летописи русской, нестеровской от наветов скептиков. СПб., 1840. С. 88—89.

60. Иконников В. Скептическая школа в русской историографии и её противники. Киев. 1871. С. 101.

61. Kunik E. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. В. 1. St-Pb., 1844—1845. S. VI.

62. Юргевич В. О мнимых норманских именах в русской истории // Записки одесского общества истории и древностей. Одесса, 1867. Т. VI. С. 58—70.

63. Там же. С. 71.

64. Юргевич В. О мнимых норманских именах в русской истории. С. 72.

65. Там же. С. 82—83.

66. Там же. С. 84—85.

67. Там же. С. 88—111.

68. Юргевич В. О мнимых норманских именах в русской истории. С. 112.

69. Куник А. Розен В. Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и Славянах. Ч. 1. СПб., 1878. С. 44.

70. Ключевский В.О. Боярская Дума в Древней Руси. М., 1994. С. 26—27.

71. Ламанский В.И. Житие Св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и исторический источник // ЖМНП. Май 1903. С. 150.

72. Там же. С. 151.

73. Ламанский В.И. Житие Св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и исторический источник // ЖМНП. Апрель 1903. С. 234.

74. Середонин С.М. Историческая география. Пг., 1916. С. 103.

75. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры в 3-х томах. Т. I. М., 1993. С. 360.

76. Пархоменко В.А. Начало Христианства Руси. Очерки из истории Руси IX—X вв. Полтава, 1913. С. 10.

77. Там же. С. 11.

78. Пархоменко В.А. Начало Христианства Руси. Очерки из истории Руси IX—X вв. С. 64.

79. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности(VIII—XI в). Л., 1924. С.Т

80. Там же. С. 12.

81. Там же. С. 22.

82. Там же. С. 44.

83. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности(VIII—XI в). С. 50—51.

84. Там же. С. 57.

85. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII—XI в). С. 40.

86. Там же. С. 66—67.

87. Там же. С. 40—41.

88. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII—XI в). С. 59.

89. Там же. С. 58.

90. Там же. С. 111—112.

91. Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. С. 267—268.

92. Там же. С. 313.

93. Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до XVI века. М., 1918. С. 72.

94. Берлин И. Исторические судьбы еврейского народа на территории Русского государства. Пг., 1919. С. 142—143.

95. Там же. С. 144.

96. Берлин И. Исторические судьбы еврейского народа на территории Русского государства. С. 144—145.

97. Там же. С. 146.

98. Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. М.—Л., 1930. С. 53.

99. Там же. С. 83, 84, 246.

100. Там же. С. 259.

101. Кривошеев Ю.В. Дворниченко А.Ю. Изгнание науки: Российская историография в 20-х — начале 30-х годов XX века // Отечественная история. 1994. № 3. С. 143, 153.

102. Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992. С. 140.

103. Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 6.

104. Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. Л., 1937. С. VI.

105. Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 177—178.

106. Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. С. 178, 179—180.

107. Там же. С. 180.

108. Там же. С. 185.

109. Там же. С. 195.

110. Там же. С. 186.

111. Там же. С. 184.

112. Там же. С. 227.

113. Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки отечественной историографии. Л., 1990. С. 12.

114. Иванов П. Об одной ошибочной концепции // Правда. 25декабря 1951. № 359 (12196).

115. Греков Б.Д. О роли варягов в истории Руси // Избранные труды. Т. II. М., 1959. С. 554—558; Греков Б.Д. Антинаучные измышления финского профессора // Избранные труды. Т. II. С. 559—563.Покровский С. Киевская Русь· в работах советских историков // Советская книга. 1946. № 3—4. С. 21.

116. Пашуто В.Т. Черепнин Л.В. О периодизации истории России эпохи феодализма // ВИ. 1951. № 2. С. 56.

117. Мерперт Н.Я. Против извращения хазарской проблемы // Против вульгаризации марксизма в археологии. Сб. Ст. Ответственный редактор А.Д. Удальцов. М., 1953. С. 165.

118. Там же. С. 166.

119. Там же. С. 166.

120. Мерперт Н.Я. Против извращения хазарской проблемы. С. 166—167.

121. Там же. С. 167.

122. Там же. С. 168.

123. Там же. С. 167.

124. Там же. С. 168.

125. Там же. С. 170.

126. Мерперт Н.Я. Против извращения хазарской проблемы. С. 170.

127. Там же. С. 181.

128. Там же. С. 187.

129. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария (К исторической географии Хазарии) // Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия. Сб. ст. М., 1952. С. 76.

130. Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси // СА. 1953. XVIII. С. 128.

131. Там же. С. 128.

132. Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. С. 129.

133. Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. С. 130.

134. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария. С. 76—77.

135. Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. С. 130.

136. Новосельцев А.Н. Мир истории или миф истории. С. 23.

137. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 41.

138. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 37.

139. Там же. С. 38.

140. Там же. С. 386.

141. Там же. С. 458—459.

142. Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII — первая половина IX в.) // МИА. Л., 1968. № 152. С. 168.

143. Яйленко В.П. Тюрки, венгры и Киев: к происхождению названия города // Этногенез, ранняя этническая история и культура славян. М., 1985. С. 42.

144. Там же. С. 41.

145. Котляр Н.Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев, 1986. С. 38.

146. Там же. С. 39.

147. Толочко П.П. Древняя Русь: очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 28.

148. Там же. С. 45.

149. Новосельцев А.П. Хазарское государство, его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 201.

150. Там же. С. 200.

151. Там же. С. 54.

152. Фроянов И.Я. К истории зарождения Русского государства // Из истории Византии и Византиноведения. Межвузовский сборник. Л., 1991. С. 73.

153. Фроянов И.Я. К истории зарождения Русского государства. С. 74—75.

154. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. С. 7.

155. Там же. С. 18.

156. Там же. С. 114.

157. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. С. 115.

158. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. С. 125.

159. Там же. С. 142.

160. Кобищанов Ю.М. Полюдье: явление отечественной и всемирной истории цивилизации. М., 1995. С. 221—222.

161. Скрынников Р.Г. Войны Древней Руси // ВИ. 1995. № 11—12. С. 24.

162. Скрынников Р.Г. История Российская IX—XVII вв. М., 1997. С. 35; Скрынников Р.Г. Древняя Русь. Летописные мифы и действительность // ВИ 1997. № 8. С. 6.

163. Толочко П.П. Спорные вопросы ранней Киевской Руси // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). Сборник научных трудов. Отв. ред. Толочко П.П. Киев. 1990. С. 104—108.

164. Скрынников Р.Г. История Российская. С. 35.

165. Миллер Г.Ф. Происхождение имени и народа Российского. СПб., 1749. С. 49.

166. Байер Г.З. География российская и соседственных с Россией областей около 947 г. СПб., 1767. С. 77.

167. Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. I. С. 206.

168. Там же. С. 326.

169. Там же. С. 365.

170. Болтин И.Н. Примечание на историю Древнюю и нынешнюю г. Леклерка в двух томах. Т. II. СПб., 1788. С. 39.

171. Там же. С. 40.

172. Струбе де Пьермонт Ф.Г. Рассуждение о древних Россиянах. М., 1791. С. 8.

173. Шлецер А.Л. Нестор. СПб., 1809. Ч. 1. С. 323.

174. Там же. С. 323 — 324.

175. Эверс И.Ф.Г. Предварительные критические исследования. М., 1825. Кн. 1, 2. С. 119.

176. Там же. С. 275.

177. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I—II. С. 216.

178. Арцыбашев Н.С. Повествование о России. М., 1838. Т. I. С. 34.

179. Юргевич В. О мнимых норманских именах в русской истории. С. 58—70.

180. Kunik E. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. B. I. S. 96—97., B. II. S. 240—246.

181. Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али Ахмед Бен Омара Ибн-Даста. СПб., 1869. С. 151.

182. Гедеонов С.А. Варяги и Русь в двух частях. М., 1876. С. 487.

183. Там же. С. 483.

184. Там же. С. 492—493.

185. Там же. С. 494.

186. Гедеонов С.А. Варяги и Русь. С. 486.

187. М.П. Погодин г. Гедеонов и его система происхождения варягов и Руси // Записки АН. СПб., 1865. Т. VI. С. 32.

188. Там же. С. 32.

189. Брун Ф. Черноморские готы и следы долгого их пребывания в Южной России // Записки АН. СПб., 1874. Т. XXIV. С. 33.

190. М.П. Погодин г. Гедеонов и его система происхождения варягов и Руси. С. 31.

191. Куник А.А. Замечания // Записки АН. СПб., 1865. Т. VI. С. 83; Куник А.А. Начались ли русские торговые сношения и походы по Черному и Каспийскому морям во времена Мухаммеда или при Рюрике? // Дорн Б. Каспий, о походах древних руссов в Табаристан, с дополнительными сведениями о других набегах их на прибрежье Каспийского моря. СПб., 1875. С. 681.

192. Куник А.А. Замечания. С. 84.

193. Куник А. Розен В. Известие Ал-Бекри и других авторов о Руси и Славянах. СПб., 1878. Ч. 2. С. 152.

194. Костомаров Н.И. Черты народной южно-русской истории // Монографии и исследования. СПб., 1872. С. 117.

195. Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1876. С. 105.

196. Там же. С. 77.

197. Там же. С. 92.

198. Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч. 1. М., 1876. С. 441.

199. Там же. С. 438, 441.

200. Там же. С. 441.

201. Голубовский П.В. Болгары и Хазары — восточные соседи Руси при Владимире Святом // Киевская Старина. 1888. Т. ХXII (7). С. 66.

202. Ключевский В.О. Сочинение в девяти томах. Т. I. С. 174.

203. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1907. С. 59.

204. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1907. С. 26.

205. Вестберг Фр. Ф. К анализу восточных источников о Восточной Европе // ЖМНП. Февраль. Ч. XIII. 1908. С. 26.

206. Святловский В.В. Примитивно-торговое государство, как форма быта. СПб., 1914. С. 217.

207. Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до XVI века. С. 44.

208. Там же. С. 44—45.

209. Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пгр., 1919. С. 57.

210. Берлин И. Исторические судьбы еврейского народа на территории Русского государства. Пг., 1919. С. 144—145.

211. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII—XI в). Л., 1924. С. 58—59.

212. Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. Л., 1925. С. 165.

213. Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. С. 137.

214. Лященко А.И. Киев и Σαμβατας Константина Багрянородного // Доклады Академии Наук СССР. М., 1930. С. 72.

215. Бахрушин С.В. «Держава Рюриковичей» // ВДИ. М., 1938. № 1 (2). С. 96.

216. Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 195.

217. Там же. С. 72—73.

218. См. например: Греков Б.Д. Генезис феодализма в России в свете учения И.В. Сталина о базисе и надстройке // ВИ. 1952. № 5. С. 39.

219. Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. М., 1953. С. 299.

220. Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. С. 135.

221. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1993. С. 257.

222. Артамонов М.И. История хазар. С. 290—294.

223. Там же. С. 366.

224. Пашуто В.Т. Особенности структуры Древнерусского государства // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 87.

225. Тихомиров М.Н. Русская культура X—XVIII веков. М., 1968. С. 132.

226. Там же. С. 130.

227. Ширинский С.С. Объективные и субъективные факторы в образовании Древнерусского государства // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970. С. 205—206.

228. Петрухин В.Я. Комментарии // Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 271.

229. Мавродин В.В. Происхождение Русского народа. Л., 1978. С. 156.

230. Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. М., 1980. С. 42.

231. Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // История СССР. 1982. № 4. С. 150—151.

232. Там же. С. 151.

233. Там же. С. 152.

234. Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя. С. 158.

235. Там же. С. 158.

236. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа X—XIII веков. СПб., 1994. С. 81.

237. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа X—XIII веков. С. 56.

238. Петрухин В.Я. Хазария и Русь: Источники и историография // Скифы, Хазары, Славяне, Древняя Русь. Тезисы докладов международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора М.И. Артамонова. СПб., 1998. С. 108.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница