§ 5.5. Характер работорговли в Восточной Европе в VIII—X вв., ее основные участники и историческое значение

Итак, суммируя сообщения раннесредневековых источников, можно констатировать, что в ходе развернувшейся в IX—X в. работорговли в качестве основного товара выступали представители аборигенного населения лесной и лесостепной зоны Восточной Европы: славяне, балты, финно-угры. Их захватывали в плен или покупали у представителей местной племенной верхушки, русы и восточные купцы. Кроме того, самостоятельные походы за рабами совершали мадьяры, печенеги, булгары, хорасанцы — гази [Калинина 2000, с. 119]. Сами арабы во время своих первых походов на Северный Кавказ и в Восточную Европу захватывали пленников при первой же возможности [Артамонов 1962, с. 202—215]. Ибн ал Асир пишет о том, что во время завоеваний Мервана на Северном Кавказе в 736 г. неоднократно захватывались рабы: «...Ему подчинился царь (названной страны) и заключил с ним мир, обязавшись доставлять полторы тысячи юношей, пятьсот черноволосых девиц и тысячу мудд пшеницы...» [Ибн-ал-Асир 1940, с. 31]. Во время самой крупной арабо-хазарской войны в 737 г. [Артамонов 1962, с. 224], по данным ал Куфи 20 тысяч семей — «сакалиба» также были захвачены в плен в районе «реки славян» войсками Мервана, преследовавшего хазарскую армию¹. Впоследствии эти семьи были вывезены за пределы Восточной Европы, где пытались поднять восстание и бежать. Попытка эта не увенчалась успехом, вскоре они были побеждены и уничтожены.

Специальные набеги за рабами, их захват, обращение побежденных народов в плен — все это отнюдь не было уникальным явлением, характерным только для Восточной Европы в хазарский период ее истории. В VIII в. подобная ситуация была нормальна и для Тюркского каганата. Как отмечает С.Г. Кляшторный, сообщения о захвате тюрками «полона» типичны для источников того времени. Пленники были частью добычи, они принадлежали победителю по праву войны, как и любое другое имущество побежденных: «Народ тангутов я победил, их юношей и девиц, их скот и добро я тогда забрал», — с гордостью сообщает надпись в честь Бильге-кагана [Кляшторный 1986, с. 327].

Следует отметить, что активно участвовавшие в захвате людей кочевники сами, как правило, рабами не пользовались [Марков 1976, с. 303]. В экстенсивном кочевом хозяйстве не было условий для массового применения рабского труда [Хазанов 1975, с. 141]. В домашнем хозяйстве оказывались востребованными только рабыни-женщины, которые могли использоваться в роли наложниц и служанок [Толстов 1934, с. 176]. Они занимались обработкой продуктов скотоводства, готовили еду, шили одежду, присматривали за детьми. Труд рабов-мужчин применялся редко. Оставлять мужчину-раба, особенно военнопленного в степи с самым ценным достоянием кочевника — скотом, было рискованно [Гумилев 1961, с. 18; Кляшторный 1986, 331—333; Хазанов 1975, с. 139—150]. Обычно в богатых хозяйствах выпасом скота занимались обедневшие родственники или единоплеменники. Их труд был квалифицированнее, а сами они вызывали большее доверие, стремясь всячески услужить своему хозяину, и не рассчитывая на какое-либо изменение своего социального положения [Батраков 1947, с. 437; Бернштам 1946, с. 115—129; Владимирцов 1934, с. 158—173; Потапов 1947, с. 12—15]. Таким образом, для кочевников захват рабов всегда был ориентирован на внешнюю торговлю, а именно, на перепродажу пленников купцам из более цивилизованных регионов (в первую очередь, восточных) [Хазанов 1975, с. 144—145; Хазанов 1976, с. 249—279]. В результате представители кочевых народов, не меняя условий своего собственного, в основном, натурального хозяйства, получали непосредственный доступ к богатству и роскоши. На вырученные деньги они покупали ювелирные изделия, дорогие ткани, вино, продукты земледелия. Сами деньги также могли служить в качестве сокровища или предметов украшения.

Обедневший или потерявший в результате джута или эпизоотии свой скот [Хазанов 1975, с. 149—150] кочевник мог, благодаря удачному набегу и захвату пленников, поправить свое материальное положение, приобрести новый скот². Поскольку кочевое хозяйство в условиях Восточной Европы, с ее достаточно обильными зимними снегопадами и холодами, было не всегда надежным, после каждой зимы появлялись кочевые подразделения, потерявшие скот и заинтересованные в новых набегах за рабами.

Там, где это было возможно, набеги с целью захвата людей и работорговля продолжались вплоть до нового времени. Сообщения о торговле рабами в Казахстане и Средней Азии вполне типичны и многочисленны даже в документах XVII—XVIII вв. Основным источником получения рабов были постоянные войны, набеги, межплеменные столкновения и распри. Ибн Рузбихан так пишет об этом: «И когда побеждают, то продают друг друга в рабство. Имущество и людей [противника] между собой они считают дозволенной военной добычей и никогда от этого [правила] не отступают...» [Фазлаллах ибн Рузбихан 1976, с. 62]. Рабские рынки существовали в XVII в. на территории Казахского ханства, рабами торговали во всех городах Средней Азии. Как отмечает Т.И. Султанов, предпочтительный вывоз пленников на внешние рынки был обусловлен большей экономической выгодой, получаемой от продаж (цены на рабов всегда были достаточно высоки), чем от прямого использования рабов как рабочей силы в собственном кочевом хозяйстве [Султанов 1986, с. 343].

Хотелось бы отметить, что для кочевых обществ (несмотря на постоянное и достаточно активное участие кочевников в работорговле) этот вид деятельности никогда не являлся основным и не обеспечивал всех необходимых жизненных потребностей. Кочевники, несмотря на их традиционную воинственность и агрессивность по отношению к оседлым соседям, да и друг к другу, продолжали вести кочевое экстенсивное скотоводческое хозяйство, которое, на самом деле, и определяло все стороны жизни общества. Потребность в пище, одежде, жилье, средствах передвижения полностью удовлетворялась за счет домашнего скота [Тортика, Михеев 2001, с. 141—161]. Годовой хозяйственный цикл отдельных кочевых коллективов был связан с необходимостью сезонных передвижений по пастбищам, сохранением и умножением стада. Разрыв или нарушение такого цикла были опасны для традиционной хозяйственной базы кочевых народов [Тортика 1999, с. 98—109]. Нападать на соседей и совершать набеги кочевники предпочитали тогда, когда благополучие стад мало зависело от их присутствия и с выпасом могли справиться старики, подростки или женщины, оставшиеся в аилах. Для Восточной Европы это период, который продолжался с конца весны и до поздней осени. В это время скот не имеет недостатка в кормах, а погодные условия не создают затруднений для выпаса и охраны стада. Совершать набеги зимой также было нецелесообразно. Захваченные в холодное время года пленники могли не выдержать перехода по степям и погибнуть, не успев окупить затраченные усилия и риск. Как представляется, такая модель поведения была характерна, в целом (всегда возможны какие-то исключения), для хазар, венгров, печенегов, половцев и т. д.

Сами хазары, помимо сбора дани с покоренных племен, таможенных пошлин и контроля над водными торговыми путями — Волгой, Доном, Керченским проливом, вели комплексное земледельческо-скотоводческое хозяйство [Noonan 1995—1997, p. 254—318]. Большую часть года аристократические хазарские роды, включая даже род хазарского царя, проводили вне столицы, на «пастбищах» и «полях». Хазарский царь Иосиф так пишет об этом в своем ответе кордовскому вельможе Хасдаи ибн Шафруту (50-е — 60-е гг. X в.): «С месяца Нисана мы выходим из города и идем каждый к своему винограднику и своему полю и к своей (полевой) работе. Каждый из (наших) родов имеет еще (наследственное) владение (полученное от) своих предков, место, где они располагаются; А я, мои князья и рабы идем и передвигаемся на протяжении 20 фарсахов пути, пока не доходим до большой реки, называемой В-д-шан... Страна (наша) не получает много дождей, (но) изобилует реками и источниками... Страна наша тучна, в ней очень много полей и лугов...» [Коковцов 1932, с. 102—103].

Иосиф старается в выгодном свете представить Хасдаи ибн Шафруту свою страну и в выборе системы ценностей, использованных при описании достоинств и благ этой страны, явственно опирается на приоритеты, характерные для традиционной кочевой культуры Евразии [Тортіка 2001, с. 270—278]. Так, подчеркивается изобилие и богатство пастбищ, наличие достаточного количества водопоев для скота. Судя по описанию, речь идет о землях в районе Маныча, Сарпинских озер и Северо-Западного Прикаспия (так называемые черные земли). Эти территории идеально приспособлены для ведения кочевого хозяйства, расцвет которого можно наблюдать в хазарское время. Для большинства современных исследователей очевидно наличие у хазар своей производительной экономики, которая в основных показателях не зависела от работорговли [Артамонов 1962, 235—239; Михеев 1985; Новосельцев 1990, с. 113; Плетнева 1999 и т. д.].

Эффективное кочевое скотоводческое хозяйство наблюдается и у печенегов, что подтверждается следующим сообщением Константина Багрянородного: «[Знай], что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами. Ведь они покупают у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее...» [Константин Багрянородный 1991, с. 37, 39]. Очевидно, что печенеги не только обеспечивали самих себя продуктами скотоводства, но и имели излишек скота, который могли использовать для торговли, в данном случае, с русами.

Константин Багрянородный сообщает и некоторые сведения о годовом цикле перекочевок печенегов. Известно, что они переправляются через Днепр, по всей видимости, с правого берега на левый, и где-то здесь выпасают скот в летнее время [Константин Багрянородный 1991, с. 45]. Отмеченный в данном случае широтный маршрут перекочевок печенегов не совсем типичен для кочевников Восточной Европы. Последние, как правило, соблюдают меридианальное направление передвижения [Тортика, Михеев 2001]. Впрочем, это можно объяснить не столько отсутствием у печенегов четко определенных летних и зимних хозяйственных территорий [Степи Евразии... 1981, с. 217], сколько избытком свободных земель — от Дона до Дуная, которые представляли собой превосходные пастбища.

Все названные народы жили в степной зоне, экологически наиболее благоприятной для ведения кочевого скотоводческого хозяйства. Можно смело сказать, что они имели свою производительную экономику и в условиях нормального потребления и самовоспроизводства были достаточно обеспечены. Работорговля являлась только дополнением к их обычной экономической деятельности и, как уже было отмечено выше, служила скорее средством для получения излишков, обогащения и роскоши. Отсутствие этого источника доходов никак не повлияло бы на здоровье кочевой экономики и на боеспособность кочевых армий. Соответственно, работорговля была вызвана не столько внутренними потребностями кочевого общества, сколько устойчивым спросом на рабов в оседлых цивилизованных государствах, с которыми кочевники соседствовали. Чем больше был этот спрос, тем больше кочевники совершали набегов. Таким образом, периоды наиболее активной торговли рабами напрямую связаны с ростом больших и сильных государств Востока. Тех империй, которые были заинтересованы в рабской силе, имели средства для приобретения рабов и возможности для их содержания и использования. Для Восточной Европы такими периодами стали расцвет Арабского халифата (VIII—X вв.), появление империи Чингисхана (XIII в.) и Османской империи (XV—XVII вв.).

Русы (росы, русь), в отличие от кочевников, не имели своей производительной базы в Восточной Европе. Их экономика практически полностью зависела от ресурсов местного населения. Основными способами изъятия этих ресурсов были торговля и насилие. В этой связи для русов работорговля имела гораздо большее значение, чем для кочевников. Вся их деятельность была нацелена на приобретение товаров, среди которых ведущее место по стоимости на рынке занимали меха и рабы [Noonan 1984, p. 151—282]. Не имевшие посевов или стад русы могли рассчитывать исключительно на свою предприимчивость, удачу и возможности военного воздействия на местное населения — «все свое богатство они добывают мечом». Соответственно, именно русы стали той группой населения, которая чаще всего упоминалась авторами средневековых источников в качестве основных работорговцев Восточной Европы. Русы не только встречаются на торговых путях, ведущих в места потребления рабов, но и активно функционируют в самих торговых центрах, таких как Булгар, Итиль, Рей, Багдад, Константинополь, Прага, Балтийский регион и т. д. География торговой деятельности русов, в том числе и работорговли, охватывает кольцом всю Восточную Европу [Noonan 1985, p. 179—204]. Она включает в себя все возможные направления: север — верхнюю часть волжского и днепровского путей; запад — транзит через Прагу в Восточную Баварию; юг — днепровский путь; юг и юго-восток — волжский путь. Фактически больше ни одна группа купцов, занимающихся работорговлей в этом регионе, не проявляла такой последовательной активности и не была способна на подобную широту охвата территории. Постоянное и тесное взаимодействие русов с местным населением (особенно зимой, во время «зимнего кормления», «содержания» или «кружения»), в конце концов привело к постепенной культурной и территориальной акклиматизации русов. Очевидно, что они стали рассматривать Восточную Европу в качестве основного региона своей деятельности (впрочем, поиски альтернатив отдельными группами русов, не совсем довольными своим положением в Восточной Европе, продолжались достаточно долго, вспомним хотя бы походы на Каспий, особенно — поход на Бердаа).

Купцы-евреи, почти монополизировавшие торговлю рабами в раннесредневековой Западной Европе и Средиземноморье, не могли конкурировать с русами на диких пространствах восточноевропейского региона. Ярким примером давления, которое оказывали воинственные русы на купцов еврейского происхождения, является ситуация, описанная в «Киевском письме» — X в. [Голб, Прицак 1997, с. 30—31]³.

Торговать и передвигаться по рекам в Восточной Европе в IX—X вв. купцам-иноземцам было очень опасно. Киевский купец-еврей, взявший деньги в долг у иноверцев, вероятно у русов, был убит во время своего торгового предприятия где-то на территории Восточной Европы, возможно, недалеко от Киева. Его брат, бывший поручителем, попал в долговую тюрьму и только по прошествии года был выкуплен членами своей общины. Существует только один вариант объяснения того, кто выступал в роли кредиторов и судебных исполнителей в данной ситуации. В X в., т. е. тогда, когда было написано письмо и произошли описанные в нем события, подобные юридические полномочия и финансовые возможности в Киеве имела только русь — дружинно-княжеская верхушка общества.

Русы в это время полностью контролировали речную торговлю на пути «из варяг в греки» и только там, где существовала централизованная государственная власть, а именно: в Итиле и Булгаре, в городах Северного Причерноморья (Самкерце-Таматархе, Кархе — Керчи, Херсонесе), в Праге и Восточной Баварской марке еврейские купцы могли чувствовать себя в относительной безопасности [Тортика 2002, с. 540]. Впрочем, со временем, в ходе укрепления и упорядочивания государственной власти и законов, в Киеве также растет еврейский квартал. Еврейские купцы разворачивают здесь свою торговую деятельность, которую будут продолжать вплоть до монгольского нашествия. Очевидно, что в подобных условиях местные власти облагали евреев-работорговцев значительными налогами и торговыми пошлинами. Однако, ситуация в целом становилась все же более предсказуемой, а выгоды от торговой деятельности явно превышали расходы. При этом основными действующими лицами драмы, развернувшейся вдоль течения рек на лесных и лесостепных пространствах Восточной Европы, по-прежнему оставались именно русы — свободные и мобильные воины, нападавшие, захватывающие рабов, довлеющие над сельскими поселениями аборигенных народов.

Подводя итог, следует отметить, что в рассматриваемый период в Восточной Европе было несколько основных вариантов приобретения и последующей фиксации рабского состояния. Чаще всего рабами становились военнопленные. В то же время существовала целая система целенаправленных захватов (специально организованных набегов и нападений), следствием которой стали отбор и продажа восточным купцам, во-первых, красивых девушек (предназначенных для гаремов), во-вторых, юношей (подходящих для гвардии или домашнего служения). Кроме того, обедневшие кочевники, в том числе и хазары, продавали в рабство собственных детей⁴. Часть людей попадала в. долговое рабство или порабощалась за совершенные преступления, Стоило только какому-то из вышеназванных народов потерпеть военное поражение, как его представители тут же становились товаром в руках работорговцев. Мадьяры совершали набеги на славян и продавали их в Керчи. Затем, через некоторое время, уже они сами начали выступать в качестве предмета торговли для потеснивших их печенегов: «[Знай], что и турок род весьма страшится и боится упомянутых пачинакитов потому, что был неоднократно побеждаем ими и предан почти полному уничтожению... Пачинакиты... могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство жен и детей и разорять землю» [Константин Багрянородный 1991, с. 39]. Во время завоевания печенегами последнего места обитания венгров в Восточной Европе — Ателькузу, располагавшегося в междуречье Днепра и Сирета, практически все семьи (дети и жены) венгерских воинов, находившихся в походе, были или уничтожены, или захвачены в плен [Константин Багрянородный 1991, с. 165].

После гибели Хазарского каганата работорговля в Восточной Европе не стала менее интенсивной. На самих хазар, разрозненных и неспособных к военному противодействию, совершали набеги печенеги. Они захватывали их в плен и продавали в рабство. Как уже отмечалось выше, победители хазар — русы постоянно занимались захватом и продажей рабов. В XI в. потерпевших поражение печенегов продавали в рабство уже половцы⁵. Рабами продолжали торговать огузы, волжские булгары, позже ордынцы, генуэзцы, крымские татары. Например, о вывозе рабынь из Волжской Булгарии уже в XI в. с грустью и жалостью к этим несчастным пишет среднеазиатский философ, поэт и путешественник Насыр-и Хосров: «Привозят турчанок из Булгара ради наслаждения мужчин их девственностью» [Семенов 1953, с. 18].

Работорговля активно велась в Восточной Европе и в золотоордынский период ее истории⁶. Контингент рабов тогда все также пополнялся в основном за счет пленных. Жесткий налоговый гнет и голод заставляли рядовое население продавать в рабство своих детей. Работорговлей занималась особая категория купцов, продолжавших, как и в раннем средневековье, успешно сочетать работорговлю с торговлей мехами, то есть эксплуатировать именно те ресурсы региона, которые представляли наибольшую ценность [Поляк 1964, с. 31].

Необходимо отметить, что работорговля расцветает в раннесредневековой Восточной Европе в хазарский период и поэтому устойчиво ассоциируется у исследователей именно с Хазарским каганатом. Процесс этот связан, по всей видимости, с особой ролью Арабского халифата, формировавшего тогда спрос на рабов в мировой транзитной торговле⁷. Время расцвета Халифата, в целом, совпадает со временем существования хазарского государства. По мнению О.Г. Большакова, среднее годовое поступление рабов в Халифат (в форме дани или военной добычи) во второй половине VIII—IX вв. достигало примерно 10 тыс. При этом невозможно точно учесть явно не меньшее количество рабов, ввозившихся работорговцами [Большаков 1986, с. 432]. Очевидно, что такое поступление рабов, как и отмеченные выше достаточно высокие цены на них, определялись существовавшим в это время спросом. Рабы должны были удовлетворять определенные потребности общества.

О.Г. Большаков отмечает, что главное направление использования рабов в мусульманских странах — это домашнее хозяйство: известны рабы-слуги и служанки, няньки, уборщицы, воспитатели детей. Рабы принимали участие и в коммерческой деятельности своих хозяев, исполняя роль приказчиков и доверенных лиц. Кроме того, тюрки и частично славяне получили известность в качестве рабов-гулямов, воинов, гвардии. Зачастую такие рабы по своему материальному и социальному положению могли находиться выше большинства свободных жителей Халифата.

Рабы, поступавшие в частное владение, были роскошью. Они служили для удовольствий, потому молодые девушки и женщины, прежде всего, пополняли гаремы. Для обслуживания гаремов были нужны евнухи, которые, как правило, фабриковались из негров или представителей северных народов (европейцев вообще и славян, в частности). Например, В.В. Бартольд подчеркивает, что славян ввозили «особенно» в качестве белых евнухов [Бартольд 1963/б, с. 872]. Использование значительного числа рабов для сельскохозяйственного труда известно только при Омейадах. При Аббасидах нет масштабных примеров именно такой реализаций рабского труда⁸. В то же время не исключено, что рабы в небольшом количестве могли приобретаться и для производительного труда: в частности, они трудились в крупных ремесленных мастерских, пасли скот, убирали улицы больших городов [Большаков 1986, с. 444-445].

С территории Восточной Европы рабы ввозились в основном в Машрик. По наблюдениям Д.Е. Мишина, здесь, по сравнению с Испанией и Северной Африкой, было мало евнухов сакалиба. Кроме славян и других жителей Восточной Европы, в качестве рабов сюда ввозили тюрок, византийцев, негров. По всей видимости, рабы сакалиба не были слишком многочисленными в Машрике в VIII—IX вв. Их количество увеличивается только в X в., но и это ненадолго. Этих рабов, как правило, нс оскопляли, среди них были дети, юноши, девушки, женщины и взрослые мужчины. В большинстве своем они использовались как домашние слуги в частных владениях и во дворцах, женщины — как служанки или как наложницы в гаремах, сильные мужчины — в качестве рабов-телохранителей или воинов-гуламов. После первой трети XI в. ввоз невольников сакалиба в Машрик сильно сокращается и упоминания о них в письменных источниках тоже постепенно исчезают [Мишин 2002, с. 288—299].

Итак, активизация работорговли в Восточной Европе в хазарское время была обусловлена сочетанием двух основных факторов: военно-политическим могуществом, экономическим расцветом Халифата и хронологически идентичным периодом существования сильного хазарского государства. Таким образом, когда Халифат был наиболее заинтересован в поступлении рабов, единственной или, по крайней мере, основной военно-политической силой в Восточной Европе [Артамонов 1962, с. 239, 296; Новосельцев 1990, с. 196—210], способной как-то контролировать ситуацию на одном из маршрутов работорговли — волжском пути, да и то лишь на его нижнем отрезке, был Хазарский каганат. Кроме того, Хазарский каганат, объективно, благодаря своему географическому положению, находился «между» арабскими государствами и народами Восточной Европы, т. е. основным источником работорговли.

Однако народы лесной и лесостепной зон Восточной Европы представляли собой объект работорговли лишь до тех пор, пока у них отсутствовало собственное сильное государство. Большинство из них находилось на той или иной стадии развития племенного строя. Различные племена и племенные союзы враждовали друг с другом, были аморфны, не имели четких границ. Отдельные общины, особенно проживавшие вблизи судоходных рек или сухопутных, шедших с юга, путей, были практически беззащитны перед набегами работорговцев. Племенная верхушка местных народов в ходе межплеменных столкновений и войн также могла захватывать и продавать рабов. Таким образом, она участвовала в ставшей выгодной и популярной работорговле. Следовательно, поток работорговли, проходивший через Волгу, Итиль и Каспийское море, был объективно вызван к жизни наличием массового спроса на рабов в Халифате, Булгаре и в бассейнах многочисленных рек Восточной Европы, связанных с Волгой. Вдоль этих рек двигались отряды русов, прочесывая территории и совершая набеги на поселения местных народов с целью захвата рабов. Параллельно, на границе со степью и в лесостепи на водоразделах, этим же промыслом занимались кочевники.

Хазары участвовали в происходивших событиях косвенно, не как активные работорговцы (в отличие от русов), а как монополисты наиболее важного, Нижневолжского участка торгового пути [Готье 1930, с. 79—80]. Фактически они оказывались владельцами единственного удобного выхода к Каспийскому морю [Noonan 1985, p. 179—204]. Было бы странно, если бы они не воспользовались выгодой своего положения и не организовали тот таможенный пункт, о котором пишут — многие арабские авторы [Новосельцев 1990, с. 116—117]. В качестве налога за транзит они взимали со всех товаров, в том числе и рабов, причитавшуюся им десятину. За это они гарантировали иноземным купцам безопасность и предсказуемость ситуации. Таким образом, было создано правовое поле, в рамках которого можно было рассчитывать на справедливость суда в соответствии с теми законами, которые были приемлемы для самого купца, мусульманскими, иудейскими и языческими (обычное право). Этой ситуацией пользовались не только купцы-арабы или евреи, но и русы, а также славяне, имевшие вместе с русами общую, языческую юрисдикцию, основанную на обычном праве [Новосельцев 1990, с. 120—121].

Спрос на рабов в IX—X вв. был достаточно высок и в Византии. В крупных землевладениях светских феодалов труд рабов был особенно востребован. Так, исследователи отмечают, что в этот период в Византии наблюдалось даже некоторое увеличение доли применения рабского труда в сельском хозяйстве [Литаврин 1977, с. 14]. Естественно, что такое направление использования рабов предусматривало в основном мужской труд. Вероятно поэтому цены на молодых рабов мужчин и женщин были одинаковы. При этом, как и в мусульманских странах, рабы достаточно широко использовались в качестве домашней челяди [История Византии 1967, с. 126; Литаврин 1977, с. 45]. Кроме того, в византийских городах рабы могли выполнять обязанности работников в государственных эргастириях по добыче золота и серебра [Литаврин 1977, с. 133], работать в государственных мастерских и использоваться в качестве слуг в домах крупной знати [История Византии 1967, с. 153; Литаврин 1977, с. 97]. Как и в Аравии [Большаков 1986], в Византии рабы могли вести дела от имени своего господина, при его поручительстве и материальной ответственности [Литаврин 1977, с. 150]. Рабы сопровождали византийские армии, обслуживали обозы, выполняли всяческие вспомогательные работы [Литаврин 1977, с. 34]. Масштабы их применения были настолько велики, что в Константинополе в это время существовали специальные рынки, на которых продавали рабов и меха [История Византии 1967, с. 138]. Очевидно, что во второй половине IX и X в. на этом рынке торговали, главным образом, русы. Не случайно договоры между Олегом и Византией, а затем между Игорем и Византией уделяют значительное внимание теме рабов, их бегству, выкупу, обмену и ценам на этот товар. Спрос на рабов, ввозившихся в Византию русами, во многом определялся еще и тем, что в Империи, согласно официальному праву, порабощение православных ромеев было запрещено. Таким образом, рабами могли становиться только «варвары» [Литаврин 1977, с. 163].

Хронология торговых отношений (в которые в качестве одного из важнейших компонентов входила и работорговля) традиционно определяется на основе датировок и распределения монетных кладов арабского серебра [Быков 1974, с. 26—71; Даркевич 1976, с. 147—149; Корзухина 1954, с. 20—31; Кропоткин 1967, с. 118—121; Кропоткин 1968, с. 68; Лебедев 1985, с. 228—234; Любомиров 1923, с. 14—33; Свердлов 1969, с. 541—544; Фасмер 1933, с. 476—479; Янин 1976, с. 57, 81—82, 86—87, 104—105, 116—117; Noonan 1983, p. 265—281; Noonan 1992, p. 237—259]. В среднем (учитывая разногласия специалистов по поводу хронологической интерпретации выпадения кладов) начало более или менее интенсивной работорговли по волжскому пути можно отнести к VIII—IX вв. В течение всего IX в. это направление продажи рабов продолжает оставаться основным. Однако, уже с середины — последней четверти IX в. начинается постепенная активизация днепровского пути. Очевидным политическим фактором, способствовавшим развитию этого направления работорговли, является утверждение руси, во главе с Олегом, в Киеве в 882 г. В X в. вплоть до гибели Хазарии в 969 г., днепровский и волжский пути работорговли функционируют параллельно.

По крайней мере, с первой четверти X в. рабов из Бушара в Хорезм караванными путями в обход Хазарии, везут хорезмийские купцы. После 965 г. и до начала XI в. этим же путем пользуются отряды «охотников за рабами» из Средней Азии — гази. Восточное и юго-восточное направления работорговли временно угасают (хотя они никогда окончательно не замирали) в связи с политическим и экономическим ослаблением Багдадского халифата, усобицами на юге Каспия и «кризисом восточного серебра» в конце X в. На днепровском пути активная работорговля продолжается, по всей видимости, вплоть до христианизации Руси. В конце X — начале XI вв. она все еще не прекращается полностью, поскольку источники фиксируют набеги на отдельные территории, сопровождающиеся захватом людей. Тем не менее, в Древнерусском государстве начинают преобладать иные тенденции, связанные с усилением княжеской власти и началом феодальной эксплуатации местного населения.

Перевалочными пунктами, местами продажи и перепродажи рабов в хазарское время были Булгар и Итиль на Волге, Керчь в Крыму, вероятно Киев на Днепре, Прага, города Восточнобаварской марки. По рекам и морям рабов везли русы и купцы восточного происхождения: арабы, евреи, хорезмийцы. Кочевники вели своих пленников степными путями к морскому побережью или речным пристаням, где перепродавали их восточным купцам или византийцам. В качестве основных пунктов, в которых живой товар окончательно поступал к постоянных владельцам, выступали мусульманские страны Средней Азии, затем Багдадский халифат, Египет, Магриб, Кордовский халифат и христианская Византия.

Очевидно, что при всем современном морально-этическом и даже эмоциональном неприятии такого отвратительного явления как работорговля роль этого феномена в развитии цивилизации в Восточной Европе не может быть оценена однозначно отрицательно (о том же пишет и О.И. Прицак [Пріцак 1997]). Нельзя не согласиться с тем, что работорговля стимулировала и во многом обусловила проникновение в Восточную Европу носителей более высокого уровня социально-экономических отношений. Рабы, наряду с мехами, были одним из наиболее дорогостоящих и привлекательных для купцов товаров. Именно они могли дать ту прибыль, которая оправдывала долговременные и рискованные купеческие предприятия. В результате в Восточной Европе начинают оседать деньги и импортные товары разных уровней, как колониальные — бусы, дешевые ткани, вино, так и дорогостоящие — ювелирные изделия, специи, шелка. Происходит достаточно быстрое обогащение местной знати. Ускоряется социально-имущественное расслоение. Купеческие фактории с постоянным торгово-ремесленным и военно-дружинным населением становятся одним из факторов формирования раннегородских центров. В регион проникают мировые религии, письменность и книжные знания. Происходит постепенное вовлечение населения Восточной Европы в систему экономических интересов и торговли более развитых регионов и стран.

Жесткие (объективно жесткие, но совершенно нормальные и типичные для раннего средневековья) методы внедрения цивилизации⁹ в Восточную Европу со временем приводят к адекватной реакции местной племенной верхушки. Она сливается с норманнской по первоначальному происхождению (русь) военно-торговой знатью. Итогом этого сложного этнокультурного и социально-экономического процесса становится создание собственного достаточно сильного государства — Древней Руси. Политического образования, способного как противостоять внешней агрессии, защищая и консолидируя местные племена, так и самостоятельно принуждать, порабощать и эксплуатировать все то же аборигенное население. Именно в таком контексте работорговлю, столь характерную для Восточной Европы в VIII—X вв., можно рассматривать как одну из причин и полноправных составляющих сложного и многогранного процесса формирования государственности. Каким образом работорговля и международная торговля вообще в сочетании с исследованными выше геополитическими, этносоциальными и географическими факторами могли влиять на население Северо-Западной Хазарии, предстоит установить далее.

Примечания

1. «...Потом он напал на славян и соседних с ними неверных разного рода и захватил в плен из них двадцать тысяч семей. Затем он подошел к реке славян и стал лагерем» [Кляшторный 1964, с. 16].

2. По данным Т.И. Султанова, на невольничьих рынках Средней Азии в XVII в. за взрослого здорового мужчину можно было получить 10 лошадей, 3 отреза на халат или 100 зенденей (отрезов ненабивного ситца) [Султанов 1986, с. 344]. Л.П. Потапов отмечал, что на Алтае еще в XVIII в. местные богачи — зайсанги, совершали набеги за рабами «хулами», работавшими затем в их домашнем хозяйстве. В XIX в. они лишились такой возможности, так как набеги были строго запрещены царским правительством [Потапов 1947, с. 11].

3. См. § 2.3. настоящей работы.

4. О продаже в рабство своих детей половцами, попавшими под власть золотоордынских ханов, в первой половине XIV в. сообщает египетский дипломат Ибн Фадлаллах Эломари (умер около 1349 г.): «...По временам, когда в иные годы они находятся в стесненных обстоятельствах, они продают детей своих, чтобы на выручку с них прокормить себя, и говорят относительно тех из детей своих, которых они продают: «лучше остаться в живых нам и ему, чем умирать нам и ему»» [Тизенгаузен 1884, с. 231]. И далее: «Для султана этого государства наложена на всех дань, которая взыскивается с них. Иногда они ставятся данью в трудное положение в год неурожайный, вследствие падежа... Они продают тогда детей своих для уплаты своей недоимки» [Тизенгаузен 1884, с. 235].

5. И.Г. Коновалова в связи с анализом текста ал Идриси отмечает, что в XI—XIII вв. многочисленные письменные источники «рисуют половцев как участников международной торговли в различных городах Крыма, в частности в Херсоне и Солдайе (Судаке). Одной из сфер деятельности половцев в Крыму была работорговля, в которой партнерами половцев были еврейские купцы. В качестве других контрагентов половцев источники называют русских купцов, а судя по составленному в XIII в. «Половецкому словарю» (Codex Cumanicus), половцы вступали в контакты также с восточными и европейскими торговцами» [Коновалова 1999а, с. 167—168]. По данным Ибн ал Асира, половцы продавали захваченных в рабство пленников именно в Судаке «...к нему пристают корабли с одеждами; последние продаются и на них покупаются девушки и невольники» [Тизенгаузен 1884, с. 26].

6. Одним из центров работорговли в ордынское время была венецианская колония Тана. Е.Ч. Скржинская отмечает, что «...особенностью Таны, как единственного в своем роде транзитного, концентрирующего товары пункта, была оживленная и непрерывная (в XIV—XV вв.) работорговля... Через Тану в Венецию продавались татары (и в XIV, и в XV вв.), греки (только в XIV в.), кавказцы — черкесы, зихи, абхазы, мингрелы (в XV в.), русские и болгары (в XV в.).

7. Формально ислам запрещал обращать в рабство мусульман, поэтому основным источником поступления рабов были пленники, захваченные за пределами исламского мира, или рынки рабов, существовавшие в странах Европы, Азии и Африки.

8. За исключением расчистки солончаков в Нижней Месопотамии, для чего привлекались рабы-негры — зинджи. Впрочем данный «трудовой эксперимент» закончился самым масштабным восстанием рабов в истории Арабского Халифата.

9. В данном случае имеется в виду не какое-то одно из многочисленных спекулятивных определений цивилизации, не столько способствующих, сколько препятствующих конкретному историческому исследованию, а общегуманитарное представление о цивилизации и цивилизованности, связанное с наличием государства, письменности, развитой религии и экономики независимо от каких-то локальных способов или форм реализации этих признаков.