§ 5.3. Русы как участники работорговли. Этнокультурная природа русов (росов, руси) VIII—X вв.

Как уже отмечалось выше, одними из основных и наиболее активных работорговцев в Восточной Европе в IX—X вв. являлись русы. Очевидно, что дальнейшее изложение материала по заявленной теме невозможно без определения отношения к проблеме происхождения русов и их этнической идентификации. Не претендуя, конечно же, на окончательное решение этого сложного вопроса, хотелось бы сформулировать ту точку зрения, которая будет использована как рабочая версия в ходе данного исследования.

В течение уже почти трех веков в исторической науке так или иначе обсуждается вопрос о происхождении Древнерусского государства и о той роли, которую сыграли в его создании выходцы из Скандинавии — варяги. Начиная с доклада Г.Ф. Миллера и последовавшего на него ответа М.В. Ломоносова (на заседании Императорской Академии наук в 1749 г.), эта проблема воспринималась и поныне воспринимается отечественными исследователями как крайне болезненная и идеологическая [Рыдзевская 1978, с. 128—129]. Именно поэтому ее решение зачастую зависело не от сохранившихся сведений источников и беспристрастных аналитических методов, а от политической конъюнктуры, превратно понимаемого патриотизма [Ловмянский 1985, с. 63] и прочих, далеких от науки факторов.

Анализ историографии, сложившейся по этому поводу, показывает, что круг задач, поставленных предшественниками, чрезвычайно широк и включает в себя как сугубо исторические, так и лингвистические или археологические проблемы. К их числу относятся: вопрос о происхождении термина «русь» (рос, рус); а также об этнической принадлежности его носителей; их роли в создании государственности в Восточной Европе. Отдельных размышлений требует установление и оценка процента скандинавского материала в числе археологических находок на территории древнерусских городских центров и дружинных погребений и т. д. Очевидно, что в данной работе невозможно даже в первом приближении осветить все названные (и неназванные) вопросы. Впрочем, как представляется, для настоящего исследования наиболее важным аспектом является проблема этносоциальной природы русов (росов, руси). Данные источников позволяют, насколько это возможно, достаточно четко реконструировать этносоциальную обособленность руси от остального населения Восточной Европы — славян, финнов, балтов, указывают на их место в социально-политической структуре Древнерусского государства в первое столетие его существования во второй половине IX — первой половине X в.

Необходимо отметить, что и по сей день в науке существует два основных направления (литература огромна), которые традиционно называют норманнистским и антинорманнистским [Авдусин 1988, с. 23—34; Артамонов 1984, с. 3—6; Беляев 1991, с. 106—115; Шаскольский 1986, с. 122—124 и т. д.]. Как представляется, такое деление в значительной степени устарело и не отражает реального развития современной историографии. Мало кто из современных ученых продолжает всерьез предполагать, что государственность была в готовом виде перенесена в Древнюю Русь династией норманнов — Рюриковичей [Погодин 1871, с. 11—18]. Большинство современных т.н. «норманнистов» прекрасно отдает себе отчет в том, что становление государства — сложный и длительный процесс, который не мог произойти без участия местного населения [Петрухин 1995]. В то же время следует отметить, что т. н. «антинорманнисты» по-прежнему являются, в большинстве своем, сторонниками тех или иных гипотез местного, как правило южного, происхождения руси [Рыбаков 1953, с. 23—104; Седов 1987, с. 16—22; Седов 2002, с. 255—294; Тихомиров 1947, с. 60—80; 37, с. 13—29]. В противоположность указанной точке зрения «норманнисты» в той или иной степени связывают появление термина «рус(ь)» все же со скандинавским военно-торговым элементом на территории Восточной Европы, его деятельностью в зоне речных торговых путей — сначала Волжского, а затем Днепровского [Шаскольский 1967, с. 153—156].

Из последних высказываний на эту тему наибольшее внимание привлекает позиция Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина, О.И. Прицака, А.В. Назаренко. Убедительная критика южнорусских гипотез происхождения термина «рус — рос» содержится в работах О.И. Прицака и В.Я. Петрухина. По мнению последнего, различные гипотезы южного происхождения термина «рус — рос» игнорируют очевидные данные источников и явно не состоятельны. Происхождение этих гипотез связано с идеологическими тенденциями, возникшими в советской исторической науке после второй мировой войны. Главной задачей историков, занимавшихся тогда происхождением Древней Руси, было опровержение всех проявлений норманнской теории и поиск местных корней термина «рус(ь)». Соответственно, в современных условиях развития исторической науки южнорусские теории происхождения, этого термина можно рассматривать только в качестве историографического атавизма [Петрухин 2001, с. 129—132].

Не касаясь лингвистической стороны проблемы (см. последние работы по этому поводу [Константин Багрянородный 1991, с. 291—309; Мельникова, Петрухин 1989; Назаренко 2001, с. 11—50; Петрухин 2001; Прицак 1991; Пріцак 1997]), хотелось бы показать общую ретроспективу данных средневековых источников о русах и их отношениях со славянами.

Начиная с первого общепризнанного упоминания о них в Берлинских анналах — 839 г. [Латиноязычные источники... 1989, с. 10—11; Мавродин 1945, с. 201; Назаренко 2001, с. 14, 26, 31], русы устойчиво ассоциируются с представителями скандинавских народов. Людовик Благочестивый, ко двору которого в Ингельгейм прибыла делегация русов («неких (людей), которые говорили, что их, то есть их народ, зовут Рос»), с письмом от византийского императора Феофила, узнал в этих послах шведов — «от рода свеонов». Будущий епископ Кремоны, Луидпранд, побывавший в Константинополе в середине X в., также однозначно сообщает о том, что росами в Византии называют тот же народ, который в Европе обычно зовут норманнами [Известия ал Бекри... Ч. 2. 1903, с. 11—12, 21—22].

Русы арабо-персидских авторов, хотя иногда и определяются как разновидность «сакалиба», т. е. славян, в большинстве случаев противопоставляются последним во всех отношениях [Гаркави 1870, с. 3—5, 135, 193, 275—279; Вестберг 1908, с. 16—18; Бартольд 1963, с. 810—858; Бартольд 1963, с. 870—872; Калинина 1978, с. 151—152]: у них иной образ жизни, особый погребальный обряд, который, судя по описаниям Ибн Русте¹ и Ибн Фадлана [Ковалевский 1956, с. 141—143, 146], носит явно скандинавский характер².

У Ибн Русте русам и славянам посвящены отдельные главы произведения. «Земля славян есть равнина лесистая; в лесах они и живут... Вооружение их состоит из дротиков, щитов и копий; другого оружия не имеют. Глава их зовется супанеч. Ему они повинуются и от приказаний его не отступают... Царь объезжает их ежегодно...» [Известия о хазарах... 1869, с. 28—33].

Напротив, «что касается Руси, то находится она на острове, окруженном озером... Русь имеет царя, который зовется Хакан-рус. Они производят набеги на Славян; подъезжают к ним на кораблях, выходят на берег и полонят народ, который отправляют потом в Хазеран и к Болгарам и продают там. Пашен Русь не имеет и питается лишь тем, что добывает в землях славян. Когда у кого из Руси родится сын, отец (новорожденного) берет обнаженный меч, кладет его перед дитятею и говорит: «Не оставлю в наследство тебе никакого имущества: будешь иметь только то, что приобретешь себе этим мечом». Русь не имеет ни недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен; единственный промысел их — торговля собольими, беличьими и другими Мехами, которые и продают они желающим... Русь мужественны и храбры. Когда они нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его весь. Женщинами побежденных сами пользуются, а мужчин обращают в рабство. Ростом они высоки, красивы собою и смелы в нападениях. Но смелости этой на коне не обнаруживают: все свои набеги и походы производят они на кораблях» [Известия о хазарах... 1869, с. 34—39].

Итак, русы постоянно нападают на славян, воюют с ними и побеждают, захватывают славян в рабство, путем насилия получают от них все необходимое, живут у них и за их счет в течение всей зимы и заставляют славян служить себе. Главные характеристики русов: во-первых, их привязанность к рекам (они передвигаются и воюют на кораблях); во-вторых, воинственность — все свое богатство они добывают себе мечом; наконец, в-третьих, постоянное и непосредственное участие в транзитной торговле (они встречаются и торгуют в Булгаре, Итиле, прибывают со своими товарами в Багдад и т. д.). [Гаркави 1870, с. 193—195, 220—222, 275; Известия о хазарах... 1869, с. 28—39; Калинина 1978, с. 151—152; Ковалевский 1956, с. 141—143, 146; Куник 1878, с. 46—53; Новосельцев 2000, с. 264—323].

Характерно указание Ибн Русте на отсутствие у русов своей производительной экономики. Очевидно, что ни один местный народ не мог вести себя подобным образом. Известно, как по данным письменных источников, так и по данным археологии хозяйство большинства племен Восточной Европы имело земледельческий характер с дополнениями в виде скотоводства, охоты и рыбной ловли. Процент присваивающего хозяйства был выше в лесной зоне и к северу (в лесотундре и тундре), производящего — в лесостепи и к югу (в степи). Очевидно, что местные народы могли принимать какое-то участие в международной торговле (торгуя мехами и рабами, в последнем случае они легко могли превратиться из продавцов в товар), существовала у них и местная торговля. Об этом, в частности, писал Ибн Русте: «...Здесь у Славян происходят ежемесячно, в продолжение трех дней, торг: продают и покупают» [Известия о хазарах... 1869, с. 32]. Тем не менее, ни славяне, ни другие аборигены Восточной Европы, в отличие от русов восточных авторов, не живут только от торговли или набегов на соседей.

Явное противопоставление русов — росов славянским племенам Восточной Европы демонстрирует в своем трактате «Об управлении империей» Константин Багрянородный. Названия порогов на Днепре, о которых император сообщает в связи с описанием торгового путешествия росов из Киева в Константинополь, даются в двух вариантах — на славянском и росском языках:

1) «...Эссупи, что означает по-росски и по-славянски «Не спи»...»;

2) «...по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога»...»; 3) «...Геландри, что по-славянски означает «Шум порога»...»; 4) «...по-росски Аифор, по-славянски же Неасит...»; 5) «...по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах...»; 6) «...по-росски Леанди, а по-славянски Веручи...»; 7) «...по-росски Струкун, а по-славянски Напрези...» [Константин Багрянородный 1991, с. 47—49].

В настоящее время общепризнанно, что т.н. росские названия порогов имеют явное скандинавское происхождение: «Употребление слова «по-росски» по отношению к бесспорно скандинавским наименованиям порогов, очевидно, говорит о том, что Константин на основании полученной информации отождествляет язык россов с древнескандинавским...» [Константин Багрянородный 1991, с. 320]

Кроме того, Константин Багрянородный пишет: «Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киева и отправляются в полюдия, что именуется «Кружением», а именно — в Славинии вервианов, Другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киев. Потом, также, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию» [Константин Багрянородный 1991, с. 51].

Таким образом, славянские племена кривичей, древлян и т. д., отнюдь, не отождествляются с росами, а, напротив, являются их пактиотами, т. е. зависимыми союзниками росов, и поставляют им лодки-моноксилы, необходимые для военных или торговых походов в Византию. На зиму росы уходят в полюдье — кружение по землям славян, где кормятся в течение этого времени и, очевидно, собирают дань, что абсолютно идентично сообщениям арабских авторов, датирующихся концом IX — началом X ст. Характерно, что после этого росы вместе с собранной данью отправляются в торговое путешествие на юг, в Константинополь. Есть все основания говорить о том, что в числе их товаров были и захваченные на территории славянских племен рабы: «...А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше...» [Константин Багрянородный 1991, с. 49]. Регулярный характер работорговли, осуществлявшейся дружинно-княжеской верхушкой древнерусского государства в течение практически всего X в., подтверждается многочисленными сообщениями древнерусской летописи [ПВЛ 1950, с. 224—225, 234, 236, 240, 242; ЛР 1989, с. 21].

В «Повести временных лет» вплоть до второй половины X в. русы-русь рассматриваются в качестве разновидности варягов и перечисляются отдельно от славян и других племен Восточной Европы. По этому поводу еще А.П. Новосельцев отмечал, что «...летописные тексты, если их не трактовать в определенном вкусе, ясно говорят, что первоначальная русь — скандинавы» [Новосельцев 1990, с. 208].

В известной летописной легенде о призвании варягов четко проводится этническая идентификация руси как одной из разновидностей варягов. Варяги напрямую отождествляются с Русью [Известия ал Бекри... Ч. 2. 1903, с. 6—7]. Русь находится в списке подобных ей и известных автору летописи иных «варяжских» племен: свеев, норманнов, англов, готов и т. д. В то же время местные, восточноевропейские племена (чудь, словене, кривичи, весь), явно противопоставлены «варяжской» руси³.

По поводу соответствующего отрывка из летописи антинорманисты, отрицавшие гипотезу скандинавского (норманнского) происхождения руси, обычно писали, что среди скандинавских народов раннего средневековья никакая русь не известна, и, следовательно, термин этот должен иметь местное, восточноевропейское происхождение. В настоящее время это возражение снимается благодаря объяснению, предложенному в ряде работ Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина [Мельникова, Петрухин 1989, с. 24—38]. Названные авторы аргументированно показали, что первоначально, в VIII—IX вв., термин «русь» применялся к дружинам вольных воинов и торговцев смешанного скандинавского происхождения, в состав которых входили и шведы, и датчане, и норвежцы. Таким образом, отдельного скандинавского этноса — руси действительно не существовало, и все же русь — это тоже скандинавы. Характер сначала хоронима, примененного к территории, подвластной Киеву, а затем и этнонима, обозначающего население Русской земли — Древнерусского государства, термин «русь» приобретает постепенно, не ранее конца X — начала XI вв.

Таким образом, можно предположить, что русь является производным от слов с древнешведским корнем rōþer — «гребля, судоходство, плавание» (например, rōþslagen, rōþskarl, rōþsmadr — участники походов на морских судах, гребцы и т. д.). Это самоназвание военных групп скандинавов, проникавших в Восточную Европу с начала УШ в., было воспринято местным населением или иными, сторонними наблюдателями как этноним и закрепилось в различных формах у финнов, славян, немцев, арабов, греков и т. д. Наиболее распространенные его композиты, сохранившиеся в источниках или существующие и поныне — это: греческое — рос(с), арабское — русы, древнерусское — русь, финское — Ruotsi, эстонское — Roots (последние два термина являются названиями современной Швеции) и т. д.

Опираясь на сведения древнерусской летописи можно предположить, что «русь» явно пользуется привилегированным положением. Люди этого круга занимают особое место в войске, приближены к князю и его двору, а их имена имеют совершенно скандинавский характер [ПВЛ 1950, с. 209, 214, 219, 221—222, 231]. Например, для заключения договора с Византией в 911/12 г. князь Олег отправил послов, носивших исключительно скандинавские имена⁴.

Очевидна несостоятельность возражения антинорманистов, писавших о том, что люди со скандинавскими именами — это варяги, всего лишь наемники славянской, по их мнению, руси. Непредвзятое изучение источников, в том числе и приведенного отрывка, показывает, что русь — это и есть скандинавы [Готье 1930, с. 254]. Представители руси выступают не в качестве наемников, а в качестве полноправных послов от собственного князя, они — русь и их князь — Олег, князь руси. Эта мысль усиливается и подчеркивается сообщением летописи о разделе военной добычи, происходившем несколько ранее, сразу после победного похода Олега на Константинополь. Тогда русь, привилегированная часть дружины и основа войска, опора Олега и инициатор похода на Византию, получила лучшую часть добытого в походе. Подчиненное положение славянских союзников руси хорошо иллюстрирует фраза: «Не дано словенам напинати паруси шовкові» [ЛР 1989, с. 19].

Легенда о появлении Аскольда и Дира, а затем и Олега в Киеве свидетельствует, что в Подненровье русы стационарно закрепляются только во второй половине IX в. Очевидно, до этого времени их интересы в большей степени были связаны с Волжским торговым путем и Новгородской землей [ПВЛ 1950, с. 215—216; ПВЛ 1999]. Противопоставление «русин — Словении» наблюдается и в отдельных местах «Русской правды» — XI в. [ПР 1947, с. 32].

Таким образом, можно констатировать, что русы (росы, русь) — это все же выходцы из скандинавских стран, которые довольно рано, начиная, по всей видимости, с конца УШ — первой трети IX в., осваивали речные торговые пути Восточной Европы [Готье 1930, с. 248—249; Christian 2000, p. 335—341] и, прежде всего, Волжский путь [Свердлов 1969, с. 540—545]. Вероятно, процесс этого освоения был неоднозначным и растянутым во времени. Отдельные группы скандинавов, то торгуя с аборигенами, то нападая на них⁵, продвигались вглубь континента⁶, к бассейнам Волги и Днепра. Их отношения с местным населением могли строиться, в зависимости от конкретной ситуации, на основе взаимовыгодных договоров или военного принуждения⁷. Первоначально полученные путем меновой торговли и грабежей меха и рабы отправлялись на север, в Скандинавию⁸. Там они продавались на рынках местных раннегородских центров. Затем, после того, как был получен прямой выход к Волге, более выгодной стала продажа этих товаров за серебряные монеты мусульманским купцам в Булгаре или Итиле и самостоятельные торговые путешествия на юг Каспийского моря и в Багдад.

Естественно, что длительность подобных военно-торговых предприятий, большие расстояния Восточной Европы, сложность преодоления волоковых путей и ограниченность их прохождения определенными временами года⁹, наконец, холодные суровые зимы¹⁰ — все это заставляло русов надолго (на год, а то и на несколько лет) оставаться в Восточной Европе¹¹ [Готье 1930, с. 252—257; Дубов 1989, с. 180—190; Лебедев 1985, с. 227—236]. Возникают постоянные населенные пункты — торговые фактории, в которых русы могут жить длительное время (Тимерево, Сарское городище, Старая Ладога, Гнездово). Часть из них оседает в этих пунктах, обзаводиться семьями, берет в жены или наложницы представительниц местных племен. Дети, рожденные от этих браков, ведут свое происхождение по отцу, получают в наследство меч, т. е. статус свободных воинов-дружинников и продолжателей рода. Однако они все меньше и меньше знают о Скандинавии и, вероятно, все больше ориентируются в своих интересах на Восточную Европу. В конечном итоге, со временем формируется своеобразная этносоциальная группа населения, которую уже нельзя считать пришлой [Янссон 2001, с. 125]. Ее представители ориентированы на речную торговлю, а также на завоевание и эксплуатацию местного населения. По мере их усиления и увеличения численности воздействию русов подвергаются не только жители речных берегов, но и глубинные племена Восточной Европы.

Можно предположить, что длительность процесса ассимиляции относительно немногочисленных русов местным населением (около двух столетий) связана с непрекращающимися торговыми и культурными контактами со Скандинавией и, вероятно, постоянным притоком новых выходцев из Скандинавских стран. Так, далеко не все скандинавы оседают в Восточной Европе. Многие рассматривают этот регион только как место для выгодной торговли и иных способов заработка. Они стремятся вывезти полученные богатства обратно на север, в Скандинавию. О последнем свидетельствуют многочисленные клады восточного серебра, обнаруженные в различных Скандинавских странах и на островах Балтийского моря [Даркевич 1976, с. 157; Добровольский, Дубов, Кузьменко 1991, с. 7; Лебедев 1985, с. 140—145; Херрман 1986, с. 81—82].

Только к концу X в. в ходе создания общего для ряда восточноевропейских народов государства — Древней Руси (по мнению В.Т. Пашуто, в состав Древнерусского государства вошло 14 восточнославянских земель и свыше 20 неславянских народов [Пашуто 1968, с. 19—20]) русы постепенно славянизируются. Теперь они уже не представляют собой отдельной группы населения, а принимают участие в формировании этого государства в качестве привилегированного слоя, дружинно-княжеской верхушки [Петрухин 1995, с. 108]. В конце концов, их имя переходит и на все государство — Русь, Русская земля, а затем и на его в основном славянское по этническому происхождению население [Петрухин 1995, с. 220—226].

Необходимо четко разграничивать русов (русь) раннего периода становления и развития Древнерусского государства и варягов периода княжения Владимира I, Ярослава Мудрого и более поздних князей XI—XII в. Русы ко второй половине IX — началу X вв. превращаются в практически местный фактор. Их жизнь проходит в Восточной Европе, она связана с ее основными речными артериями — Днепром, Волгой, Окой, Доном и т. д. Осев в Киеве, они еще со времен Олега начинают считать его своей столицей — матерью городов русских. Поэтому и во внешней, и во внутренней политике русы ориентируются на те интересы, которые объективно и закономерно возникают в рамках именно этого региона. События, происходящие в Скандинавии, их больше не интересуют. Большинство из них там уже не бывает или бывает крайне редко. Главным для них становится покорение местных племен и удачная международная торговля с Византией или в Волжско-Каспийском регионе.

Варяги же, напротив, были временными жителями Восточной Европы. Они покидали Скандинавию по разным причинам: в результате усобиц или добровольно, в поисках добычи и наемной платы за военные услуги. Пробыв какое-то время в Новгороде или Киеве, они возвращались на Родину и там устраивали свою жизнь. В отдельные периоды истории Древнерусского государства роль варяжской дружины была достаточно велика. Тем не менее, она представляла собой лишь временный военный контингент, использовавшийся князьями для прихода к власти или отражения какой-либо неординарной внешней угрозы. Иногда при дворе киевского князя воспитывались или служили норвежские конунги, лишенные власти на родине и вытесненные оттуда более успешными соперниками. К их числу относятся: Олав Трюггвассон, Харальд, сын Сигурда (Жестокий правитель), Магнус, сын Олава¹². Во всех известных случаях после нескольких лет службы, проведенных на Руси или в Константинополе, они возвращались в Норвегию и снова боролись там за власть. Вместе с ними уходили и их сторонники, варяжские дружинники киевского князя [Джаксон 1991, с. 155—163]. Лишь немногие из варягов оседали в Восточной Европе, обзаводились семьями, домами и, со временем, превращались в местных жителей.

Именно такое понимание этносоциальной природы русов-росов-руси представляется наиболее приемлемым и соответствующим сообщениям средневековых источников¹³. Русы-росы-русь в течение длительного времени (IX и X вв.) были важными участниками исторических событий и процессов, происходивших в Восточной Европе в период кризиса племенного строя и становления местной государственности [Готье 1930, с. 248]. Их роль и значение не нужно преувеличивать, но нельзя и преуменьшать.

Особенно большое участие русы приняли в развитии международной торговли, вовлекавшей население региона в систему экономических и политических интересов более развитых государств — Византии, Арабского халифата и т. д. Охватив своей деятельностью всю систему речных путей, соединявших Каспийское и Черное, Каспийское и Балтийское, Черное и Балтийское моря, они волей или неволей вовлекали проживавшие вдоль этих рек племена в сферу своих экономических интересов. Одновременно, в силу своей малочисленности, они были вынуждены так или иначе учитывать интересы и местного населения, с которым постепенно устанавливались определенные договорные отношения¹⁴.

Лишенные собственной экономической основы, проявляя, при возможности, агрессию по отношению к аборигенам, русы были заинтересованы в создании укрепленных пунктов и торговых факторий по берегам рек. Здесь, в случае необходимости, они могли держать оборону, зимовать или просто отдыхать после долгого торгового или военно-грабительского путешествия. В результате русы стали одним из факторов, обусловивших возникновения городов и городской жизни. По мере увеличения населения городов они неизбежно оказывались в меньшинстве и постепенно ассимилировались численно преобладающим субстратом (славянским или финским).

Хорошо вооруженные и опытные в военном деле русы неизбежно стали военной опорой первых князей Древнерусского государства, образовали костяк дружины. Однако большие масштабы их предприятий, передвижение в меридиональном и широтном направлениях по всей Восточной Европе от Балтики до Черного моря и от Карпат до Волги не могли не привести к росту значения и местных племен [Готье 1930, с. 260—262]. Первоначально принужденные к дани, пассивно вовлеченные в торговую и военную активность Олега и Игоря, они постепенно становились все более весомым фактором государственной жизни, претендуя на паритетное участие во внешней и внутренней политике. В результате киевские князья и их дружины перестают безнаказанно грабить славян. Более того, известные злоупотребления Игоря привели к его убийству древлянами. Страшная месть Ольги не оставила древлянам иллюзий относительно их равноправия и независимости. В то же время их выступление привело к упорядочиванию системы сбора даней, созданию предсказуемой и относительно стабильной общегосударственной политики эксплуатации населения. Вместе с реформой Ольги дружинная и боярская русь превращается в местный фактор и окончательно противопоставляет себя варягам — «находникам и наемникам».

Примечания

1. «Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу его одежду и золотые браслеты, которые ои носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении», — пишет Ибн Русте [Новосельцев 2000, с. 304].

2. У Ибн Фадлане, как известно, приведено более подробное описание похорон руса: «Мне не раз говорили, что они делают со своими главарями при их смерти дела, из которых самое меньшее — сожжение, так что мне все время очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня [весть] о смерти одного выдающегося мужа из их числа. Итак, они положили его в могиле, и покрыли ее над ним настилом на десять дней, пока не закончат кройки его одежд и их сшивания.

А именно: если [это] бедный человек из их числа, то делают маленький корабль, кладут его в него, и сжигают его [корабль]. Что же касается богатого, то собирают, то, что у него имеется, и деляг это на три трети, причем [одна] треть — для его семьи, [одна] треть на то, чтобы на нее скроить для него одежды, и [одна] треть, чтобы на нее приготовить набиз, который они пьют до дня, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином...» и т. д. [Ковалевский 1956, с. 143—144].

3. «Пішли вони за море до варягів, до русі. Бо так звали тих варягів — русь, Як ото одні звуться свеями, а другі — норманами, англами, інші — готами, — отак і ці. Сказали русі чудь, словени, кривичі і весь: «Земля наша велика і щедра, а порядку в ній нема. Ідітъ-но княжити і володіти нами». І вибралося троє братів із родами своїми, і з собою всю узяли русь. ...І от тих варягів дістала свою назву Руська земля» [ЛР 1989, с. 12].

4. «...мовлячи... ми, [мужі] від народу Руського — Карл, Інгельд, Фарлоф, Вермуд, Рулав, Гуди, Руальд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лідул, Фост, Стемид, — послані від Олега великого князя руського, і всіх, що є під рукою його, світлих бояр, до вас, Льва, і Олександра, і Костянтина... для збереження і на засвідчення дружби, яка от багатьох літ була між християнами і руссю, за бажаннями наших князів і за їхнім велінням, і від усіх, що є під рукою його, сущих русів...» [ЛР 1989, с. 20].

5. [997 г.] «Пошел он (Эйрик, сын Хакона) на восток в Гардарики на Вальдамара Старого и грабил в его владениях в во многих местах. Он разрушил Альдейгьюборг и взял там много богатства, и еще дальше пошел он на востоке в Гардах; всюду шел он войной, жег города и крепости, а бонды бежали со своим имуществом в леса...» — из «Красивой кожи» [Рыдзевская 1978, с. 51].

6. «Кочующим» народом называет росов патриарх Константинопольский Фотий, в связи с описанием похода 860 г. (вторая гомилия на нашествие росов): «Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас, неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский и кочующий, имеющий дерзость оружия...» [Кузенков 2003, с. 57].

7. «...На четвертое лето отправился он (Харальд Серая Шкура — А.Т.) со своим войском на север в Бьярмаланд, и была у него там большая битва на берегу Вины, и убил он там много народа, взял там и золота, и серебра, и много другого богатства, и отправился назад той же осенью...» — «Сага о Харальде Серая Шкура» [Джаксон 1993, с. 107].

8. «[1018 г.] Гудлейк Гардарский звался один человек, родом из Агдира; он был великий мореход и купец богатый и ездил в торговые поездки в разные страны; он часто ездил на восток в Гардарики, и потому его звали Гудлейк Гардарский. В ту весну Гудлейк снарядил свой корабль и собрался ехать летом в Гарды на восток. Олав конунг послал, сказать ему, что хочет с ним повидаться. Когда Гудлейк явился к рему, конунг сказал ему, что хочет войти с ним в товарищество, и поручил ему купить для него драгоценности, которые трудно было достать в стране... Гудлейк прибыл летом на восток в Хольмгард и купил там прекрасную парчу, которую хотел отдать конунгу на одежду, а также ценный мех и прекрасную столовую утварь. Осенью, когда Гудлейк плыл с востока, был встречный ветер и они долго стояли у Эланда» — из «Круга Земного» [Рыдзевская 1978, с. 66].

9. «[1035 г.] Магнус, сын Олава, отправился в путь после Йоля с востока из Хольмгарда вниз в Альдейгьюборг; стали они снаряжать корабли, когда лед вскрылся весной...» — из «Круга Земного» [Рыдзевская 1978, с. 68].

10. «...Хаук отправился на одном корабле и с хорошей дружиной, осенью прибыл на восток в Хольмгард и там прожил зиму (выделение — А.Т.)...» — «Пергамент с Плоского острова» [Рыдзевская 1978, с. 70].

11. Показательна судьба викинга, попавшего в Восточную Европу, потом в Константинополь и не вернувшегося назад, в Скандинавию: [991 г.] «...и поехал он (Кольскегге) на восток в Гардарики и пробыл там одну зиму (выделение — А.Т.). А после того поехал он оттуда в Миклагард и поступил там на службу (выделение — А.Т.). Последнее, что о нем узнали, это — что он женился там и был вождем варяжской дружины, и был там до самого дня смерти (выделение — А.Т.)...» — «Сага о Ньяле» [Рыдзевская 1978, с. 83].

12. Например, в саге об Олаве Трюгвассоне говорится следующее: «Теперь имел он (Олав — А.Т.) очень большой почет и славу, в первую очередь от конунга и княгини, а также от всех прочих, знатных и незнатных. Рос он теперь там (т. е. при дворе Владимира, в Киеве — А.Т.) и развивался как по уму и числу лет, так и по всякого рода физическим и духовным совершенствам, которые могут украсить славного вождя. И конунг Вальдамар сделал его скоро хёвдингом в дружине, и чтобы управлять теми воинами, которые должны были добывать честь конунгу, и много разных подвигов совершил он в Гардарики и во многих местах в восточной части мира, хотя здесь и было мало рассказано.

А когда ему было 12 лег, то спрашивает он конунга, нет ли каких-нибудь городов или округов, тех, которые были под его властью и были отняты у него язычниками, присвоившими себе его владения и честь. Конунг отвечает и говорит, что, конечно, были некоторые города и деревни, те, которые принадлежали ему, а другие отвоевали от его владений и присоединили теперь к своему государству. Олав сказал тогда: «Дай мне тогда какой-нибудь отряд в распоряжение и корабли, и посмотрим, смогу ли я вернуть назад то государство, которое потеряно, потому что я очень хочу воевать и биться с теми, которые вас обесчестили; хочу я положиться в этом на Ваше счастье и твою собственную удачу. И будет либо так, что я их убью, либо что они Побегут от моей силы». Конунг принял это хорошо и дал ему такой отряд, какой ой просил» [Джаксон 1993, с. 135—136].

13. В целом эта точка зрения совпадает с позицией Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина [Мельникова, Петрухин 1989; Петрухин 1995; Петрухин 1999; Петрухин 2001] и во многом основана на их аргументации.

14. Не случайно Константин Багрянородный характеризует славянские племена Поднепровья в качестве союзников — пактиотов киевских росов: «...в Славянин вервианов, Другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов» [Константин Багрянородный 1991, с. 51]. Впрочем, этот термин мог обозначать как союзников, так и данников [Константин Багрянородный 1991, с. 316].