5.3. Содержание животных

По классификации Е.П. Бунятян, животноводство носителей салтовской культуры можно отнести к стойлово-выгонному и отгонному [Бунятян, 1992; 1994]. При стойлово-выгонном животноводстве необходимыми были ограждения и другие сооружения для животных. Выгон характеризуется выпасом животных в течение дня с последующим их возвращением на ночь на поселение (в загоны и другие сооружения для содержания животных) [Бунятян, 1994, с. 97]. Такой тип животноводства иллюстрируется загонами, остатки которых должны находиться на поселениях или рядом с ними. Сам же стойлово-выгонный тип животноводства обусловлен активным занятием земледелием [Бунятян, 1997, с. 33], что нами для носителей салтовской археологической культуры уже неоднократно было продемонстрировано (см. главу 4).

Необходимым условием для выгона также должны быть близко расположенные пастбища. Для этого могли использовать: 1) поля под паром, оставленные для отдыха и восстановления плодородия, в том числе благодаря отходам животноводства; 2) близко расположенные лесные участки на опушках, не пригодные для земледелия или еще не освоенные с этой целью; 3) близкие заводи, использование которых для земледельческих потребностей было невыгодным по разным причинам (чрезмерная увлажненность, подтапливаемоетъ, особенности рельефа и т. и.).

Загородки. Для содержания животных в теплое время года применяли, скорее всего, ограждения (возможно, с навесами) вблизи пастбищ, как это делается в данной местности до сих пор. Для построения открытого ограждения для животных достаточно было по периметру отведенного для этих целей участка через каждые два—три метра вкопать столбики или жерди диаметром до 10—15 см, высотой не более 2 м. В дальнейшем к столбикам необходимо было прикрепить поперечные жерди (обычно — при помощи эластичного материала — жгута или веревки) на необходимую высоту [см.: Памятники..., 1979, с. 23]. Такую конструкцию широко используют в сельской местности до наших времен включительно. Относительно археологических свидетельств, в научной литературе встречаются упоминания о возможных загородках для животных на древнерусских селищах X—XIII вв. [Село..., 2003, с. 176]. Из малочисленных конкретных идентификаций с графической реконструкцией следует упомянуть сооружение № 195 из Автуницкого поселения, имевшее неправильно-прямоугольную форму размерами 7×5м, образованную 19 ямками [Готун, 1993, с. 69, 70]. Очень редкие археологические свидетельства о таких ограждениях следует отнести за счет того, что они могли быть расположены за пределами поселений, где археологические исследования практически не проводятся.

Хлевы. В холодное время года жители использовали стойловое содержание животных, известное по материалам исследований степной зоны [Ляпушкин, 1958а, с. 269; Винников, 1984, с. 122; Красильников, 1976—1977/146, с. 5—6, рис. 10; Красильнікова, 2005, с. 11].

Именно такой теплый хлев и был обнаружен в ходе исследований поселения Верхний Салтов в 1998 г. [Колода, 1998/79, табл. XXIII; Горбаненко, Колода, 2010, рис. 12]. Это была подпрямоугольная в плане постройка с размерами котлована 520×320—270 см глубиной 150—160 см от современной поверхности (рис. 68, 1). Посредине северо-западной стены, а также в восточном и южном углах обнаружены столбовые ямки глубиной 170—195 см диаметром 20—25 см. С юго-западной стороны постройки обнаружена двойная вписанная яма восьмеркообразной формы. Ее северная часть имела диаметр 90 см при глубине 160 см. Южная часть этой ямы, выходящей за пределы постройки, была диаметром 150—160 см, а глубиной — 180 см.

С юго-восточной стороны помещения в стенке была глубокая ниша шириной 150 см и длиной 200 см. В ее далеких пределах, на уровне +10 см от пола, обнаружены остатки полуовального в плане обогревательного устройства (70×65 см). Оно хорошо читалось своим зольно-угольным заполнением, окаймленным 2—5-сантиметровым слоем пережженной глины. Прокаленный под толщиной до 5 см сохранился практически полностью. Перед нишей была обнаружена круглая в плане яма диаметром 210 см. Ее плоское дно оказалось на глубине 110 см. По центру помещения обнаружена канавка глубиной 160—170 см, выходящая за пределы помещения в северо-восточном направлении. Ее общая прослеженная длина составляла более 7 м. Между ней и нишей с отопительным устройством обнаружено еще одно прямоугольное углубление (190 см) с горизонтальными размерами 200×50 см.

Рис. 68. Сооружения: 1 — Верхний Салтов, 2 — Мохнач; а — пепел и древесный уголь, б — обожженная глина

К жилому помещению этот комплекс не дают отнести несколько факторов. Наличие открытого очага в глубокой нише не имеет аналогий в салтовском домостроении, неизвестно такое и у соседних народов Восточной Европы. Оно мало приспособлено для создания комфортной температуры для человеческого проживания. Вписанная восьмеркообразная неглубокая яма не могла быть эффективным местом хранения припасов. Это же касается и ямы у юго-восточной стены. Сдвоенные канавки значительной длины и ширины по центру пола помещения крайне неудобны для обитания человека. Таким образом, перед нами теплый хлев, оборудованный простейшим обогревательным устройством, удаленным от возможного столкновения с ним домашних животных подальше от основного помещения и перегороженный ямой-кормушкой. Еще одна яма аналогичного назначения располагалась у юго-западной стены. Ее сходство с восьмеркой, исходя из профиля, может быть связано с частичным вытаптыванием и последующим углублением пола вследствие пребывания здесь животных. Желобчатые канавки — дренажные устройства для отвода продуктов жизнедеятельности животных, находившихся там, за пределы помещения. Широкая и неглубокая дренажная канава, выходящая за пределы постройки, и была, вероятно, входом в этот теплый хлев (тем более, что именно с этой стороны располагался пойменный луг).

Постройки с дренажными канавками значительных размеров и глубины являются характерной чертой помещений для содержания животных населением салтовской культуры. В этом можно убедиться по материалам Карнауховского поселения [Ляпушкин, 1958а, с. 269].

Другая похожая постройка была обнаружена на городище Мохнач [Колода, 2005а, с. 162—163]. Она выявлена в пределах усадьбы салтовского кузнеца (рис. 68, 2) [Колода, 2002, с. 69—78]. В плане ее форма приближалась к прямоугольнику с сильно закругленными углами. Размеры котлована составляли 440×220—260 см. Ее наклонное в юго-западную сторону дно было углублено на 65—90 см от современной поверхности. В северо-западном углу помещения прослежена полуовальная в плане ниша. Ее длина вдоль стенки — 50 см, ширина — 30 см, дно находилось на уровне — 50 см. С северной стороны был вход в постройку: ширина — 90 см, а в месте соединения с основным помещением — 120 см. На глубине 50 см была ступенька шириной 30 см. В западной части постройки параллельно стенке обнаружена канавка полуовального сечения. Ее длина — 370 см при ширине 20—40 см, глубина — 20—30 см от уровня пола. В центре постройки прослежена неглубокая, почти круглая в плане яма диаметром 75—80 см. Ее вогнутое дно обнаружено на уровне — 90 см (на 10 см ниже уровня пола в этом месте). В черноземном заполнении, кроме фрагментов салтовских сосудов, найдено несколько кусков рваного песчаника.

Для выяснения характера использования этого помещения важны, прежде всего, планирование, интерьер и степень углубления (последняя — довольно незначительна). Стратиграфические наблюдения, проведенные на этом участке памятника, свидетельствуют, что уровень дневной поверхности в салтовское время находился на 25—30 см ниже современной поверхности. Такое соотношение дневных поверхностей подтверждается и на других лесостепных памятниках этой культуры [Афанасьев, 1987, с. 51]. Таким образом, степень углубления рассматриваемой нами постройки в период ее использования (с учетом неровностей пола) составляла 35—60 см, что значительно меньше всех известных на этом памятнике жилых средневековых комплексов. Отсутствие отопительного устройства не позволяет отнести его к жилищу. Наличие дренажной канавки значительных размеров в жилом или производственном помещении нецелесообразно. Центральная яма, равно как и ниша в углу, могла служить кормушкой (аналогично вышеописанному комплексу из Верхнего Салтова. Удобный пологий спуск при незначительном перепаде высоты на ступенях вполне преодолим для всех видов копытных животных. Наличие тамбура (коридора) было дополнительным условием сохранения тепла, что достигалось за счет стен наземной конструкции.

Кроме существования стойлово-выгонного способа содержания животных, можно предположить отгонный способ выпаса. Он был возможным при условии существования подвижной части населения поселений [Бунятян, 1997, с. 34—35]. Для отгонного животноводства необходимыми были места для пастбищ. В результате анализа потенциальных ресурсных зон памятников салтовской культуры в бассейне Северского Донца (Верхний Салтов, городище Мохнач, Коробовы Хутора), приходим к выводу, что такие участки почти всегда находятся неподалеку от поселений.

Так, в приселищной зоне Верхнесалтовского археологического комплекса следует обратить внимание на один из участков, приблизительно в 2,5 км к югу от поселения. Этот участок выделяется среди других относительно ровных (которые могли бы быть использованы для земледелия) благодаря своей обособленности из-за естественных границ. С востока естественной границей и местом для водопоя служит собственно Северский Донец. С юга участок ограничен овражком с протекающим ручейком. Собственно от жилого комплекса он также отделен оврагом. Таким образом, пастуху при выпасе животных оставалось контролировать только северо-западную границу участка. Левобережная часть потенциальной ресурсной зоны также привлекает внимание с точки зрения животноводства. Судя по этнографическим данным и современному использованию аналогичных участков, эту часть удобно было использовать для заготовки сена при стойловом содержании животных в зимний период (рис. 25).

Возле городища Мохнач такие участки выделены непосредственно у подножия возвышенности, на которой располагалось городище с дальнейшей протяженностью в северном направлении (на восток от городища; в изгибах русла Северского Донца). Учитывая некоторую обособленность описываемого участка (см. раздел 3.2; рис. 27), можно предположить, что его целесообразно было использовать именно для потребностей животноводства¹. Очевидно, такие условия (в сравнении со значительными площадями «стихийных» мест для пастбищ в поймах рек, максимально ограниченных по периметру естественными границами) вполне удовлетворяли запросам хозяйства и были довольно привлекательными для средневекового населения современной Украины. Можно также предложить рабочую версию, что к таким условиям стремились жители больших поселенческих сельскохозяйственных структур, в которых были большие стада, для облегчения надзора за животными во время их выпаса (ведь размеры городища Мохнач в салтовское время составляют близко 12,5 га; возможное количество одновременных жилищ — около 100). И вдобавок нужно прибавить, что в салтовский период существования городища вокруг него существовало, по меньшей мере, тринадцать селищ [Колода, Колода, 2001, с. 43—44]. Все имеющиеся на наше время данные свидетельствуют. что в салтовский период развития городище Мохнач было центром значительного сельскохозяйственного (а в общем плане — экономического) региона.

На приселищной территории Коробовых Хуторов также находятся участки земли (выше и ниже по руслу реки), удобные в использовании для животноводства. Они, как и в двух предыдущих рассмотренных случаях, имеют естественные границы и также могли традиционно использоваться для потребностей животноводства, для отгонного выпаса и / пли для заготовки сена при стойловом содержании животных в зимний период (рис. 30).

Опосредованно на выпас животных указывают находки костей собак. Из Верхнесалтовского археологического комплекса определены 3 кости от 2 особей [Бибикова, 1960]; с Нетайловки происходит 1 кость [Бибикова, 1961а]; обнаружены они также в незначительном количестве и на других проанализированных памятниках [Ляпушкин, 1958а, с. 313; Матолчи, 1984, с. 238, 258; Мягкова, 1998].

* * *

Подводя итог анализу материала, необходимо подчеркнуть следующее:

1. Соотношение особей диких и домашних животных безусловно свидетельствует о том, что охота практически не играла роли в добыче мяса для оседлого населения салтовской культуры. Развитое животноводство, очевидно, вполне удовлетворяло потребности жителей в мясных продуктах. Единственное исключение составляют материалы Правобережного Цимлянского городища (1987—1988 гг.).

2. КРС почти всегда имел относительное преимущество в составе стада. Также от КРС получали наибольшее количество мясной продукции, обычно с абсолютным преобладанием, что и неудивительно, учитывая наибольший вес КРС и его показатели в составе стада. КРС также выполнял основную работу при пахотной обработке земли (тянул плуг).

3. В подавляющем большинстве случаев МРС не играл значительной роли в мясном производстве. Вероятно, МРС был ценнее другими свойствами, к которым следует отнести получение шерсти (опосредованно подтверждается и находками пружинных ножниц), а также возможностью быстро получить небольшое количество свежего мяса.

4. Большое количество лошадей (по сравнению со славянскими материалами) указывает на особое значение этого животного в жизни носителей салтовской культуры. Несомненна их важность для верховой езды, а также использование лошадей как гужевого транспорта. Мы не можем полностью исключить возможность использования лошадей как тягловой силы для обработки почвы. Хотя это животное и уступает в мощности КРС, но на легких или старопахотных почвах его могли применять для вспашки (как исключение). Косвенным доказательством этому могут служить фольклорно-этнографические материалы средневековья из северных регионов восточных славян. Кроме этого, количество получаемого от лошадей мяса вполне конкурирует со свининой.

5. Создается впечатление, что свиноводство развивалось неравномерно; возможно, полученные различия отражают хронологическую разницу памятников, различную специализацию в животноводстве, этническую или конфессиональную принадлежность.

6. Некоторые отличия в животноводстве выражены в существовании незначительного количества верблюдов среди домашних животных, а также ослов. Это, вероятно, объясняется восточными влияниями (участием в караванной торговле по Шелковому пути) [Плетнева, 1996, с. 142—158]. Вполне возможно и то, что эти животные могли попадать на территорию Хазарии и даже на славянские памятники Дона с караванами как некая «диковинка», для развлечения местного населения.

7. На выпас животных указывают находки костей собак, а также ботал.

8. Выпас животных, скорее всего, имел выгонный (приселищный) характер, во время которого животных возвращали в загородки на часть суток (ночь). На это косвенно указывают места, удобные для выпаса, находящиеся непосредственно недалеко от памятников. Также мог иметь место отгонный способ выпаса животных, при котором их пасли на удаленных территориях с возвращением на поселение на какую-то часть года (поздняя осень — зима). Анализ приселищной территории косвенно служит подтверждением этой мысли. На это же могут указывать и теплые хлевы, известные на нескольких упоминавшихся памятниках.

9. Благодаря анализу земледелия (см. главу 4), можно сделать вывод о гармоничном взаимодополняющем развитии земледелия и животноводства, благодаря чему земледелие давало дополнительный корм (солому ячменя, ржи; зерно ячменя, овса) для животных.

10. Общим выводом может быть оценка высокого развития животноводства у носителей салтовской культуры, обитавших оседлым и полуоседлым образом. Опосредованными доказательствами являются небольшое количество дичи, артефакты животноводства, археологические объекты, связанные с животноводством, анализ приселищной территории.

Примечания

1. Здесь следует учесть, что существующие сейчас старицы, подпитывающиеся источниками, вытекающими из-под горы с городищем, в свое время могли быть руслом. Кроме того, существует вероятность, что местность была разделена водными потоками на значительные по площади отдельные участки, что подтверждается наличием современных дополнительных протоков в южной части с. Мохнач.