2.1. Дискуссия по проблеме историко-археологического изучения Хазарского каганата в археологической науке начала 50-х гг.

В отечественной науке конца 40-х — начала 50-х годов вновь появляется интерес к истории и археологии Хазарского государства. В послевоенный период продолжалось исследование салтово-маяцкой культуры: возобновилось археологическое исследование Салтовского могильника¹, Верхнему Салтову и генезису салтовской культуры посвящены работы Мерперта Н.Я.², на заседаниях группы славянорусской археологии ЛО ИИМК активно обсуждалась работа И.И. Ляпушкина о памятниках салтово-маяцкой культуры.³ Крупновым А.И. и Смирновым К.Ф. продолжалось археологическое изучение памятников хазарского времени в Дагестане.⁴ Истории Хазарского государства, на основе письменных источников арабского происхождения, были посвящены работы А.Ю. Якубовского.⁵ По инициативе М.И. Артамонова, изучением византийских источников о хазарах в ИИМК занималась Е.Ч. Скрижинская, ею было сделано несколько докладов на заседании сектора славяно-русской археологии⁶. С докладами о хазаро-русских отношениях на заседаниях секторов ИИМК выступали Б.А. Рыбаков⁷ и Г.Ф. Корзухина⁸. Ранее отмечалось, насколько разнообразной была тематика научных работ исследовательского коллектива Волго-Донской экспедиции по изучению Саркела и его округи.

Конец 40-х — начало 50-х годов во внутренней политике в нашей стране характеризуется процветанием кампании борьбы с космополитизмом, с «низкопоклонничеством» перед Западом в сочетании с пропагандой патриотизма, постепенно принимающего гротескный характер национализма, проникавшей во все сферы культурной и научной жизни советского общества, особенно в гуманитарные науки. Она коснулась и ряда проблем истории России, особенно связанных с осмыслением роли внешнеполитических факторов в ранней истории Древней Руси, и повлияла на изменение оценок некоторых событий и процессов в отечественной историографии.

25 декабря 1951 году в центральной газете «Правда» появилась небольшая статья П. Иванова «Об одной ошибочной концепции»⁹ — о неверной, завышенной оценке в советской исторической науке роли иудейского Хазарского государства, при этом имелись в виду в основном исследования Михаила Илларионовича Артамонова.

Основной критике подверглась одна из ранних работ М.И. Артамонова «Очерки древнейшей истории хазар»¹⁰ 1937 года, а точнее ее Предисловие «От автора». В данной работе, писал П. Иванов, М.И. Артамонов сформулировал основные положения своей концепции о выдающейся роли хазар, этой «дикой орды», в историческом развитии Восточной Европы и Киевской Руси. Данная неправильная оценка исторической роли Хазарского каганата, говорилось в статье, берет свое начало в работах проф. В.А. Пархоменко¹¹, который считал, «будто решающую роль в создании государственности и культуры Киевской Руси сыграл Хазарский каганат — примитивное государственное образование, ...что славянские племена заимствовали от хазар начало государственности».¹² Проф. М.И. Артамонов, продолжая идеи В.А. Пархоменко, писал П. Иванов, в своей работе, «изобилующей ссылками на ошибочные высказывания акад. Марра», «извратил» историю Древней Руси, «принижая самобытное развитие русского народа», что не имело «ничего общего с историческими фактами».¹³

Какие же высказывания М.И. Артамонова возмутили автора статьи? (Следует еще раз подчеркнуть, что критике подверглось лишь Предисловие, занимающее три страницы серьезного монографического исследования письменной истории хазар; основное же содержание работы сталось «без внимания»). В своей работе ученый отмечал, что «Хазарское государство нельзя не учесть как важнейшее условие образования Киевской Руси...»¹⁴, что каганат выступал «в качестве государства, почти равного по силе и политическому значению Византии и арабскому халифату...», а Киевская Русь выходила на историческую арену «в роли вассала Византийской империи» и Хазарский каганат послужил для нее образцом нового типа государства.¹⁵ Кроме этих отдельных, вырванных из общего контекста, цитат Предисловия в «Правде» упоминалась статья М.И. Артамонова о раскопках хазарской крепости Саркел 1949 года, в которой он подчеркнул значение Хазарского каганата, «важная роль которого не только в мировой истории, но и специально в истории древнерусского государства учтена еще далеко недостаточно»¹⁶; а также доклад ученого на сессии Отделения истории и философии Академии наук СССР 1951 года¹⁷, в котором, по мнению П. Иванова, «проф. Артамонов, не считаясь с фактами, снова представил хазар в роли передового народа, ставшего якобы жертвой «агрессивных» устремлений русских»¹⁸. И как итог — в своих работах проф. Артамонов «превозносит хазарское «наследство», проявляет непонятное любование хазарской культурой».¹⁹

Кем же были в действительности, по мнению П. Иванова, хазары, и что представлял собою Хазарский каганат? «Дикие орды» хазар, ведших полукочевой образ жизни, основным источником доходов имели дань с порабощенных народов и торговые пошлины, и не оставили после себя ни одного значительного археологического памятника. Хазарский каганат, представлявший собой примитивное объединение различных племен, не играл никакой положительной роли в создании государственности восточных славян, наоборот, он «тормозил процесс объединения восточнославянских племен и рост русской государственности».²⁰ Древняя Русь разгромила Хазарский каганат, освободила от его засилья исконные славянские земли и вызволила из-под хазарского ига вятичей и другие славянские племена с широко развитым земледелием и ремеслами. Следует отметить, что в своих высказываниях П. Иванов придерживался точки зрения академика Б.Д. Грекова на развитие восточнославянского общества VII—XI вв., чья концепция ранней истории восточных славян с начала 1950-х годов начала утверждаться в качестве догмы в отечественной исторической науке.

Заканчивалась данная статья довольно страшными словами, которые могли бы стать «приговором» для любого ученого того времени: «В идеализации Хазарского каганата приходится видеть явный пережиток порочных взглядов буржуазных историков, принижавших самобытное развитие русского народа. Ошибочность этой концепции очевидна. Такая концепция не может быть принята советской исторической наукой».²¹

Появление данной статьи в центральной партийной газете «Правда» в декабре 1951 года вполне соответствовало духу времени и общей политической и идеологической обстановки в СССР в послевоенные годы. Показателен также и объект критики. Ведущий ленинградский ученый, бывший директор ИИМК, профессор, доктор исторических наук Михаил Илларионович Артамонов в концу 1951 года находился на пике своей научной и административной карьеры: археолог с мировым именем, главный редактор «Советской археологии», заведующий кафедрой археологии исторического факультета Ленинградского университета, проректор по научной работе ЛГУ, и, наконец, директор Государственного Эрмитажа. Однако, несмотря на столь высокое положение, М.И. Артамонов имел на некоторые проблемы культурного и исторического развития России взгляды отличные от официальных, общепринятых в советской науке. Во всех своих концепциях ученый отстаивал принадлежность России к Европе, подчеркивал исконные связи народов России с европейской культурой, что позволило недоброжелателям обвинить его в космополитизме. Сюда же относилось и его внимание к истории и археологии кочевнического (а впоследствии иудейского) Хазарского каганата. Усиление в послевоенные годы внимания ученого к этногенетическому направлению исторических исследований, теории миграции, которые М.И. Артамонов стремился распространить на историю всех народов, населявших нашу страну, также шло в разрез в официальной линией возвеличивания значения русского народа в мировой истории. В области славянского этногенеза им был выдвинут ряд смелых гипотез и подвергнуты серьезной критике концепции автохтонного происхождения восточных славян Грекова-Рыбакова-Арциховского. И как следствие — обвинение в приверженности ученого к «марризму».

Н.Я. Марр, языковед, занимавшийся также археологией и историей культуры, посвятив свои исследования проблемам общего языкознания, создал к 1924 году так называемое «новое учение о языке», ставшее главенствующей научной теорией 20—30-х гг. в языкознании и в гуманитарной науке вообще. Археологам также приходилось руководствоваться идеями Н.Я. Марра о связи языка с материальной культурой, об отрицании миграции древних народов, о трансформации одного этноса в другой и т.д. А затем, как это не раз происходило в нашей стране, с выходом в 1950 году работы И. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания»²², в отечественной науке началась борьба с марризмом. Под удар так же попал и М.И. Артамонов, упоминавший и использовавший в некоторых своих работах отдельные научные идеи Н.Я. Марра. В 1951 году М.И. Артамонов в «Советской археологии», редактором которой он был, опубликовал статью «Труды товарища Сталина по вопросам языкознания и советская археология».²³ Это была конъюнктурная соглашательская работа, написанная под давлением обстоятельств не просто ученым, но и главным редактором сборника, читаемого всеми советскими археологами. Статья, видимо, удовлетворила партийное руководство, и недоброжелатели замолчали. Тогда и появилась анонимная статья в «Правде» еще об одной ошибке М.И. Артамонова.

Вымышленность имени автора статьи — «П. Иванов» — не вызывает сомнений. Кто стоит за этим именем — неизвестно. Однако в научной среде существовало мнение, что эта разгромная статья могла принадлежать Б.А. Рыбакову. Так, видимо, думал и сам М.И. Артамонов. В его архиве сохранилось письмо-ответ Б.А. Рыбакова на книгу «История хазар» (1962 г.) от 30 июня 1962 года:

«Дорогой Михаил Илларионович!
Благодарю Вас за посланную мне великолепную Вашу книгу.
Она издана хорошо и интересно написана. Когда-нибудь, в личной беседе я постараюсь Вас разуверить в одной крупной ошибке, заблуждении — Вы почему-то отождествляете меня с Ивановым. Как можно так думать!»²⁴

Официальная реакция на статью последовала незамедлительно. Уже 3 января 1952 года состоялось заседание Ученого Совета Московского отделения ИИМК под председательством С.В. Киселева, главным вопросом которого было обсуждение статьи в газете «Правда».²⁵

Отвечая на критику П. Иванова, М.И. Артамонов на данном заседании не стал опровергать выдвинутые против него обвинения, так как посчитал, что нельзя судить о его отношении к Хазарскому каганату только на основании Предисловия к «Очеркам...», ведь к тому времени вышли и другие работы ученого по данной проблеме, рассмотренные нами ранее, в том числе и «История СССР с древнейших времен», в которых им была изложена история Хазарского каганата как на основании письменных источников, так и археологических данных²⁶. Поэтому выступление М.И. Артамонов посвятил озвучиванию своей точки зрения по данной проблеме, не исключая в то же время, что ряд положений, сформулированных в этой истории хазар, со временем подвергнется поправкам: «...но это совершенно естественно, принимая во внимание неразработанность темы и то, что в советской историографии я (М.И. Артамонов) явился пионером в области хазарской истории...».²⁷

В своем выступлении на данном заседании М.И. Артамонов так характеризовал процесс происхождения хазар, которых он считал гунно-болгарским племенем. Вместе с гуннами в Восточную Европу проникли новые этнические элементы — тюркские и финно-угорские, уже в какой-то мере тюркизированные, которые смешавшись с местными, ослабленными и разбитыми ираноязычными племенами восточноевропейских степей, образовали новые этнические группы с тюркскими языками, но со значительным расовым и культурным вкладом старого сармато-аланского населения. Результатом «смешивания и скрещивания» гуннских орд с местными сармато-аланскими племенами Восточной Европы, по мнению М.И. Артамонова, явились болгаро-хазарские племена.²⁸ Остатки старого населения, избежавшего тюркизации, т.е., аланы, сохранились в предгорьях Северного Кавказа. В связи с завоеваниями западных тюрок в степях Восточной Европы, говорил М.И. Артамонов, складываются два политических образования — болгарское и хазарское, во главе с тюркскими династиями. Борьба их между собой приводит к победе Хазарского царства и частью к подчинению одной части болгар и к вытеснению другой на Дунай. Хазария распространила свою власть и на другие этнические группы Восточной Европы — на народы Северного Кавказа, Крыма и на пограничные со степью славянские племена. Этот процесс консолидации вокруг хазар сначала родственных болгарских, а затем и соседних племен очень быстро привел к образованию нового могущественного Хазарского государства, в котором значительную роль играл именно болгарский элемент.

Признавая в некоторой части соответствующими действительности обвинения, что в формулировках, данным им в Предисловии, содержатся и преувеличение значения Хазарского каганата во всемирной и русской истории, и умаление исторической самостоятельности Древней Руси, М.И. Артамонов, в то же время, категорически был не согласен с П. Ивановым в его характеристике хазар как «дикой орды», которая не имела и не могла иметь своей культуры, и историческая роль которой была только отрицательной. Если бы речь шла об отрицательной оценке роли кочевников в политической и культурной истории вообще, то М.И. Артамонов согласился бы с автором статьи, что кочевники в течение всей своей истории играли регрессивную роль, и это свое мнение он уже выражал при обсуждении книги А.Н. Бернштама о гуннах²⁹. При всем том, считал М.И. Артамонов, «...необходимо различать конкретные условия развития кочевых обществ и конкретные формы, в какие они складывались. Нужно строго различать гуннов и авар от хазар, а последних от печенегов и половцев, а не изображать их совершенно одинаково. Все это своеобразные исторические образования и все их нужно рассматривать в условиях места и времени»³⁰.

Хазар, по мнению ученого, нельзя рассматривать как чисто кочевое общество. Для социально-экономической истории Хазарии весьма характерно оседание части кочевников на землю, развитие земледелия и ремесел, строительство укрепленных поселений, каменных замков, наличие постоянных могильников, все это нашло отражение в салтовской археологической культуре. При этом, М.И. Артамонов категорически был не согласен с этническим определением салтовской культуры как аланской, сложившейся в результате расселения исконно земледельческого племени алан с Северного Кавказа, и считал ее хазарской, тесно связанной с кочевым бытом и принадлежащей оседающим тюркоязычным кочевникам. В связи с этим, по мнению ученого, в Хазарии развивались феодальные отношения, и это давало основание определять Хазарский каганат как первое полуфеодальное или даже феодальное образование Восточной Европы. Таким образом, отмечал М.И. Артамонов, общая оценка исторического значения Хазарского каганата должна исходить из указанного выше характера этого образования — «...в значительной степени оседлого, развивавшего на этой основе классовую эксплуатацию феодального порядка внутри себя».³¹

Внешняя политическая деятельность такого государства была иной сравнительно с деятельностью кочевой орды. Наследник политической роли Тюркской державы, Хазарский каганат пытался занять равноправное положение с Арабским Халифатом и Византийской империей, однако, подтачиваемый внутренними противоречиями, усилением феодального сепаратизма, в итоге не смог удержать своего положения под натиском новых противников, с одной стороны, печенегов, с другой — днепровской Руси.

Отвечая на критику П. Иванова относительно характеристики Русского государства как агрессивного, М.И. Артамонов не видел в этом ничего не соответствующего действительности. Деятельность Святослава на востоке была действительно агрессивным и хорошо рассчитанным политическим мероприятием, имеющим своей целью утверждение на Дону и Волге с целью захвата контроля над восточной торговлей, и ее нельзя, по мнению ученого, просто свести к освобождению восточнославянских племен от хазарского ига. К тому же, завоевания Святослава на Нижнем Дону и Тамани не имели и не могли иметь целью освобождение славян, которые появились там, по мнению исследователя, как раз в результате этих завоеваний. Далее М.И. Артамонов отметил: «Нет сомнения, что подчинение восточно-славянских племен киевскому князю объективно представляло собой явление более прогрессивного значения. Однако, отдельные славянские племена, по-видимому, не видели большого различия в том кому подчиняться и платить дань — киевскому князю или хазарскому кагану».³² Эта фраза как раз и стала главным пунктом критики всех дальнейших выступлений на этом заседании Ученого совета ИИМК.

Разгромив Хазарский каганат, Древнерусское государство заняло в Восточной Европе господствующее положение, и именно в этом смысле, по мнению М.И. Артамонова, унаследовало политическое значение Хазарии, которая стала важнейшим условием образования Киевской Руси в тех конкретно-исторических условиях. Именно эта мысль ученого дала возможность П. Иванову обвинить его в преуменьшении исторической роли Руси и самобытности ее культуры. М.И. Артамонов согласился, что допустил явные преувеличения в характеристике культурного значения хазар для самобытной в своих основах древнерусской культуры, хотя в свете известных археологических данных (наличие, вещей салтовского типа в Гнездове, в Черниговщине, в Киеве, в памятниках роменско-боршевского типа) хазарскую культуру нельзя признать совершенно безразличной для Руси. Тем не менее, М.И. Артамонов категорически возражал против приписывания ему идей возвеличивания хазар в ущерб Руси, умаления самобытности русской культуры, и искажения исторического значения Древней Руси, а также против смазывания исторического значения Хазарского каганата в истории нашей страны, против неверной оценки этого политического образования, содержащейся в статье П. Иванова³³.

В последующих прениях на заседании выступили А.П. Смирнов, Б.А. Рыбаков, А.В. Арциховский, Е.И. Крупнов, С.В. Киселев.³⁴ В целом все выступления носили характер научной полемики с некоторыми гипотезами М.И. Артамонова.

Выступавшие отмечали, что нельзя говорить о Хазарии как великой державе, равной Византии или Арабскому халифату. Никакой самостоятельной роли, самостоятельного влияния хазары не имели, а выступали в качестве орудия византийской и арабской политики. В своем выступлении Б.А. Рыбаков говорил, что в дореволюционной исторической науке хазар считали создателями эпохи хазарского покоя, что будто бы хазары защищали народы Восточной Европы от кочевников. На самом деле хазарам самим приходилось защищаться, примером тому служил Саркел, который защищал ни Киевскую Русь и ни другие племена, а защищал только саму Хазарию с севера от печенегов.³⁵

Главной критике на данном собрании подверглись высказывания М.И. Артамонова о даннических взаимоотношениях Хазарского государства и славянских племен. Выступавшие предлагали М.И. Артамонову отказаться от «неудачного выражения», что вятичи и радимичи не видели разницы кому платить дань — хазарам или великому князю. По мнению Б.А. Рыбакова, Русь и хазары выступали как равноправные величины. Если великий русский князь в начале IX века назывался хакан-рус, то этот титул был принят для того, чтобы урегулировать международные споры между Хазарией, Византией и Русью. Б.А. Рыбаков предлагал пересмотреть данные русских летописей о хазарской дани, считая их ошибочными, к тому же, отмечал ученый, восточные авторы нигде не упоминают о том, что Русь или славяне платили дань хазарам. А А.В. Арциховский считал, что в русских летописях вопрос о дани мог быть специально преувеличен для возвеличения подвигов Святослава, освободившего славянские племена от хазарского владычества. С.В. Киселев в своем выступлении, останавливаясь на вопросе влияния хазарской культуры на Русь, говорил о более сложном взаимодействии. Русь представляла собой объединение племен, затем государство, которое было тесно связано со степью, и те влияния, которые шли из степи, были, по его мнению, не специфически хазарские влияния, а результат издавна существующих связей со степью.

Все выступавшие на собрании считали, что нет оснований высоко расценивать культуру хазар ни на основе письменных источников, ни на археологическом материале. А.В. Арциховский говорил, что в статье П. Иванова не совсем удачно выражение «дикая орда», так как у хазар были и города, и земледелие, в данном случае вопрос был только в относительном развитии культуры, в том, что носителями передовой культуры хазары не были. Е.И. Крупнов считал, что прав был Ю.В. Готье, который говорил, что хазары не создали культуры, но они играли организационную роль, способствующую установлению широких связей между Византией, Арабским халифатом, народами Кавказа и Русью. С.В. Киселеву представлялось, что вообще вся история с хазарской городской культурой сильно преувеличена. Даже исследование Саркела, по его мнению, не может служить основанием утверждения тезиса о городской Хазарии, так как это прежде всего крепость. Другие города, вероятно, представляли собой очень скромные поселения, не случайно их до сих пор не найдено. Все выступавшие так же были не согласны с гипотезой М.И. Артамонова о хазаро-болгарской принадлежности салтово-маяцкой культуры.

Следует сказать, что критике подверглись не только работы М.И. Артамонова, но и работы Пархоменко В., Мавродина В.В., Толстова С.П., в которых также, по мнению выступавших на Ученом совете, имело место преувеличение положительной роли хазар в политической жизни народов Восточной Европы, в сложении Киевской Руси и древнерусской культуры.

По окончании обсуждения, Ученым советом ИИМК АН ССР была принята резолюция, в которой говорилось о необходимости решительной борьбы советских историков и археологов с идеализацией Хазарии, с приписыванием хазарам прогрессивной роли в истории Восточной Европы и славяно-русской культуры. В ней говорилось: «Следует заново критически пересмотреть все исторические источники, как письменные, так и вещественные по истории Хазарии и правильно, по марксистски, оценить действительную роль Хазарской державы в жизни народов Восточной Европы в VII—X вв. н.э., переоцененную рядом исследователей, в том числе и Артамоновым М.М.».³⁶

Ученый Совет ИИМК, прослушав выступление М.И. Артамонова, отметил, что ученый сохранил еще неправильное, объективистское представление о Хазарии. Ученый Совет ИИМК считал, что «работа по критическому пересмотру подобных взглядов является долгом... проф. Артамонова, допустившего в прошлых своих работах и в выступлении на данном собрании ряд ошибочных утверждений, связанных с переоценкой культуры Хазарского каганата и его значения в истории Восточной Европы».³⁷

В заключение в Резолюции говорилось о необходимости в ближайшее время провести обсуждение статьи в «Правде» на собрании научного коллектива Ленинградского отделения ИИМК.

Такое совместное заседание сектора Средней Азии и Кавказа, группы Славяно-русской археологии ЛО ИИМК и Ученого совета исторического факультета и кафедры археологии ЛГУ состоялось в Ленинграде 11 января 1951 г., под председательством М.М. Дьяконова.³⁸

Выступление М.И. Артамонова здесь значительно отличалось от московского выступления. На данном заседании его выступление было более самокритичным, он согласился с правильностью некоторых положений статьи в «Правде» и признал ошибочность отдельных своих взглядов. Однако, в основном, его самокритика сводилась к признанию ошибочности нескольких фраз, отдельных формулировок в Предисловии к «Очеркам древнейшей истории хазар». В целом же выступление носило характер прямой полемики с автором статьи в «Правде».

Так, например, в статье П. Иванова говорилось о неправильной оценке роли Хазарского каганата М.И. Артамоновым, которая, в частности, нашла выражение во фразе, что хазарское государство «нельзя не учесть как важнейшее условие образования Киевской Руси»³⁹. Отвечая на это, М.И. Артамонов сказал, что если бы ему пришлось писать в настоящее время, это слово он вообще выбросил бы из фразы, оставив утверждение, что «Хазарский каганат в образовании Киевской Руси имел значение, подразумевая ту конкретную историческую обстановку, в которой совершался процесс формирования Русского государства, и из которой Хазарский каганат выбросить никак нельзя».⁴⁰

Далее, признавая, что его характеристика Хазарского каганата в качестве государства почти равного по значению Византии и Арабскому халифату являлась преувеличением, М.И. Артамонов отмечал, что из этого однако не следует, что он вовсе не имел ни силы, ни значения и не играл никакой роли в истории.

Гораздо значительней и серьезней были обвинения, касающиеся вопроса взаимоотношений Хазарии и Руси. М.И. Артамонов согласился, что, преувеличивая историческое значение Хазарии, он одновременно преуменьшал политическую самостоятельность Древней Руси. Ученый признал ошибочность своего высказывания, что когда Хазария равнялась по политическому значению и силе Византии и Арабскому халифату, Русь только выходила на историческую арену в роли вассала Византийской империи. В данном случае, говорил М.И. Артамонов, им допущена серьезная, крупная ошибка, так как положение, в которое Русь попала по отношению к Византии в результате неудачного похода Игоря на Константинополь было временным и не характерным для Руси, с ее совершенно самостоятельной политикой по отношению к Византии.⁴¹

В ответ на обвинение в преувеличенной оценке хазарской культуры, М.И. Артамонов отвечал, что нигде в его работах нет намеков на то, что развитие русской культуры находилось в зависимости от хазарской культуры, или о превосходстве культуры хазар над культурой славян.

Точно также и в других работах, отмечал М.И. Артамонов, нет утверждений относительно передовой роли Хазарского каганата в культурном отношении. Тогда как, по П. Иванову, Артамонов М.И. будто бы представлял хазар в роли передового народа и жертвы агрессивности русских. Действительно, в статье «Саркел» (Советская археология, 1940), ученый говорил, что хазарское царство погибло, будучи не в состоянии отразить удар могучего агрессивного Русского государства, и удержать потоки кочевников. М.И. Артамонов в своем выступлении признал характеристику государства Святослава как «агрессивного» не удачной. Не удачной ученый признал свою фразу о возникновении Белой Вежи как «одном из важнейших пунктов русской экспансии на восток».⁴² Артамонов М.И. согласился, что выражение «экспансия» следовало заменить «продвижением», что полностью, по его мнению, соответствовало исторической действительности.

Однако, М.И. Артамонов продолжал категорически возражать против характеристики Хазарского каганата как «дикой орды», что опроверглось не только историческими источниками, но и новыми археологическими материалами, собранными в ходе работы Волго-Донской экспедиции ИИМК.

В заключении М.И. Артамонов отметил, что преувеличив историческую роль Хазарского каганата, и в некоторых выражениях, преуменьшив историческое значение и самостоятельность Древней Руси, он дал повод П. Иванову полагать о наличии у него законченной концепции, направленной на преувеличение значения Хазарии и умаление исторической роли Древней Руси. Однако, говорил М.И. Артамонов: «...беря отдельные фразы из моих работ, П. Иванов создал то, чего у меня не было».⁴³

Вопросу изучения роли Хазарского каганата в истории восточных славян в отечественной науке было посвящено выступление Корзухиной Г.Ф., т.к., по ее мнению, в литературе сложилось слишком легкое отношение к периоду господства над славянами Хазарского каганата, а отсутствие прямых данных о тяжести его было принято за признак его легкости.⁴⁴ В этом выступлении критике подверглись отнюдь не работы М.И. Артамонова, который, как отметила Корзухиной Г.Ф., никогда не занимался вопросом славяно-хазарских отношений, его интересы замыкались в пределах истории собственно хазар. Речь шла, в основном, о работах В.В. Мавродина и Б.А. Рыбакова.

Так, в своей работе «Образование Древнерусского государства», В.В. Мавродин отмечал исключительно важную роль Хазарского каганата в истории Древней Руси, которая заключалась в том, что хазарская «держава мира» на два века закрыла «ворота народов», прекратив или ослабив натиск кочевых орд на оседлое население лесостепной полосы, связала русские племена с Востоком, установила регулярные торговые отношения, способствующие распространению начал восточной культуры в Древней Руси.⁴⁵ Сама же примитивная хазарская держава ограничивалась лишь сбором дани с покоренных славянских племен. При этом В.В. Мавродин говорил о легких и кратковременных даннических отношениях славянских племен с хазарами. Каганат, по его мнению, не мог, да и не стремился в значительной степени повлиять на социально-экономическую и политическую жизнь славян⁴⁶.

А Рыбаков Б.А. в своем докладе на заседании сектора Средней Азии ЛО ИИМК в мае 1950 г., озаглавленном «Русь и Хазария в X—XI вв.», вообще пытался доказать отсутствие даннических отношений славян к хазарам.⁴⁷ Отрицая вассальное положение славян, Б.А. Рыбаков считал их равноправными к хазарам. Г.Ф. Корзухина посчитала данную интерпретацию славяно-хазарских отношений «сугубо индивидуальной».

Ею было также отмечено, что Б.А. Рыбаков в своих работах «Ремесло Древней Руси», «История культуры древней Руси» писал о генетической связи Киевской Руси с культурой «антско-хазарского периода», о «преемственной связи между хазарской и киевской эпохой», о «хазарском» периоде в истории русского ремесла VII—IX вв.⁴⁸ Рисуя широкую картину связей Руси с Востоком, завязанную на посредничестве и с помощь Хазарского каганата, Б.А. Рыбаков в работе «Ремесло Древней Руси» указывал на ряд вещей, которые он считал импортированными в это время с Востока, а также на вещи, сделанные по восточным образцам. Корзухина Г.Ф. отметила, что данный подбор памятников Рыбаковым Б.А. был произведен чисто субъективными приемами и методами с целью создать впечатление связей. Весь подобранный материал либо не имел к Востоку никакого отношения, либо выходил за хронологические рамки, либо не был связан с территорией Поднепровья. Так, из желания доказать непричастность норманнов к созданию Киевского государства, говорила Г.Ф. Корзухина, был создан миф о переоформлении русской культуры «хазарского» периода в результате торговых связей с Востоком.⁴⁹

Сама же Г.Ф. Корзухина считала, что на основании скудных, несколько отрывочных указаний летописи о характере вассальных отношений славян с хазарами, о формах и размерах дани, все равно нельзя делать заключение о легкости даннических обязанностей славян. К тому же для племен Поднепровья хазарское владычество длилось не менее века, а для вятичей — два столетия, т.е., хазарское иго совсем не было кратковременным. И, раз народная память оставила сведения о хазарском иге в русской летописи и в «Повести временных лет», то оно имело большое значение. По мнению Г.Ф. Корзухиной, славяно-хазарские отношения необходимо рассматривать так же, как и татаро-монгольское иго.

Выступление Мавродина В.В. было целиком посвящено самокритике. Ученый признал ошибочными свои утверждения о том, что на известном этапе истории восточного славянства хазары сыграли положительную роль, тогда как, «...и на это совершенно справедливо указывает в своей статье П. Иванов, они никогда этой роли не играли».⁵⁰

Научной полемике со своим учителем, М.И. Артамоновым, по вопросу этнической принадлежности салтово-маяцкой культуры было посвящено выступление И.И. Ляпушкина⁵¹.

Беленицкий А.М. в своем выступлении встал на защиту книги М.И. Артамонова «Очерки древнейшей истории хазар», назвав ее полезной справочной работой, в которой М.И. Артамоновым были собраны и проанализированы путанные и противоречивые сообщения письменных источников по ранней истории юго-восточных степей. Однако саму книгу следовало бы, отмечал Беленицкий А.М., отделить от Предисловия, которое, по его мнению, являлось программным, основанным не на твердой марксистской базе, а на «сентиментальной» теории о положительной роли кочевников в истории. Сам Беленицкий А.М. отрицал возможность существования государства и процесса классообразования у кочевников. Кочевники со своим кочевым хозяйством, постоянной грабительской экспансией и агрессивностью не могли положительно, позитивно влиять на развитие социально-экономических отношений у тех народов, с которыми они сталкивались. По мнению Беленицкого А.М., в истории происходил совершенно обратный процесс, когда кочевники, попадая в обстановку более развитого общества, сами очень быстро подвергались экономическому и социально-политическому влиянию этого общества.⁵²

С такой точкой зрения на историю кочевничества не был согласен А.Н. Окладников. В своем выступлении А.Н. Окладников отметил, что все государственные образования кочевников имели характер патриархально-феодального строя. По его мнению, нельзя отрицать наличие классового расслоения у кочевников, нельзя утверждать, что у них не было общности кочевого образа жизни, хозяйства, нельзя представлять ни одного кочевого общества без торговых связей, без территориальных связей.⁵³

В заключение своего выступления А.Н. Окладников предложил собравшимся в своих высказываниях избегать «дезориентирующей» критики, основанной лишь на цитировании, с целью протащить свои взгляды, и противопоставить взглядам автора нечто иное, прямо противоположное.

Данное замечание относилось, в первую очередь, к выступлению Попова А.И., который, используя отдельные цитаты из различных работ М.И. Артамонова, представил его как непосредственного ученика и продолжателя идей Н.Я. Марра. Попов А.И. считал мнение М.И. Артамонова о прогрессивной роли хазар в отношении восточных славян и древнерусского государства, основанное якобы на теории Н.Я. Марра о культуртрегерах — хазарах, строителях городов по всей Европе, ошибочным и «безусловно вредным, поскольку оно пропагандируется в печати». По его мнению, хазары были такими же кочевниками-грабителями, как печенеги и половцы: «Разумеется, никакого прямого или косвенного влияния на культуру восточных славян хазары оказать не могли, напротив, совершенно несомненно, что так называемая «хазарская культура» Подонья, создана главным образом, руками различных полонянников, среди которых было и много славян»⁵⁴. Попов А.И. отметил, что М.И. Артамонов продолжал придерживаться марровской теории не только по отношению к истории хазар, но и в вопросе о происхождении славян.

Представитель МО ИИМК Крупнов Е.И., отметив большую самокритичность выступления на данном заседании М.И. Артамонова в сравнении с московским, посчитал не приемлемой полемику последнего с автором статьи в «Правде» по отдельным вопросам. Все это указывало, по его мнению, на наличие у М.И. Артамонова концепции на роль хазар в истории юго-восточной Европы, от которой он не собирался отказываться до конца.⁵⁵

Вслед за Крупновым Е.И., Каргер М.К. отметил, что четыре страницы Предисловия «Очерков...», по его мнению, представляли собой большую историческую программу, «платформу исследователя», имевшую большое политическое звучание и не опровергнутую М.И. Артамоновым с 1937 года. Выступление на данном заседании М.И. Артамонова, отметил Каргер М.К., нельзя считать удовлетворительным, так как, признав ошибочность концепции: «Вам на этом признании и надо бы остановиться, не ставя запятой и не делая попыток обосновать, что половина Ваших взглядов все же правильна, что речь идет только о неправильных формулировках».⁵⁶ По мнению выступавшего, в работе М.И. Артамонова о проблеме происхождения хазар господствовали марристские идеи, которые в конечном итоге привели ученого к принижению прогрессивной роли славяно-русской культуры и к преувеличенной трактовке роли других народов Восточной Европы. В заключении было сказано: «Ваша (М.И. Артамонова) программная статья, открывающая книгу, во всех своих положениях, во всей своей агрессивной целенаправленности сейчас в нашей исторической науке может быть расценена так, как она расценена центральным органом нашей партии, именно как ошибочная».⁵⁷

По окончании заседания также была принята резолюция по итогам обсуждения, которая, к сожалению, не сохранилась в архиве ИИМК.

Еще одной попыткой М.И. Артамонова отстоять свою точку зрения на историю хазар стало его выступление на научной сессии Эрмитажа 2326 января с докладом «Хазары и Русь».⁵⁸ Текста доклада в деле Архива Государственного Эрмитажа нет, но он сохранился в личном архиве исследователя в ИИМК РАН⁵⁹, и представлял собой тот же текст, что и сообщение М.И. Артамонова на заседании Ученого Совета МО ИИМК от 3 января.

После обсуждений статьи П. Иванова в «Правде» на заседаниях Московского и Ленинградского отделений ИИМК РАН, в печати появилось еще несколько статей, доказывающих ошибочность ряда высказываемых М.И. Артамоновым положений о роли Хазарского каганата и его культуры в истории.

Появились две работы Б.А. Рыбакова, где проводилась мысль в «паразитическом» характере Хазарского государства в истории Руси.⁶⁰ Опровергая представления о Хазарском каганате как о защитнике славян от кочевников и безжалостно критикуя сторонников данного направления (особенно В.В. Мавродина и М.И. Артамонова) Рыбаков Б.А. пришел к другим крайним выводам. Мнение М.И. Артамонова о существовании «северо-западной Хазарии», подразумевая под ней область салтовской культуры по Северскому Донцу и Дону, вытекало, по мнению Рыбакова Б.А., из ошибочных представлений о размерах Хазарского каганата. Исследуя границы Хазарского каганата, он заключил, что область салтовской культуры никогда не входила в состав Хазарии и не была ей подчинена. Основываясь на полном отсутствии персидских, арабских или византийских свидетельств VIII—XI вв. о господстве хазар над славянами, Б.А. Рыбаков ставил под сомнение данные русских летописей о дани славянских племен хазарам. Обе работы исследователя заканчивались одним и тем же выводом: «Древняя (Киевская) Русь вызревала не в недрах Хазарского каганата, а рядом с ним, в борьбе с ним, и создавалась она на несравненно более прочной экономической основе, чем примитивное государстве кочевников-хазар, долгое время существовавшее лишь благодаря тому, что превратилось в огромную таможенную заставу, запиравшую пути по Северскому Донцу, Дону, Керченскому проливу и Волге».⁶¹

В 1953 году вышла статья Н.Я. Мерперта «Против извращений хазарской проблемы», которая в основном была посвящена критике этнолингвистической теории происхождения хазар Н.Я. Марра, и его отрицательному влиянию на развитие отечественной науки.⁶² Основной критике подвергся тезис Н.Я. Марра о перевоплощении ираноязычных сарматов в хазар путем языковой эволюции, путем взрывов и революционных сдвигов в языке, а также характеристика хазар, как «великих доисторических строителей городов» и создателей средневековой культуры Восточной Европы.⁶³

Именно следование идеям Н.Я. Марра, по мнению Мерперта Н.Я., привело М.И. Артамонова в его работе «Очерки древнейшей истории хазар» к ошибочным выводам по вопросу происхождения хазар, противоречащим его же собственным исследованиям. Уже во второй главе книги «Хазары и турки», отмечал Н.Я. Мерперт, путем тщательного и убедительного анализа всех письменных источников, рассмотренных на фоне исторических событий раннего средневековья в евразийских степях, а также, привлекая данные антропологии и этнографии, М.И. Артамонов пришел к закономерному выводу, что хазар следует рассматривать как конкретную тюркскую группу, появившуюся в Восточной Европе не ранее VI в., и отличную как от гуннов, так и от болгар. Однако в заключительной третьей главе «Происхождение хазар», опираясь на идеи Н.Я. Марра, М.И. Артамонов, по мнению Мерперта Н.Я., пришел к отрицанию ряда собственных выводов второй главы и превратил хазар в автохтонов Восточной Европы, в гунно-болгар, тесно связанных с сарматами.⁶⁴ Именно с путаницей в вопросе происхождения хазар, с «превращением» их в автохтонов Восточной Европы, отмечал Н.Я. Мерперт, связана и ошибочность общей «преувеличенной» оценки М.И. Артамоновым исторической роли Хазарского каганата. (Однако, как было показано в предыдущей главе, анализ текста «Очерков...» привел нас к несколько иным выводам.)

Давление, оказываемое на М.И. Артамонова с разных сторон, видимо, было настолько сильным, что Михаилу Илларионовичу, занимающему к тому же высокие административные посты в ЛГУ и Государственном Эрмитаже, в итоге пришлось не раз выступать с критикой самого себя и признавать ошибочность некоторых своих взглядов.

Так, например, в Советской археологии вышла статья М.И. Артамонова «Белая Вежа», в начале которой ученый признал ошибочность допущенной им в Предисловии к «Очеркам...» преувеличенной оценки значения хазар во всеобщей и русской истории, и умаление самостоятельности древнерусского государства.⁶⁵ Данная статья должна была подчеркнуть, писал М.И. Артамонов, ошибочность его взглядов и показать, что древнерусская культура, представленная в Белой Веже, полностью независима от хазарской культуры и превосходила ее. Тем не менее, далее в самой статье археологический материал верхнего славянского слоя Саркела-Белой Вежи был дан отдельно, без сравнительной характеристики с собственно хазарским слоем городища. А в общей характеристике Хазарского государства М.И. Артамоновым снова отмечалось, что Хазария играла весьма видную роль в международной торговле между Европой и Азией. Именно торговля была главным источником доходов хазарского кагана, которая давала возможность главе хазарского государства содержать сильное, хорошо вооруженное наемное войско и благодаря этому держать в своей власти обширную территорию с разноплеменным населением. И для молодого Русского государства, весьма заинтересованного в восточной торговле, главной политической задачей было, прежде всего, захватить ключевые позиции на волжском торговом пути. Этой необходимостью, по мнению М.И. Артамонова, и был продиктован поход Святослава на Волгу против хазар.⁶⁶

В личном фонде М.И. Артамонова находится копия «Справки об ошибках и самокритических выступлениях ст.н.с. ЛО ИИМК Артамонова М.И. от 30 ноября 1952 года» представленная в Комиссию по проверке работы ЛО ИИМК за 1952 год, составленная самим ученым.⁶⁷

В данной справке М.И. Артамонов признал, что разделял некоторые положения так называемого нового учения о языке Н.Я. Марра, в частности теорию стадиальности и учение о скрещивании, которые применял в своей исследовательской работе для объяснения некоторых явлений культурной истории, связанной с вопросами происхождения народов. После выхода в свет трудов И.В. Сталина по вопросам языкознания стало ясно, что это учение в целом не имеет ничего общего с марксизмом. В дальнейшем в течение 1950 и 1951 гг. М.И. Артамонов неоднократно выступал с докладами о трудах Сталина по вопросам языкознания (на Ученом совете ЛГУ, истфака и на собрании профессорско-преподавательского состава). В этих выступлениях, в особенности в докладе на Ученом совете истфака «Задачи исторической науки в свете трудов Сталина по вопросам марксизма в языкознании», он подвергал критике и свои собственные ошибки, сделанные под влиянием учения Н.Я. Марра, и заблуждения других археологов. Так же в 1951 г., говорилось в справке, была напечатана в XV т. «Советской археологии» статья М.И. Артамонова «Труды Сталина по вопросам языкознания и советская археология», где снова были указаны наиболее распространенные ошибки, допускаемые археологами под влиянием Н.Я. Марра, в том числе и допущенные им самим. Кроме того, М.И. Артамоновым была передана для напечатания в «Ученых записках» истфака ЛГУ статья «Вопросы этногенеза в свете трудов Сталина». В журнал «Вопросы истории» ученый направил статью «К вопросу о происхождении славян», которая затем была ему возвращена с предложением расширить самокритическую часть и ослабить критику польской археологии.

Далее М.И. Артамонов отметил: «В последнее время распространяются сплетни о якобы допущенных мною марристских ошибках в докладе «Этнический состав населения Скифии», сделанный мною весной 1952 г. на Киевской археологической конференции. На конференции вокруг моего доклада развернулись оживленные прения, и мне, наряду с другими замечаниями и возражениями, были брошены обвинения в через чур свободном обращении с лингвистическими данными... Я охотно принял ряд ценных указаний моих оппонентов и внес в свою работу соответствующие исправления. Что же касается некоторых приведенных в моей работе лингвистических сближений, то они в аргументации моих положений играют второстепенную роль и никакого отношения к учению Н.Я. Марра не имеют. Приравнивание их к марризму... является низкопробной демагогией... все замечания по моему докладу касались частностей, а не основного его положения относительно этнической принадлежности земледельческого населения западной Скифии».⁶⁸

Т.о., М.И. Артамонов все обвинения в допущенных им марристских ошибках считал не соответствующими действительности, основанными на тенденциозной, лживой информации и требовал проверки этих обвинений на документальном материале.

В ответ на критику книги «Очерки древнейшей истории хазар» в газете «Правда» П. Ивановым, М.И. Артамонов признавал, что в Предисловии «Очерков...» в нескольких фразах допустил неправильную оценку исторического значения хазар и их роли в сложении Русского государства. Данное признание было изложено им в ответном письме в газету «Правда». В справке М.И. Артамоновым были перечислены все выступления ученого с критикой своих ошибок по хазарскому вопросу за этот год (выступление на заседании Ученого совета ИИМК в Москве, на научном собрании в ЛО ИИМК, на заседании Ученого совета истфака ЛГУ и на ряде заседаний в университете и Эрмитаже, примечание к статье «Белая Вежа» в «Советской археологии»). В настоящее время, говорилось в справке, М.И. Артамонов закончил написание работы на эту тему «Русь и хазары», обсуждение которой в секторе Средней Азии и Кавказа ЛО ИИМК было назначено на начало декабря 1951 года.⁶⁹

Однако, как самую крупную из допущенных им ошибок, М.И. Артамонов отмечал выпуск книги А.Н. Бернштама «Очерк истории гуннов», которая была рекомендована к печати кафедрой археологии ЛГУ, заведующим которой М.И. Артамонов был с 1949 года. При обсуждении этой книги на заседании кафедры археологии в 1947 или 1948 гг. М.И. Артамонов выступал против концепции А.Н. Бернштама относительно прогрессивного значения гуннского завоевания, однако не настоял на снятии книги с производства или коренной ее переделки. В справке М.И. Артамонов признавал, что не нашел времени (будучи проректором ЛГУ, был перегружен административной работой) просмотреть книгу А.Н. Бернштама, находившуюся уже в гранках, понадеявшись, что автор и редактор (М.М. Дьяконов) с особым вниманием отнесутся к ее исправлению. А при обсуждении книги А.Н. Бернштама на объединенном заседании кафедры археологии и ЛО ИИМК, выступив с осуждением ошибок А.Н. Бернштама и с признанием промахов, допущенных им как заведующим кафедрой, писал М.И. Артамонов, «не дал правильной политической оценки этим ошибкам и тем самым смазал острую критику, которая имела место на заседании»⁷⁰. Допущенные ошибки, отмечал М.И. Артамонов в справке, он в данное время пытался исправить разработкой вопроса о исторической роли кочевников, некоторые заключения по этому вопросу были введены им в работу «Русь и хазары».

В декабре 1952 года на совместном заседании сектора Средней Азии и Кавказа и группы славяно-русской археологии ЛО ИИМК М.И. Артамоновым был прочитан доклад на тему «Русь и хазары»⁷¹. В этом докладе, излагая историю взаимоотношений славян и хазар, М.И. Артамонов в итоге отметил, что историческое развитие Руси и русской культуры протекало по самостоятельному пути, в борьбе с хазарами, и роль последних в этом развитии была отрицательной. Тема русско-хазарских взаимоотношений в ходе обсуждения доклада не вызвала особой полемики. А вот высказанное М.И. Артамоновым мнение о регрессивной исторической роли кочевников не получило единогласной поддержки в секторе. Критикуя книгу А.Н. Бернштама «Очерки истории гуннов», М.И. Артамонов говорил, что по самым условиям своего хозяйства кочевники не могли играть положительной роли в историческом развитии, ограниченные в своем собственном социально-экономическом и культурном развитии, они сдерживали и развитие других народов: «Кочевники создавали огромные, но непрочные военно-административные объединения, к которым целиком приложима характеристика, данная тов. Сталиным империям рабского и средневекового периодов. Хазарский каганат был одной из таких империй, образовавшихся в результате военного подчинения хазарам болгарских, некоторых славянских и других племен»⁷². При обсуждении доклада большинство выступавших признавали данную точку зрения весьма категоричной и постановили признать вопрос о регрессивности роли кочевников, как он был поставлен в докладе, дискуссионным. Хотя в целом работе М.И. Артамонова «Русь и хазары» была дана положительная оценка.

На заседании Ученого совета Государственного Эрмитажа от 23 декабря того же года М.И. Артамонов, как директор музея, выступил с докладом «О работе Музея в свете задач, вытекающих из труда И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и решений XIX съезда КПСС».⁷³ В конце своего доклада М.И. Артамонов снова говорил о своих ошибках и о правильной критике в свой адрес, цитируя «Справку об ошибках и самокритических выступлений...» от 30 ноября.

Конечно же, такое неоднократное публичное раскаяние М.И. Артамонова в своих «ошибках» имело вполне объективные причины.

Здесь еще раз следует указать на внутриполитическую обстановку в СССР в конце 40-х — начале 50-х гг., когда кампания борьбы с космополитизмом, с «низкопоклонничеством» перед Западом, жесткая идеологизация культурной и научной жизни советского общества сопровождались новой волной политических репрессий среди интеллигенции, военных и партийных деятелей. Несмотря на вынужденную самокритику и признание ошибочности своих взглядов, следует отметить, что М.И. Артамонов на протяжении всего хода дискуссий не отступил от своих взглядов на основные проблемы истории и археологии Хазарии, считая, что именно результаты Волго-Донской экспедиции служили наилучшим доказательством выбранного им правильного направления научных исследований.

Итак, рассмотрев ход дискуссии по хазарской проблеме в отечественной науке начала 50-х гг., иногда больше идеологической и политической, чем научной, можно с уверенностью сказать, что именно в это время, в своих выступлениях при обсуждении статьи в «Правде», М.И. Артамоновым была представлена уже сформировавшаяся научная концепция истории Хазарского государства, основанная как на письменных источниках, так и на данных археологии. Конечно, нельзя сказать, что все выводы исследователя безоговорочно верны, это признавал и сам М.И. Артамонов. Для него было важно поставить проблему, которая могла бы вызвать конструктивную научной дискуссии среди ученых, а не довольствоваться общепризнанными догматическими взглядами на различные проблемы истории нашей страны.

Примечания

1. Семенов-Зусер С.А. Раскопки близ с. Верхнего Салтова в 1946 г. / С.А. Семенов-Зусер // Археолгiчнi пам'ятки УРСР. — 1949. — Т. 1; Семенов-Зусер С.А. Исследования Салтовского могильника / С.А. Семенов-Зусер // Археологічні пам,ятки УРСР. — 1952. — Т.З.

2. Мерперт Н.Я. «Верхнее Салтово»: Автореф. дис. ... канд. истор. наук / Н.Я. Мерперт — М., 1951; Мерперт Н.Я. О генезисе салтовской культуры // Краткие сообщения ИИМК. — 1951. — Вып. XXXVI. — С. 14—30.

3. Доклад Ляпушкина И.И. «Поселения салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона» / Протоколы заседаний сектора Древней Руси за 1951 год. Протокол № 26 от 15 декабря 1951 года // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1951. Дело 345; Доклад Ляпушкина И.И. «Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона» / Протоколы заседаний сектора славяно-русской археологии за 1952 год. Протокол № 33 от 30 декабря 1952 года // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 364.

4. Крупнов Е.И. Новый памятник древней культуры Дагестана / Е.И. Крупное // МИА. — 1951. — № 23; Смирнов К.Ф. Археологические исследования в районе дагестанского селения Тарки в 1948—1950 гг. / К.Ф. Смирнов // Там же; Смирнов К.Ф. Дагестанская экспедиция 1950 г. / К.Ф. Смирнов // Тезисы докладов на сессии Отделения истории и философии и пленуме Института ИИМК, посвященной итогам археологических исследований 1946—1950 г. — М., 1951; Смирнов К.Ф. Агачкалинский могильник хазарской культуры Дагестана / К.Ф. Смирнов // КСИИМК. — 1951. — Вып. XXXVIII.

5. Якубовский А.Ю. О русско-хазарских и русско-кавказских отношениях в IX—X вв. / А.Ю. Якубовский // Известия АН СССР, серия истории и философии. — 1946. — Т.З. № 5. С. 161—172; Якубовский А.Ю. К вопросу об исторической топографии Итиля и Болгар в IX—XII вв. / А.Ю. Якубовский // Советская археология. — 1948. — Вып. X. — С. 255—270.

6. Доклад Е.Ч. Скрижинской «Византийские источники о хазарах и Саркеле» / Протоколы заседаний сектора славяно-русской археологии за 1952 год. Протокол № 12 от 8 апреля 1952 г. // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 364; Доклад Скрижинской Б.Ч. «Анализ письменных источников о хазарах и Хазарии» / Там же. Протокол № 29 от 13 декабря 1952 г.

7. Доклад Б.А. Рыбакова «Русь и Хазария в X—XI вв.» / Протоколы заседаний сектора Средней Азии. Протокол № 10 от 31 мая 1950 г. // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1950. Дело 322.

8. Доклад Г.Ф. Корзухиной «О роли Хазарского каганата в истории восточных славян» / Протоколы заседаний сектора Древней Руси за 1951 год. Протокол № 4 от 26 февраля 1951 г. // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1951. Дело 345.

9. Иванов П. Об одной ошибочной концепции / П. Иванов // Правда — 1951. — 25 декабря.

10. Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар / М.И. Артамонов. — Л., 1937.

11. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII—XI вв.) / В.А. Пархоменко. — Л., 1924.

12. Иванов П. Об одной ошибочной концепции.

13. Там же.

14. Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. С. VI.

15. Там же. С. V.

16. Артамонов М.И. Новые раскопки Саркела — Белой Вежи // Вестник истории. — 1949. — № 10.

17. Артамонов М.И. Раскопки Саркела — Белой Вежи // Тезисы докладов на сессии Отделения истории и философии и пленуме ИИМК, посвященной итогам археологических исследований 1946—1950 гг. — М., 1951.

18. Иванов П. Об одной ошибочной концепции.

19. Там же.

20. Там же.

21. Там же.

22. Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания / И.В. Сталин. — Госполитиздат, 1950.

23. Артамонов М.И. Труды товарища Сталина по вопросам языкознания и советская археология / М.И. Артамонов // Советская археология. — М.—Л., 1951. — Вып. XV. — С. 7—16.

24. Рукописный архив ИИМК РАН. — Фонд 74. Документ № 42.

25. Стенограмма заседания Ученого совета ИИМК от 3 января 1952 г. // Архив АН РАН. — Фонд 1909 (Институт материальной культуры), оп. 1. Ед. хр. 190.

26. Артамонов М.И. Средневековые поселения на Нижнем Дону / М.И. Артамонов // Известия ГАИМК. — Л., 1935. — Вып. 131; Артамонов М.И. Саркел и некоторые другие укрепления в северо-западной Хазарии / М.И. Артамонов // Советская археология. — 1940. — Вып. VI; История СССР с древнейших времен до образования древнерусского государства / Под ред. Артамонова М.И. — М-Л., 1939. — Кн. II.

27. Стенограмма заседания Ученого совета ИИМК от 3 января 1952 г. // Архив АН РАН. — Фонд 1909 (Институт материальной культуры), оп. 1. Ед. хр. 190. Л. 4.

28. Там же. Л. 6.

29. Там же. Л. 5.

30. В 1951 году в Ленинграде вышла монография А.Н. Бернштама «Очерк истории гуннов», за тем последовала обвинительная статья в центральной прессе о преувеличении ученым исторической роли гуннов, а 12 декабря 1951 года состоялось подобное же заседание в Ленинградском отделении ИИМК, на котором председательствовал М.И. Артамонов (Архив ИИМК. Ф. 312. Оп. 1. Дело 342).

31. Там же. Л. 12.

32. Там же. Л. 16.

33. Там же. Лл. 19—20.

34. Там же. Лл. 21—61.

35. Там же. Лл. 54—55.

36. Там же. Л. 83.

37. Там же. Л. 84.

38. Стенограмма заседания сектора Средней Азии и Кавказа, группы Славяно-русской археологии и Ученого Совета ЛГУ от 11 января 1952 года (обсуждение статьи П. Иванова в «Правде» от 25 декабря 1951 г.) // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 356.

39. Артамонов М.И. Очерки древнейшей истории хазар. С. VI.

40. Стенограмма заседания сектора Средней Азии и Кавказа... // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 356. Л. 6—7.

41. Там же. Л. 7.

42. Артамонов М.И. Саркел и некоторые другие укрепления в северо-западной Хазарии.

43. Стенограмма заседания сектора Средней Азии и Кавказа... // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 356. Л. 11.

44. Там же. Л. 14—37.

45. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства / В.В. Мавродин. — Л., 1945. — С. 195—206.

46. Там же. С. 182—15.

47. Доклад Б.А. Рыбакова «Русь и Хазария в X—XI вв. // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1950. Дело 322.

48. Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси / Б.А. Рыбаков. — М., 1948; Рыбаков Б.А. История культуры Древней Руси / Б.А. Рыбаков, Д.Б. Греков и др. — М.—Л., 1951. — Т. 2.

49. Стенограмма заседания сектора Средней Азии и Кавказа... // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Дело 356. Лл. 19—25.

50. Там же. Лл. 41—46.

51. См. далее.

52. Там же. Лл. 51—59.

53. Там же. Лл. 69—72.

54. Там же. Лл. 38—40.

55. Там же. Лл. 83—87.

56. Там же. Лл. 87—99.

57. Там же. Лл. 92.

58. Тезисы докладов научных сотрудников Эрмитажа на научной сессии Эрмитажа 2326 января 1952 г. // Архив Государственного Эрмитажа. — Ф. 1, оп. 11. Дело 317.

59. Тезисы М.И. Артамонова «Хазары и Русь» // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 74. Документ № 15.

60. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария (к исторической географии Хазарии) / Б.А. Рыбаков // Академику Б.Д. Грекову ко дню 70-летия: Сб. статей. — М., 1952. — С. 76—88; Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси / Б.А. Рыбаков II Советская археология. — 1953. — Вып. XVIII. — С. 128—150.

61. Рыбаков Б.А. Русь и Хазария. С. 88; Рыбаков, Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. С. 150.

62. Мерперт Н.Я. Против извращений хазарской проблемы / Н.Я. Мерперт // Против вульгаризации марксизма в археологии. — М., 1953. — С. 165—190.

63. Там же. С. 170—179.

64. Там же. С. 180—17.

65. Артамонов М.И. Белая Вежа / М.И. Артамонов II Советская археология. — 1952. — Вып. XVI. — С. 42.

66. Там же. С. 47—48.

67. Справка об ошибках и самокритических выступлениях ст.н.с. ЛО ИИМК Артамонова от 30 ноября 1952 года // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 74. Документ № 10.

68. Там же. С. 3—4.

69. Там же. С. 4—5.

70. Там же. С. 5—6.

71. Доклад М.И. Артамонова на тему «Русь и хазары» / Протоколы заседаний сектора славяно-русской археологии за 1952 год. Протокол № 27 // Рукописный архив ИИМК РАН. — Ф. 312, оп. 1, 1952. Ед. хр. 364.

72. Там же. Л. 124.

73. Доклад М.И. Артамонова «О работе Музея в свете задач, вытекающих их труда И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и решений XIX съезда КПСС». Протокол заседания Ученого совета от 23 декабря 1952 г. / Протоколы заседаний Ученого совета Эрмитажа // Архив Государственного Эрмитажа. — Ф. 1, оп. 11. Дело 299.