Глава восьмая. Терек

Перед прыжком

Существуют два способа самоподготовки к исследованию новых мест. Первый — прочесть всю или почти всю литературу, касающуюся территории, подлежащей изучению, и во всеоружии знаний явиться на место, чтобы дополнить и уточнить богатство, накопленное предшественниками. Но есть и другой способ, который мне подсказал в 1948 г. замечательный путешественник и первооткрыватель алтайских древностей С.И. Руденко.

Когда я собрался ехать с ним на Алтай, он рекомендовал не читать никаких специальных сочинений по алтайским древностям, хотя таковых было немало, а ограничиться общими работами по истории интересовавшего меня периода. Таким образом легче сохранить свежесть восприятия и найти то, что было пропущено другими путешественниками, ибо смотреть и видеть — не одно и то же.

Снова, как четыре года назад, я собрался искать хазарский город в новом, неизвестном мне районе, но разница была налицо. Теперь можно было опираться не только на чутье. Богатый опыт работ на Волге создал систему широких ассоциаций; книга о Тюркютском, Тюркском и Уйгурском каганатах «Древние тюрки», написанная мною за это время, позволила мне расширить исторический кругозор и запомнить много таких деталей, которые ускользают от читателя, но врезаются в память писателя; наконец, институт, в который меня пригласили (ГЭНИИ), выделил некоторую сумму на транспорт, и оказалось возможным нанять на неделю грузовую машину.

Базой будущих работ я избрал город Кизляр, находившийся в центре той равнины, на которой, по мнению М.И. Артамонова, стояла первая столица Хазарии — Семендер [7, с. 399].

К нам присоединился В.Н. Куренной, работавший в 1961 г. на бугре Степана Разина и полюбивший историю. Он мастерски делал топосъемки, и благодаря его помощи нам удалось провести куда больше исследований, нежели мы вначале предполагали.

На автобазе Кизляра мы наняли машину с шофером, который сначала смотрел на нас с недоверием, но вскоре оказался первым нашим другом. Так был сформирован новый отряд, перед которым открылись терские степи, настолько широкие, что, казалось, легче найти иголку в стоге сена, чем в этом просторе скелет хазарского времени.

Терек

В любом лабиринте должна быть нить Ариадны. Таковой показался мне Терек, проток которого идет через Кизляр. Коричневая вода с яростью бьется о берега и сваи деревянного моста, но мальчишки весело барахтаются в волнах, не обращая внимания на течение. Глядя на них, мы решили, что рассказы о бурном течении Терека, как часто бывает, преувеличены; ну, река как река.

Мне показалось интересным другое: Терек течет не в углублении, а на возвышении. Отлагая век за веком песчинки, он поднял свое русло над окружающей его равниной, и только мощные дамбы спасают дома Кизляра от терских вод. Но ведь возможен прорыв дамбы, и что тогда? Так оно и случилось в момент нашего приезда. Начальство было в хлопотах — ниже Кизляра вода прорвала дамбу, и все силы были брошены на ее восстановление. Однако жители не казались взволнованными, объяснив нам, что это происходит почти каждый год, а привычная беда — не беда.

Первый маршрут мы предприняли к востоку от Кизляра, вниз по течению Терека. Широкая равнина, раскаленная лучами августовского солнца, изредка пересекалась стенами высокого камыша. Это были следы старых русел Терека, который, как всякая река, текущая в широтном направлении, склонен менять свое русло. Никаких памятников, никаких городищ здесь не было и в помине. Думалось, что на правом, южном берегу Терека мы увидим иную картину, и действительно, добравшись до переправы ниже Кизляра, мы увидели море, да, да, именно море, глубиною до полутора метров.

Прорвав дамбу, Терек затопил низкую часть дельтовой равнины. А что было, когда дамб не было? Ведь тогда там было еще страшнее! И мы повернули назад, потому что стало ясно, что хазар в заливаемой пойме Терека быть не могло.

На следующий день мы снова попытались прорваться на правый берег Терека, на этот раз выше Кизляра. Мы переехали Терек по мосту и углубились в ровную степь, надеясь добраться до возвышенных мест, нанесенных на карту. Мы ведь привыкли искать бугры и думали, что и здесь любое возвышенное место будет носить следы древнего обитания.

Ехать пришлось далеко. На пути нам попалась маленькая речка, глубиной по колено, которую наша машина форсировала без труда. Через несколько часов пути мы увидели телеги, нагруженные скарбом, и горских женщин, сидящих на грудах домашних вещей. Они неторопливо ехали на юг, где вдали синели силуэты отрогов Кавказа. «Что случилось?» — спросили мы, и они охотно объяснили, что за ночь Терек прорвал дамбу где-то ниже Грозного и они уходят от наводнения. На лицах их не было и тени беспокойства. Вода разливается по равнине медленнее, чем идет шагом лошадь. Если даже вода их нагонит, они успеют проехать по мелководью до спасительных гор. Но нам стало невесело. Там, где лошадь пройдет без труда, — машина увязнет, а перспектива сидеть неделю на крыше кабины среди моря глубиной в человеческий рост нам отнюдь не улыбалась. Посоветовавшись, мы повернули назад и вовремя. Речка глубиной по колено успела превратиться в широкую реку и ширилась на глазах. Мелкая вода плескалась во всех низинах, незаметных до этого простому глазу. Шофер дал газ и сделал огромный крюк, чтобы выбраться на шоссе. Когда мы переезжали мост обратно, нас предупредил мостовой сторож, что переправу вот-вот закроют, и поздравил с тем, что мы успели выбраться.

Впрочем, нам повезло дважды. Стало наконец понятно, почему древние географы «Каспийскими воротами» называли Дарьяльское ущелье [7, с. 63], а не проход вдоль берега Каспийского моря около Дербента, и почему арабские полководцы для вторжений в Хазарию предпочитали трудный путь через горные перевалы, а не равнину дельты Терека и Сулака, лежащую между Дербентом и Хазарией [там же, с. 360, 399]. В те времена, когда берега Терека и Сулака не были укреплены и эти мощные реки блуждали по равнине, опасность от наводнений была бесконечно большей, чем в наше относительно сухое время. Разливы были водным барьером, непроходимым даже для конницы. Можно перейти вброд реку, но нельзя двигаться по пояс в воде десятки километров. Люди и лошади устанут и будут валиться и тонуть даже в мелкой воде. Сами хазары для набегов на Дербент могли выбрать сухое время, и, как местные жители, они знали дороги, где вода была не страшна. Но чужеземцам форсировать разливы рек было не по силам, и они вторгались из Закавказья через горы, чтобы разграбить богатый город Семендер, преграждавший им путь в глубь страны.

Но если так, то искать Семендер и окружавшие его хазарские поселения надо не ниже, а выше Кизляра, решили мы, повернули нашу машину к станице Гребенской, лежащей на окраине песчаных дюн, называемых здесь «бурунами», и возобновили поиски.

Буруны

Цепь песчаных гряд тянется вдоль автомобильного шоссе, соединяющего Кизляр с Грозным. Местами они отделены от шоссе сухой степью, а кое-где подходят к нему почти вплотную. Найдя такое место, мы, остановив машину, подошли к песчаной гряде и остановились в изумлении. Всюду среди сухой травы, окаймлявшей подножие бурунов, и на желтом песке склона лежали черепки лепной посуды. Их было нетрудно узнать: часть их была, несомненно, сарматского времени, часть очень походила на наши хазарские находки в дельте Волги.

Пользуясь хорошей дорогой, мы быстро объехали всю южную окраину бурунов до излучины Терека, западнее которой стоит город Грозный. При этом мы совершали планомерные вылазки через каждые 10—12 км. Мы нашли не только керамику, но и древние погребения в песках, раздутых нашим верным помощником — ветром. Ведь большая часть тяжелых предметов, оброненных или брошенных на поверхности, с течением времени проседала сквозь мелкий песок, и только ветер, обнажавший то там, то здесь суглинистую почву материка, помогал нам найти следы древней культуры.

Постепенно картина прояснилась. Поселения сарматского и хазарского времени располагались исключительно по южной окраине песков, а глубже попадалась только красная, тонкостенная ногайская керамика, оставленная кочевниками, пригонявшими свои стада с берегов Кумы на весенние пастбища. Но и ее было очень мало, потому что большую часть года эта раскаленная солнцем пустыня была безлюдна. Вставал вопрос: почему на окраине бурунов в первом тысячелетии н. э. было население более густое, чем даже сейчас. С чем это могло быть связано?

Представим себе климатические условия того времени, когда здесь жили оседлые хазары. Ведь это была эпоха повышенного увлажнения степей. Терек метался не только по правому берегу, но заливал те места, где ныне стоят казачьи станицы и хутора переселенцев с Украины. А если так, то, значит, хазарские поселки должны были располагаться выше уровня возможных наводнений. Вот почему мы находим их следы там, где теперь, в относительно засушливую эпоху, не имеет смысла строить дома. Итак, география подтверждает данные археологии, и они, обе вместе, позволяют историку восстановить картину прошлой эпохи — времени хазарского процветания.

Хазары жили в тех же местах, где ныне живут гребенские казаки, оседлое племя, говорящее на русском языке [53, с. 60—61]. По легендам, хранящимся в народной памяти, предки гребенских казаков поселились в этих местах еще задолго до Ивана Грозного (1533—1584) и помогли его воеводам построить крепость Терки на границе с воинственными горцами Дагестана и Чечни, мусульманами и врагами христиан. В XVI в. на Кавказ тянули свою руку энергичные кызылбаши, подчинившие себе изнеженную Персию, но Терек стал границей для притязаний шахов Сефевидов. Вспомним, что за 700 лет перед этим на этом же рубеже хазары остановили натиск арабов при аналогичном соотношении сил. Совпадение обстоятельств не могло быть случайным. Терская Хазария могла лежать только там, где до сих пор стоят станицы гребенских казаков.

Но это только гипотеза! Это ход мысли, подсказанный общими представлениями о соотношении эпох, о взаимодействии природы и людей, о смене влажных и сухих периодов! Нет, для того чтобы мысль была доказана, требуются фактические подтверждения, сказали бы мне коллеги-археологи. Где город Семендер? Где крепость Терки? Пока они не будут найдены, все разговоры о том, что должно или могло быть, не стоят выеденного яйца.

Эти возражения я предвидел; больше того, они представлялись мне столь же явственно, как если бы я слышал и видел оппонента. Поэтому мы повернули машину и помчались обследовать полоску степи, лежащую между бурунами и прибрежными лесами Терека, а эта полоска тянулась от Грозного до берега Каспийского моря больше 200 км.

Степь

Устремившись в степь, примыкавшую к Тереку, мы приняли во внимание то, что ровной она представляется только такому несовершенному инструменту, как наш глаз. То, что мы в первый маршрут видели много сухих русел, показывало, что основная масса воды стекала по ним, а следовательно, должны встречаться хоть невысокие пригорки, не покрывавшиеся водой во время половодий. На них мы рассчитывали найти городища, которые в средние века всегда были окружены земляными валами и потому заметны даже с большого расстояния.

Для начала мы двинулись на восток, к морю, которое, надо думать, недаром называлось в X в. Хазарским.

Долгое время наше внимание и терпение подвергались испытанию. Ни одного бугорка не было заметно по обеим сторонам дороги. Наконец впереди показалась синяя полоска у самого горизонта, повеяло теплой солью морского ветерка и одновременно с левой стороны от дороги выросли знакомые очертания — вал.

Это не было открытием. Мы наткнулись на известное, неоднократно описанное «Трехстенное городище» [13, с. 228—229; 54]. Три вала: южный, западный и восточный с расширениями для башен, образовывали неправильную трапецию, основание которой на «севере городища отсутствовало. Было очень странно, почему не воздвигнута последняя стена, тем более что никаких естественных рубежей вроде высохшего русла Терека там не было и в самые древние времена. Керамика, валявшаяся в изобилии около западного вала, была похожа на золотоордынскую керамику Поволжья.

Но самым важным и ценным для датировки крепости было то, что вершины валов были покрыты слоем соленоводных ракушек. Их было так много, неразбитых, лежащих in situ, что отпадала версия случайного их появления на валах. Известно, что моллюски лучше всего чувствуют себя на отмелях, где вода прогрета солнцем. Очевидно, и эти размножились здесь в то время, когда волны Каспийского моря чуть-чуть покрывали вершину валов. Абсолютная отметка вершины вала была около минус 19 м, а такого уровня Каспийское море достигало лишь во второй половине XIII в. Значит, «Трехстенное городище» было сооружено во второй четверти XIII в., между образованием Золотой Орды и максимальным подъемом Каспийского моря [34].

В это время монгольская империя наследников Чингисхана раскололась и отдельные улусы Чингисидов вступили между собою в ожесточенную войну. В Монголии Арик-буга, ставленник западных монголов, сражался в 1260—1264 гг. со своим братом Хубилаем, опиравшимся на армию, составленную из ветеранов, победивших Китай. После поражения и гибели Арик-буги его дело продолжил Хайду, которого поддержал князь Наян, выступивший против Хубилая под знаменем креста. В числе ханов, отказавших Хубилаю в покорности, выражавшейся в уплате доли из собранных налогов, оказался Берке — хан Золотой Орды. Ему пришлось сразу же столкнуться с братом Хубилая, ильханом Ирана — Хулагу, и потоки крови полились по долинам Азербайджана и Дагестана.

До тех пор пока Каспийское море не вышло из берегов, Берке-хан и его наследники имели все основания опасаться внезапного удара с юга. Поэтому они постарались создать в низовьях Терека крепость для своего сторожевого отряда. Но не успели они построить четвертый вал, как море затопило степи вокруг крепости и само стало преградой для конницы противника, куда более мощной, чем любая крепость. Потому и осталось недостроенным укрепление, на валах которого лежали соленоводные ракушки. Мы могли только констатировать, что к хазарам оно не имело никакого отношения.

Вечером того же дня мы нашли еще одно городище, на этот раз на берегу старицы у излучины Терека. Но даже на первый взгляд стало ясно, что это такое. Вал в плане был восьмиконечной звездой с широкими площадками на концах лучей. Площадки были раскатами для орудий XVII—XVIII вв., когда отдачу при выстреле не умели амортизировать, а изломанная линия крепостной стены показывала знакомство строителей с фортификацией французского инженера Вобана. Это был тоже сторожевой форт, но русский. Он мог вместить от силы роту солдат, но, по-видимому, этого было достаточно для наведения порядка в низовьях Терека, после того как Петр Великий в 1724 г. покорил западный и южный берега Каспийского моря и Северный Кавказ превратился в одну из внутренних областей Российской империи.

Мы вернулись из маршрута, установив лишь то, что хазарских городищ в низовьях Терека нет.

Совершенно иного типа было городище у деревни Кордоновки, которую местные жители называют «Крепость Шамиля». Разумеется, Шамиль к постройке или использованию этой крепости непричастен. Она ему приписана по народному обыкновению приурочивать все древние памятники к последним крупным историческим событиям, заслоняющим всю предшествовавшую историю. Так, в Подолии все скифские и древнерусские городища местные жители считают турецкими в память нашествия турок на Каменец в 1672 г., на Волге все утесы приписаны Степану Разину, в Монголии все руины — Чингисхану.

«Крепость Шамиля» расположена на берегу старицы Терека. Валы, сбитые из глины, повторяют изгибы старицы. Они в очень плохом состоянии, так как в них устроены силосные ямы и казачьи могилы. Керамика, в изобилии лежащая внутри крепости, — сарматская, и, следовательно, мы наткнулись на одну из аланских крепостей, где местные жители спасались от гуннов. В те времена в степях царила засуха и разливы Терека не угрожали аланам, построившим крепость у самой воды, чтобы не страдать от жажды во время осады. Приступа же они не боялись, потому что гунны, страшные в открытых степях, брать крепости так и не научились.

Находка была сама по себе интересна, но нам не нужна. В поисках за хазарскими городищами мы снова устремились на запад.

Лес

Вдоль северного берега Терека тянется полоса густого леса шириною около 5 км. Этот лес не похож ни на один из тех, которые мне когда-нибудь доводилось видеть. Гигантские деревья закрывают своею листвою небо, и трудно поверить, что это тополя. Стволы их часто обвиты до кроны ползучими растениями. Низкие места заросли камышом с серыми колеблющимися метелками. Колючие кусты образуют труднопроходимые заросли, а там, где их нет, земля усеяна прелым листом и царит душная прохлада, потому что ветви, переплетенные наверху, не пропускают лучей солнца.

Но самое главное и, пожалуй, страшное в этом лесу — комары. Обычно мы думаем, что комары летают в воздухе, а здесь воздух служит прокладкой между комарами. Там стоит серая жужжащая туча, причиняющая путнику непрерывную боль, постепенно становящуюся непереносимой. Мы пропитывали рубашки антикомариной жидкостью так, что они на второй день разваливались на куски; мы намазывали лицо, руки, шею и ноги так, что кожа горела огнем; на лицо навешивали душные сетки, потому что комары лезли в рот и нос; и все же, только благодаря тому что через лес была проложена грейдерная дорога, раскаленная лучами солнца, мы смогли провести наши исследования. Эти маленькие серые изверги боятся солнца и жары, но там, где тень, — их царство.

Разлив Терека захватил часть лесной полосы, и благодаря этому нам удалось увидеть ни с чем не сравнимое и не повторимся зрелище.

В самом центре пойменного леса грейдерная дорога прорезала старинный вал. Наш шофер уютно устроился читать книжку, а мы пошли по валу, с обеих сторон окруженному водой. Мерцавшая в отраженных лучах поверхность разлива оттеняла форму вала и его причудливые изгибы. Иногда нам приходилось переходить вброд — это были ворота; иногда вал поднимался — это были стены цитадели. Никаких раскопок нельзя было вести, потому что глубина воды рядом с валом достигала 1,5 м, а там, где были рвы, было, наверно, глубже. Нам удалось только снять план и собрать черепки на обочинах грейдерной дороги. И что же? Керамика оказалась поздней, а план повторял все особенности русского форта в низовьях Терека. Опять не хазары!!!

По-видимому, мы наткнулись на крепость Терки, часто менявшую свое место, до тех пор пока в 1734 г. не был построен Кизляр, ставший столицей Терской области. Наше городище — великолепный памятник того времени, когда Терек был границей между Россией и Персией, а это продолжалось до 1722 г., когда русские инженеры, использовав все достижения европейской фортификации, создали на границе несокрушимый оплот; но не это мы искали. Надо было идти и идти, потому что хазарская крепость должна была обнаружиться где-то неподалеку.

Последняя находка

Наши транспортные возможности подходили к концу, когда, проезжая по шоссе во время предпоследнего маршрута, мы заметили очертания большого вала. В этом месте степная полоса между песками и лесом наиболее сужена и наиболее высока. На километр ниже уже встречались низины, затопленные разливом Терека.

Мы подъехали к валам и остановились в недоумении. Ничего подобного я раньше не видел, хотя мне приходилось описывать городища от Байкала до Карпат. Высокие валы образовывали правильный квадрат, с воротами в каждой из четырех стен. По бокам ворот и через равные промежутки на стенах сохранились возвышения — разрушенные башни, по восемь на каждой стене. Крепость была обведена рвом шириною 50 м, давно заплывшим, но еще отчетливо видным. Вода в ров поступала из неширокого русла Терека, ныне высохшего, огибавшего крепость с севера. Внутренность крепости была совершенно ровной (очевидно, деформирована распашкой), но там мы нашли керамику VIII в. — черепки больших сосудов для хранения пищи и воды. Западные ворота были расширены бульдозером, благодаря чему обнажился разрез стены. Она сложена из саманного кирпича, квадратного, очень похожего по размерам на кирпич крепости Саркел, который мне довелось видеть при раскопках М.И. Артамонова в 1935 г. Вокруг крепости, несомненно бывшей цитаделью, видно много неровностей почвы, что может быть следствием древней застройки, но все покрыто крепким дерном, и исследование требовало специальных работ, которые невозможно было осуществить во время рекогносцировочного маршрута. Мы вынуждены были ограничиться съемкой плана и сборами керамики.

Что это за крепость? — я не мог решить и оставил этот вопрос открытым до возвращения в Ленинград.

Нам предстояло еще обследование степей к северу от Кизляра, чем мы и закончили работы 1963 г. Как и следовало ожидать, в степях мы не нашли ничего. Хазары не жили за пределами речных долин, потому что они не были кочевниками. Впрочем, это мы полагали и раньше, но теперь получили подтверждение, исключавшее все сомнения.

* * *

Осень. По искрящейся от дождя набережной я принес планы крепостей в Институт археологии, чтобы посоветоваться с П.А. Рапопортом, лучшим специалистом по средневековой крепостной архитектуре. Один за другим откладывал он чертежи, не проявляя к ним никакого интереса. Напоследок я положил на стол план последней крепости. Посмотрев, он не мог сдержать волнения и вскрикнул: «Хазарская крепость! А какая там керамика?» — «Восьмой век», — ответил я. «Тогда нет никакого сомнения!»

Когда я шел обратно в Эрмитаж, у меня кружилась голова, потому что я понял, что это была не просто хазарская крепость, а сам богатый и славный город Семендер, ради поисков которого мы приехали на Терек [34].

Теперь оставалось написать отчет и от историко-географических поисков перейти к планомерным археологическим, раскопкам. Первый этап исследований был завершен — Хазария открыта [32].

Да, это Семендер!

Славный на всем Ближнем Востоке город Семендер был построен персидскими инженерами, присланными Хосроем Ануширваном к его союзнику — тюркютскому хану в шестидесятых годах VI в. [40, с. 179]. В эту эпоху персы учились у греческих специалистов, по большей части несториан, бежавших от религиозных гонений из Византии в Месопотамию и обретших покой под властью шахиншаха, гарантировавшего веротерпимость противникам халкедонского исповедания, принятого в Византии. Это объясняет почему хазарская крепость так напоминает римские военные лагеря (castra). Византийцы научили персов тому, чему выучились у римлян.

Цитадель крепости

По сведениям арабских географов (Мукадасси, Масуди), Семендер был самым большим городом Хазарии. Он был обширнее Итиля [7, с. 399], чему легко поверить, потому что Итиль был сжат рекой и песками заволжской пустыни, а Семендер лежал в благословенной долине с чудным климатом и изобилием плодов земных. Сады и виноградники Семендера были известны по всему Ближнему Востоку, как и позже, когда кизлярское вино пили все небогатые офицеры Российской империи. Но и в этом огромном по тем временам городе не было кирпичных зданий. Жилищами служили палатки и деревянные дома с горбатыми кровлями. Последнее очень удивляло арабов и персов, привыкших к плоским крышам, но ведь это была эпоха увлажнения степей, дожди шли часто, и было необходимо обеспечить внутри помещения хотя бы некоторую сухость.

Ученых, пытавшихся на основании письменных источников установить место Семендера, больше всего сбивало с толку указание, что он расположен на берегу озера или моря [40; 59, с. 144]. Поэтому искать его внутри страны никто не пробовал. Вспомним, однако, что озер в этом районе нет, а Каспийское море стояло на 5 м ниже, чем теперь, и, следовательно, берег его был очень далек от страны Серир (в горном Дагестане), а от Серира до Семендера было всего 2 фарсаха. Каким бы длинным ни был фарсах в этой местности, но до Каспия он не дотягивал. Очевидно, здесь имело место совсем другое: арабские войска, вторгшись в Хазарию в VIII в., натолкнулись, подобно нам, на разлив Терека. Долго оставаться на месте и разбираться в явлениях природы они не могли. Им было просто некогда. Поэтому они отметили то, что видели, а географы переписали сообщения очевидцев без критики. Винить их в этом нельзя. Пиетическое отношение к источнику пережило Масуди и Мукадасси. Люди больше склонны доверять тому, что они прочли, нежели проверять собственными глазами и сопоставлять увиденное и прочитанное.

Крепость Саман-дер

Крепость в городе была построена как оплот против вторжений из Закавказья. Об этом говорит и ее расположение и название — Саман-дер — Саманные ворота. Стены цитадели построены из саманного кирпича.

И последнее, от берега Терека до бурунов на протяжении 4 км тянется глубокий ров, окаймленный высокими валами. Он лежит между цитаделью Семендера и станицей Шелковской, находящейся в 4 км восточнее Семендера. Кому и для чего было нужно такое сооружение? Ни казакам, которые не укрепляли свои станицы, надеясь на лихость и смелость своих удальцов. Ни русским солдатам — их бывало в этих местах так немного, что оборонять такую длинную линию они были не в состоянии.

Ни татарам или ногайцам, для которых долина Терека была окраиной, а степи и пески этот вал не прикрывает. Остаются хазары. Если здесь был большой город, то его нужно было защитить стеной, а людей было достаточно, чтобы занять оборону вдоль вала. Врага ожидали с запада, против него была выдвинута цитадель, но ее было легко обойти. Но вал задержал бы нападавших, и гарнизон цитадели мог делать вылазки им в тыл. Если так, то все понятно, если же усомниться — то других объяснений подыскать невозможно. Итак, открытый нами город — Семендер, который ждет планомерных археологических раскопок. Желаю будущему археологу удачи!

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница