Племена Северного Кавказа во второй половине V в.

Константинопольский ритор Приск Панийский по праву считается самым авторитетным «экспертом» по гуннской проблеме. В 448 г. вместе с византийским посольством Приск сам побывал в ставке вождя гуннов Аттилы, встречался с представителями гуннской элиты и сумел проникнуть в самые тонкие переплетения византийско-гуннских взаимоотношений. Его труд не сохранился полностью, но уцелевшие фрагменты дают возможность представить нить исторических событий от 433 до 471 г. (по хронологии, предложенной издателями Приска). Сохранившиеся фрагменты содержат сведения, которые позволяют рассмотреть вопрос о взаимоотношении державы европейских гуннов и этнических групп Северного Кавказа, и существенно дополняют ту, относительно скудную информацию о Северном Кавказе V в., которую мы почерпнули из современных армянских и грузинских источников.

Основным информатором Ириска по интересующему нас вопросу был посол Западной империи Ромул, с которым Приск встретился в лагере Аттилы и который изложил Ириску свой взгляд на возможность участия Аттилы в войнах с Ираном.¹ Определяя границы влияния Аттилы, Ромул сообщил, что Аттила заставляет платить себе дань «всех скифов», «хочет расширить свою державу и идти против Персии». В связи с вопросом одного из присутствующих при разговоре о дороге в Персию из владений Аттилы Ромул рассказал о походе гуннов в «Мидийскую область» (т. е. Иран), который состоялся «в то время, когда у них (гуннов. — А.Г.) свирепствовал голод». Это событие, видимо, было на памяти всех участников беседы, поскольку Приск, передавая разговор, не счел нужным это обстоятельство прокомментировать. Поход «в Мидию» состоялся за несколько лет до разговора в ставке Аттилы (448 г.).

Говоря о походе, Ромул ссылается на рассказ самих предводителей этого похода Басиха и Курсиха, из которого следует, что они, «проехав степной край, переправившись через какое-то озеро (Ромул принимал его за Меотиду, по словам Ириска. — А. Г.), и по прошествии 15 дней перейдя какие-то горы, вступили в Мидию». Если предположить, следуя Ромулу, что гунны миновали Меотиду в низовьях Дона (это наиболее вероятно, так как при движении через Керченский пролив они должны были бы пройти Боспор и другие города Таврики), то их путь, очевидно, шел через Дарьяльское ущелье, откуда они должны были попасть в подвластную Ирану Грузию. Дальше они, судя по рассказу, двинулись в юго-восточном направлении, но «на них напало многочисленное войско персов...»² Персы отбили у них большую часть добычи и вынудили их оставить Закавказье. Они «опять перешли горы», но боясь преследования неприятеля, двигались уже другой дорогой. Это была дорога, «где пламя поднимается из подводной скалы», т. е. вдоль Каспия, через Чор и Прикаспийскую низменность. Тот факт, что гунны прошли беспрепятственно этой дорогой, может указывать на отсутствие в стране Чор той системы укреплений, которую персы возвели при Иездигерде II. Следовательно, поход должен быть отнесен к 30-м годам V в.

Переданный Приском рассказ Ромула явно свидетельствует о вхождении Азово-Каспийского междуморья в сферу державы европейских гуннов. В поле зрения Аттилы, как выясняется из приведенных фактов, находились не только западные, но и юго-восточные пределы степи. Где-то во второй половине 30-х годов (до начала строительства в Чоре) он пытался даже разрешить внутренние проблемы своей конфедерации («свирепствовал голод») вторжением части входивших в нее племен в Закавказье, в чем вряд ли не участвовали северокавказские кочевые группы. От Дуная до Каспия и Большого Кавказа его полководцы при своем продвижении на восток не встретили никакого сопротивления, — очевидно, действительно «вся Скифская земля» признавала в этот момент его своим совереном.

Из-за скудности письменных свидетельств трудно определить, когда предкавказские степи вошли в орбиту державы Аттилы. Скорее всего это случилось в начале 30-х годов. Именно в этот период происходит консолидация гуннских и связанных с ними этнических групп, которая ознаменовалась отчаянным сопротивлением «царским скифам», родовой группе Аттилы, аристократии других частей гуннского массива. В это время на границах империи появляются аристократы-перебежчики, выдача которых становится одним из постоянных требований со стороны Аттилы при переговорах с правительством Византии. Проблема возвращения перебежчиков сохраняла остроту в течение всех лет существования гуннской державы и свидетельствовала о незатухавшей борьбе между господствующей группой «настоящих гуннов» и подчиненными племенами.³

В это же время гунны предприняли, видимо, попытку подчинить себе также и ираноязычные группы Предкавказья — потомков алано-сарматского населения степи. Приск говорит, что «по заключении мира с ромеями (имеется в виду договор, заключенный в 433 г. в Марге) приближенные Аттилы и Бледы (брат и соправитель Аттилы. — А.Г.) обратились к покорению других народов Скифии и завели войну с соросгами».⁴ В соросгах Приска весьма заманчиво видеть осов-алан (сар-и-осаг — глава, царь осов — социальный термин, принятый Приском за наименование этноса).⁵

Интерес гуннов Аттилы к стране осов вполне понятен — через нее лежал основной западный путь в Закавказье. Тот факт, что Курсих и Басих беспрепятственно прошли Дарьял, может свидетельствовать о предшествующем успехе гуннов. В свете этого обращает на себя внимание известие Прокопия (VI в.) о том, что в конце V в. при императоре Анастасии (491—518 гг.) проходом владел «гунн Амбазук», имя которого выдает его связь с ираноязычной осокой элитой («амбазук» по-осетински — «равноплечий»).⁶ Но вне зависимости от того, как закончилась война с «соросгами», несомненно, что значительная часть племен, входивших в гуннскую державу, признавала верховную власть рода Аттилы лишь номинально. Борьба с племенами (этносами), обитавшими внутри «Скифии», составляла постоянную заботу «царского рода» гуннов. В Маргском трактате гунны специально оговаривали условие, «чтобы ромеи не помогали никакому варварскому народу, с которым гунны вели войну».⁷

Благодаря Приску сохранилась характеристика племени акациров — одного из наиболее активных племенных образований внутренней Гуннии, которое гунны Аттилы пытались лишить племенной верхушки, поставив во главе него представителя своего «царского рода».⁸ Приск называет акациров «скифским народом» (в его понимании гуннским), «покорившимся Аттиле». В тот момент, когда Приск находился в ставке Аттилы, проходил завершающий этап их покорения. В землю акациров был послан Онигисий, второе по значению после Аттилы лицо в гуннской державе. Поход Онигисия должен был утвердить «царем этого народа» старшего из сыновей Аттилы Эллака.

Положение земли акациров определить трудно, однако есть все основания считать их племенным объединяем, занимавшим степи Азово-Каспийского междуморья. В пользу этого говорит следующее. Около 463 г. акациры стали объектом нападения с востока. Как сообщает Приск,⁹ в Константинополь пришли посольства от нескольких племен, которые требовали у акациров земли, «имели с ними много сражений» и «одолели их». Эти племена вынуждены были «оставить свою страну», потому что они сами подверглись нападению. Имена племен, приславших посольства, — сарагуры, уроги, (огоры) и оногуры. Сарагуры, огоры и оногуры(в форме — сирургур, аугар и ауангур), по данным сирийской хроники Псевдо-Захарии (Захарии Ритора), в первой половине VI в. были в числе народов, живущих за Каспийскими воротами, т. е. на территории междуморья к северу от Кавказа.¹⁰ Следовательно, в том же регионе мы должны искать и «землю» акациров. По данным Приска, акациры находились в поле зрения византийских политиков и рассматривались ими как возможная альтернатива державе Аттилы на востоке Гуннии. Феодосий посылал дары акацирам, пытаясь отвлечь их от возможного союза с Аттилой, внутри акацирской конфедерации боролись провизантийская и прогуннская группировки. Продвинувшиеся на земли акациров пламена сразу же оказались в зоне интересов византийской дипломатии. Вероятнее всего, они прошли в западные районы Предкавказья, закрыв для акациров пути в империю.

В середине VI в. Иордан, возможно, следуя «Истории» Приска, характеризует акациров как «сильнейшее племя», «не ведающее злаков, но питающееся от скота и охоты». Он не может точно определить территорию их расселения и, очевидно, путая акациров с древними агатирсами Геродота, отводит им огромную площадь от эстов до булгар, места расселения которых, по его представлениям, «тянутся над Понтийским морем».¹¹

Из рассказа Приска об акацирах возникает картина внутренней структуры этнического образования, которое у авторов V—VII вв. называется «народом» — «этносом». В акацирском. народе было «много князей и родоначальников», по-видимому, представляющих молодую военную и старую авторитарную власть, каждый ига которых обладал определенным положением, дававшим ему право на те или иные преимущества. Так, при распределении даров императора «соначальники» строго следили за соблюдением племенной «табели о рангах». Ошибка посла Феодосия, вследствие которой некто Куридах — «главный между ними по власти», получил то, что полагалось лицу, занимающему следующее после него положение, привела к междоусобице внутри акациров. Именно этой междоусобицей воспользовались европейские гунны. Правда, попытка обезглавить акациров Аттилле не удалась. Часть народа — конфедерации сохранила независимость. Ее возглавил Куридах. Как говорит Приск, он «остался на своей земле и сохранил свои владения». Иными словами, свободная прежде территория акациров была урезана до владений одного Куридаха, вероятнее всего, той родоплеменной группы, которую он представлял.

Перемещение в Предкавказье новой группы племен не вызвало полного уничтожения акациров, но оно лишило акациров преимуществ господствующего племенного объединения. На короткий период господствующее положение здесь заняли сарагуры. Обосновавшись на новой территории, которая до этого принадлежала части акациров, сарагуры организовали поход на Закавказье, причем в союзе с ними двинулись и акациры, и «другие народы». В начале союзники попытались пройти Каспийским путем, но подойдя к Каспийским воротам в стране Чор, нашли их «занятыми персидским гарнизоном». Тогда они двинулись к другой дороге. «По ней они прошли к ивирам, опустошили их страну...»¹² Этот поход, видимо, имел место после восстановления укреплений в стране Чор и подчинения персам Албании, (463 г.).¹³ Одним из следствий этого похода было посольство, которое персы направили в Византию с требованием денег или людей для охраны крепости «Юрои паах», под которой, вероятнее всего, имелась в виду не оборонительная линия Чора, а укрепления в верховьях реки Иори, по которой проходил один из путей вторжения кочевников в Закавказье.¹⁴

Передвижение племен в междуморье происходило в тот период, когда разразился кризис внутри остатков Западно-Гуннской державы. Ее распад начался разгромом войск Аттилы и его сателлитов в 451 г. на Каталаунских полях в северной Галлии. Последовавшая за этим смерть Аттилы привела к развалу созданной им политической системы и перестройке сложившихся в восточноевропейской степи взаимоотношений между племенами и родоплеменными группами. Разгром сыновей Аттилы их бывшими союзниками в 464 г. в битве при реке Недао в Паннонии заставил их искать помощи у своего бывшего противника — империи. Однако император Лев отказал сыновьям Аттилы в заключении мира и восстановлении торговли, Между сыновьями Аттилы возникли разногласия относительно тактики дальнейших действий. Денгизих, как рассказывает Приск, «хотел идти войной на ромеев», «но другой — Ирнах, противился этому намерению».¹⁵ Денгизих действительно выступил и стал на Истре. Ирнаха же от войны с римлянами отвлекла «домашняя война», очевидно, борьба за внутреннее единство расколовшейся, конфедерации.

Иордан, описывай последствия битвы при Недао, рисует картину последовательного вытеснения гуннов из Подунавья. германскими племенами, ранее входившими в состав гуннской державы. Среди этих племен некоторое время еще сохранялись небольшие группы гуннов, но основная масса их вынуждена была отойти на восток.¹⁶ «...Гепиды отстаивают для себя гуннские земли, а племя гуннов (Hunnorum populum. — А.Г.) занимает свои давние места», — пишет Иордан.¹⁷ Он подтверждает данные Приска о том, что сторонником борьбы с империей являлся Денгизих (Динцик), который попытался собрать вокруг себя осколки бывшей конфедерации и удержаться в Европе, а Эрнак (Ирнах) — младший сын Аттилы — был сторонником отхода на восток и внутренней консолидации. Он, по словам Иордана, «вместе со своими избрал отдаленные места Малой Скифии».¹⁸ Е.Ч. Скржинская полагает, что в данном случае Иордан имеет в виду отход части гуннов на восток, туда, где в VI в., по данным византийских авторов, размещались гунно-булгары.¹⁹

Ослабление, а затем и полный развал гуннской державы на западе несомненно нашли отзвук на востоке. Необходимость концентрации всех сил державы в Подунавье в годы, последовавшие за Каталаунской битвой, видимо, отвлекла внимание «царского рода» от Предкавказья. Мы знаем, что старший сын Аттилы Зллак, которого Приск называет «владетелем акациров «и других народов, занимающих Припонтийскую Скифию», действует в это время на западе и погибает в битве при Недао.²⁰

Приск пишет, что сарагуры, уроги (огоры) и оногуры «оставили свою страну» потому, что они были вытеснены оттуда савирами. Савиры были сдвинуты аварами, а авары «были изгнаны народами, жившими на берегах Океана».²¹ Савиры появились в Предкавказье вслед за сарагурами. Страх перед аварами, давшими толчок этому движению, был так велик у племен этой группы, что, когда в середине VI в., почти ровно через сто лет, на Северном Кавказе появились остатки разбитых тюрками огоров, они были приняты по одному созвучию имен за аваров.²²

Вопрос о том, как размещались племена, передвинувшиеся в середине V в. в Предкавказье, представляет существенный интерес, поскольку его решение открывает путь к решению вопроса о взаимоотношении этих племен и их дальнейших исторических судьбах.

В 50-е годы юго-восточные области Предкавказья принадлежали, согласно Егише, племенному объединению хайландуров. В это время хайландуры еще нс потеряли связи с кушанами Средней Азии, хотя их продвижение в Восточное Предкавказье и нападения через Чор на Албанию начались раньше. Первое упоминание о них связано с кампанией Иездигерда II против кушан (442—449 гг.). В «Истории» Мовсеса Каганкатваци сохранилась выписка из труда Егише, в которой страна хайландуров Егише называется Агуандрия (Алуандрия),²³ т. е. страна племени атуандур. Это название, очевидно, представляет один из ранних вариантов названия страны гуннов-хайландуров, которое встречается в текстах Егише. Оно близко этнониму ауангур, как в сирийской традиции передавался этноним оногуры.²⁴ Вспомним, что в армянской традиции этот этноним встречается еще в двух вариантах—вх'ндур²⁵ и огхондор.²⁶ Очевидно, мы вправе предположить, что этнонимы хайлндур (вар. хайландур) Егише, вх'ндур Мовсеса Хоренаци, ауангур Псевдо-Захарии и оногур Приска принадлежат одной племенной группе кочевников Северного Кавказа.²⁷

Зафиксированное Приском продвижение оногуров-хайландуров на запад, видимо, привело к их столкновению не только с акацирами, но и булгарами... «География» армянского ученого VII в. Анании Ширакаци сохранила представление о существовании в западной части Предкавказья большого булгарского массива.²⁸ Хоренаци, как следует из его глоссы о переселении булгар в Закавказье, в 80-х годах V в. знал о таком массиве и называл его «земля булгаров», он считал, что она расположена «в цепи (вар. перевода — «в поясе») великой Кавказской горы».²⁹ В западных источниках впервые имя булгар (vulgares) появляется в Анонимном хронографе 354 г., который сохранился в рукописи V в., где оно завершает список народов, обитающих на востоке и происходящих от библейского Сима.³⁰ Булгары названы среди народов Кавказа рядом со скифами и лазами. Их прародителем назван Ziezi, в имени которого легко усмотреть редуцированную форму имени зиги (зихи) как античная традиция именовала одну из протоадыгских групп западной части Кавказа. Несмотря на длительную дискуссию вокруг этого источника, его аутентичность в настоящее время, кажется, можно считать доказанной.³¹ На этом основании наиболее вероятной представляется трактовка булгар как одной из самых ранних тюркоязычных групп, передвинувшихся к западу от Волги и не проявлявших себя до конца V в. Приск и Иордан сохранили воспоминание о таких группах (с. 14). Гуннам Баламбера и гуннам Аттилы пришлось с ними выдержать упорную борьбу, в результате которой они были покорены и влились в Гуннскую державу.

Вновь в западной литературе имя булгар всплывает только после падения державы Аттилы. В 480 г. император Зенон обратился к ним за помощью против остготов. Следовательно, в это время какая-то группа булгар уже находилась в Западном Причерноморье. В болгарском переводе хроники Константина Манассии XIV в. сохранилась глосса, которая дает основание считать, что появление булгар в Подунавье относится к 475 г.³² Причем здесь на рубеже I—VI вв. действует не консолидированный массив, а отдельные булгарские группы.³³ Иордан в своем хорографическом введении в «Гетике», где он использовал более ранние сведения, указывает, что «места расселения булгар» — над Понтийским морем, т. е. по западному побережью Понта. За булгарами живут гунны, а за ними хунугуры, т. е. оногуры, о которых Иордан ничего не может сообщить, кроме того, что «от них идет торговля шкурками грызунов».³⁴ Появление отдельных групп булгар на западе на рубеже 70—80-х годов V в. совпадает со временем, когда они оказались и в поле зрения Мовсеса Хоренаци. Можно думать, что миграции булгарских родовых групп в Закавказье и на запад были явлениями взаимосвязанными, и их причина заключалась именно в той «большой смуте», о которой упоминал армянский историк, а «смута» — это борьба между передвигавшимися в области междуморья в 60-х годах кочевыми племенами.

Среди булгарских групп Западного Предкавказья Анания Ширакаци называет группу огхондор-блкар, к этнониму которой он присоединяет их характеристику — «пришельцы». Очевидно, огхондор-блкары в VII в. на Северном Кавказе являлись остатком группы, часть которой выселилась в V в. в Армению (вх'ндур-булгар) под предводительством вождя Бунда. Двойной этноним этой группы должен означать ее сложный состав. Можно предположить, что при продвижении оногуров на запад их часть слилась с частью булгарского массива, заняв обособленное положение в общей массе булгарских родо-племенных объединений, что и позволило считать их одновременно и булгарахми, и огхондорами-пришельцами. В период распада державы Аттилы и появления на Северном Кавказе савиров, подтолкнувших на запад весь оногурский массив, оногуры-булгары раскололись («большая смута»). Часть их ушла в Армению, где их зафиксировал Мовсес Хоренаци, а часть осталась в Предкавказье. То же случилось с другими булгарскими группами — часть их отошла под натиском оногуров за Танаис и проникла во Фракию, а другая осталась под главенством оногуров в Приазовье, где их имя оказалось на время поглощенным именем оногуров.

Племенное объединение оногуров в дальнейшем играло значительную роль в истории Северного Кавказа. К этому вопросу мы вернемся в следующей главе. Здесь же отметим, что оногуры появляются на Северном Кавказе, судя по данным Егише, до построения укреплений в проходе Чор, т. е. до 40-х годов V в. и вначале занимают восточные области Предкавказья, где Егише их фиксирует под именем хайландуров. В дальнейшем они поглощают племенную группу булгар, которая в течение всей истории пребывания оногуров в Предкавказье оказывается тесно связанной с ними, то теряясь в недрах их конфедерации, то занимая в ней главенствующее положение. Остается неясным размещение сарагуров и огоров (угров). Видимо, следует принять только то, что они потеснили акациров, захватив часть их территории, и укрепились — первые в центральном, а вторые в северном районах междуморья.

В восточном. Предкавказье с конца V в. господствующее положение занимают савиры, которые воспринимались европейскими современниками как главная альтернатива остаткам гуннского союза в Причерноморье. Иордан, говоря о народах, живущих близ Понта, помещает гуннов между булгарами и хунугурами (оногурами). В его текст врывается поэтический троп, видимо, заимствованный в каком-то не дошедшем до нас произведении: «А там и гунны (за булгарами. — А.Г.), как плодовитейшая поросль из всех самых сильных племен, закишели надвое разветвившейся свирепостью к народам. Ибо одни из них зовутся альциагирами, другие — савирами, но места их поселений раздельны: альциагиры около Херсона...»³⁵ О савирах Иордан ничего сказать по существу еще не. может. Альциагиры его источнику известны лучше. Он дает характеристику их хозяйства и быта, которая, очевидно, может быть распространена и на другие племена: «Летом они бродят по степям, раскидывая свои становища в зависимости от того, куда привлечет их корм для скота, зимой же переходят к Понтийскому морю».³⁶

Альциагиры и оногуры (хунугуры), видимо, полностью отрезали от Понтийских областей племя акациров, вытеснив его на северо-восток Предкавказья в область сухих солончаковых степей. Возможно, акациры в 60-х годах еще пытались удержать свое положение союзом с сарагурамн, но, как свидетельствуют западные источники VI в., они полностью выпали из пол? зрения византийской дипломатии.

В литературе давно существует стремление к отождествлению акациров Пр иска — Иордана с хазарами VII—X вв.³⁷ На вероятность такого тождества указывал· Равенский Аноним (IX в.), отметивший, что «Иордан называет акацирами тот народ, который мы называем хазарами».³⁸ С точки зрения лингвистики соответствие передаваемой Приском и его западными последователями (Свида, Иордан, Равенский Аноним) формы этнонима этого народа той форме, какую он имеет в армянской традиции, вполне вероятно. Кроме того, нельзя исключить стремления Приска (или переписчиков его труда) приблизить незнакомый ему тюркский этноним к хорошо знакомой литературной форме ὰγάθυρσοι. Показательно и то, что грузинская традиция («Картлис Цховреба») этнонимом хазар покрывает, как отмечено выше, все племенные группировки северокавказской степи, так или иначе связанные с гуннским этническим массивом. Это может быть объяснено тем, что акациры-хазары для; грузинской традиции были наиболее ранней и наиболее значительной группой тюркоязычных племен, с которыми столкнулись грузинские племена в горных проходах. Большого Кавказа. Возможно, это имя было передано народам Закавказья через ближайших соседей акациров алан-осов. Сами хазары VIII—X вв. и народы, вступавшие с ними в контакты, не знали этнонима, близкого к форме Приска. Однако это может быть удовлетворительно объяснено теми хозяйственно-политическими изменениями, которые пережила группировка акациров. Выше мы уже отмечали, что некогда полулесное (или лесное) племя оказалось к середине V в. разобщенным, а впоследствии и разбитым. Оттесненное на северо-восток в сухие степи Прикаспия оно перестало быть лесным, и на первый план выдвинулась его характеристика как племени кочевников, степняков-хазар (от каз. — кочевать, бродить).³⁹ Близость старого этнонима к определению нового положения племени закрепила за ним новое обозначение. Лесовики превратились в степняков.

Для характеристики того состояния, в котором оказалась племенная группа акациров-хазар в конце V в., очень существенно то, что они выступают в армянской традиции впервые не в качестве самостоятельной военной силы, а в союзе с басилами (барсилами) под главенством одного предводителя — царя. Этот царь носит иранское имя — Внашсп Сурхап (Гушнасп Сухрап) — и, по-видимому, представляет не хазиро-акацирскую, а басилскую аристократию. Отсюда мы вправе сделать вывод о том, что если имя царя отражает язык его этноса, то басилы — не тюрки, а иранцы по языку. Не иранское ли происхождение басилов дало основание нахарарскому роду Аруехеанов (Аравегьянов) возводить себя к древней аланской аристократии эпохи Арташеса?⁴⁰ Можно также думать, что в рассказе о подвиге Трдата Мовсес Хоренаци не случайно заменил алан басилами: для него это были мало различимые общности..

Исторические хазары VII—X вв., согласно византийской и армянской традициям, были тесно связаны с барсилами. Уже первое появление известий о них в «Хронографии» Феофана вызвало многозначащее пояснение составителя: «Хазары, великий народ, вышедший из Берсилии, самой дальней страны Первой Сарматии».⁴¹ В «Бревиарии» Никифора, использовавшего в данном месте тот же источник, что и Феофан, хазары характеризуются как племя, «живущее внутри области, именуемой. Берсилия (вар. Берилия), по соседству с Сарматией».⁴² В «Армянской географии» Анании Ширакаци, некоторые данные которой об этногеографии Северного Кавказа совпадают с данными источника Феофана и Никифора, барсилы упоминаются несколько раз. «География» позволяет раскрыть представления этого источника о Сарматии. Это Азиатская Сарматия Птоломея, восточной границей которой считались низовья реки Атль (Волги). Барсилы (басилы) упоминаются среди народов. этой Сарматии рядом с хазирами, бушами (вар. булхами, т. е. булгарами) и народами западного Кавказа — апшегами, апхазами и др.⁴³ Географические данные о народах Сарматии Ширакаци дополняет сведениями о некоторых политических ситуациях, которые отражают реальность его эпохи (конец VII в.). В это время барсилы оказались прижатыми к самой Волге, т. е. к самой дальней черте Сарматии, что соответствует представлению Феофана о расположении Берсилии. Здесь они вместе со своими стадами «укрываются» от хазар и бушхов (булхов), которые приходят на зимние пастбища и располагаются по обоим берегам реки, тесня барсилов. Хазары и бушхи (булхи) названы «сильными народами», что, видимо, отражает их новое положение по отношению к барсилам. Теперь доминанта принадлежит хазарам, глава которых именуется каган, а его жена (по-видимому, старшая жена, жена-сопровительница) «происходит из народа басилов (барсилов)». В известиях о Хазарском каганате неоднократно всплывают сведения о браках хазарского кагана с дочерьми предводителей тех этнических групп, которые входили в политическую систему Хазарии. Здесь мы также, видимо, сталкиваемся с ритуальным браком, означающим подчинение барсилов хазарам.

В европейской традиции имя барсилов впервые встречается у Феофилакта Симокатты в начале VII в. в рассказе о вторжении на Северный Кавказ псевдо-аваров. Они названы рядом с оногурами (уннугурами) и сабирами среди племен, подчинявшихся псевдоаварам.⁴⁴ Хазар европейская традиция в это время еще не знает — они, видимо, скрываются в недрах барсилского объединения. Вероятно, барсилов в форме баграсик называет среди народов Северного Кавказа Псевдо-Захария Метиленский, который использовал источник относительно хорошо осведомленный об этом районе.⁴⁵ Позднее в «Хронике» Михаила Сирийского (XII в.) приводится этногенетическое предание о происхождении хазар и булгар, которое возникло не ранее VII в.⁴⁶ В нем говорится о переселении из внутренней Скифии в царствование императора Маврикия (582—602 гг.) трех братьев-эпонимов с их народами.⁴⁷ Двое из братьев «пришли в страну алан, называемую Барсалия». В этой стране «римлянами был построен город Каспия, называемый вратами Торайе» (Toraje). «Когда над той страной стал господствовать чужой народ, — говорит далее источник, — жители той страны были названы хазарами, по имени старшего из братьев». И. Маркварт понимал термин «ворота Торайе» как «ворота тюрок». Ф. Альтхайм и М.И. Артамонов считали, что источник имеет в виду «Ворота ворот» — Чор-Дербенд. Однако указание на то, что Барсалия — это страна алан, дает основание видеть здесь обозначение Дарьяльского прохода, который так же, как и Чор-Дербенд, назывался нередко Каспийским. Не случайно тот же текст говорит, что жителями города Каспия до прихода хазар были булгары и пугуры, которые исповедовали христианство. Этноним булгар, как мы стремились показать выше, тесно связан с западной и центральной частями Северного Кавказа. Что понимал источник под термином «пугуры» не ясно, но нам представляется более вероятным в противовес мнению И. Маркварта и М.И. Артамонова видеть в этом термине вариант передачи не этнонима «фанагур» — обитатели Фанагории, а этнонима утигур. Как известно, утигуры (утургуры) были родственной булгарам племенной общностью западной части Предкавказья, относительно рано (начало VI в.) познакомившейся с христианством. В источнике много путаницы и несогласованности. Но главное для нашей темы ясно: 1) Барсалия названа в нем страной алан; 2) возвышение хазар на ее территории привело к изменению ее названия, что отразило реальное распространение хазарского политического влияния на барсилов, булгар и потомков утигуров в VII в.

Известие о близости хазар и барсилов проникло и в арабскую литературу, где дожило до позднего средневековья. В XVII в. египетский компилятор ал-Кальби называет Барсола и Хазара братьями.⁴⁸ Этноним барсилы в форме б-р-сула (б-р-зула) стал, однако, известен значительно раньше. В X в. его упоминает Ибн Рустэ⁴⁹ и автор «Худуд ал-алам'а».⁵⁰ В XI в. их сведения повторяет ал-Гардизи.⁵¹ Любопытно, что б-р-сула этих авторов уже не связаны с хазарами. Это одно из трех подразделений (вероятно, племенных), на которые распадаются волжские булгары. Причем б-р-сула, хотя и входят в состав булгар, но отличны от племени булгар, которые по данным названных источников представляют особую группировку.⁵²

Эти данные позволяют предполагать, что барсилы, известные уже Анании Ширакаци как племя, теснимое хазарами, были вынуждены уйти от них вверх по Волге, где оказались инкорпорированы в составе политического объединения, которое возглавила также ушедшая с Северного Кавказа племенная группа булгар, которые, возможно, в конце VII в. в «Армянской географии» выступали под именем бушков (булхов) вместе с хазарами, претендовавшими на нижневолжские кочевья барсилов.⁵³ Обособленность барсилов в составе волжско-булгарского объединения X в. не дает основания рассматривать их как этническую группу, генетически близкую гуннскому кругу племен, хотя длительное совместное существование барсилов с гуннскими племенами, безусловно, должно было наложить на них свой отпечаток.

В арабской литературе, вобравшей в себя известия не дошедшей до нас историографии эпохи Сасанидов, страна Барсилии (ал-Баршалия) упоминается в связи с легендой о походе шаха Хосрова I Ануширвана (531—579 гг.) на тюрок (вар. хазар) и построением Дербенда (Баб ал-абваба). Эта страна, согласно легенде, лежит к северу от Каспийского прохода.⁵⁴ Для легенды и повторявших ее авторов (ал-Баладзори, Абу-л-Фарадж Кудама) ал-Баршалия — ориентир, а не географическая конкретность, как обычно понимают текст, отождествляя на этом основании Барсилию с территорией Северного Дагестана. При этом некоторые исследователи идут еще дальше и локализуют ал-Баршалию в районе старого центра каякентской группы кумыков современного села Башликент на р. Гамри-озень, видя в названиях Баршалия и Башли (Башликент) топонимическую параллель. В пользу локализации Барсилии на территории Дагестана выдвигается еще один довод. Наименование страны барсилов отождествляют с названием города гуннов, обитавших в Приморском Дагестане, согласно Мовсесу Каганкатваци и «Армянской географии», — Варачаном. Отождествление Барсилии с Варачаном, а вслед за этим помещение прародины хазар в область Прикаспийского Дагестана приводят к целому ряду противоречий, попытки примирить которые в конечном счете влекут за собой искажение общей исторической картины.⁵⁵

Для локализации Барсилии первостепенное значение имеют данные Анании Ширакаци.⁵⁶ В его время барсилы населяли область, которую он считал островом. Этот остров назывался Черным. Ширакаци говорит, что название острова происходит от многочисленности населяющих его басилов и их стад. Упоминание стад свидетельствует о скотоводческом, кочевом облике хозяйства барсилов. «Остров», по его словам, лежит между рукавами (вар. притоками) реки Атль, которые ниже его соединяются и впадают в Каспий. На восток и запад от реки, т. е., очевидно, от ее низовья, где она течет одним руслом, находятся зимники хазар и бушков. В VII в. устье Волги находилось значительно западнее, чем в наши дни, а реки Восточный Маныч и Кума впадали в море, образуя с низовьем Волги единую систему протоков. «Островом» басилов следует считать междуречье Кумы и Волги или более узко—Восточного Маныча и Волги. Этот район Калмыкии исстари носит название Черные земли и является местом богатейших зимних пастбищ, которые до настоящего времени используются всеми народами Северного Кавказа. В X в. эта территория входила в домен хазарского царя. Начиная весеннюю кочевку, царь выходил из Итиля и шел на протяжении 20 фарсахов (около 100—150 км.) на юг до реки В-р-шан. Имя реки вполне сопоставимо с этнонимом барсилов — В (Б)-р-ш(с)-ан. П.К. Коковцев предполагал, что В-р-шан—это Кума,⁵⁷ и с его доводами можно было бы согласиться, если бы текст не содержал указания на еще одну реку — Уг-ру, расположенную всего в 10 фарсахах к югу от первой. Соотношение рек на юг от ставки царя хазар в низовьях Итиля соответствует соотношению Восточного Маныча и Кумы. Кума, очевидно, стала этнической границей коренной территории хазар после поглощения ими территории Барсилии.

О положении Барсилии в области междуморья говорит еще один источник, который в этой связи не использовался. Это кабардинский нартский эпос. В цикле сказаний о Батразе неоднократно упоминается как место действия этого героя Барсово поле (вар. Басово). Герой, переправившись через Псыж (Кубань) и направляясь в сторону моря, «где конец приморской пустыни», пересекает этот край. Через это поле герой едет в область «междуморья», которая представляется местом постоянных нартских набегов. Здесь он совершает акт мести за омерть своего отца.⁵⁸ Интересно, что только этот цикл знает море Хазас и знает героев, живущих у этого моря. В отношении названия степи, лежащей к северо-востоку от Кубани, эпос отмечает, что она «от века именуется „Барсовым полем”».⁵⁹

Цикл о Батразе — относительно молодая часть кабардинского эпоса, причем такая его часть, которая складывалась при непосредственном взаимодействии кабардино-адыгской и осетинской эпических версий. Появление топонимов, отражающих некоторые реалии раннесредневековой истории Северного Кавказа, именно в этом цикле вполне закономерно. «Страна алан Барсилии» письменных источников и «Барсово поле» в центре Азово-Каспийского междуморья кабардинского эпоса представляют вряд ли случайное совпадение. Кроме того, и сам этноним басилы (барсилы) в этом районе имеет традицию, уходящую к началу I тыс. Еще К.П. Патканов обратил внимание на упоминаемых античными авторами сарматов-басиликов, к которым могли восходить средневековые басилы-барсилы.⁶⁰

Касаясь вопроса о размещении племени басилов (барсилов, баслов), исследователи упускают из вида, что этот этноним дошел до нас в вариантах, главным образом представляющих армяно-закавказскую письменную и устную традицию, и проходят мимо близкого этнонима, дожившего на Кавказе до XIX в.⁶¹ и представляющего традицию грузинскую и северокавказскую. Это — басиани, термин, зафиксированный грузинской эпиграфикой XIV—XV вв. в форме «Баксан» и сохранившийся до настоящего времени в названии реки Баксан (точнее, Бахсан).⁶² Царевич Вахушти подробно описывает Басиани как область, лежащую к западу от Дигории, и понимает под Басиани всю территорию современной Балкарии.⁶³ Он причисляет Басиани к «ущельям», которыми владели «цари овсов» до того, как они были разбиты Батоханом (Батыем). Кроме области Басиани он знает и фамилию Басиани (родоплеменную группу), относя ее к числу «превосходнейших из овсов».⁶⁴ Таким образом, Вахушти сохранил наименование страны, которое она носила до заселения ее предками современных балкарцев. Из его повествования очевидно, что басиани — одно из подразделений овсов (осов) и что они представляли ираноязычную общность, в дальнейшем, вероятно, частично влившуюся в дигорскую часть осетинского этноса и частично ассимилированную тюркоязычными предками балкарцев.

У балкарцев сохранилось предание о том, что предки дигорских и балкарских феодалов Бадилят и Басиат были братьями и переселились в горы с севера из Маджар, т. е. из района средней Кумы.⁶⁵ Предание считает Басиата главным лицом, он — «старший брат». Бадилят, вернее всего, фольклорное удвоение героя, которое стало необходимо после сложения этнически различных феодальных кланов в Дигории и Балкарии и размежевания дигорских и балкарских таубиев. Таким образом, Басиат является эпонимом басиани, и рассказ о его переселении, видимо, отражает реальную миграцию с севера его родоплеменной общности. Предание знает также третье лицо — Мысака, который был более ранним поселенцем на территории Балкарии и являлся узденем Басиата. Он также пришел в горы с севера. Мысака был инициатором переселения Басиата, причем во время переселения Басиат, как говорит предание, потерял свои права по отношению к Мысаку и сравнялся с ним. Имя Мысака может отражать в эпической памяти создателей легенды воспоминание о масахах-массагетах. Аналог подобного явления, как было отмечено выше, засвидетельствован в топонимике Южного Дагестана (Маскат-Мушкур).

Анализ свидетельств о барсилах приводит к выводу о том, что они представляли одну из трех ираноязычных групп, которые в эпоху, последовавшую за гуннским вторжением, сумели сохранить свое положение и даже на какой-то период возвыситься над другими группами степняков. Только с приливом на Северный Кавказ новых тюркоязычных племен в силу неблагоприятного стечения обстоятельств барсилы утратили свое положение и, очевидно, растворились в тюркской и алано-иранской среде. Процесс того же рода пережила ираноязычная группа, обитавшая в районе Каспийского прохода, известная в V в. под именем маскутов или масаха-гуннов.

* * *

Завершая обзор основных событий этнической истории Северного Кавказа IV—V вв., мы должны в первую очередь отметить, что к концу этого периода на территории Азово-Каспийского междуморья в основных чертах сложился тот состав этнополитических объединений, которые проявляют себя в последующие столетия. Правда, вне поля зрения современников остаются горные области Кавказа, и мы не можем проследить на основании письменных источников историю отдельных общностей этого района. Но степь и предгорья освещены достаточно ярко. В предгорной полосе Западного Предкавказья находились области джиков—адыгов, в центре расселились осы, этноним которых, вероятно, покрывает большую группу племен, включавших местные и сармато-аланские общности. К востоку от них в степи находились кочевья савиров. В горах за ними обитали дурдзуки — предки вейнахов. К северу от Кубани распространились оногуры, подчинившие себе булгарскую группу племен, а к северу от Кумы образовался Барсилский союз, в который входили остатки племени акациров, будущие исторические хазары. К югу от савиров в Приморской полосе Дагестана закрепились гунны-маскуты. Среди этносов, называемых письменными источниками, были общности, возникшие на основе угро-тюркских племен Южного Приуралья и Приволжья, и общности, уцелевшие от эпохи сармато-аланского преобладания в северокавказской степи. Совместное существование этих разноэтничных племен и союзов (явление, характерное не только для Кавказа, но и для Западной Европы периода великого переселения) создавало основу их будущей консолидации и культурно-этнического взаимодействия.

Археологические памятники рубежа IV—V и V вв., несмотря на недостаточную точность их хронологии, что на настоящем этапе исследования препятствует прямому включению их данных в обзор этнополитической истории края, вполне определенно — и это их главное достоинство — свидетельствуют, что перемещение в междуморье новых масс кочевников не лишило Северный Кавказ оседлой земледельческо-пастушеской культуры.⁶⁶ От Тамани до Каспия вдоль предгорий прослеживаются городища и связанные с ними могильники, которые по своему бытовому материалу представляют звено в цепи развития позднесарматской культуры первых веков н. э. и так называемой «аланской» культуры VI—XI1 вв. Эти памятники почти не исследованы, но факт их существования весьма знаменателен. Он свидетельствует о том, что в течение IV—V вв. на Северном Кавказе не нарушается поступательный ход социально-экономического развития, здесь происходят только сдвиги границ и перемещение групп при сохранении основной линии раздела населения края на кочевые и земледельческо-пастушеские общности, тесное взаимодействие между которыми было экономически неизбежно. Не случайно даже в таком «жарком» районе Северного Кавказа, как Терско-Сулакская низменность и прилегающие к ней низкие предгорья, не происходит разрушения традиционной культуры.⁶⁷ Открытые и частично исследованные в последние годы памятники этого района ярко свидетельствуют об этом. Удар по местной культуре был нанесен позднее, в период сложения Хазарского каганата, когда кочевники северных районов междуморья от кочевого хозяйства внутри своей ойкумены и грабежа древних культурных областей Закавказья стали переходить к частичной оседлости и эксплуатации внутренних ресурсов Северного Кавказа.

Примечания

1. Prisci Fragmenta, fr. 8, p. 311, 30—33, 312, 1—32, 313, 1—10.

2. Ibid., fr. 8, p. 311, 30—32, 313, 1—20.

3. Thompson E.A. A history of Attila and the Huns, p. 70 etc.

4. Prisci Fragmenta, fr. 1, p. 277, 31—32, 278, 1, 2.

5. Vernadsky G. Ancient Russia. New Haven, 1946, p. 194.

6. Гаглойти Ю.С. Аланы..., c. 140, 141.

7. Prisci Fragmenta, fr. I, p. 277, 16—18.

8. Ibid., fr. 8, p. 298, 25—28.

9. Ibid., fr. 30, p. 341, 1—20.

10. Пигулевская Н.В. Сирийские источники по истории народов СССР. М.; Л., 1941, с. 82—84.

11. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 72, § 36, 37.

12. Prisсi Fragmenta, fr. 37, p. 346, 7—13.

13. Тревер К.В. Очерки..., 214—215, 271.

14. Prisci Fragmenta, fr. 37, p. 346, 7—24; Jr. 31, p. 341, 31—32, 342, 1—32, 343, 1—3.

15. Ibid., fr. 36, p. 345, 22—32; 346, 1—15; fr. 38, p. 346, 26—32, 347, 1—10.

16. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 118—120, § 259—265.

17. Там же, с. 119, § 264.

18. Там же, с. 120, § 266.

19. Там же, комментарий, с. 330.

20. Prisci Fragmenta, fr. 8, p. 310, 29—31.

21. Ibid., fr. 30, p. 341, 1—9.

22. Феофил акт Симокатта. История. Пер. С.П. Кондратьева. М., 1957, кн. \ VII, VH, 13—14, VIII, 1—5.

23. Моисей Каланкатуйский. История агван, с. 11, (кн. 1, гл. X); Dowsett C.J.F. The history..., p. 9, прим. 3; Доусетт дает варианты разночтений, но восстанавливает этноним как «хайландур» на основании текста Егише. О термине «хайландур» см.: Marquart J. Eranŝahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenaci. Berlin, 1901, S. 56, 96, 98.

24. Пигулевская Н.В. Сирийские источники, с. 83 (ауан-ГУР).

25. Моисей Хоренский. История Армении, с. 56, кн. II, гл. 6.

26. Патканов К. Из нового списка «Географии», приписываемой Моисею Хоренскому. — ЖМНП, 1883, ч. CCXXV1, с. 29.

27. Варианты термина «оногур» см.: Moravcsik G. 1) Вуzantinoturcica, Bd. II, S. 218—220; 2) Zur Geschichte der Onoguren. — Ungarische Jahrbücher, Bd. X, H. 1/2. Berlin; Leipzig, 1930; S. 52—90.

28. Патканов К. Из нового списка..., с. 29.

29. Моисей Хоренский. История Армении, с. 56, кн. II.

30. Mommsen Th. Über den Chronographen vom J. 354: — MGH, t. IX, S. 103—105; Stern H. Le Calendrier des 354. Paris, 1953; Извори за българската история. Кн. II. София, 1958, с. 82.

31. Бурмов А. Въпроси из историята на прабългарите. Годишник на Софийския университет. Кн. 2 (история), т. XLIV, г. 1947—1948, 1948, с. 3—5; Сиротенко В.Т. Основные теории..., с. 16, 17.

32. Сиротенко В.Т. Две болгарские глоссы в свете источников IV—VI вв. — Учен. зап. Пермского гос. университета им. А.М. Горького, 1964, № 117, с. 73.

33. Сводку материалов см.: Бурмов А. Въпроси из историята...; Сиротенко В.Т. 1) Основные теории...; 2) Византия и булгары в V—VI вв. — Учен. зап. Пермского гос. университета им. А.М. Горького, 1961, т. XV, вып. 4, с. 43 сл.

34. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, § 37.

35. Там же, с. 72, § 37.

36. Там же.

37. Marquart J. Streifzüge, S. 41, N 2; Moravscik G. Byzantinoturcica, Bd. II, S. 58, 59, 335, 336.

38. Ravennatis Anonymi Cosmographia. Ed. M. Pinder et G. Partley. Berolini, 1860, p. 168, 14.

39. Zajączkowski A. Ze studiów nad zagadnieniem chazarskim. Kraków, 1947, с. 25—26; Артамонов М.И. История хазар, с. 114—115.

40. Моисей Хоренский. История Армении, с. 105, кн. II, гл. 65; Моисей Каланкатуйский. История агван, с. 9, (кн. 1, гл. VIII—IX).

41. Theophanis Chronographia. Ed. C. de Boor. Vol. 1. Lipsiae, 1883, p. 358, 1—11.

42. Nicephori archiepiscopi Constantinopolitani opuscula historica. Ed. C. de Boor. Lipsiae, 1880, p. 33.

43. Патканов К. Из нового списка..., с. 27—30.

44. Феофил акт Симокатта. История, кн. VII, VIII, 1.

45. Пигулевская Н.В. Сирийские источники..., с. 165.

46. Артамонов М.И. История хазар, с. 130.

47. Altheim F., Stiel H. Michael der Syrer über das erste Auftreten der Bulgaren und Chazaren. Byzantion, XXVIII (1958). Bruxelles, 1959, S. 105; Marquart J. Streizüge, S. 15, 16, 484, 485.

48. Артамонов М.И. История хазар, с. 134; Хвольсон Д.А. Известия... Ибн Даста... СПб., 1869, с. 93.

49. Хвольсон Д.А. Известия... Ибн Даста..., с. 22.

50. Худум ал'алам. Рукопись А. Туманского с введением и указателем В.В. Бартольда. Л., 1930, с. 32.

51. Бартольд В.В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893—1894 гг. — Зап. ИАН, кн. VIII, 1897. Сер. истор.-филол., т. I, № 4, с. 121.

52. Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX—X вв. Т. II. М., 1965, с. 28, 29.

53. Артамонов М.И. История хазар, с. 184.

54. Баладзори. Книга завоевания стран. Текст и перевод П.К. Жузе. Материалы по истории Азербайджана, вып. III. Баку, 1927, с. 6; Извлечение из книги о харадже... Абул-Фараджа Кудама ибн Джафара... Цит. по: Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане. Пер. и прим. Н.А. Караулова. — СМОМПК, вып. XXXII. Тифлис, 1903, с. 31—32.

55. Marquart J. Streifzüge, S. 15—19; Артамонов М.И. 1) Очерки древнейшей истории хазар. Л., 1937, с. 98—100; 2) История хазар, с. 184; Hudud al-Alam. The regions of the world. The Persian geography 372 a. h. — 982. Translated and explained by V. Minorsky. London, 1937; Dunlop D.M. The history of the Jewish Khazars: New Jersey, 1954, p. 43, 44. — В последнее время на недостоверность отождествления Барсилии и Варачана справедливо, на наш взгляд, обратил внимание В.Г. Котович (см. Котович В.Г. О местоположении раннесредневековых городов Варачана, Беленджера и Таргу. — В кн.: Древности Дагестана. Махачкала, 1974, с. 182—196).

56. Патканов К. Из нового списка..., с. 29, 30.

57. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. 85—87,102—103 (см. также: Артамонов М.И. История хазар..., с. 398).

58. Нарты. Адыгский героический эпос. Сар. Эпос народов СССР. М., 1974, с. 269—271, 277, 278.

59. Нарты. Кабардинский эпос. Пер. С. Липкина. М., 1975, с. 233, 249—252.

60. Патканов К.П. Армянская география VII в. (приписываемая Моисею Хоренскому). СПб., 1877, с. 37, прим. 134.

61. Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973, с. 96, 97.

62. Лавров Л.И. О некоторых этнографических данных по вопросу о происхождении балкарцев и карачаевцев. — В кн.: О происхождении балкарцев и карачаевцев. Нальчик, 1960, с. 65.

63. Вахушти. География Грузии, с. 150.

64. Там же, с. 138.

65. Миллер В.Ф., Ковалевский М.М. В горских обществах Кабарды. — Вестник Европы, 1887, № 4, с. 553, 555, 569.

66. Анфимов Н.В. Племена Прикубанья в сарматское время. — СА, 1958, № XXVIII, с. 70, 71; Кузнецов В.А. 1) Аланские племена Северного Кавказа. — МИА, 1962, № 106 (в работе содержится исчерпывающий перечень литературы и памятников); 2) О чем рассказывают археологические памятники Северной Осетии. Орджоникидзе, 1968; Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. М., 1971, с. 77—108; Иессен А.А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. — МИА, 1941, № 3, с. 7—50; Абрамова М.П. 1) Катакомбные погребения IV—V вв. н. э. из Северной Осетии. — СА, 1975, № 1, с. 213—232; 2) Нижне-Джулатский могильник. Нальчик, 1972; Чеченов И.М. Древности Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1969; Виноградов В.Б., Марковин В.И. Археологические памятники Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1966.

67. Гадло А.В. Городище Казар-кала (к вопросу о хазарской культуре в Северном Дагестане). — КСИА, 1975, № 114, с. 60—66.