Северный Кавказ в VII в. Хазарский каганат и гунны Дагестана

Крушение Оногуро-Булгарской державы довольно четко обрисовано Феофаном и Никифором. Они прямо связывают подчинение хазарами оногуро-булгарских родо-племенных групп с их разъединением после смерти Кубрата. «Именно потому, — пишет Никифор, — что народ так разделился и расселился, племя хазар... часто нападало на него, и, пройдя все области, лежащие за Понтом Эвксинским, проникло через все земли до моря».¹ Таким образом, время хазарской экспансии Никифор определяет в зависимости от времени появления Аспаруха на Дунае (около 679 г.). Та же версия изложена у Феофана.² Анания Ширакаци, напротив, связывает переселение Аспаруха с экспансией хазар и говорит, что Аспарух «бежал от хазар».³ Совершенно очевидно, что ни один из авторов не приводит подлинных причин ослабления Оногуро-Булгарской державы. Предложенное выше толкование этнонима баланджар, как нам кажется, позволяет установить эту причину. В середине VII в. Оногуро-Булгарское объединение первым приняло на себя удар арабских войск в восточной части Предкавказья. Несмотря на то, что этот удар был отбит, столкновение с арабами привело к ослаблению союза, чем не замедлили воспользоваться хазары. К 698 г. хазары, как свидетельствует история высылки и приключений императора Юстиниана II, уже прочно закрепились на восточном побережье Меотиды и в низовьях Кубани.⁴ Никифор и Феофан связывают выход хазар к морю с подчинением старшего сына Кубрата Баяна (Батбаяна), борьба с которым проходила после изгнания Аспаруха. Хазары, как говорят оба автора, «заставили» Баяна выплачивать им дань.

Важным источником, отражающим период борьбы хазар за преобладание в области междуморья и становления хазарской конфедерации, являются памятники еврейско-хазарской переписки. Они дают представление о собственно хазарской концепции этнополитической истории края. Однако оба источника имеют одну особенность: они открыто стремятся связать историю возникновения хазарской государственности с обращением хазарской верхушки в иудаизм. Это явно заставляет обоих авторов выдвигать на первый план события хазарской религиозной истории и затушевывать подлинную историю образования Хазарской державы.

Аноним, излагая древнейшую историю хазар, сообщает, что у хазар вначале не существовало государства и правящей династии. Хазарское племенное объединение возглавляли выборные представители военной аристократии: «Того, кто одерживал победы на войне, они ставили над собой военачальником». Это продолжалось до того времени, пока во главе хазарского войска и племени не оказался военачальник, исповедовавший иудаизм.⁵ Возникновение Хазарского государства, в изложении Анонима, включало три одновременных акта: обращение, доставление кагана и возвышение «главного князя», судя по тексту, того верховного военачальника, который исповедовал иудаизм. Его хазары «воцарили царем».

Первым шагом только что возникшего государства явился важнейший для предкавказского региона политический акт: Хазария заключила союз с царем алан. Источник приводит мотивировку этой акции: «...так как царство алан (было) сильнее и крепче всех народов, которые (жили) вокруг нас...» Это первая причина союза. Вторая причина — боязнь объединения соседних с хазарами общностей во главе с аланами. Именно этот союз, по мнению Анонима (или его источника), способствовал укреплению и усилению Хазарии: «И был ужас (божий на народах, которые) кругом нас, так что они не приходили (войною) на Хазарское царство».⁶

В «Письме царя Иосифа» вопрос о происхождении хазар, царского рода и хазарского государства также соединен с вопросом об обращении хазар в иудаизм. Изложение истории в этом источнике начинается с родословной хазар, которая идет от Тогармы, сына Яфета. Это указывает на то, что она складывалась не только под влиянием библейской традиции, но и под влиянием традиции кавказской. Потомками Тогармы считали себя армяне, албаны и грузины. Одна ко перечень сыновей Тогармы, который составляет основу хазарской родословной, отличен от закавказских версий.

Сами хазары, по версии Иосифа, — потомки сына Тогармы Хазара. Это обычная эпонимическая легенда. В этой легенде, однако, необычно то, что хазары не претендуют на первородство, а называют своего эпонима седьмым в роде предка-прародителя. В другом источнике — в еврейской книге «Иосипон», составленной не позднее середины X в., эпоним хазар занимает, как и должно, первое место среди потомков Тогармы. По версии Иосифа, ему предшествуют имена шести эпонимов родственных хазарам племен. Их отождествление с племенами, известными по другим источникам, весьма затруднительно.⁷ За Хазаром в родословной следуют три имени. Положение того или иного эпонима, несомненно, должно рассматриваться как отражение престижности представляемой им группы. Это хорошо обнаруживается в заключительной части родословной. Ее замыкают Б-л-г-р и Савир — эпонимы групп, которые, видимо, последними влились в хазарское объединение и соответственно заняли в нем более низкое место по отношению к самим хазарам.⁸ Нам представляется, что шесть первых эпонимов, по версии Иосифа, отражают древнее соотношение родственных хазарам племенных групп. Возможно, положение эпонима хазар в родословной отражает их место младшего сочлена в составе конфедерации барсилов в V—VI вв. Кстати, Иосиф сам подчеркивает, что хазары некогда пережили период падения их политического значения. Их история начинается с факта возвышения, а возвышение происходит вследствие борьбы «со многими народами», среди которых особенно выделяются в-н-н-т-р-оногуры.⁹

В-н-н-т-р, по тексту источника, до возвышения хазар занимали их страну. Это свидетельство весьма важно, так как оно подтверждает данные арабских источников о значительной роли оногуров-баланджар в восточной части Предкавказья в период, предшествующий хазарской экспансии. В тексте «Письма» оногуры-в-н-н-т-р—не этническое, а скорее политическое объединение. Не случайно, оногуры не отражены в родословной: родственной хазарам группой оказываются булгары — Б-л-г-р. Борьба с оногурами — это событие древнейшей истории хазар. Их настоящая история, по версии Иосифа, начинается с появления царя по имени Булан, который назван инициатором обращения. Между ним и войной с оногурами, по выражению автора письма, «ушли поколения». Иосиф, таким образом, излагает другую версию хазарской истории по сравнению с версией Анонима. В пей инициатива религиозной реформы принадлежит не вождю, представителю военной аристократии, а царю, время появления которого, таким образом, удревняется. Однако, внеся коррекцию в пользу правящей династии в историю хазарского обращения, Иосиф, продолжая пересказ своего источника, проговаривается о том, что обращение хазар не могло произойти без некого «князя». Таким образом, Иосиф возвращается к версии анонима, но при этом тщательно вуалирует роль аристократии ведущей племенной группы.

Иосиф говорит, что обращение хазар имело место за 340 лет до времени его правления (или написания ответа Хаздаи ибн Шафруту). Простой отсчет дает 20-е годы VII в. Эта хронология, хотя она и вызывает справедливое недоверие исследователей,¹⁰ не может быть случайной. Иосиф, как это следует из его слов, располагал письменными документами эпохи арабо-хазарских войн, родословными книгами и историческими преданиями. Таким образом, в этой дате следует видеть отражение исторической реальности, хотя она вряд ли действительно соответствует дате обращения. Эта дата никак не согласуется и с таким достоверным фактом, как война с оногурами, которая проходила в 50—70-е годы VII в. Она подрывает доверие и к сообщению Иосифа о том, что инициатором обращения был царь Булан, живший, по его словам, позднее войны с оногурами. То есть эта дата полностью обличает фиктивность излагаемой Иосифом истории обращения хазар и вскрывает искусственность его исторической схемы.

В 20-е годы VII в. хазары наряду с другими племенными общностями Северного Кавказа входили в состав Тюркского каганата. С 627 до 630 г. они принимали активное участие в войнах, которые вел каганат в союзе с императором Ираклием против Ирана. Видимо, указанная Иосифом дата обращения отражает какой-то значительный политический акт, который привел к образованию Хазарского государства, ко в дальнейшем, после принятия иудаизма, получил извращенное толкование. Скорее всего, здесь имело место перенесение даты религиозной реформы на факт переворота внутри племенной общности. Именно к этому времени относится первое упоминание хазар в византийских источниках, ознаменовавшее их появление в поле зрения византийской дипломатии. Феофан под 617 г. (следует читать 624/625 г.) говорит об обращении за помощью шаха Хосрова Парвиза к западным гуннам — аварам, булгарам, славянам и гипидам, а императора Ираклия к восточным тюркам — хазарам (τοὺς Τούρχους 'εχ τῆς εῴας, οὕ Χάʓαρεις ὀνομάʓουαιν εἱς συμμαχίαν προσεχχλέσατο).¹¹

В исторической памяти хазар этот переворот, видимо, был связан с предшествующим ему крупным военным вторжением в Закавказье. Таким вторжением могло быть вышеотмеченное участие хазар в составе войск каганата в войне на территории Албании и Грузии. Иосиф сообщает о таком вторжении, но излагает его в связи с основной для него темой обращения. Он приводит легенду о том, как бог указал хазарам путь к обогащению с целью возведения иудейского храма.¹² И рассказывает о походе хазар в страну Ар-д-вин, т. е. Ардебиль — центр Азербайджана (к югу от Куры), куда хазары действительно совершили большой поход в 730—731 гг., пройдя через Дарьял.¹³ В письме Анонима этот факт отсутствует, но вместо него, как мы отметили, имеется другое важное указание, которое можно принять как параллель изложенной в письме Иосифа ситуации. Это факт заключения союза с аланами. Действительно, движение хазар в Закавказье через Дарьял необходимо должно было отразиться на их взаимоотношениях с аланами, которые, как свидетельствует Аноним, не только поддержали хазар в процессе их возвышения, но и установили с ними на долгие годы дружественные отношения. Под страной Ардил — Ар-д-вил в X в. могло пониматься хазарами Закавказье в целом.

Таким образом, еврейско-хазарская переписка X в. отражает реальный факт возвышения хазар в VII в. в результате переворота военной аристократии. Подобно тому, как это происходило внутри других политических группировок Северного Кавказа, в борьбе со старыми родоплеменными институтами военная аристократия хазар в дальнейшем попыталась найти себе опору в новой религии. В официальной хазарской историографии последующих столетий это событие затенило все остальные события хазарской истории. Разгром хазарами оногурского объединения не был, как это следует из обоих источников, победой одной Хазарии. Это было следствием объединенных усилий двух политических сил — Хазарии и Алании, с севера и с юга обрушившихся на захватившую степь конфедерацию оногуро-булгарских групп.

Дальнейшая история хазар находит слабое отражение в письме Иосифа, и она фактически совсем выпадает из письма Анонима. Оба корреспондента отвечали на конкретные вопросы, а эти вопросы касались истока хазарского возвышения и современного политического состояния Хазарии. Однако в письме Иосифа все же проскальзывают данные об истории Хазарии более позднего периода. Оказывается, что настоящее обращение хазар в иудаизм произошло значительно позднее описанных событий. Это случилось при царе по имени Обадья, который был царь «из сыновей сыновей» Булана. Обадья «поправил царство», как выражается источник, и «утвердил веру надлежащим образом и по правилу». Именно с Обадья начинается перечень хазарских царей, прямым потомком которых считает себя Иосиф.

Выше мы установили, что в течение VI в. хазары очень слабо проявляют себя в области Предкавказья. Феофан начинает упоминать имя хазар только в связи с походом императора Ираклия в Персию. У Никифора нет никакого намека на то, что Ираклий вступил в контакт во время своего восточного похода с кем-либо, кроме главы Заладнотюркского каганата. У него хазары впервые упоминаются только в связи с сообщением о переселении орды Аспаруха на Дунай, причем они выступают как малоизвестный этнос, рассказ о котором требует особого комментария, поясняющего, где он находился до своего появления в поле зрения византийской дипломатии. Подобный комментарий имеется и в хронике Феофана.

Контакты Ираклия с Тюркским каганатом и подвластными ему племенами Северного Кавказа, в том числе хазарами, полнее, чем любой другой источник, отразила «История агван». В этот свод составитель включил местное произведение, написанное очевидцем той части событий, которые охватили Восточное Закавказье. Автором этого произведения был сотрудник албанского католикоса Виро или, может быть, даже сам католикос, принимавший деятельное участие в политической жизни страны и на некоторый период оказавшийся ее верхов-ным правителем.¹⁴ Это произведение позволяет выявить положение хазар в составе Тюркской державы. События, в которых оказались замешаны хазары, развивались следующим образом.

В 622 г. император Ираклий попытался разорвать окружавшее империю кольцо врагов — аваров и персов — дерзким ударом вглубь владений Ирана. Через Каппадокию он двинулся в Армению, а оттуда вглубь страны. Этот поход не принес ему желанной победы, и в 624 г. он вынужден был покинуть Кавказ.¹⁵ Это заставило Ираклия искать себе союзника. Таким союзником оказался Западнотюркский каганат. Переговоры привели к заключению тесного союза и в дальнейшем к совместным действиям. Посольство императора адресовалось непосредственно к верховному правителю Тюркского каганата, но достиг ли его ставки посол императора не ясно, поскольку во всех предприятиях тюрок в Закавказье решающая роль принадлежала западному наместнику кагана, носившему титул джебукаган, и его сыну, носившему титул шад.¹⁶

В 37 г. Хосрова (июнь 626 — июнь 627 гг.) шад по повелению «царя Севера», т. е. кагана, вступил в Албанию.¹⁷ Его войска дошли до Аракса, откуда затем повернули назад и ушли в Предкавказье. Как можно судить на основании источника, войска шада состояли не столько из тюрок, сколько из подвластных им хазар, что дало право автору называть хазарами все войско шада. «Хазары с несметными полчищами производили набеги по стране нашей по повелению Иракла», — говорит о действиях армии шада Каганкатваци.¹⁸

Добыча, захваченная шадом в Албании, возбудила аппетиты тюрок. Теперь в войну решил ввязаться сам джебукаган. Албанский историк пишет, что он уведомил о своем намерении «всех тех, которые находились под властью его — племена и народы, жителей полей и гор, живущих в городах или на открытом воздухе, бреющих головы и носящих косы, чтоб по мановению его все были готовы и вооружены».¹⁹ Джебукаган выступил вместе с шадом «в 38 г. Хосрова» (июнь 627—июнь 628 гг.), разгромил Чог (Дербент) и, расправившись с его жителями, через Албанию, брошенную на произвол судьбы персидским наместником, двинулся в центр Закавказья к Тбилиси. Здесь произошла встреча Ираклия и Джебукагана, получившая отзвук в византийской, в грузинской и в армянской литературе (Феофан, Никифор, Себеос, Каганкатваци, «Обращение Картли» и др. источники).²⁰ Однако осада Тбилиси не удалась, и с наступлением «летнего зноя» 628 г. союзники расстались, договорившись по истечении жарких месяцев вновь объединиться и двинуться в сердце Ирана к его столице Ктезифону.

Джебукаган сдержал свое обещание Ираклию и с наступлением осени 628 г. вновь двинулся под стены Тбилиси. После двухмесячной осады город был взят. Забрав добычу, джебукаган отправился в свою страну, приказав шаду, оставленному во главе войска, двинуться в Албанию.²¹

Здесь перед шадом была поставлена новая политическая задача — шад должен был не разорять Албанию, как это делалось прежде, а, подчинив ее, превратить в вассальную область каганата. Фактическим правителем Албании в это время оказался только что возвращенный новым правителем Ирана Кавадом из персидского плена католикос Виро. Ему пришлось признать зависимость Албании от джебукагана и отречься от связи с Сасанидами. За это он был признан главою страны.²² Виро помог шаду навести порядок в разрушенной Албании. Служители католикоса вместе с представителями шада «тндиунами» (тундунами) заставили население возвращаться на свои исконные места и вновь приступать к своим занятиям.²³ Албания превращалась в плацдарм для нападения тюрок на страны Передней Азии. Однако период закрепления тюрок в Албании продолжался недолго. В 630 г. в недрах каганата началась новая распря, которая привела к крушению могущества джебукагана и его гибели, а затем и к отходу войск шада из Албании.

В истории взаимоотношений Ираклия с каганатом для нашей темы особенно интересен факт активного участия в составе тюркских войск хазар, имя которых иногда покрывает собой всю массу вторгшихся в Закавказье кочевников. Хазары выступают здесь хорошо знакомой автору и достаточно консолидированной силой. Вместе с тем мы не можем полагать, что в составе войск джебукагана и шада племена Северного Кавказа были представлены только хазарами. Тюрки привели в Закавказье многочисленное и разноплеменное войско, отдельные части которого различались даже внешне. Здесь были и «бреющие головы и носящие косы», и воины, имевшие образ «женщин с распущенными волосами», как отмечает мимоходом албанский автор-современник. За этими внешними отличиями скрывались разнородные группы северокавказских племен, участвовавших в походе: «бреющие головы» — оногуры (ср.: князья «с остриженными главами»), «носящие косы» — угры и, наконец, сами тюрки — «с распущенными волосами».²⁴ О сложном составе войск тюрок говорит еще один факт. Готовясь к решительному акту признания джебукагана сюзереном Албании, Виро специально производит разведку. Он осведомляется о составе тюркского войска, узнает «об именах вельмож и князей, воевод и полководцев, начальников каждого племени... о высоком или низком их положении».²⁵

После отхода тюркских войск из Албании страна вновь попала в зависимость от Ирана. Правда, характер зависимости теперь был несколько иной. Разоренный походами Ираклия, многолетними войнами и внутренними династийными распрями, Иран оставлял одну за другой свои позиции новому государству, набиравшему силу в Передней Азии—Арабскому халифату. На территории Албании в 30-е годы возникает автономное политическое образование, зависимость которого от Ирана в значительной степени носила номинальный характер.

Изменилось положение дел к на севере Албании. Тюркский каганат с 630 г. оказался в огне междоусобной войны, разыгравшейся между двумя племенными конфедерациями Дулу и Нушиби. М.И. Артамонов полагал, что в период этой распри в западных пределах каганата укрепился один из членов династии тюркских каганатов Иби-ИГегуй-хан (или его потомок), который стал основателем династии хазарских каганов, возводивших себя, как можно судить по данным персидского анонимного Сочинения X в. «Худуд-ал-алам», к роду Ашина. По мнению М.И. Артамонова, это произошло около 651 г., с которого он и начинает историю самостоятельного Хазарского государства.²⁶

Однако рост политического значения нового каганата и его экспансия по территории Северного Кавказа были явлением весьма продолжительным. В начале каганат должен был укрепить свое собственное положение, вернее положение той племенной группы, которая заняла в ном господствующее место. Консолидация собственно хазар, савиров и барсилов, а затем вытеснение оногуров с пастбищ Прикаспия явились первыми акциями нового образования. Описывая границы своего кочевания в X в., царь Иосиф определенно ссылается на то, что земельные владения в его государстве традиционны и закреплены за отдельными родами. Таким образом, территория его кочевания — это территория его домена, т. е., очевидно, древнейшая территория его родовой группы, древнейшая территория ядра хазарской конфедерации. Она вряд ли расширилась с VII в., поскольку в этом не было нужды. Черные земли Калмыкии, куда по весне уходил каган из своей столицы — зимника на Волге, до настоящего времени являются наилучшими пастбищными землями в Азово-Каспийском междуморье. Все приобретения хазар велись не столько с целью расширения пастбищ господствующего рода, сколько с целью получения дани и, таким образом, обогащения верхушки конфедерации.

Выход хазар на запад, что должно означать завершение их борьбы в глубинах междуморья, относится только к 70-м годам VII в. В 679 г. булгары (оногуры) Аспаруха появились на Дунае. Царь Иосиф приписывал изгнание этой группы обитателей Северного Кавказа своим предкам и писал, что хазары «преследовали их, пока не настигли их, до реки имени "Дуна”».²⁷

Несомненно, длительной и упорной была борьба хазар с теми осколками племенных образований, которые, как свидетельствуют источники IX—X вв., оказались на Средней Волге.²⁸ Здесь появились булгары, т. е. одна из групп оногуро-булгарского объединения, которая предпочла отойти на север, в то время как Аспарух откатывался на запад. Здесь появились входившие в одну группу с хазарами после аварского нашествия савиры, предки чувашей. Здесь же оказалась и группа б-р-сула, потомки барсилов. Наконец, здесь же оказалась родоплеменная группа баланджар.

Существенные данные к характеристике развития Хазарии в течение VII в. содержит включенная в компиляцию Мовсеса Каганкатваци «Хроника» династии Михранидов, одного из владетельных родов Албании, сумевших на рубеже 20—30-х годов захватить власть в стране и в течение почти столетия удержаться, умело лавируя между империей, Сасанидами, арабами и местными феодалами.²⁹

Самой крупной личностью династии был Джуаншер, получивший от персов титул аспарапета и князя Албании, а от греков сан протон-патриция. Годы его правления, согласно «Хронике», — 636—669. Он, как говорит «Хроника», «самодержавно и с великолепием господствовал от пределов Иверии до ворот гуннских и до реки Аракса». Его отцу князю Вараз-Григору, современнику Ираклия и Виро, удалось подчинить «дикие народы Кавказа», т. е. распространить свою власть на горные области северо-восточной Албании. Сам Джуаншер также, по словам источника, «благоразумно приводил в сознание дикие племена Кавказа».

Годы правления Джуаншера, как свидетельствуют арабские авторы (ал-Баладзори, ал-Якуби, ат-Табари), совпали с первым вторжением на территорию Закавказья арабов и их первыми попытками прорваться на север от Дербенда. Однако в «Хронике Михранидов», как ни странно, эти события не нашли яркого отражения. Это, видимо, связано с тем, что албанские владетели не оказывали сопротивления арабам и сдавали албанские города один за другим. Не оказали арабам сопротивления и владетели северо-восточной части Албании. Арабы проникли в Хайзан, Ширван и Маскат. Так же поступили «цари гор». Арабам подчинились земля лакзов, Шабиран и Филан. Сдал крепость арабам и правитель Дербенда, открыв, таким образом, им путь на север в Приморский Дагестан и Предкавказские степи.³⁰

До 663 г. «Хроника» молчит о хазарах. Взаимоотношения Джуаншера и хазар до этого времени характеризуются фразой: «Даже и царь туркестанский просил у него мира и любви и приносил ему подарки — коней, рабов и рабынь и шкуры пресмыкающихся».³¹ Под «туркестанским царем» здесь подразумевается правитель Хазарии. Об этом вполне определенно свидетельствует другое место источника, где именно хазарский катан выступает владетелем Туркестана.³² Дружественные отношения правителя Албании и хазар объясняются сложностью политической ситуации, в которой в течение 30—50-х годов находились оба молодых политических образования. И к северу, и к югу от Дербенда проходило формирование новых политических общностей — Хазарского каганата и Албании Михранидов. Кроме того, хазар и Албанию в это время не могла не объединять опасность усиления арабской экспансии. Занятые строительством своего государства и борьбой с оногурской конфедерацией, хазары безусловно были заинтересованы в стабилизации своей южной границы, где, как мы увидим ниже, Албания проявляла по отношению к ним весьма недружественную активность, стремясь распространить свое влияние на «царей гор» и те гуннские родоплеменные объединения, которые обосновались в предгорьях Дагестана. Стремление хазар добиться «мира и любви» со стороны Джуаншера — весьма знаменательный факт в политической истории первых лет Хазарского каганата.

В 663 г. хазары нарушили мирные отношения с Албанией и совершили вторжения на ее земли. Джуаншер вынужден был переправиться на северный берег Куры, где одержал над хазарами победу, и, как говорит «Хроника», потребовал от них признания границы по линии укреплений Дербенда. «Поди войди в ворота Чога и не выходи более сюда, ибо Господь одолел могущество твое», — так сформулировал автор «Хроники» ультиматум Джуаншера хазарам.³³ Однако угроза со стороны бывших союзников, видимо, не переставала тревожить владетеля Албании. Автор «Хроники» передает молитву Джуаншера в связи с постройкой в старом центре Михранидов Гардмане нового храма и вкладывает в уста своего героя обращенную к богу просьбу — «силою креста замкни ворота неприятельские и прекрати вторжения врагов».³⁴

Новое вторжение с севера произошло зимой 667—668 гг. (по хронологии К. Патканова). Но это вторжение, как можно думать на основании источника, было совершено не хазарами, а теми группами, которые в течение долгого времени концентрировались в предгорьях Восточного Дагестана. Их рейд в Албанию надо, вероятнее всего, понимать как проявление относительной независимости от хазар и одновременно как акт активизации. Эта активизация, видимо, была заранее учтена Джуаншером, и были приняты меры к обороне страны. Однако гунны прорвались через Ширван, форсировали Куру и дошли до Аракса. Они захватили большое число пленных, которых по обычаю согнали в один «главный» лагерь, а также множество скота и коней. Объектом нападения стали не только жители Албании, но и скотоводы Армении и Сюника, пригнавшие скот на зимние пастбища в долину Куры.³⁵

Набег гуннов,³⁶ помимо обычной цели — захвата добычи и пленных, имел также задачу военной демонстрации. После совершения успешной акции «царь гуннов» сам выступил, как передает источник, инициатором личной встречи с Джуаншером и «заключения между ними братской дружбы». Мир был скреплен браком Джуаншера с дочерью царя гуннов и возвращением захваченных ими пленных, коней и скота. Таким образом, глава гуннов приобрел себе союзника в Закавказье и в его лице опору при разрешении своих внутренних северокавказских политических проблем, а Джуаншер — союзника в случае возможного повторения вторжения хазар и повторения натиска со стороны арабов. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, хотя о Джуаншере и шла слава, что он может народы Туркестана (т. е. гуннов и хазар) «вводить и выводить... по родству своему с ними...», Джуаншер в период нового осложнения обстановки в Закавказье предпочел «подчиниться игу властителя юга», т. е. признать зависимость от арабоз, и не призвал на помощь «войска туркестанцев».³⁷ Джуаншер, видимо, вполне реалистически оценивал возможные последствия для Албании столкновения на ее территории арабов и гуннов и предпочитал использовать дружественную ему конфедерацию в качестве противовеса хазарам к северу от Чора.

Внезапная смерть Джуаншера (669/670 г.)³⁸ и последовавшая за ней смута в Албании послужили поводом для нового вторжения гуннов.³⁹ Во главе гуннских полчищ стоял «полководец и великий князь гуннов» Алп-Илитвер, в имени которого исследователи давно уже разглядели титул алп-иль-тебер.⁴⁰ Под его руководством объединились многочисленные войска, включавшие не только отряды его племенной группы, но и тяжеловооруженных воинов, пришедших к нему из разных стран и в том числе «из мужественной страны Гога», под которой следует понимать область северокавказской степи. Алп-Илитвер, как следует из текста, выступил в качестве мстителя за смерть Джуаншера. Можно думать, что именно Алп-Илитвер был тем предводителем гуннов, который заключил мир с правителем Албании и отдал ему в жены дочь.

Отряды гуннов двинулись двумя путями. Одни из них прошли вдоль «подножия великой горы Кавказа» и разорили область города Кабала (Капалака) другие устремились на юг и, перейдя Куру, вторглись в область Ути, после чего вернулись на север и расположились в стране лбинов. Маршрут гуннов вдоль южного склона Кавказа и попытка осесть в стране лбинов (по течению. р. Алазани) откуда шла дорога на север, можно принять как стремление очертить границы своего влияния, как стремление освободить горцев Дагестана из-под опеки Албании и зависимости от халифата, установленной в 40—50-е годы. Для переговоров с предводителем гуннов новый правитель Албании Вараз-Трдат направил посольство во главе с епископосацетом Илиазаром, изъявив «верную покорность и любовь». Илиазару удалось склонить Алп-Илитвера «к миру и неразрывной дружбе». Предводитель гуннов принял на себя обязательство «быть помощником и защитником власти» албанского правителя, после чего возвратился в свою страну.

Гунны Алп-Илитвера никоим образом не могут быть отождествлены с хазарами, а сам Алп-Илитвер — с главой хазар каганом. Ниже, в «Хронике Михранидов», приводится характеристика Алп-Илитвера, в которой, в частности, говорится, что он «показал много подвигов храбрости в Туркестане хазарскому хану» и «успел снискать его любовь».⁴¹ Его отношения с хазарами покоилась на установлении ритуального родства, подобно его отношению с династией Михранидов. Источник говорит, что он «принужден был дать» свою дочь в супруги кагану, что, очевидно, следует принять как признак его вассальной зависимости от хазар. По существу гунны Алп-Илитвера представляли образование, искавшее выхода из-под хазарской опеки, стремившееся к сближению с Албанией и самостоятельности. И в этом отношении их положение должно было быть похоже на положение оногуров в Западном Предкавказье и положение других объединений Северного Кавказа, подвергшихся во второй половине VII в. хазарской экспансии.

Страну гуннов довольно хорошо представлял Анания Ширакаци.⁴² Он называет ее «царством гуннов» и локализует к северу от Дербенда «близ моря». «На западе у Кавказа, — говорит он, — город гуннов Варачан, а затем (далее за ним. — А.Г.) города гуннов Чунгарс и Мсндр (Семендер?)». К северу (в тексте «к востоку». — А.Г.) от гуннов он называет савиров, а к югу «у самого Каспийского моря, куда доходят отроги Кавказа и где воздвигнута Дербендская стена», — маскутов. Эта локализация дана в краткой редакции. В пространной эти сведения уточнены: маскуты занимают поле Варданиан (Ватния) у Каспийского моря. Их основная территория находится между двумя оборонительными линиями, построенными Сасанидами в стране Чор, — стеной Абзуд-Кават и Дербендом.

Несмотря на мир, заключенный между Алп-Илитвером и епископосапетом Илиазаром, прекратить нападения гуннов на Албанию не удалось. «Ежегодно войска гуннов нашествуют на страну нашу», — вынужден был констатировать правитель Албании Вараз-Трдат на специальном совете, собранном для обсуждения внешнеполитического положения его страны.⁴³ Выход из создавшейся ситуации Вараз-Трдат видел в христианизации страны гуннов и в дальнейшем укреплении связей между албанской и гуннской аристократией. Было решено направить в страну гуннов миссию для обращения их в христианство. Главой миссии был избран известный своей дипломатической деятельностью епископ области Мец-Когманц Исраиль.

В «Хронику Михранидов» (а соответственно и в «Историю агван») включено сочинение, представляющее «Житие епископа Исраиля», составленное близким к нему лицом, которое, вероятнее всего, принимало вместе с епископом участие в посольстве и, возможно, даже вело во время нахождения в стране гуннов поденные записи. Рассказ о пребывании албанской миссии в стране гуннов (682 г.) представляет исключительные возможности для характеристики этого политического образования.⁴⁴ Автор «Жития» не только тщательно фиксировал все этапы пребывания миссии в стране гуннов, отчетливо сознавая важность происходящих событий, но и внимательно изучал образ жизни «гуннов». Из описываемых им событий, ситуаций, характеристик, реплик, а порой также и из умолчаний возникает облик «царства гуннов», который в значительной степени не согласуется со стереотипным представлением о скотоводах-кочевниках, степняках, какими историки привыкли представлять племена Северного Кавказа.

Автор записей — и это в первую очередь надо отметить — ничего не говорит о кочевой культуре «диких» (по его выражению) гуннов. Он не упоминает о «палатках», или «шатрах», как их жилищах. Посольство прибывает в «великолепный город», в тот самый Варачан, который Анания Ширакаци называет первым из трех городов в их стране.⁴⁵ В этом городе ничто не удивляет (разумеется, за исключением языческих верований) автора. В городе был расположен «царский двор». Город, видимо, имел ограждение, за пределами которого находились языческие святилища. Его пересекали улицы, на их перекрестках Исраиль предал огню наиболее активных защитников старой религии. Эти места в городе были избраны для казни, видимо, потому, что приверженцами старой религии выступали главы родов или больших патронимий, населявших отдельные кварталы. Такой казни подвергались только некоторые из противников епископа.

Таким образом, создается впечатление, что Варачан представлял поселение, похожее на города раннесредневекового Закавказья. Автор упоминает о «горожанах», о «простолюдинах» города, говорит об «искусных плотниках», живущих в нем. Правда, характеризуя масштаб деятельности Исраиля, автор говорит также о том, что он охватил «многочисленные царские лагеря Гуннистана», давая тем самым повод предполагать, что в стране гуннов помимо поселений, подобных Варачану, имелись и поселения другого типа, представляющие временные ставки Алп-Илитвера и его окружения. Он превозносит Алп-Илитвера за то, что тот «в разных местах (своей страны. — А.Г.) строил церкви». Упоминание о строительной деятельности Алп-Илитвера, возможно, относится к местам расположения этих «лагерей».

Миссия Исраиля столкнулась с острым внутренним конфликтом, который переживала страна гуннов. Сам глава гуннов и его окружение, которое источник именует как «достойные (знаменитые) люди», (благородные) «вельможи», «дворяне», «нахарары», не только помогали епископу в его далеко не мирной деятельности, но в какой-то степени даже использовали религиозное рвение албанского епископа для расправы со своими внутренними противниками. Последние в источнике называются колдунами, чародеями, знахарями, жрецами. Вся эта категория лиц оказывается в той или иной степени связана с древними местными культами и именно с ней, точнее с частью этой группировки, расправляются Алп-Илитвер и его окружение руками албанской миссии. Не случайно, что после завершения миссии Исраиля партия Алп-Илитвера предпринимает ряд серьезных шагов, включая специальное посольство к Вараз-Трдату и главе албанской церкви Илиазару, а затем в Армению к католикосу Сааку III и правителю страны Григорию Мамиконьяну для того, чтобы закрепить реформу, проведенную Исраилем. Они стремились добиться учреждения в Варачане особой епископской кафедры. Отказ в этой просьбе, вызванный, безусловно, желанием Албании сохранить церковную зависимость страны гуннов от албанского престола и соответственно укрепить политическое влияние Албании к северу от Дербенда, произвел, на посольство гуннов тяжелое впечатление. «Услыша то, князья (посланцы Алп-Илитвера. — А.Г.) смутились и устрашились совершившегося», — говорит источник.⁴⁶

Позиция «сыновей мрака» — так источник называет противников религиозной реформы Исраиля и Алп-Илитвера — была весьма любопытна; по существу они были сторонниками религиозного симбиоза. Они были готовы пойти на компромисс с Исраилем, но предлагали при этом сохранение старых культов. В какой-то момент реформы на компромисс с ними были готовы пойти и сторонники Алп-Илитвсра. Только упорство албанской миссий и решительные действия Исраиля, которого поддерживал Алп-Илитвер, способствовали резкому разрыву со старой религией и ее защитниками. Особый гнев обращается на тех, кто «вешает на себя золотые и серебряные изображения дракона». Эти изображения, вероятнее всего, являлись не только амулетами, но и особыми социальными знаками какой-то группы населения, противоборствующей Алп-Илитверу и его окружению. Расправляясь с ними, епископ самолично срывал и ломал эти знаки.

Источник приводит текст обращения жрецов (врагов Исраиля) к «князю гуннов и к вельможам страны». Жрецы обвиняют князя и вельмож не только в измене старой религии, но также в «разрушении и грабеже» старых святилищ. Обращение прямо указывает на то, что группа Алп-Илитвера вышла из повиновения жреческой касте, а жрецы лишились приношений и жертв. «Изобилие народа страны нашей делало вас сильными и победоносными в войнах с врагами вашими», — говорили они, подчеркивая свое значение как посредников между богами и людьми. Важно отметить, что, говоря об изобилии страны, они указывали на особую свою функцию—вызывание дождя. При этом они не упоминают о скоте, что было бы естественно для жрецов, обслуживающих скотоводческие культы. Напротив, они указывают на связь их культа с земледельческой деятельностью населения страны «гуннов». Любопытно и еще одно указание. Среди качеств своего главного кумира — дерева, символа бога Аспандиата, они отмечают, что он «возвышал неимущих и нищих». Последнее явно свидетельствует о глубоко зашедшей социальной дифференциаций в «гуннском» обществе и, возможно, о том, что возвышение господствующей группы военной аристократии, связанной с Алп-Илитвером, зависело от помощи жреческой касты. После уничтожения священной рощи за пределами Варачана «жрецы и главные кудесники» были заключены в оковы и преданы суду.

Языческая религия, защитниками которой выступала разгромленная Алп-Илитвером с помощью албанской миссии партия, представляла систему религиозных воззрений, подобных воззрениям, зафиксированным у адыгских племен в предгорьях Западного Кавказа.⁴⁷ Она не содержала развитого пантеона с характерной для» зрелых религий классовых обществ системой четкого соподчинения высших и низших духов. В ней нашли отражение явления, характерные для обществ эпохи военной демократии, где наряду с архаическими верованиями в дарующие изобилие и защиту силы природы начинают обожествляться отдельные героические личности, которые на определенном этапе представляются в образе явлений природы.

В центре религиозных верований «царства гуннов» находилась вера в бога Куара, имя которого основательно сопоставляется с иранским словом хуар — солнце. Однако Куар был в представлении гуннов Варачана не только Солнцем, но и богом-громовержцем. Он «производил искры громоносных молний и эфирные огни». Куар, как можно судить из текста, представлялся в образе «чудовищного, громадного героя», «дикого исполина». Эта испостась Куара не вполне была понятна автору, и он приводит два наименования этой ипостаси. Он говорит, что персы называют это божество Аспандиат, а гунны поклоняются ему, называя Тенгри-Хан. Этому божеству приносились в жертву туши жареных лошадей, что, очевидно, отражало представление о нем, как о боге — покровителе коневодов и всадников. Имя Аспандиат — одна из форм иранского имени Спандиат (Испендиар) — святой, священный.⁴⁸ Вероятнее всего оно было описательным наименованием бога Куара, распространенным в быту. Солнце как главное божество и главный объект поклонения иранцев Причерноморья» называет еще Геродот, характеризуя верования скифов. Позднее Страбон писал, что Солнце (Гелиос) почитается массагетами и считается у них единственным божеством. Оба автора отмечали и обычай приносить в жертву Солнцу лошадей.

Таким образом, культ Куара-Аспандиата, очевидно, представлял на почве Восточного Дагестана несколько трансформированный культ ираноязычных кочевников, вероятнее всего, массагетов-маскутов. Что же касается наименования антропологизированной ипостаси Куара Тенгри-Ханом, то здесь нетрудно увидеть попытку объяснить иранский культ через тюркские космогонические представления.⁴⁹ Очевидно, столкнувшиеся с культом Куара тюрки (собственно гунны) приняли его как культ своего верховного божества — Тенгри-Небо и подтвердили его господствующее положение в формирующейся демонологической иерархии титулом хан.

Основным местом отправления этого культа была священная дубовая роща, в которой находилось «исполинское» дерево, представлявшее материализацию идеи божества. «Князь и дворяне почитали его спасителем богов, жизнеподателем и дарователем всех благ». Судя по тексту источника, можно представить, что культ Аспандиата — Тенгри-Хана был культом гуннской элиты. Перед этим деревом закалывали жертвенных лошадей, кровью их поливали землю вокруг него, а голову и шкуру вешали на его сучья. Помимо главной священной рощи, находившейся вблизи Варачана, в стране были и другие священные рощи и святилища.⁵⁰ Особым поклонением пользовались места погребения лиц, убитых молнией, где также приносились жертвы и оставлялись шкуры жертвенных животных. Эти святилища тоже были связаны с культом Аспандиата.

Помимо верований, связанных с культом Солнца и его огненных ипостасей, население «царства гуннов» поклонялось луне, огню и воде, «богам путей» и «всем творениям, которые в глазах их казались удивительными». Наряду с культом Солнца — Неба существовал также, по-видимому, культ хтонических сил. В особых случаях жрецы «призывали землю» и совершали обряды, напоминающие по описанию их действия, шаманские камлания. Особенно поразили автора погребальные обряды жителей Варачана.⁵¹

История миссии Исраиля дает возможность получить некоторые представления об ономастике «царства гуннов». В личной ономастике этой страны так же, как и в ее религиозной ономастике, сочетались тюркские и иранские термины, что может свидетельствовать о двуязычии господствующей группы «гуннов». «Благое совещание», созванное Алп-Илитвером из «вельмож и князей» его «царства» (по К. Доусетту, «нобили и нахарары»), посылает для переговоров с Исраилем, чтобы убедить его остаться в их стране, двух своих представителей. Первый из них носит титул тархана и имя Авчи, что означает по-тюркски «охотник». Он характеризуется источником как старейший князь и как лицо военное (вероятно, егермейстер). Второй имеет звание постельничего («камергера»), он, вероятно, был личным представителем Алп-Илитвера и носил имя Чат (Кат)-Хазар (вар. Чат'н Хазр). Обычно это имя считают тюркским и сопоставляют с титулом шад. Однако такое толкование спорно, так как титул шад слишком высок для должности камергера. Нам представляется более убедительным его не тюркокая, а иранская этимология, соответствующая положению этого лица, — "человек, близкий дому” (ср.: осет. цæдисон — соучастник, хæдзар — дом, семья), возможно, его правитель, мажордом. Вероятно, здесь мы имеем обычный случай, когда титул был принят за имя и его перевод.

Тот же Чат-Хазар (Чах'н Хазр) был направлен Алп-Илитвером как второе лицо в посольстве к правителю Албании Вараз-Трдату. Первым лицом в этом посольстве был Зирт(е)гин-Хурсан, В его имени К. Доусетт увидел титул иль-тегин Хоросана.⁵² С этим переводом трудно согласиться, так как невозможно удовлетворительно объяснить, почему иль-тегин Хоросана выступает во главе посольства «гуннов». В первой части этого имени (К. Доусетт в этом прав) лежит титул тегин-принц, но имя начинается с частицы, которая не переходит в иль. Здесь явно стоит зир-, зер, вероятнее всего, передающее тюркское йер-, йир- — земля, страна. Для объяснения слова Хурсан не следует выходить за пределы Дагестана. Страна Хрсан названа среди горных земель Кавказа Егише, земля Хурсан упоминается ал-Масуди, автором «Худуд ал-алам'а» и арабскими авторами, описывающими войны арабов на Кавказе. В.Ф. Минорский локализует Хурсан в стране Лакз — лезгин рядом с Маскутом.⁵³ Таким образом, в имени Зиртелин-Хурсан, видимо, скрывается хорошо известное в арабской литературе имя Хурсан-шах. Это был, судя по титулу, один из представителей местной аристократии, вассальной по отношению к Алп-Илитверу, носивший тюрский титул йир-тегин. Можно думать, что «гунны» не случайно выбрали это лицо для ответственного посольства в Албанию и Армению. Положение владетеля Хурсана должно было напомнить о претензиях «гуннов» на горные области восточной части Кавказа и их старые связи с этими областями. Последнее совершенно отчетливо выразилось во время похода Алп-Илитвера на Албанию после смерти Джуаншера, когда «гунны» сделали свою ставку в области лбинов, в долине Алазани, и оттуда диктовали свои условия миссии Илиазара.

Хаким образом, «Житие Исраиля» позволяет представить «царство гуннов» как политическое образование, шедшее по пути важных социальных перемен, где явно наметились признаки классового размежевания, где отчетливо выделилась господствующая группа, вступившая в резкий конфликт с жреческой кастой, стремившейся удержать в своих руках политическую и авторитарную власть. Подобное явления мы уже отмечали на Северном Кавказе, начиная с VI в. В общем, и на западе, и на востоке Предкавказья они проходили по одной модели. Военная аристократия, представлявшая молодую силу образования, стремилась к усилению и закреплению за собой политической власти внутри конфедерации и в этой борьбе пыталась опереться на силу христианской идеологии и непосредственную помощь со стороны соседних государств с развитой классовой структурой — Византию на западе, Армению и Албанию на востоке.

В «царстве гуннов» Своеобразной чертой этого процесса явилось стремление к этнической интеграции. Здесь, а возможно и не только здесь, гунны, тюрки по языку, выступают в качестве катализатора, способствующего процессу консолидации. Они составляют господствующую группу, но она неоднородна. Ее формирование, насколько позволяют судить источники, шло в течение длительного времени и включало помимо тюркского также иранский этнический компонент и, возможно, местный, представленный горской аристократией (Зиртегин-Хурсан). По существу уже с конца IV в. мы прослеживали к северу от Дербенда этот процесс, однако источники не позволяли столь глубоко проникнуть в недра «гуннского» образования, как это позволила сделать «Хроника Михранидов».

Вполне понятно, что на фоне этого процесса Албания никак не могла признать самостоятельность гуннской епархии, которая правда, некогда существовала, а затем была ликвидирована. Гунны же стремились к самостоятельности и от Албании, и от хазар. Введение единой религии, видимо, должно было сплотить племена восточной части Кавказа и привести к консолидации и стабилизации гуннского политического образования. В связи с таким толкованием событий становится понятно стремление гуннских верхов после разгрома старой религии не выпускать из страны миссию Исраиля, попытки его увещевания и, как свидетельствует текст, даже угроз.

Насколько глубокие корни имела эта интеграция, свидетельствует фольклорно-топонимическая традиция. По материалам П.К. Услара, в Табасаране, наиболее близкой к «царству гуннов» области, которая, возможно, входила в его состав ъ период его усиления, до XIX в. жили топонимы и предания, в которых сохранялось имя гуннов, а северные табасаранцы, обитавшие на границе с Кайтагом, называли себя Г'уннар (гуннами).⁵⁴ Воспоминания о гуннах сохранялись также у соседей Табасарана — лакцев.⁵⁵

В литературе существует представление о том, что гунны страны Алп-Илитвер были гуннами племени савиров.⁵⁶ Это мнение основывается на том, что у географа IX в. Ибн Хордадбеха в перечне владений, расположенных к северу от Дербенда, названо «царство Сувар». Оно помещено в списке на первом месте.⁵⁷ Однако это отождествление весьма сомнительно, так как список «владений за ал-Бабом» представляет произвольную компиляцию, в которой перепутана последовательность реально существовавших политических образований. Так, в частности, царство Алан названо раньше Серира, Филаиа и Маската, а Маскат, лежавший к югу от Дербенда, назван за страною Филан, локализуемой на месте федерации Акуша-Дарго к северо-западу от Дербенда.⁵⁸ Под именем Сувар в компиляции Ибн Хордадбеха может скрываться одно из ранних наименований страны хазар или наименование их подразделения, которое фиксировалось еще в X в. на Нижней Волге.⁵⁹ Как мы отметили выше, Анания Ширакаци четко различал савиров и «гуннов».

Столь же сомнительной представляется и попытка отождествления «царства гуннов» со страной Баланджар, а также со страной Барсилией.⁶⁰ Как показывает приведенный выше анализ сведений о «царстве гуннов» — это было сложное по своему этническому составу образование, возникшее на местной основе, в котором собственно гуннский (тюркский) элемент растворялся в ираноязычном окружении и поглощался древним аборигенным населением, установившем с ним с момента первого появления гуннов в Предкавказье тесные и многосторонние отношения.

Политическим и этническим наследником «царства гуннов» к X в. стало «царство Хайтаг», известное в рукописях ал-Масуди под названием Джидан.⁶¹ Как и в VII в., в состав этого царства входила вся территория Приморской низменности и предгорья Дагестана, включая ее северную часть, где находился город Семендер. В X в. этот город считался столицей Джидана. Ал-Масуди сообщает, что в «ранние дни ислама», т. е. при халифе Османе (644—656 гг.), он был завоеван Салманом ибн Раби'а ал-Бахили. В то время этот город принадлежал хазарам и, очевидно, был их базой при вторжении в Закавказье. Это дало повод ал-Масуди сказать, что «он был столицей хазар». Реплика ал-Масуди породила представление о двух хазарских столицах: древней — Семендер и поздней — Итиль. На самом же деле, как свидетельствует Ширакаци, это был город «гуннов». После его взятия арабами хазары отошли на север и основали в дельте Волги Итиль, а Семендер остался крупнейшим городом на периферии хазарских владений и после разгрома Варачана превратился в главный город Джидана-Хайтага.⁶² Как мы видели выше, «царство гуннов» в период миссии Исраиля было вассалом Хазарии. То же положение сохранялось и в первой половине X в., когда писал ал-Масуди.

Включение Приморской полосы Дагестана, занятого царством гуннов, в сферу влияния формирующегося Хазарского государства, происходило на фоне разгоравшейся арабо-хазарской борьбы. Первое столкновение арабов с хазарами произошло в верховьях Евфрата в битве под Каликалой в 644 г., где они наряду с абхазами, аланами и самандарцами (семендерцами), очевидно, гуннами Приморской полосы Дагестана, составляли вспомогательную силу византийской армии, которая была разбита арабским полководцем Хабибом ибн-Маслаимой ал-Фахри.⁶³ Это сражение предшествовало походу арабов на Грузию (Джурзан) и Албанию (Арран). Хабиб ибн Маслама, покорив Грузию, дошел до Баб ал-Лана (Аллана) и земли дуданитов-дидойцев, с которыми заключил мир. Другой арабский полководец Салман ибн Раби'а ал-Бахили был направлен в Арран и дошел до Дербенда.⁶⁴

Как полагали ал-Баладзори и ал-Якуби, Салман ибн Раби'а был первым арабским полководцем, вступившим на территорию Северного Кавказа. С отрядом в 4 тыс. человек он ринулся на север от Дербенда и достиг страны и реки Баланджар, где его ожидала армия кагана. Арабы были разгромлены, а Салман пал в битве и был признан мучеником за веру. Эта версия находит себе ряд подтверждений: у Ибн Кутейбы (IX в.), Ибн ал-Факиха (начало X в.), в «Дербенд—Наме». Ее подтверждает и ал-Масуди, который приписывает Саладану ибн Раби'а завоевание Семендера. Другая версия этих событий изложена в «Истории» ат-Табари и в «Хронике» Ибн ал-Асира. Согласно этой версии, поход на север первым возглавил брат Салмана Абдуррахман ибн Раби'а, который, по одному варианту, благополучно вернулся в Дербенд, а по другому, пал под Баланд. жаром.⁶⁵

Утверждая свое господство в Восточном Предкавказье, хазары бдительно следили за событиями, происходившими к югу от Дербенда. Ослабление арабского владычества в Закавказье и отложение от халифата его закавказских вассалов вызвали немедленную реакцию со стороны хазарского образования. В 684 г. (по другой версии, в 685/686 г.) хазары совершили набег в Закавказье, волны которого прокатились по Албании, Армении и Грузии.⁶⁶ М.И. Артамонов справедливо, на наш взгляд, связывал вторжение хазар в Закавказье с их стремлением пресечь наметившуюся политическую интеграцию «царства гуннов» и связанных с ним образований юго-восточного Дагестана с Албанией, что нашло свое отражение в действиях миссии Исраиля.⁶⁷

Набег 684 г. на страны Закавказья несомненно закрепил «царство гуннов» в орбите Хазарской державы. Как сообщает «История агван», правитель Албании Вараз-Трдат должен был нести тройной гнет и одновременно «платил подать трем народам — хазарам, таджикам (т. е. арабам. — А.Г.) и грекам». Хазары в этом перечне несомненно заняли место гуннов. Однако, как показывает дальнейшее развитие арабо-хазарских отношений, «гунны» не потеряли своей этнической обособленности. По-видимому, хазары отошли на север, предоставив «гуннам» вновь территории Прикаспийского Дагестана. В «Истории халифов» Гевонда, написанной в конце VIII в. и охватывающей события от 632 до 788 г., которая является для периода арабо-хазарских войн важнейшим местным (кавказским) письменным источником, отмеченная обособленность страны гуннов в рамках Хазарского государства отчетливо выявляется на протяжении всей первой половины VIII в.⁶⁸

Примечания

1. Никифора. краткая история..., с. 363.

2. Theophanis Chronographia, p. 357, 358, 1—11.

3. Патканов К. Из нового списка..., с. 26.

4. Артамонов М.И. История хазар, с. 196—201 (там же см. литературу вопроса).

5. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. 114—116.

6. Там же, с. 90 (пространная редакция).

7. Наиболее убедительно отождествление Т-р-на, непосредственного предшественника Хазара в списке. У Феофилакта Симокатты упомянуто огорское (угорское) племя тарниах, входившее в объединение уар и хунни (авары). В конце VI в. оно ушло от тюрок в Европу (Феофилакт Симокатта. История, кн. VII, VIII, 16). Константин Багрянородный среди родов, ушедших в IX в. из Хазарии, называет род тарпана. — Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Greek text. Ed. by Dy. Moravcsik, English translation by R.J.H. Jenkins. Budapest, 1949, 40, 5. Тарниах — тарпана, вероятно, огорская группа, с которой были как-то связана хазары.

8. Коковцев П, К. Еврейско-хазарская переписка..., 74, 75, прим. 2 к с. 74.

9. Артамонов М.И. Очерки...., гл. I.

10. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. XVII; Рыбаков Б.А. К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси. — СА, 1953, XVIII, с. 128—150.

11. Theophanis Chronographia, p. 315, 11, 15—17.

12. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. 94, прим. 1.

13. Ат-Табари, с. 68—79; Ибн ал-Асир, с. 26; ал-Баладзори, с. 16, 17 (см.: Якуби. История. Текст и перевод П.К. Жузе. Материалы по истории Азербайджана, вып. IV. Баку, 1927, с. 7. — Этот грандиозный поход в Закавказье, когда, по Ибн ал-Асиру, хазары дошли до Мосула, закончился поражением, несмотря на первоначальный успех).

14. Буниятов З.М. О деятельности католикоса Албании Виро (596—630). — В кн.: Ближний и Средний Восток. М.; Л., 1962; Марр Н.Я. Избранные работы в 5-ти т., т. 5. М.; Л., 1935, с. 67.

15. Манандян Я.А. Маршруты персидских походов императора Ираклия. — ВВ, т. III, 1950, с. 133—153.

16. Моисей Каланкатуйский. История агван, с. 109, 110 (далее—История агван..., с.); The history of the Caucasian Albanians by Movses Dasxuranci, tr. by C.J.F. Dowsett. London, 1961, p. 86, 87 (далее — Dowsett C.J.F. The history...).

17. История агван, с. 111.

18. Там же, с. 103, 104.

19. Там же, с. 104.

20. Артамонов М.И. История хазар, с. 146—151.

21. История агван..., с. 121.

22. Там же. с. 121—128.

23. Там же, с. 132.

24. Артамонов М.И. История хазар, с. 155—156.

25. История агван, с. 124.

26. Артамонов М.Н. История хазар, с. 370, 371.

27. Коковцев П.К. Еврейско-хазарская переписка..., с. 75, 92.

28. Подробнее см.: Каховский В.Ф. Происхождение чувашского народа. Чебоксары, 1965; Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. М., 1964.

29. Буниятов З.М. Азербайджан в VII—IX вв. Баку, 1965.

30. Ал-Баладзори, с. 13; а л — Якуби, с. 5; а т Табари, с. 12, 13, Ибн ал-Асир, с. 12.

31. История агван, с. 149.

32. Там же, с. 199.

33. Там же. с. 150, 151.

34. Там же, с. 151; Dowse11 C. J.F. The history.... p. 121. — Храм освящен 11 января 666 г. по хронологии К.П. Патканова, 21 ноября 663 г., по хронологии К. Доусетта.

35. История агван, с. 153. 154; по хронологии К. Доусетта, набег состоялся зимой («в середине зимнего сезона») 664/665 г. — Dowsett C.J.F. The history..., p. 122, 123.

36. В литературе сложилось мнение, совершенно не соответствующее данным источника, о том, что упомянутые в описанной здесь акции гунны были хазарами (см.: Еремян С.Т. Моисей Калаикатуйский о посольстве албанского князя Вараз-Трдата к хазарскому хакану Алп-Илитверу. — Зап. ИВАН, 1939, т. VII, с. 34 сл.; Буниятов З.М. Азербайджан в VII—IX вв., с. 76).

37. История агван, с. 156; Dowsett C.J.F. The history..., p. 124—126.

38. К. Доусетт полагает, что Джуаншер умер «между 9/VI и 23/X1I 681 г.».

39. История агван, с. 185; Dowsett C.J.F. The history...; р. 150.

40. Marquart J. Streifzüge, S. 114, 115; Dunlop D.M. The history..., p. 59; Dowsett C.J.F. The history..., p. 150; n. 2. — Ель-тебер — вождь, глава вассального племени (см.: Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхонских тюрок VI—VII вв. М.; Л., 1946, с. 111, 112, 114).

41. Dowsell C.J.F. The history..., p. 160.

42. Патканов К. Из нового списка..., с. 31.

43. История агван, с. 190; Dowsell С. J.F. The history..., p. 153.

44. История агван, с. 191—209; Dowsett C.J.F. The history..., p. 155—169.

45. Убедительная локализация Варачана предложена В.Г. Котовичем, который считает остатками этого города большое городище, исследованное дагестанскими археологами у с. Уллубийаул на границе Ленинского и Сергокалинского районов ДагССР (см.: Котович В.Г. О местоположении раннесредневековых городов..., с. 181—196).

46. История агван, с. 121; Dowsett C.J.F. The history..., p. 170—171.

47. Люлье Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес. — Зап. КОРГО, кн. 5. Тифлис, 1862; Лавров Л.И.. Из поездки в Черноморскую Шапсугию летом 1930 г. (этнографо-исторические заметки). — СЭ, 1936, № 4—5; Религиозные пережитки у черкесов-шапсугов. Под ред. С.А. Токарева и Е.М. Шиллинга. М., 1940.

48. Justi F. Iranisches Namenbuch. Marburg, 1895, S. 308, 309. — Ал-Масуди приводит легенду о том, что укрепление в Дары-яле («Аланский замок») было построено «Испандийар бен Биштасфом, одним из ранних персидских царей». По его словам, этот Испандийар бен Биштасф вел много войн с разными народами Востока, ходил в страны самых далеких тюрок и разрушил «Медный город». При этом он ссылается на «стихотворения Персов» и говорит, что подвиги героя описаны в «Книге сражений» («Китаб ал-пайкар»), которая была переведена на арабский язык. — См.: Минорским В.Ф. История Ширвана и Дербенда, с. 204, 205 (перевод текста XVII гл. «Мурудж ад-Дзахаб»). Имя Исфандиор известно также в «Шах-наме» Фирдоуси, его носит сын шаха Гиштаспа, погибший от руки Рустама. Это имя было широко известно на Кавказе, куда оно проникло вместе с эпическими сказаниями древнего Ирана.

49. Гумилев Л.Н. Древние тюрки, с. 78—80.

50. Ибн Рустэ (X в.) и вслед за ним ал-Гардизи (XI в.) (оба источника восходят к более ранней версии начала X в., представленной Джайхани), говоря о царстве Серир (Горный Дагестан), сообщают, что в одном из его селений («город Рихс») жители приносят жертвы священному дереву, не имеющему плодов (см.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда, с. 220, прим. 19 к с. 220.

51. Описание погребальных обрядов жителей Варачана напоминает рассказ Ибн Рустэ и ал-Гардизи о ритуальных погребальных сражениях в Серире. — См.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда, с. 219, 220 (текст Ибн Рустэ); Бартольд В.В. Отчет о поездке в Среднюю Азию..., с. 0101—0104.

52. Dowsett C.J.F. The history..., p. 168, варианты дали в прим. 3.

53. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда, с. 114, 115.

54. Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение. — Труды Института востоковедения, 1941, вып. XXXVI. с. 104—107.

55. Булатова А. Лакцы (XIX — нач. XX вв.). Историко-этнографические очерки. Махачкала, 1971, с. 22.

56. Артамонов М.И. История хазар, с. 183; Федоров Я.А. Хазария и Дагестан. — В кн.: Кавказский этнографический сборник, вып. V, 1972, с. 18—40.

57. Ибн Хордадбэ. Книга путей и царств. Цит. по: Караулов Н.А. Сведения арабских писателей о Кавказе, Армении и Азербайджане. — СМОМПК, 1903, вып. XXXII, с. 17.

58. Шихсаидов А.Р. К вопросу о локализации Филана. — В кн.: Ономастика Кавказа. Махачкала, 1976, с. 78—87.

59. Ал-Мукаддаси упоминает Сувар среди городов области Итиль. (См.: Заходер Б.Н. Каспийский свод..., II, с. 36—39).

60. Артамонов М.И. История хазар, с. 184; Заходер Б.Н. Каспийский свод..., I, с. 176. — Идентификация Варачана, Баланджара и Барсилии принадлежит И. Маркварту (Marquart J. Streifzüge..., S. 16, 17; см. также: Минорский. В.Ф. История Ширвана и Дербенда..., с. 128, 129).

61. Ал-Масуди. Россыпи золота («Мурудж ад-Дзахаб»), И, гл. XVII, 7, 39. Цит. по: Караулов Н.А. Сведения арабских географов... — СМОМПК, 1907, вып. XXXVIII, с. 45, 51; Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда, с. 192, комментарий, с. 126—129.

62. Локализации Семендера посвящена значительная литература. Интерес к нему особо обострился в связи с предложенной в последние годы его локализацией на месте Шелковского городища (левый берег Терека, Чечено-Ингушская АССР, с. Шелковская) и интересными исследованиями на месте Верхне-Чирюртовского городища (правый берег р. Сулак, Дагестанская АССР, с. Верхний Чирюрт). Наше знакомство с обоими памятниками (разведка 1966 г.) не дает права разделять указанное предположение. Нам представляется наиболее вероятной локализация Семендера, данная «Дербенд-наме» на месте с. Тарки, в последние годы аргументированная' Л.И. Лавровым (Лавров Л.И. Тарки до XVIII века. — УЗИИЯЛ Даг. фил. АН СССР. Махачкала, 1958, с. 13—16). К этой локализации близка версия В.Г. Котовича, указавшего на возвышенность Аджикала в центре современной Махачкалы. Наиболее полно литература приведена в статье В.Г. Котовича (Котович В.Г. Археологические данные к вопросу о местонахождении Семендера. — В кн.: Древности Дагестана. Махачкала, 1974, с. 235—255; см. также: Федоров Г.С. К вопросу о местонахождении столицы Хазарского каганата г. Семендера. — В кн.: Вопросы истории Дагестана, вып. II. Махачкала, 1975, с. 301—309).

63. Ал-Баладзори, с. 8.

64. Ал-Баладзори, с. 14.

65. Артамонов М.И. История хазар, с. 177—179.

66. История халифов вардапета Гевонда, писателя VIII в. Пер. с армянского К. Патканьяна. СПб., 1862, с. 10.

67. Артамонов М.И. История хазар, с. 190.

68. История халифов..., с. 23, 71, 80, 111, 261.